Восходящая Тень

Два предмета из этого списка были отобраны у Амико и Джойи. Металлический диск трех дюймов в поперечнике с нанесенным с обеих сторон узором в виде плотной спирали и пластинка длиной примерно с ладонь, с виду изготовленная из чистого янтаря, но такая твердая, что ею можно было царапать сталь. В центре пластинки было выгравировано изображение спящей женщины. Амико сразу же выложила о них все, что знала. Джойя поначалу запиралась, но, после того как Морейн потолковала с ней наедине, и у этой приспешницы Темного развязался язык. Оказалось, что нужно направить в любой из тер’ангриалов поток Духа, и он погружал в сон, а затем переносил в Тел’аран’риод. Илэйн наскоро опробовала их. Оба действовали, правда увидеть ей удалось только недра Твердыни и королевский дворец Моргейз в Кэймлине.

Эгвейн не хотелось, чтобы Илэйн пробовала хотя бы раз, и вовсе не из ревности. Однако и спорить особо не стала, опасаясь, что Илэйн и Найнив услышат страх в ее голосе.

Два тер’ангриала были возвращены, но это значило, что одиннадцать остались у Черной Айя. Одиннадцать тер’ангриалов, каждый из которых мог перенести Черную сестру в Тел’аран’риод. А значит, совершая свои краткие путешествия в Мир снов, Илэйн могла наткнуться там на кого-нибудь из них. При мысли об этом у Эгвейн мурашки пробегали по коже. И сейчас Черная Айя, возможно, дожидается ее там. Не намеренно, конечно, откуда им знать, что она туда собралась, но такую вероятность исключить нельзя. С одной из них Эгвейн бы сладила, если, конечно, та не застанет ее врасплох, но этого она постарается не допустить. Другое дело, если ей встретятся две, три, а то и больше. Если на нее накинутся Лиандрин и Рианна, Чесмал Эмри и Джин Кайд или все сразу?

Напряженно вглядываясь в карту, Эгвейн разжала сжатые кулаки. Сегодняшние события заставляли действовать безотлагательно. Если отродья Тени смогли напасть на Твердыню, а одна из Отрекшихся – оказаться в самом ее сердце, Эгвейн не могла позволить себе поддаваться страху. Необходимо выяснить, что делать дальше. Маловразумительного рассказа Амико для этого недостаточно. Вот если бы ей удалось удостовериться в том, что Мазрима Таима под стражей везут в Тар Валон, или проникнуть в сон Амерлин и поговорить с ней. Возможно, сновидицы и были на такое способны, но она – нет. Значит, остается одно – заняться Танчико.

– Я должна идти одна, Авиенда. Одна. – Эгвейн казалось, что она говорит спокойно, но, видно, Илэйн догадалась, что подруга волнуется, и погладила ее по плечу.

Эгвейн сама не знала, зачем она столь пристально всматривается в карту. Она и так держала ее в голове – всю, до мельчайших подробностей. Все существовавшее в этом мире существовало и в Мире снов, хотя порой там встречалось и многое другое. Эгвейн уже решила, куда отправится. Перелистав книгу, она нашла ту единственную гравюру, на которой были изображены внутренние покои здания, именовавшегося на карте Панаршим дворцом. Стоило приглядеться еще разок, чтобы не попасть впросак, – ведь она даже не знала, где именно в городе находится этот дворец. Трудно сказать, почему девушка остановила свой выбор именно на этих палатах, – видимо, рассудила, что стоит положиться на случай.

