Красная ночь

– Поторопите его. О результатах постоянно докладывать, – перебил полковник.

Заболотный сообщил о результатах исследований только через три дня.

– Конечно, мы не в Америке, – заявил он оперативникам. – Там по одному зубу выдают гору информации. Я же проштудировал вагон литературы. По костям нашей жертве от пятидесяти до шестидесяти лет. Точнее не скажу. Установите личность – проверим по зубам.

– И на том спасибо, – Павел похлопал его по плечу и направился в кабинет.

Петя сидел за его столом и потел у компьютера.

– Отбираю всех рыжеволосых, – пояснил он Киселеву.

– Можешь сузить поиски, – успокоил его коллега, назвав примерный возраст погибшей.

Прохоров продолжал трудиться. После часа напряженной работы он спросил у Павла:

– Заболотный не мог ошибиться?

Киселев похолодел:

– А почему ты спрашиваешь?

– Среди пропавших без вести рыжеволосых от пятидесяти до шестидесяти не числится.

– Не может быть!

– Давай посмотрим вместе.

Оперативники просидели два часа. Ни одна из рыжеволосых женщин даже близко не достигла возраста, указанного криминалистом.

– Идиотизм!

Киселев стукнул кулаком по столу.

Глава 19

Катя Зорина сидела в своем кабинете в редакции газеты «Вести Приреченска» и смотрела на монитор, дописывая очередную статью о взаимоотношениях родителей и педагогов. Приближался учебный год, и журналистка решила: освещение данной темы будет как нельзя кстати. Об интересовавших город убийствах и их расследовании девушка пока ничего не могла написать. Она лишь давала короткую информацию о происшествиях и предупреждала молодых женщин, девушек и девочек не задерживаться поздно на улице и не гулять в одиночестве, отмечая про себя: если маньяк наметит жертву, от него будет трудно ускользнуть. Эх, знать бы, когда он снова выйдет на очередную охоту! Однако эти сведения хотела бы получить и милиция. Подумав об этом, Зорина вздохнула и вернулась к статье. От напряженной работы ее оторвал стук в дверь.

– Войдите!

На пороге показалась женщина лет тридцати пяти.

– Здравствуйте. Вы Екатерина Зорина?

– Да, – Катя оглядела посетительницу, недоумевая, что ей может быть нужно.

– Можно с вами поговорить?

Журналистка поморщилась и кивнула: непрошеная гостья отвлекала ее от работы.

– Садитесь.

– Меня зовут Илона Вахрушева, – представилась незнакомка. – Возможно, моя просьба покажется вам необычной, но все мои надежды только на вас, – она умоляюще посмотрела на журналистку.

– Я вас слушаю.

– Месяц назад у меня пропала мама, Наталья Павловна Полковникова, – начала Вахрушева. – И я подумала: может быть, она стала жертвой местного маньяка? Вы писали в газете…

– Сколько лет вашей маме? – перебила ее Катя.

– Пятьдесят шесть.

– Тогда исключено на девяносто девять процентов, – дала заключение Зорина. – Обычно маньяков интересуют люди определенного возраста. Наш убийца не мог переключиться с девушек и молодых женщин на пожилых дам.

– Но остается один процент! – заметила Илона.

– Думаю, даже меньше, – вставила журналистка. – Но у меня вопрос: почему вы не обратитесь в милицию?

Посетительница замялась.

– Я была там, – проговорила она. – Они мне отказали.

– В связи с чем?

– Видите ли, – смутилась женщина. – Моя мама страдает тяжелым психическим заболеванием. Такие случаи уже бывали с ней. И в милиции считают, что она вернется.

Катя пожала плечами.

– Задам сначала такой вопрос, – сказала она. – Как вы представляете помощь, оказываемую газетой?

– Для начала вы поместите ее фото в «Вестях», – начала Илона, – дадите ее данные, возможно, напишете статью, чтобы привлечь внимание правоохранительных органов. Это безжалостно – не искать человека только потому, что он психически нездоров.

– Вообще, они обязаны искать всех, – заметила Катя. – Кстати, когда вы в последний раз обращались к ним?

Женщина покраснела:

– Признаюсь честно, давно.

– Почему?

Собеседница выдохнула:

– Я боюсь навредить маме.

– Вот еще новости!

Зорина внимательно посмотрела на посетительницу.

– Выслушайте меня! – всхлипнула Вахрушева. – Я читала много ваших статей, смотрела передачи с вашим участием, всегда относилась к вам с большим уважением и сейчас надеюсь услышать дельный совет. Все не так просто!

Зорина махнула рукой, ругая себя за то, что не может указать посетительнице на дверь:

– Рассказывайте!

