Гробница тирана

Когда мы приблизились к Дому сената, я начал замечать следы недавней битвы. Трещины в куполе поблескивали серебром, которым их заделали. Стены зданий кое-где были наспех оштукатурены. Как и в лагере, в городе стало меньше народу, и время от времени – когда тявкал какой-нибудь киноцефал или молот кузнеца ударял по броне – люди вздрагивали от резкого звука, готовые в любой момент искать убежище.

Это был раненый город, который старался как можно скорее вернуться к нормальной жизни. И судя по тому, что я видел во сне, через несколько дней Новому Риму нанесут новые раны.

– Скольких вы потеряли? – спросил я Фрэнка.

Я боялся услышать ответ, но должен был знать.

Фрэнк оглянулся по сторонам, проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь. Мы шли по одной из извилистых мощеных улиц Нового Рима, направляясь к жилым кварталам.

– Трудно сказать, – ответил он. – Легион потерял минимум двадцать пять человек. По крайней мере, судя по спискам. Максимум мы можем… могли собрать двести пятьдесят воинов. Конечно, не одномоментно. Битва стала для нас в буквальном смысле децимацией.

Мне показалось, будто сквозь меня проплыл лар. Децимация была древним и очень жестоким наказанием провинившегося легиона и заключалась в том, что каждого десятого воина, виновного или нет, казнили.

– Мне жаль, Фрэнк. Я должен был… – Я не знал, как закончить фразу. Я должен был что? Теперь я уже не был богом. И не мог, сидя за тысячи миль от зомби, щелкнуть пальцами и заставить их взорваться. Раньше я не ценил такие простые удовольствия, хотя следовало бы.

Фрэнк натянул плащ на плечи:

– Жителям города пришлось хуже всех. Вышедшие в отставку легионеры из Нового Рима пришли к нам на помощь. Они всегда были нашим резервом. И да, та строчка – «Иначе Тибр кровью изойдет», так? Тут дело не в больших потерях. Здесь говорится о крови, но не говорится о телах, потому что они пропали.

Рана у меня на животе раскалилась.

– То есть как?!

– Кого-то утащили за собой отступавшие мертвецы. Мы пытались забрать всех, но…. – Он развел руками. – Некоторых поглотила земля. Даже Хейзел не смогла этого объяснить. Большая часть ушла на дно во время сражения на Малом Тибре. Наяды искали их. Безуспешно.

Он не рассказал худшую часть истории, но я знал, о чем он думает. Их павшие товарищи не просто исчезли – они вернутся врагами.

Фрэнк не отрывал глаз от дороги.

– Я стараюсь не думать об этом. Мне нужно руководить, быть уверенным, понимаешь? Но вот, скажем, сегодня мы видели Терминуса… Обычно рядом с ним всегда девочка лет семи, Юлия, она ему помогает. Очаровательная малышка.

– Но сегодня ее не было.

– Не было, – подтвердил Фрэнк. – Она у опекунов. Ее отец и мать погибли в битве.

Мне пришлось остановиться. Это было уже слишком. Я оперся рукой о ближайшую стену. Еще одну маленькую девочку обрекли на страдания, совсем как Мэг Маккаффри, когда Нерон убил ее отца… Как Джорджину из Индианаполиса, которую забрали у матерей. Три чудовищных римских императора разрушили столько жизней. Я должен положить этому конец.

Фрэнк осторожно взял меня за руку:

– Шаг за шагом. Иначе никак.

Я прилетел сюда, чтобы поддержать римлян. Вместо этого римляне поддерживают меня.

Мы шли мимо кафе и витрин. Я старался обращать внимание на что-нибудь хорошее. На виноградных лозах распускались почки. В фонтанах по-прежнему текла вода. Дома в этом квартале не пострадали.

– Хотя бы… хотя бы город не сгорел, – проговорил я.

Фрэнк нахмурился, не понимая, чему я так радуюсь:

– Ты о чем?

– О другой строке пророчества: «Сгорят слова, что память подарила». Это ведь относится к работе Эллы и Тайсона над Сивиллиными книгами? Книги наверняка уцелели, раз вы не допустили пожара в городе.

– Ах это. – Фрэнк то ли кашлянул, то ли усмехнулся. – Да, тут такое забавное дело…

Он остановился перед старомодным книжным магазином. На зеленом навесе красовалась лаконичная надпись «LIBRI». Рядом стоял стеллаж с подержанными книгами в твердых переплетах. В витрине на стопке словарей лежал, греясь на солнышке, большой рыжий кот.

– Строки пророчества иногда значат совсем не то, что ты думаешь.

Фрэнк постучал в дверь: три громких удара, два с паузами и два почти без перерыва.

Дверь тут же открылась внутрь. На пороге стоял раздетый по пояс улыбающийся циклоп.

– Заходите! – сказал Тайсон. – Мне делают татуировку!

8

Тату! Кому тату?

Бесплатно в книжном магазине

Там еще большой кот

Cовет: никогда не заходите туда, где циклопам делают татуировки. Запах там стоит такой, словно в бочке с чернилами кипятят кожаные сумки. Кожа у циклопов гораздо толще человеческой, и чтобы ввести в нее краску, нужно сильно раскалить иглу – отсюда и запах гари.