Гравюра изображала просторный зал с высоким потолком. Предметы, выставленные на стендах и в открытых шкафчиках, что стояли вдоль стен, были ограждены веревкой, натянутой между столбиками по пояс высотой. Что это за предметы, было не разобрать. Единственное, что разглядела Эгвейн, – это массивный скелет какого-то животного в дальнем конце зала. Художник не пожалел усилий, расписывая диковину. Судя по костям, животное имело четыре толстенных лапы, но в остальном ничем не напоминало ни одного известного Эгвейн зверя. Если верить масштабу, скелет имел в высоту самое меньшее два спана, то есть был примерно вдвое выше самой девушки. Округлый, низко посаженный череп, смахивающий на бычий, был столь велик, что в нем мог поместиться ребенок, но что чуднее всего – в нем было четыре глазницы. Благодаря этому скелету зал невозможно было спутать ни с каким помещением. Может, Эуриан Ромавни и знал, что это за бестия, но нигде в книге не упомянул об этом.

– Кто вообще такие эти панархи? – спросила Эгвейн, откладывая в сторону увесистый том. – Похоже, авторы этих книг считали, что читателям известно.

– Это правительницы Танчико, обладающие той же властью, что и короли, – пояснила Илэйн. – Они отвечают за сбор податей, таможенных пошлин и прочих платежей, а короли следят за правильным расходованием этих средств. Той, что носит этот титул, подчиняется гражданская стража и все суды, кроме верховного, подотчетного королю. Король, разумеется, командует и всеми войсками, кроме особого, Панаршего легиона. Она…

– На самом деле это для меня не важно, – вздохнула Эгвейн. Она спросила лишь потому, что неосознанно хотела оттянуть предстоящий шаг. Свеча между тем горела, и драгоценное время уходило впустую. Эгвейн знала, как пробудиться и вернуться из сна, но в Тел’аран’риоде время течет по-другому, и за ним так трудно уследить. – Разбудите меня, как только огонь доберется до этой метки, – напомнила она подругам, и те согласно закивали.

Эгвейн откинулась на подушки и уставилась в потолок, расписанный под голубое небо с облаками и ласточками. Но она ничего не видела.

Последнее время ее донимали страшные сны. Снился ей и Ранд. Ранд, ростом с гору, попирал ногами города. Здания рассыпались, и люди, мелкие, как букашки, с криками разбегались в разные стороны. Ранд, закованный в цепи, сам заходился в отчаянном крике. Ранд воздвигал стену, отгораживаясь от нее. Рядом с нею стояла Илэйн и еще кто-то, Эгвейн не разобрала кто. «Я должен построить ее, – приговаривал он, громоздя камень на камень, – и ты меня не остановишь». Но не только Ранд являлся ей в кошмарах. Она видела, как айильцы бьются друг с другом, убивают друг друга и бегут, побросав оружие, словно их охватило безумие. Мэт боролся с шончанкой, набросившей на него невидимые путы. Волк – хотя Эгвейн была уверена, что это Перрин, – вступал в схватку с человеком, лицо которого непрерывно менялось. Галад облачался в белый плащ, напоминавший саван. Снился ей и Гавин, в глазах которого застыли боль и ненависть, и мать, заливавшаяся слезами. Сны были очень яркими, и она понимала: они что-то означают. Но разгадать их значение не могла. И как могло ей прийти в голову, что она сумеет отыскать ключ ко всему в Тел’аран’риоде? Но другого выхода, кроме как отправиться в Мир снов, не было. Не оставаться же в неведении.

Несмотря на нервное возбуждение, погрузиться в сон оказалось не так уж сложно. Эгвейн была измотана до крайности. Всего-то и потребовалось, что закрыть глаза и начать ровно и глубоко дышать. Эгвейн мысленно представила себе тот зал в Панаршем дворце и гигантский скелет. Вдох-выдох, вдох-выдох. Она помнила, как проникала в Тел’аран’риод с помощью каменного кольца. Вдох – выдох, вдох – выдох…

Эгвейн ахнула и отшатнулась, прижав ладонь к горлу. Вблизи скелет оказался еще громаднее, чем она думала, а выбеленные кости – гладкими и сухими. Эгвейн стояла прямо перед ним, с внутренней стороны ограждения из натянутых между столбиками белых шелковистых канатов толщиной с запястье. Сомнений не было – она попала в Тел’аран’риод. Все, что она видела вокруг, было слишком явственным, четким, слишком… настоящим для обычного сна.