– Моя мама не всегда была такой, – Илона от волнения сжимала и разжимала пальцы. – У нас была прекрасная семья: она, папа и я с братом. Мы жили в большой трехкомнатной квартире: папа рано получил звание полковника, а вместе с ним – хорошую должность и жилье. Мама работала медсестрой в военном госпитале, где ее любили и уважали. Ни о каких психических отклонениях речь не шла! В нашем роду никогда не было таких заболеваний!

Она сделала паузу.

– Все началось внезапно. На маму словно обрушился склероз, она стала забывать, где была и что делала, теряла деньги, не вовремя давала лекарство больным. А однажды… – Илона запнулась. – А однажды папа застал ее в постели с чужим мужчиной. Он не вынес этого, забрал нас и ушел жить к своей матери, а на следующий день попросил перевода и подал на развод. Когда мама пришла в себя (после потери памяти она приходила в себя) и услышала из уст отца такое обвинение, она начала кричать, что это неправда, она не могла такого сделать, что отец специально все придумал, чтобы получить развод: дескать, это у него есть другая и он хочет отделаться от первой жены. Надо сказать, мама была очень убедительной: ее уверения в невиновности и возмущение выглядели довольно правдоподобно. Мы с братом знали: она никогда не лгала, просто не умела лгать, и происходящее повергало нас в недоумение. Однако папа, видимо, ни в чем не сомневался: он настаивал на разводе и на том, что после всего заберет нас с собой. Естественно, мама не хотела слышать и этого, каждый день приходя к нам и закатывая истерики. Отец боялся ее непредсказуемого поведения, однако произошло непредвиденное: в зале суда мама вела себя тише воды и сказала, что, мол, считает решение папы забрать нас с собой верным, на чем и остановились. Мама осталась в старой квартире, а мы уехали в Москву. Нам с братом не хотелось покидать родной город, тем более что я училась на втором курсе института, а он заканчивал школу. Но пришлось, как говорится, сорваться с места, – женщина вздохнула. – Разумеется, мы навещали маму, приезжая в Приреченск каждое лето на несколько дней: на большее нас не хватало. Ей становилось все хуже и хуже: память отказывала все чаще. Конечно, с работы ее уволили. Такая болезнь просто непозволительна для медсестры.

– Как же она жила в одиночестве? – спросила Катя, которую этот рассказ постепенно захватил.

– Она не жила в одиночестве, – ответила Вахрушева. – За ней ухаживали. Но это отдельная история. Когда мама работала в госпитале старшей сестрой хирургического отделения, пришла молодая медсестра, только из училища, по имени Дина Панько. Будучи очень доброй и отзывчивой, мама взяла девушку под свою опеку. Дина была этому рада. Она привязалась к маме, как к родной, и однажды пригласила ее в гости. Мама не умела отказывать тем, к кому хорошо относилась. Она купила большой торт и пришла. Дина познакомила ее со своей матерью, Надеждой Сергеевной, библиотекарем. Женщины нашли общий язык и продолжили знакомство, постепенно перешедшее в дружбу. Мы жили очень обеспеченно, а Дина – почти в бедности. Понимая, что девушке ее возраста хочется одеться, мама давала ей деньги или приносила подарки. Вскоре Дина вышла замуж, родила двоих детей, но ее жизнь не сложилась: с мужем она развелась. Мама, как крестная обоих малышей, сочла своим долгом заботиться о них. Когда с мамой случилось несчастье, Дина всячески прикрывала ее на работе: напоминала о том, что она должна сделать, иногда делала это за нее. Узнав, что наш отец принял решение уехать, медсестра пришла к нам домой и выразила желание ухаживать за мамой, поселившись с детьми в нашей квартире. Мы, разумеется, не возражали и даже высылали ей деньги. Дина пробовала лечить маму, показывала ее лучшим в городе врачам, однако ей становилось хуже. Просветы памяти становились реже, иногда она не узнавала нас во время всего нашего пребывания. Приехав домой в прошлом году, я опять застала маму в таком состоянии. Пытаясь помочь ей узнать меня, я часто беседовала с ней, пыталась даже водить гулять к речке, ее любимому месту, куда мы часто ходили, когда я была маленькой. Дина прекратила наши прогулки, заявив, что маме нельзя утомляться. Я последовала ее совету. Однажды мы сидели на кухне вдвоем. Из моих глаз покатились слезы: понимаете, нахлынули воспоминания о прежней счастливой жизни, так нелепо прервавшейся. Мама, услышав мои всхлипывания, встала со стула и подошла ко мне, положив руку на мое плечо.

