Королева воздуха и тьмы

– Да, – сказал Тай. – Я хочу вернуть сестру. И я ее верну.

Темные глаза Тени посуровели.

– Ты собираешься поднять мертвого. Знаешь, сколько вас таких? Это плохой план, лучше откажись от него. Я могу помочь тебе в чем-нибудь другом. Никогда не хотел двигать предметы силой мысли?

– О, – вмешался Кит. – Точно. Здорово звучит, а?

Что угодно, только не это.

– У меня есть Черная книга мертвых, – объявил Тай. – Ну, вернее, у меня есть копия.

Он не заметил изумления, промелькнувшего на лице Тени – зато его заметил Кит. И его гордость Таем резко скакнула вверх, но вместе с ней усилились и предчувствия… дурные предчувствия.

– Что ж, – произнес Тень. – Это лучше, чем оригинал.

Как странно, подумал Кит.

– Так что помощь нам нужна не с заклинаниями, – продолжал Тай. – А со сбором ингредиентов. Кое-что достать нетрудно, но Сумеречных охотников на базарах не жалуют, так что если бы ты мог сходить туда вместо за нас, я дал бы тебе денег… Ну, или в Институте куча ценного оружия…

– Я и сам думал когда-нибудь его продать, – обрадовался Кит.

Тень поднял руки в перчатках.

– Нет, – сказал он. – Хорошо, я вам помогу, но это будет небыстро. И нелегко.

– Здорово, – сказал Тай, а Кит как-то сразу насторожился.

– А почему? – подозрительно спросил он. – Зачем ты станешь нам помогать? Ты же не одобряешь…

– Не одобряю, – кивнул Тень. – Но если этого не сделаю я, это сделает какой-нибудь другой колдун, не такой принципиальный. Я хотя бы могу присмотреть, чтобы вы все сделали как можно чище. Могу показать, как правильно наводить эти чары. И могу указать катализатор – чистый источник энергии, который не исказит и не испортит то, что вы сделаете.

– Но на Сумеречный базар ты вместо нас не пойдешь? – уточнил Кит.

– Заклинание подействует, только если заклинатель сам соберет все ингредиенты, – сказал Тень. – А заклинать будешь ты, пусть и под моим руководством. Так что если есть что-то между вами и народом с Базара – а я некоторые вещи и сам видел, и дело это личное, – сначала разберитесь с этим. Ты мальчик умный, сам сообразишь. Когда соберете все необходимое, возвращайтесь ко мне. Я буду здесь, в пещере, столько, сколько вам понадобится на это безумное дело. Но если решите отказаться, пришлите записку. Я высоко ценю свое личное пространство.

Лицо Тая вспыхнуло от облегчения. Кит мог ясно сказать, что тот думает: вот и первый шаг сделан – первый шаг к тому, чтобы вернуть Ливви. Тень пристально поглядел на него и покачал головой; его белые волосы блеснули в свете свечей.

– Конечно, будет лучше, если ты передумаешь, и я больше тебя никогда не увижу. Это будет лучше для всех. Поразмыслите над этим хорошенько, детки. Некоторым огням изначально не суждено гореть долго.

Он сжал пальцами фитиль самой большой свечи. Свеча погасла. Струйка белого дыма потекла к потолку. Кит снова поглядел на Тая, но не увидел никакой реакции: возможно, тот даже не слышал последних слов Тени. Зато он улыбался: не сверкающей солнечной улыбкой, по которой Кит так тосковал на пляже, а другой – тихой, тайной.

«Если мы пойдем дальше, я должен нести эту ношу сам, один, – подумал Кит. – Вся вина, все дурные предчувствия пусть достанутся только мне».

И он поскорее отвел глаза, пока Тень не разглядел в них сомнения.

Некоторым огням изначально не суждено гореть долго.

* * *

– Поверить не могу, что центурионы оставили тут такой бардак, – сказала Хелен.