Эгвейн открыла себя саидар. Порежь она здесь палец, царапина останется и после пробуждения; но если ее здесь убьют – пользуясь Силой, а то и попросту мечом или дубинкой, – пробуждения не будет. А она не собиралась беспечно подставлять себя под возможный удар.

Вместо сорочки на Эгвейн был такой же наряд, какой носили сородичи Авиенды, только из расшитого золотом красного шелка, даже мягкие, зашнурованные до колен сапожки, отделанные золотой тесьмой, были из красной кожи – такой тонкой, что она сгодилась бы на перчатки. Эгвейн тихонько рассмеялась. Попадавший в Тел’аран’риод оказывался одетым так, как ему хотелось. Возможно, где-то в подсознании она стремилась иметь одежду, не стесняющую движений, и вместе с тем была не прочь выглядеть понарядней. Но это не годится, решила Эгвейн, и тут же ее куртка, штаны и сапожки стали серыми в коричневых разводах – в точности как у Дев. Ну нет, для города это не подойдет, только и успела подумать девушка, как на ней оказалось темное, с высоким корсажем и длинными рукавами платье, какое обычно носила Фэйли.

«Да какая разница, – рассудила Эгвейн, – глупо беспокоиться по этому поводу. Кто меня здесь увидит, будь я хоть голой!»

И в то же мгновение вся ее одежда исчезла. Девушка смущенно покраснела и, хотя тут никто ее голой увидеть не мог, вернула назад темное платье. Следовало бы помнить, что здесь все мысли вещественны, особенно если обнимаешь Силу. Илэйн с Найнив напрасно считали ее такой уж сведущей. О порядках, царящих в Незримом мире, она знала немного и понимала, что должна узнать в сотню, тысячу раз больше, если действительно хочет стать первой со времен Корианин сновидицей в Башне.

Эгвейн присмотрелась к массивному черепу. Она выросла в деревне, и кости животных были ей не в диковинку. Но то, что она принимала за вторую пару глазниц, оказалось отверстиями от клыков, располагавшихся по сторонам носа. Эгвейн предположила, что это, может быть, какой-то гигантский кабан, хотя нет, череп не похож на свиной. К тому же от скелета веяло глубокой древностью.

Здесь, в Мире снов, направляя Силу, она могла чувствовать подобные вещи. Все ее ощущения были невероятно обострены. Она видела тонкие трещины в позолоченной потолочной лепнине на высоте пятидесяти футов и тончайшие, разбегавшиеся, как паутинка, трещинки на белокаменных полированных плитах пола.

Зал был велик – шагов двести в длину и не менее ста в ширину, с рядами тонких белых колонн. Столбики, между которыми был натянут канат, окружали его по всему периметру, за исключением тех мест, где находились высокие двойные арочные двери. За ограждением располагались большие полированные шкафы, витрины или стеллажи с выставленными на них диковинами. Под самым потолком тянулся длинный ряд узорчатых окошек, пропускавших яркий солнечный свет. Очевидно, она оказалась в том Танчико, где в Мире снов был день.

«Величайшее собрание реликвий давно минувших времен, включая Эпоху легенд и даже века, предшествовавшие ей, открытое для обозрения всем, в том числе и черни, три дня в неделю, а также по праздникам», – писал Эуриан Ромавни.

В восторженных словах он описывал бесценную коллекцию шести статуэток из квейндияра, хранившуюся в застекленной витрине в центре зала. Когда зал открывали для доступа, у шкафа выставлялся караул из четырех солдат личной гвардии панарха. Целых две страницы Ромавни расписывал останки удивительных сказочных зверей, «коих живьем не видывал глаз человечий». Теперь Эгвейн выпал случай рассмотреть их. У одной стены стоял скелет животного, похожего на медведя, но из пасти у него торчали два клыка длиной с добрый фут, а напротив него располагался скелет четвероногого с такой длинной шеей, что голова его чуть ли не упиралась в потолок. Другие диковины, находившиеся в зале, поражали воображение не меньше. Судя по всему, многие из них были гораздо древнее Тирской Твердыни. Эгвейн пролезла под канатом и медленно, оглядываясь по сторонам, двинулась по залу.