– Не надо, доченька, – сказала она, как в старые добрые времена. – Не плачь, расскажи, в чем дело.

Я оторопела.

– Ты узнала меня?

– Конечно, деточка, – мама улыбнулась. – Ты ведь у меня единственная дочка.

Я прижалась к ее теплому телу. К маме вернулась память! Она стала расспрашивать меня об отце и брате, о нашей жизни в Москве.

– Я хочу к вам, – выслушав мой рассказ, сказала мама. – Увези меня отсюда.

– Тебе здесь плохо?

Мама собиралась что-то ответить, однако замолчала, увидев входящую Дину.

– Как вы мило сидите! – улыбнулась девушка, увидев нас. – Как вы, Наталья Павловна, не устали? Конечно, устали и к тому же не выпили лекарство.

Я заметила, как мама сжалась, словно чего-то испугавшись.

– Вам не сказала, – Дина быстро запихнула маме в рот какую-то таблетку, – и сама забегалась. Ей нужно принимать лекарство каждый час.

Таблетка подействовала как снотворное. Мама почти сразу уснула, а проснувшись, уже не узнавала меня и никуда не собиралась уезжать. С тем я и уехала, на прощание засунув листок с номером своего телефона в карман старенького халата, в котором мама всегда ходила по квартире, написав на бумажке: «Обязательно позвони мне по этому номеру. Твоя Илона». Делая это, я рассуждала так: мама должна прочитать эту записку сама. Может быть, память вернется к ней и она позвонит! Представляете, она так и сделала, успев сказать мне всего две фразы:

– Илоночка, забери меня. Мне здесь плохо, – и повесила трубку.

У меня сложилось впечатление, что наш разговор прервали. На сердце было неспокойно, и я выехала в Приреченск на следующий же день. Маму я не застала. Дина сообщила, что она не вернулась из магазина, куда ее иногда отпускали.

– Надо сообщить в милицию! – забеспокоилась я.

Дина с Надеждой Сергеевной отговорили меня.

– Это уже не первый раз, – сообщила женщина. – Твоя мать уходила два раза. Во второй пропадала три недели. Вернулась грязная, усталая, голодная и, что самое страшное, абсолютно не помнила, где была и что делала, впрочем, как и в первый раз. Сообщив об этом в милицию, ты опозоришь ее на весь город. Ведь, по-хорошему, мы должны положить ее в психушку.

Я выждала три дня и все-таки обратилась в отделение. Усталый сержант сказал мне, что, если мама уже замечена в отлучках из дома и страдает психическим заболеванием, вполне возможно, она скоро вернется и не стоит пороть горячку. Я не настаивала на поисках, вспомнив слова Дины, и вернулась домой. Так прошел месяц, но ничего не изменилось, я здесь, прошу вашего совета, – она жалобно посмотрела на Катю. Та пожала плечами.

– Вы боитесь милиции и тем не менее хотите, чтобы я написала статью в городскую газету, – заметила она.

– Не знаю, – призналась Вахрушева. – Посоветуйте, как быть.

Зорина молчала, находясь в замешательстве. С подобной просьбой к ней еще не обращались.

– Мой брат, – добавила Илона, – считает, что во всем виноваты Дина и ее мать. Он уверен: они где-то держат маму, и собирается нанимать частного детектива. Я отговариваю его. Эти женщины оказали нам много услуг.

– Я поговорю с мужем, – пообещала журналистка, – в таких вещах он компетентнее меня. Вы надолго приехали?

– Мой отпуск подходит к концу, – ответила Илона.

– Тогда приходите завтра в это же время, – предложила Зорина. – Думаю, у меня будет что сказать.

Придя домой, Катя рассказала Константину о странном визите посетительницы. Лоб оперативника покрылся потом.

– Она называла тебе какие-нибудь приметы?

– Нет, – Зорина удивленно посмотрела на мужа. – Я и не думала спрашивать. Впрочем, мы говорили о возрасте. Ей около пятидесяти шести.

Скворцов впился в нее глазами:

– Ты не брала ее телефон?

– Зачем? Она завтра придет в редакцию.

– Ты уверена, что она придет?

– Конечно, – кивнула девушка.

– Сразу позвонишь мне на мобильный.

– А что случилось? – встревожилась Катя.

– Если чутье меня не обманывает, – выдохнул Скворцов. – Несколько дней назад мы нашли ее труп.

Зорина ахнула.

– Но ты не можешь знать наверняка, – заметила она, выслушав мужа.

– Завтра узнаем, – сказал он. – Искренне надеюсь, что ошибаюсь.