Она годами обещала Алине, что устроит ей полную экскурсию по Институту и покажет все любимые с детства места.

Но не только экскурсия занимала теперь ее разум: центурионы действительно оставили после себя разруху. Полотенца разбросаны, на столах пятна, в холодильнике гниет какая-то древняя еда. А еще ее занимало послание, которое она отправила тете Нене к Благому Двору с оказией. Но в основном она думала о семье.

– На самом деле тебя беспокоят вовсе не эти уроды, – заметила Алина.

Они стояли на смотровой площадке неподалеку от Института. Перед ними расстилалась пустыня, пестревшая зеленью и дикими цветами, а с другой стороны, внизу – океан, синий и сверкающий. На острове Врангеля тоже был океан, холодный и прекрасный, но совсем не дружелюбный. А это было море ее детства, где дни напролет она плескалась в теплых волнах с братьями и сестрами.

– Хелен, ты можешь сказать мне все.

– Они меня ненавидят, – ответила та тихим, жалким голосом.

– Кто тебя ненавидит? Давай я их убью.

– Мои братья и сестра. Но убивать их, пожалуй, не стоит.

Алина очень удивилась.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что они тебя ненавидят?

– Тай меня игнорирует. Дрю огрызается. Тавви презирает за то, что я не Джулиан. Марк… ладно, Марк меня не ненавидит, но его мысли где-то далеко. Я не хочу его в это втягивать.

Алина сложила руки на груди и глубокомысленно уставилась на океан. Среди всего прочего Хелен особенно любила в жене эту ее манеру: если Хелен говорила о проблеме, Алина тут же рассматривала ее со всех возможных сторон, и никогда не отмахивалась.

– Я велела Джулиану сказать детям, что мне было хорошо на острове Врангеля, – объяснила Хелен. – Не хотела, чтобы они за меня беспокоились. А теперь… они, кажется, думают, что я все эти годы беззаботно веселилась, и мне было плевать, что я не с ними. Они даже не догадываются, как сильно я по ним скучала. И как ужасно себя чувствую из-за того, что все эти годы Джулиан тащил всю ответственность в одиночку.

– Дело в том, – сказала Алина, – что они просто не видят в тебе замену Джулиану – человека, который теперь будет о них заботиться. Ливви ушла из их жизни, а ты – пришла, никого не спросив.

– Но ведь и я любила Ливви! Я тоже по ней скучаю…

– Естественно, – мягко возразила Алина, – но они всего лишь дети. Они горюют, потому и брыкаются. Они не понимают, что злятся из-за потери. Просто чувствуют то, что чувствуют, и ничего не могут с этим поделать.

– Я не справлюсь, – Хелен все еще пыталась говорить спокойно, но выходило у нее не очень хорошо.

Она надеялась, что грохот волн скроет напряжение в голосе, но Алина слишком хорошо ее знала – она всегда чувствовала, когда Хелен была расстроена, даже когда та изо всех сил старалась этого не показывать.

– Это слишком тяжело.

– Детка, – Алина придвинулась ближе, обвила Хелен руками, прижалась губами к ее губам. – Ты сможешь. Мы сможем абсолютно все.

Хелен обмякла в объятиях жены. Когда они впервые встретились, она думала, что новая знакомая гораздо выше нее, а потом догадалась, что все дело в осанке: Алина всегда держалась прямо, как стрела. И Консул, ее мать, – тоже. С точно такой же гордостью. Не то чтобы они были надменны, но это слово было на один оттенок выше простой «уверенности в себе». Она помнила первую любовную записку, которую написала ей Алина: «Мир изменился, ибо ты сделана из золота и слоновой кости. Изгиб твоих уст перепишет историю». Потом она узнала, что это цитата из Оскара Уайльда, и, смеясь, сказала Алине: «Да, присутствия духа тебе не занимать». Алина ответила ей твердым взглядом. «Да, – сказала она, – это так».