Ее внимание привлекла каменная статуэтка, изображавшая обнаженную женщину с длинными, до пят, волосами. Внешне она была похожа на другие фигурки, стоявшие в том же шкафу, – по виду тоже очень старые, размером тоже не больше ладони, однако Эгвейн ощутила исходившее от нее мягкое тепло, которое девушка сразу узнала. Несомненно, это ангриал; удивительно только, как это Башня еще не заполучила его. Искусно соединенные между собой ошейник и два браслета из тусклого черного металла на соседнем стенде заставили Эгвейн поежиться: она чувствовала заключенную в них тьму и боль – древнюю-древнюю, мучительную боль. Серебристая штуковина из другого шкафа – трехлучевая звезда в круге – была изготовлена из неизвестного Эгвейн материала, более мягкого, чем любой металл. Исцарапанная и выщербленная, эта звезда была еще древнее, чем древние кости, и даже на расстоянии десяти шагов Эгвейн уловила витавшую вокруг нее ауру тщеславия и гордыни.

Одна вещь показалась Эгвейн знакомой, хотя она сама не могла бы сказать почему. Вещица была запрятана в дальний угол одного из шкафов; видно, тот, кто засунул ее туда, не был уверен в том, что она заслуживает внимания. Верхняя половинка статуэтки, вырезанной из блестящего белого камня. Женщина с исполненным мудрости и достоинства лицом держала в поднятой руке хрустальную сферу. Будь статуэтка цела, она была бы в фут высотой. Но почему она кажется такой знакомой? Почему притягивает к себе?

Только обхватив обломанную статуэтку пальцами, Эгвейн поняла, что, сама того не заметив, перелезла через канат.

«Глупо, – подумала она, – ведь я даже не знаю, что это такое».

Однако было уже поздно.

Едва рука девушки коснулась фигурки, Сила хлынула из нее в статуэтку и устремилась обратно, и снова – туда и обратно. Хрустальная сфера зловеще вспыхивала, и с каждой вспышкой острые иглы пронзали мозг Эгвейн. Болезненно всхлипнув, девушка выронила статуэтку и схватилась руками за голову.

Фигурка упала на пол, хрустальная сфера разлетелась вдребезги, и боль мгновенно исчезла. От боли остались лишь смутные воспоминания, а еще тошнота и слабость, от которой кружилась голова и подкашивались ноги. Девушка зажмурилась, чтобы не видеть, как зал качается перед глазами. Статуэтка эта, безусловно, тер’ангриал. Но почему она так подействовала? Может быть, из-за того, что была сломана, а истинное ее предназначение заключалось в другом? Впрочем, лучше об этом не думать – опробовать тер’ангриалы всегда было рискованным делом. Но теперь, совершенно разбитая, она, наверное, уже не представляет опасности. Во всяком случае, здесь.

«И все-таки – почему мне показалось, что она зовет меня, так и просится в руки?»

Тошнота прошла, и Эгвейн открыла глаза. Статуэтка вновь очутилась в шкафу, на той самой полке, где девушка впервые ее увидела. Странные вещи творятся в Тел’аран’риоде, но это, пожалуй, слишком странно. Да и вообще, не за этим она сюда явилась. Перво-наперво надо выбраться из Панаршего дворца. Перебравшись через веревочное ограждение, девушка заторопилась к выходу из зала, стараясь не пуститься бегом.