Глава 20

Расследование

Вахрушева пришла, как обещала. По взволнованному лицу Зориной она поняла: что-то случилось.

– Вы узнали о матери? – на женщину было жалко смотреть.

– У вас есть ее фотография?

– Она жива?

Илона побелела, как мел. Журналистка налила в стакан воды из стоящего на столе графина и протянула Вахрушевой. Та машинально взяла его и сделала глоток.

– Она мертва?

– Мы не можем утверждать наверняка, – попыталась успокоить ее Зорина. – У вас есть ее фотография?

– Конечно.

Илона достала из сумочки небольшой цветной снимок.

– Это Дина по моей просьбе сняла маму.

Женщина на фото имела густые рыжие волосы до плеч.

Глава 21

– Похоже, она, – сказал Скворцов Киселеву, протягивая ему карточку. – Если Заболотный правильно определил возраст… Цвет волос говорит сам за себя.

– Теперь дело за стоматологической картой, – кивнул приятель. – Надеюсь, Михалыч займется этим?

– Уже занимается.

В тот день оперативники окончательно установили личность погибшей. Ею оказалась Наталья Павловна Полковникова. Чутье, к сожалению, на этот раз не подвело Константина.

Глава 22

Из книги Е. Зориной

За пятьдесят лет до убийства Полковниковой

Вера Семеновна Лещинская сидела у себя в кабинете и с неудовольствием слушала приглашенную родительницу своей ученицы Нади Полину Ивановну Панько.

– Вы с ней справиться не можете, – с пафосом говорила Панько. – И я не могу. А ведь вы приемы какие-то знаете, вас этому в институте учили. Это мы необразованные.

– Вы ошибаетесь, – пробовала возразить Вера Семеновна. – Никто лучше вас не знает Надю и не поймет.

Женщина устало посмотрела на классную руководительницу дочери:

– Сатана ее поймет, вот что я вам скажу. Думайте про меня что угодно, а я свое решение менять не стану.

– Значит, девочка вернется в детский дом? – с ужасом спросила Лещинская.

– Правильно, – кивнула рассерженная родительница. – Конечно, свою кровиночку я бы до ума довела, а детдомовскую… Кто знает, какая у нее наследственность! – с этими словами женщина тяжело опустилась на стул.

– Так делать нельзя, – горячо заговорила классная руководительница. – Девочка познает вкус предательства близких людей. Как это на ней отразится?

– Вы предлагаете расплатиться за ее воспитание жизнью? – произнесла Панько.

– Неужели все так плохо?

Полина Ивановна вздохнула:

– В Надьку словно бес вселился. Совсем от рук отбилась. Вот вы ругаете меня, что она уроки не делает, а попробуйте сами ее заставить. Да что уроки! К ней на кривой козе не подъедешь! Только матерится и посуду бьет. Нет, завтра же начну узнавать, как вернуть ее обратно.

Вера Семеновна нахмурилась. Как объяснить этой женщине, что ребенок в жизни – все? Впрочем, стоит ли объяснять? Она никогда не теряла детей и не знала боли утраты. Такие не понимают. Бедная Надя Панько, худенькая, бледненькая, жалкая, всегда неряшливо и плохо одетая! Дитя войны, сызмальства потерявшая родителей, со взглядом, как у затравленного зверька, наверняка чувствующая нелюбовь приемной матери и отвечающая ей вызывающим поведением. Нет, ей нельзя возвращаться в детдом. Решение о судьбе девочки родилось внезапно.

– Знаете, – сказала Лещинская Полине Ивановне, – давайте сделаем так. Я скажу девочке, что вы заболели, надолго ложитесь в больницу и ей сейчас нужно пожить у меня. Если по прошествии времени вы не передумаете, я оставлю ее у себя навсегда, оформив необходимые документы таким образом, чтобы это не выглядело отказом.

– Думаете, вас она послушает? – скептически произнесла Панько.

– Мой долг повелевает мне поступить именно так, – ответила учительница. – Я и приемы особенные знаю, – она взглянула на собеседницу и рассмеялась. – Позовите Надю.

Панько вышла из класса и через две минуты вернулась с Надей.

– Иди сюда, Надюша, – ласково сказала Вера Семеновна, – мне нужно с тобой поговорить, – она привлекла ребенка к себе и погладила темную головку. – Видишь ли, твоя мама серьезно заболела.

– Она не умрет? – с тревогой спросила девочка, глядя поочередно на мать и на классную руководительницу.

– Не умрет, – уверенно сказала Лещинская. – Но лечиться будет долго. Завтра она ложится в больницу.

Ученица беспомощно посмотрела на нее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.