Стойкости им обеим было не занимать, и это очень упрощало им жизнь. Но в нынешней ситуации нужно было не только присутствие духа, а еще и терпение. Хелен ожидала, что младшие полюбят ее, она нуждалась в этом, но теперь поняла – ей придется первой доказать им свою любовь.

– С другой стороны их гнев означает и кое-что хорошее, – заметила Алина. – Они знают: ты будешь их любить, несмотря ни на что. В конце концов им надоест тебя проверять.

– А нельзя ли как-то ускорить это «в конце концов»?

– Попробуй заменить на «когда-нибудь». Так лучше?

– Не особенно, – но Хелен все-таки усмехнулась.

– Ну, попытаться все равно стоило, – Алина ласково погладила ее по плечу.

* * *

Вокруг дома уже успели выставить больше дюжины охранников. День был солнечный, и мечи ярко сверкали, как и вода в канале.

Дейн Ларкспир вальяжно прислонился к дверному косяку. Его лицо, похожее на морду гончей, казалось бледным в окружении черных волос. Эмме он подмигнул. Джулиан, не глядя на него, потянулся за стилом.

– Рад встрече.

– Не могу сказать того же, – ответила Эмма. – Где твой злой близнец? И это именно то, что я и хотела сказать. Она твой близнец и она злюка.

– Да понял я, понял, – Дейн закатил глаза. – Саманта в Схоломанте. А у вас гости.

Эмма напряглась.

– Что, в доме? А стража не должна задерживать посторонних?

– Я вас умоляю, – Дейн захихикал. – Задача стражи – не выпускать оттуда вас.

Джулиан начертал на двери отпирающую руну и бросил на него мрачный взгляд.

– Пятнадцать против двоих?

– Просто чтобы показать вам, кто здесь главный, – ухмылка Дейна стала еще шире. – Расклад сил теперь в нашу пользу. И не могу сказать, что мне это не нравится.

– Ну, еще бы, – Джулиан прошел в дом, не удостоив его больше взглядом.

– Это на тот случай, если ситуация до сих пор казалась нам недостаточно паршивой, – прокомментировала Эмма, следуя за ним.

Ей очень не понравилось, как Дейн произнес слово «гости». На всякий случай она была настороже. Дверь за собой она закрыла медленно, держа руку на рукояти кинжала.

Джулиан окликнул ее из глубины дома.

– Иди на кухню, – сказал он. – Все в порядке.

Обычно она доверяла Джулиану больше, чем себе, но теперь все было иначе. Эмма осторожно двинулась в сторону кухни и убрала руку с рукояти, только когда увидела Изабель, которая сидела на столе, скрестив длинные ноги. На ней было короткое бархатное пальто и длинная тюлевая юбка. На запястьях и лодыжках посверкивало серебро.

Саймон сидел на стуле – локти на столе, темные очки на лбу.

– Решил, что вы не будете против, – объяснил он. – Стража нас впустила.

– Ничуть, – Джулиан прислонился к стойке. – Просто удивляюсь, что они разрешили вам войти.

– Мы их дружески убедили, – улыбнулась Изабель (улыбка состояла в основном из зубов). – Не вся власть здесь принадлежит Когорте. Пока. У нас еще остались знакомые на высоких постах, и их немало.

– Где вы пропадали? – спросил Саймон. – Стража нам ничего не сказала.

– С нами хотел побеседовать Инквизитор.

– Диарборн? – Саймон нахмурился. – Хочешь сказать, он хотел вас допросить?

– Ну, не совсем, – Эмма сняла куртку и повесила на спинку стула. – Он хотел, чтобы мы кое-что для него сделали. А вам что тут понадобилось?

Изабель и Саймон переглянулись.

– Мы принесли плохие новости.

Эмма прищурилась. Изабель выглядела усталой, Саймон – напряженным, но это было в порядке вещей. Она и сама наверняка не лучше.