Во дворце, разумеется, не было ни малейших признаков жизни. Людей здесь не было – это точно. В уютных двориках, окруженных портиками, колоннадами и балконами с резными, похожими на каменные кружева перилами, били фонтаны, а в бассейнах весело плескались разноцветные рыбки и плавали белоснежные кувшинки размером с тарелку. Все здесь повторяло реальный мир. За одним исключением – тут не было людей. В коридорах стояли высокие, искусно сработанные золоченые светильники. Фитили не были обуглены, но Эгвейн чуяла аромат душистого масла. Она ступала по ярким коврам, которые, конечно же, никто здесь не выбивал, но из-под ее ног не поднялось ни пылинки.

И вдруг она увидела человеческую фигуру: впереди нее шел мужчина в богато изукрашенных золоченых доспехах, под мышкой он держал золоченый же островерхий шлем с плюмажем из перьев белой цапли.

– Аэлдра! – кричал он с радостным смехом. – Аэлдра! Ну-ка взгляни на меня. Я назначен лорд-капитаном Панаршего легиона. Аэлдра?

Мужчина сделал еще один шаг и исчез так же внезапно, как и появился. Конечно, он не был сновидцем и даже не пользовался тер’ангриалом вроде ее каменного кольца или металлического диска Амико. Обычный человек, сон которого случайно соприкоснулся с Тел’аран’риодом. Он и не подозревал, какие опасности ему грозили. Многие люди, умершие во сне, нашли свою гибель, оказавшись в Тел’аран’риоде. Но этот человек благополучно вернулся в обычный сон.

А тем временем в Тире на тумбочке рядом с кроватью горела свеча. Время ее пребывания в Мире снов уходило.

Эгвейн ускорила шаг и подошла к высоким резным дверям, выходившим на широкую белую лестницу и большую пустынную площадь. Вокруг раскинулся Танчико. На крутых уступах бесчисленных холмов теснились, сверкая под солнцем, белоснежные дома и высились сотни изящных башен, увенчанных шпилями, нередко золочеными. Примерно в полумиле, на ровной площадке, расположенной чуть пониже дворца, находился окруженный высокой белой стеной Панарший Круг. Дворец же увенчивал один из самых высоких холмов. С вершины лестницы Эгвейн видела поблескивающую гладь океана на западе, фьорды, разделявшие холмистые, напоминающие растопыренные пальцы мысы, на которых расположился город. Танчико был больше Тира, а возможно, и Кэймлина.

Ей так много надо осмотреть, она даже не знает, что искать. Что-то способное указать на присутствие Черной Айя или на опасность, грозящую Ранду. Если нечто подобное здесь вообще есть. Будь она настоящей, умудренной опытом сновидицей, она бы, безусловно, знала, что искать и как истолковывать увиденное. Но научить ее было некому. Возможно, айильские Хранительницы Мудрости умели разгадывать сны, но Авиенда неохотно заводила речь о Хранительницах, и потому Эгвейн не решалась расспрашивать ни ее, ни других Дев. Возможно, Хранительница Мудрости и могла бы научить ее, если только разыскать таковую.

Эгвейн сделала шаг по направлению к площади и неожиданно оказалась в совсем другом месте.

Вокруг высились остроконечные каменные пики. Стояла такая нестерпимая жара, что, казалось, с каждым выдохом тело теряло влагу. Испепеляющие солнечные лучи прожигали насквозь, проникая сквозь платье, а легкий ветерок опалял лицо, словно веял из раскаленной печи. Растительности вокруг было немного: низкорослые корявые деревья, пожухлая трава да какие-то колючки, которых Эгвейн не признала. Зато льва она признала сразу, хотя никогда прежде живьем его не видела. Зверь лежал на уступе скалы, шагах в двадцати от нее, лениво помахивая хвостом с черной кисточкой на конце. Он смотрел не на девушку, а на что-то в сотне шагов от него. А у кромки кустов, фыркая, ковырялся здоровенный, покрытый щетиной кабан. Он не замечал, что к нему с копьем в руке подкрадывается айильская охотница, одетая так же, как и Девы в Твердыне. Шуфа ее была повязана вокруг головы, но лицо оставалось открытым.

«Пустыня? – удивилась Эгвейн. – Выходит, я перенеслась в Айильскую пустыню! Когда же я наконец научусь следить за своими мыслями?»

Айильская охотница замерла. Сейчас она смотрела не на кабана, а на Эгвейн. Правда, кабан, если это был кабан, выглядел как-то странно.

Эгвейн не сомневалась в том, что охотница не Хранительница Мудрости. Она была одета как Дева, а по рассказам Авиенды Эгвейн знала: чтобы стать Хранительницей, Дева должна «отречься от копья». Скорее всего, эта Дева случайно угодила во сне в Тел’аран’риод, подобно тому малому из дворца. Если бы он обернулся, то тоже мог увидеть Эгвейн. Девушка закрыла глаза и сосредоточилась на самом запоминающемся в Танчико – гигантском чудном костяке в огромном зале.

Открыв глаза, она вновь очутилась перед громадным скелетом. На сей раз Эгвейн заметила, что кости соединены проволокой, да так искусно, что крепления трудно углядеть. Обломанная статуэтка с хрустальной сферой покоилась на своей полке. Эгвейн не стала приближаться к ней, так же как и к черному ошейнику с браслетами, хранившему память о боли и страдании. Тот ангриал в виде женщины из камня, был само искушение.

«Свет, – сказала она себе, – зачем тебе это? Ты явилась сюда искать, и ничего больше. Оставь ее в покое!»

На этот раз она быстро нашла путь к площади. Следовало торопиться – время здесь текло по-иному. Илэйн и Найнив могут разбудить ее в любой момент, а она даже не приступила к поискам. Нельзя терять понапрасну ни минуты. Нужно быть осторожной в мыслях. Не думать о Хранительницах Мудрости. Не отвлекаться на пустяки.

«Сосредоточься на главном», – твердо приказала она себе.

Эгвейн быстрым шагом, чуть ли не бегом, шла по пустому городу. Извилистые мощеные улочки, то поднимавшиеся, то спускавшиеся по склонам холмов, были пустынны, если не считать голубей с зеленоватыми спинками и белесо-серых чаек, взлетавших у нее из-под ног, шумно хлопая крыльями. Интересно, почему птицы здесь есть, а людей нет? Жужжали мухи, в тени сновали тараканы и жуки. Разномастная стайка отощавших собак перебежала улицу. Почему здесь собаки?

Усилием воли Эгвейн заставила себя сосредоточиться на цели своих поисков. Как же узнать, где скрываются Черные сестры? Какие признаки указывают на опасность, грозящую Ранду, если она вообще существует?

Белая штукатурка, покрывавшая большую часть зданий, потрескалась и осыпалась, из-под нее проглядывали деревянные стены или светло-коричневая кирпичная кладка. Только башни и огромные здания, вероятно дворцы, были сложены из камня, коль скоро не утратили белизны. Но и сам камень был испещрен мельчайшими трещинками – глазу они были недоступны, но Сила позволяла Эгвейн чувствовать это. Обветшалые стены, облупившиеся купола – что это может означать? Что, жители Танчико не поддерживают свой город в порядке? Может, и так, а может, все, что угодно!

Эгвейн аж подскочила, когда прямо перед ней с неба свалился какой-то мужчина. Она успела заметить мешковатые белые штаны и пышные усы, прежде чем он, не переставая орать, растворился в воздухе в паре футов над мостовой. Если бы он грохнулся на мостовую здесь, в Тел’аран’риоде, дома его обнаружили бы в постели мертвым.

«К моему делу он имеет не большее отношение, чем тараканы», – сказала себе Эгвейн.

Может, стоит поискать внутри зданий? Надежды было мало, но девушка так отчаялась, что готова была попробовать все что угодно. Или почти все. Сейчас главное – время. Сколько его осталось? Эгвейн заторопилась и стала перебегать от двери к двери, заглядывая в лавки, дома и на постоялые дворы.