– Мои братья и сестры… – начал Джулиан таким неестественным голосом, что Эмма посмотрела на него, сразу вспомнив, что он сказал по поводу костра: просто рефлекс… потребность защитить… ни единой осознанной мысли в этом не было.

– Нет, ничего подобного, – сказал Саймон. – Джейс и Клэри не вернулись в назначенное время.

Эмма упала на стул напротив, на время потеряв дар речи.

– А вот это уже интересно, – заметил Джулиан. – Что, по-вашему, произошло?

Саймон странно на него посмотрел. Изабель пихнула его коленом и пробормотала что-то о том, что у Джулиана только что сестра погибла, и он, наверное, до сих пор в шоке.

– Возможно, они просто опоздали, потому что в стране фэйри время течет по-другому, – предположила Эмма. – Или у них есть один из этих медальонов?

– Магия времени в стране фэйри на них не влияет, потому что в обоих течет ангельская кровь, – сказала Изабель. – Именно поэтому Конклав их и отправил. И руны у них тоже работают – даже в оскверненных землях, – тут она нахмурилась. – Стоп. Какие медальоны?

– Ох, – Эмма поспешно переглянулась с Джулианом. – У Конклава есть медальоны, предотвращающие утечку времени в стране фэйри. Диарборн дал нам один такой.

* * *

Изабель и Саймон в свою очередь изумленно переглянулись.

– Чего? И зачем он вам его дал?

– Услуга, которая понадобилась от нас Диарборну, – сказал Джулиан, – связана с путешествием в страну фэйри.

Саймон выпрямился и сжал зубы. Челюсть у него стала квадратной, и Эмма сразу вспомнила, что он – не только обладающий приятными манерами жених Изабель Лайтвуд. Саймон – герой, не побоявшийся противостоять самому ангелу Разиэлю. Мало кто кроме Клэри мог о себе такое сказать.

– Что-что он сделал?

– Я объясню, – продолжил Джулиан и действительно объяснил, сухо, лаконично и без лишних эмоций.

Тем не менее к концу рассказа оба, и Изабель, и Саймон были вне себя от ярости.

– Да как он смеет! – взвился Саймон. – Как он только мог подумать, что…

– Он теперь Инквизитор. И все равно скоро узнает, что Клэри и Джейс не вернулись, – перебила его Изабель. – Конклав в курсе, как это опасно, особенно сейчас. Почему же он вас послал?

– Потому что Аннабель сбежала в страну фэйри, а он считает, что Аннабель – это наша проблема, – сказала Эмма.

– Это нелепо, вы же просто дети, – сказал Саймон.

Изабель снова его пнула.

– Мы сделали достаточно, когда сами были детьми.

– Потому что нам пришлось! – возразил он. – У нас не было выбора.

Он снова повернулся к Эмме и Джулиану:

– Мы можем вас отсюда вывезти. Можем спрятать.

– Нет, – коротко ответил Джулиан.

– Он хочет сказать, что у нас тоже нет выбора, – объяснила Эмма. – Слишком высока вероятность, что Черную книгу используют – либо сама Аннабель, либо Неблагой Король – и последствия будут ужасны. Даже говорить не хочу, кто может при этом пострадать. А наши шансы отыскать книгу больше, чем у остальных. Никто другой не имел дела с Аннабель так близко и так долго. В определенном смысле Джулиан знает ее лучше, чем кто бы то ни было.

– К тому же мы можем поискать Джейса и Клэри, – заметил Джулиан. – Не похоже, чтобы Гораций еще кого-нибудь отправил за ними.

Изабель нахмурилась.

– Потому что он гад?

– Потому, что ему не нравится, какой поддержкой они пользуются и как люди уважают их, Алека и вас, – ответил Джулиан. – Чем дольше их здесь нет, тем лучше для него. Он хочет забрать всю власть в свои руки, и возвращение героев ему совершенно не нужно. Уверен, Джиа постарается что-нибудь сделать, но облегчать ей задачу он не станет. А вот вставлять ей все время палки в колеса он запросто может.