Трактиры выглядели так, как будто скамьи, столы и оловянная посуда, что поблескивала на полках, поджидали посетителей. В лавках царил безупречный порядок, однако на портновских столах лежали отрезы тканей, ножи и ножницы, в заведениях мясников подвешенные к потолкам крюки были пусты, а полки голы. При всем старании невозможно было обнаружить ни малейшего следа пыли – такая чистота удовлетворила бы даже ее матушку.

Узкие улочки были застроены одноэтажными жилыми домами – оштукатуренными, с плоскими крышами и выходившими во двор окнами. И эти скромные жилища имели вполне обжитой вид: казалось, вот-вот и семьи рассядутся по скамьям возле холодных каминов, за узкими столами с резными ножками, уставленными кубками и подносами – гордостью всякой хозяйки. В ожидании хозяев на крючках висела одежда, на скамейках лежали инструменты, горшки и котлы стояли наготове.

Что-то заставило Эгвейн остановиться и вернуться в один из осмотренных ею домов, который остался было в десятке жилищ позади и в котором в реальном мире вроде бы обитала какая-то женщина. Миска в красную полоску, красовавшаяся на столе, превратилась в высокую голубую вазу, а скамья, на которой валялись порченая упряжь и инструмент для ее ремонта, прежде стоявшая у камина, оказалась возле двери, и теперь на ней лежали корзинка для рукоделия и детское платьице с вышивкой.

«Почему все изменилось? – удивилась Эгвейн. – А с другой стороны, почему бы и нет? О Свет, ничегошеньки-то я не знаю!»

Заметив на другой стороне улицы обшарпанную конюшню – на ее стенах из-под осыпавшейся кусками штукатурки проглядывала кирпичная кладка, – Эгвейн поспешила туда и распахнула одну из створок больших дверей. Как и в любой конюшне, земляной пол здесь устилала солома, но стойла были пусты. Почему? В соломе послышался шорох, и девушка поняла, что в конюшне кто-то есть. Там были крысы. Множество крыс бесстыдно пялились на нее, принюхиваясь. Разбегаться или хотя бы прятаться в укромном уголке ни одна крыса и не думала, они словно чувствовали себя здесь хозяевами. Эгвейн непроизвольно попятилась.

«Голуби, чайки, собаки, мухи и крысы. Наверное, только Хранительнице Мудрости под силу разобраться, что тут к чему».

Неожиданно Эгвейн вновь оказалась в Пустыне.

Тварь, похожая на кабана, но размером с низкорослую лошадку, кинулась прямиком к ней, и девушка с криком повалилась навзничь. Зверь перемахнул через нее, и Эгвейн приметила, что это вовсе не кабан. У него было узкое рыло, пасть, полная острых зубов, напоминающих волчьи, и четырехпалые лапы. Девушка даже не успела испугаться: страх пришел, когда зверь уже улепетывал, карабкаясь по скалам. Такая здоровенная тварь могла запросто переломать ей кости или растерзать своими клыками. И тогда она пробудилась бы израненной, а то и не пробудилась бы вовсе.

Скала под ее спиной раскалилась, точно сковородка. Эгвейн вскочила на ноги, отчаянно браня себя. Так она ничего не добьется. Ей надо быть в Танчико, и она должна сосредоточиться только на этом, выбросив из головы все посторонние мысли.

Эгвейн отряхнула песок с платья и неожиданно замерла: всего в десяти шагах от нее стояла айильская Дева, не сводившая с нее пристального взгляда больших голубых глаз. На вид воительница казалась ровесницей Авиенды. Она выглядела не старше самой Эгвейн, но выбивавшиеся из-под шуфы светлые пряди волос казались седыми. Копье было нацелено на Эгвейн, и было ясно, что с такого расстояния она не промахнется.