Джулиан стоял бледный, его глаза были синими, как морское стекло в браслете. Может ее парабатай сам ничего и не чувствовал, подумала Эмма, но чувства других все еще очень хорошо понимал. Фактически, он пустил в ход единственный аргумент, против которого Саймон и Изабель не станут щетиниться: безопасность Джейса и Клэри.

Саймон все-таки попытался.

– Мы и сами могли бы что-нибудь придумать, – сказал он. – Как-то их отыскать. Предложение спрятать остается в силе.

– Если я исчезну, они обратят это против моей семьи, – возразил Джулиан. – Не забывайте: это новый Конклав.

– Или то, что всегда скрывалось под маской старого, – вставила Эмма. – Можете пообещать, что никому не скажете о нашем отбытии в страну фэйри – даже Джиа? Никому нельзя говорить. Если Джиа выступит против Горация, он выдаст ей нашу тайну.

У Саймона и Изабель был расстроенный вид, но они пообещали.

– Когда вы отправляетесь? – спросила Изабель.

– Скоро, – ответил Джулиан. – Мы пришли только чтобы собрать вещи.

Саймон вполголоса выругался. Изабель покачала головой, потом нагнулась и сняла с тонкой лодыжки цепочку.

– Это благословленное железо, – она протянула ее Эмме. – Ядовитое для фэйри. Надень и сможешь отвесить им знатного пинка.

– Спасибо, – Эмма взяла и дважды обернула цепочку вокруг запястья.

– Черт, а у меня хоть какое-нибудь железо есть? – задумался Саймон, потом хлопнул себя по лбу, полез в карман и достал крошечную фигурку лучника. – Это мой персонаж из «Подземелий и драконов», лорд Монтгомери.

– О боже, – вздохнула Изабель.

– Они обычно оловянные, но этот из железа. Добыл его на Кикстартере, – Саймон отдал фигурку Джулиану. – Возьми. Вдруг пригодится.

– Я и половины не понял из того, что ты сейчас сказал, но все равно спасибо, – с этими словами Джулиан положил игрушку в карман.

Наступило неловкое молчание. Нарушила его Изабель.

– Я благодарю вас, – сказала она, мрачно поглядев на Джулиана, потом на Эмму и снова на Джулиана. – Вас обоих. Это на самом деле ужасно смело – то, что вы делаете.

Она набрала воздуха в грудь.

– Когда найдете Клэри и Джейса… а вы их точно найдете… Скажите Джейсу про Роберта. Он должен знать, что случилось с его семьей.

7

Среди растений из камней

Стояла ясная калифорнийская ночь. Из пустыни дул теплый ветер; яркая луна висела высоко в небе. Кристина выскользнула из задней двери Института и вдруг остановилась на верхней ступеньке лестницы.

Вечер выдался странный. Хелен и Алина приготовили спагетти и оставили кастрюлю на плите, чтобы любой желающий мог угоститься самостоятельно. Кристина поужинала в компании Кита и Тая – оба держались как-то отстраненно и подозрительно блестели глазами, явно сидели по уши в своем собственном мире. Потом явилась Дрю с двумя грязными тарелками и поставила их в раковину.

– Я ужинала с Тавви у него в комнате, – сказала она, и Кристина, чувствуя себя очень неловко, пробормотала что-то о том, как хорошо, что они поели.

Марк вообще не показывался.

Кристина ждала до полуночи, потом надела платье и джинсовую куртку и пошла его искать. Было так странно получить обратно свою одежду… комнату с arbol de vida… даже свои простыни и одеяла. Не совсем похоже на возвращение домой, но довольно близко.

Итак, она остановилась на верху лестницы. Вдалеке качались и грохотали волны. Когда-то она уже стояла тут и смотрела, как целуются Кьеран и Марк, и первый обнимал второго так, словно тот был для него всем в этом мире.

Кажется, это было так давно…

Она пошла по ступенькам вниз; ветер подхватил подол ее бледно-желтого платья, раздул распустившимся цветком. «Парковка» представляла собой прямоугольник утоптанного песка, где коротал свои дни институтский автомобиль, – хорошо, что центурионы его не подожгли. Вдалеке виднелись изваяния греческих и римских философов и драматургов, бледно светящиеся в свете звезд, – их поставил тут Артур Блэкторн. Посреди неопрятных кустов на Малибу-хиллс они выглядели довольно странно.

– Леди роз, – раздалось сзади.

«Кьеран!» – пронеслось у нее в голове. Кристина резко обернулась, и, конечно, это был вовсе не Кьеран, а Марк – взлохмаченная светлая шевелюра, синие джинсы и фланелевая рубашка… застегнутая слегка не на те пуговицы. От его удивительного сходства с Марком Кристину бросило в краску – отчасти оттого, что он был так близко, отчасти потому, что на мгновение она… приняла его за другого.

Никто кроме Кьерана не звал ее Леди роз.

– Не могу выносить все ваше железо, – голос Марка звучал очень устало. – И эти ваши закрытые пространства. Я так по тебе скучал. Пойдешь со мной в пустыню?

Она помнила их последнюю прогулку туда и то, что он тогда сказал, коснувшись ее лица: «Ты – плод моего воображения? Я только подумал о тебе, и вот ты здесь».

Фэйри не лгут, но Марк это умел, и именно его мучительная честность так поразила ее сердце.

– Конечно, пойду.

Он улыбнулся, и его лицо будто озарилось изнутри. Вместе они пошли через парковку и двинулись по едва заметной тропинке среди разросшихся кустов и камней, окруженных папоротником.

– Я все время тут гулял, когда был моложе, – сказал он. – Еще до Темной войны. Приходил сюда подумать о своих проблемах.

– Это о каких же проблемах? – поддразнила она. – Романтического свойства?

Марк расхохотался.

– Я тогда по-настоящему ни с кем не встречался. С Ванессой Эшдаун, может быть, с неделю, но… она была не слишком милой. Потом я влюбился в мальчика из Конклава, но после Темной войны его семья вернулась в Идрис. Сейчас я даже имени его не вспомню.

– Ох, – посочувствовала Кристина. – Смотришь теперь на мальчишек в Идрисе и думаешь: «А вдруг это он»?

– Ему сейчас лет двадцать, – возразил Марк. – Насколько мне известно, он женат, и у него дюжина детишек.

– Это в двадцать-то? – не поверила Кристина. – Тогда он должен был делать по комплекту тройняшек последние четыре года.

– Хватило бы и два раза по шесть, – парировал Марк. – Так тоже бывает.

Теперь они уже оба тихо хихикали, как люди, которым нравится быть в обществе друг друга. Я скучал по тебе, сказал он… На краткий миг Кристина позволила себе выкинуть прошлое из головы и побыть счастливой: здесь, с ним, в этой красивой ночи… Ей всегда нравились лаконичность и нагота пустыни: мерцающие заросли полыни и колючего кустарника, громадная тень дальних гор, запах сосен и ладанного кедра, золото песка, превращенное луной в серебро. Они вышли на плоскую вершину обрывистого холма: земля резко исчезала из-под ног, невдалеке раскинулся океан, утекая за горизонт сонным зеркалом черненого серебра, чуть рябым от ветра.

– Одно из моих любимых мест, – Марк сел на песок и откинулся, опираясь на руки. – Институт и шоссе отсюда не видно, как будто весь мир отступает. Только ты и пустыня.

Кристина села рядом. Песок еще хранил дневное тепло. Она с наслаждением зарылась в него пальцами ног, радуясь, что догадалась надеть сандалии.

– Стало быть, сюда ты ходил думать?

Марк не ответил – кажется, собственные руки сейчас интересовали его больше всего: все в шрамах, огрубевшие, как у любого Охотника; на правой резко выделялась руна Видения.

– Это вполне нормально, – сказала она. – Нормально не выносить железо и замкнутые пространства, и запертые комнаты, или вид океана, или что угодно еще. Твоя сестра только что умерла. Ничто из того, что ты чувствуешь, не может быть неправильно.

Он прерывисто вздохнул.

– А если я тебе скажу, что оплакиваю сестру… но еще пять лет назад я решил, что она мертва. Что все мои родные мертвы… И что я в некотором смысле уже отгоревал по ней – тогда. Что мое горе – иное, чем у остальной семьи, и потому я не в состоянии с ними о нем говорить. Я потерял ее и нашел, а потом снова потерял. Как будто ее возвращение было кратким сном.

– Наверное, и правда проще воспринимать это так, – сказала Кристина. – Когда я потеряла Хайме… хотя это совсем не то же самое – когда он пропал и наша дружба кончилась, я горевала по нему, несмотря на весь гнев, а потом начала думать… может он правда мне приснился. Никто больше не говорил о нем, и я подумала, может, его и не было никогда.

Она подобрала ноги, обняла колени.

– А потом я пришла сюда, и тут его вообще никто не знал… и он как будто совсем перестал существовать.

Марк смотрел на нее, серебряный и белый в лунном свете, и такой красивый, что сердце у нее дало трещину – пусть и совсем маленькую.

– Он был твоим лучшим другом…

– Он должен был стать моим парабатаем.

– Тогда ты не просто потеряла его. Ты потеряла ту Кристину. У которой был парабатай.

– А ты – того Марка. Который был братом Ливии.

Он криво улыбнулся.

– Ты очень мудра, Кристина.

От чувства, которое шевельнулось внутри при этой улыбке, она напряглась.

– Нет, на самом деле я очень глупа.

– И еще Диего, – его взгляд стал острее. – Ты и его тоже потеряла.

– Да, – ответила она. – И ведь я его любила – он был моей первой любовью.

– Но сейчас ты его не любишь? – его глаза потемнели, из лазурно-золотых стали черными.

– А то сам не знаешь.

Марк протянул руку: ее волосы были распущены по плечам, он взял одну прядь, накрутил на палец – таким невозможно мягким жестом.

– Мне нужно было знать, – сказал он, помолчав. – Значит, я могу поцеловать тебя, и это будет о’кей.

Она лишилась дара речи и поэтому просто кивнула. Его пальцы переплелись с ее волосами; он поднял пригоршню кудрей к лицу, зарылся в них, поцеловал.

– Моя Леди роз, – прошептал он. – Твои волосы – как черные розы. Я так давно желаю тебя.

Тогда желай. Поцелуй меня. Все, Марк, все, что хочешь.

Все мысли растаяли, когда он приник к ней. И когда ее губы шепнули в его открытый рот, слова прозвучали на испанском:

– Besame, Марк!

Они упали назад, в песок, сплетясь телами. Его губы были такими теплыми… а потом горячими, и нежность ушла, уступив место свирепому натиску. Это было так изумительно похоже на падение… Он подмял ее под себя; песок принял ее как колыбель; ее руки стремились прикоснуться к нему, почувствовать его, узнать волосы, изгиб спины, крылья лопаток…

Он был гораздо более осязаемым, чем в тот раз, когда впервые ступил на порог Института. Тогда его буквально ветром сдувало. Теперь он набрал вес, нарастил мускулы – она наслаждалась его плотностью, телесностью, длинными мышцами вдоль позвоночника, широтой плеч. Она забралась ему под рубашку, туда, где кожа была гладка и дышала жаром, и Марк ахнул.