Откуда мне это известно? Меня с циклопами связывают долгие и не самые приятные отношения.

Тысячи лет назад я убил четверых любимцев отца, потому что они выковали молнию, которой он убил моего сына Асклепия. (И еще потому, что я не мог убить истинного виновника, то есть, кхм, Зевса.) За это меня сослали на Землю в облике смертного в первый раз. Вонь горелого циклопа навеяла мне дивные воспоминания о тех временах.

Потом я еще не раз встречался с циклопами: сражался с ними бок о бок в Первой войне титанов (не снимая с носа прищепки), пытался научить их изготавливать нормальные луки, хотя у них проблемы с восприятием глубины, застал одного сидящим на унитазе, когда путешествовал по Лабиринту с Мэг и Гроувером. И выкинуть эту картинку из головы у меня теперь никогда не получится.

Прошу заметить: к Тайсону у меня нет никаких претензий. Перси Джексон объявил его своим братом. После последней войны с Кроносом Зевс назначил его генералом и пожаловал ему прекрасную палку.

Для циклопа Тайсон был вполне ничего. Места он занимал не больше чем крупный человек. Никогда не ковал молний для убийства тех, кто мне дорог. Его большой карий глаз смотрел так по-доброму, а улыбка была такой широкой, что он казался почти таким же милым, как Фрэнк. А главное – он помогал гарпии Элле восстанавливать утерянные Сивиллины книги.

А как еще завоевать сердце бога прорицаний, если не восстанавливая утерянные книги с пророчествами?

Однако когда Тайсон повернулся, чтобы провести нас в книжный магазин, я едва не вскрикнул от ужаса. Мне показалось, будто у него на спине вытатуировано полное собрание сочинений Чарльза Диккенса. Его шея и лопатки были покрыты фиолетовыми, цвета синяков, строчками мелких букв, прерываемых лишь старыми белыми шрамами.

Фрэнк, шедший рядом, прошептал:

– Не надо.

К горлу подступали слезы. Мне стало больно при мысли о том, сколько ему сделали татуировок и какие страдания выпали в прошлом на долю несчастного циклопа, если у него остались такие шрамы. Мне хотелось зарыдать «Ах, бедненький!» и даже обнять полураздетого Тайсона (а прежде я о таком и помыслить не мог). Но Фрэнк давал понять, что не стоит привлекать внимание к его спине.

Я вытер слезы и постарался успокоиться.

Тайсон остановился посреди магазина и повернулся к нам. Улыбнувшись, он гордо развел руки в стороны:

– Видите? Книги!

И он не обманул. От кассы, которая была и стойкой информации, расположенной в центре комнаты, во все стороны расходились стеллажи, набитые томами всевозможных размеров и цветов. Две лестницы вели на огороженный перилами балкон, тоже заставленный книгами. Повсюду стояли кресла с подставками, заваленными книгами. Из огромных окон открывался вид на городской акведук и холмы. Солнце заливало все вокруг медовым светом, отчего магазин казался уютным и сонным.

Идеальное место, чтобы плюхнуться в кресло с легким романчиком – только вот мешал мерзкий запах кипящего масла и кожи. Признаков тату-салона и специального оборудования я нигде не заметил, но на одной из стен висела табличка «СПЕЦИАЛЬНЫЕ КОЛЛЕКЦИИ», а плотные бархатные занавески под ней закрывали проход, ведущий, судя по всему, в подсобное помещение.

– Очень мило, – сказал я, стараясь, чтобы это не прозвучало как вопрос.

– Книги! – повторил Тайсон. – Потому что это книжный магазин!

– Конечно, – с готовностью кивнул я. – А это, хм, твой магазин?

Тайсон нахмурился:

– Нет. Ну, вроде того. Владелец погиб. В битве. Это грустно.

– Понятно. – Я не знал, что нужно сказать. – В любом случае, я рад снова тебя увидеть, Тайсон. Ты вряд ли узнаёшь меня в этом облике, но…

– Ты Аполлон! – рассмеялся он. – Смешной у тебя вид.

Фрэнк прикрыл рот и закашлялся, явно пытаясь скрыть улыбку:

– Тайсон, а где Элла? Мы хотим, чтобы вы рассказали Аполлону о том, что узнали.

– Элла в подсобке. Она делала мне татуировку! – Он наклонился ближе и зашептал: – Элла красивая. Только тсс! Она не любит, когда я часто это говорю. Смущается. А потом я смущаюсь.

– Я ей не скажу, – пообещал я. – Показывай дорогу, генерал Тайсон.

– Генерал! – Тайсон снова захохотал. – Да. Это я. Размозжил пару-тройку голов на войне! – Он поскакал вперед, словно ехал верхом на игрушечной лошадке, прямо сквозь бархатные занавески.

Часть меня жаждала развернуться и пойти пить кофе, забрав с собой Фрэнка. Я боялся того, что может ждать нас за этими занавесками.

Но вдруг кто-то у моих ног сказал: «Мур-мяу».

Это был кот. Огромный рыжий полосатый кот, который, судя по размерам, сожрал всех остальных котов в этом магазине, терся головой о мою ногу.

– Он меня трогает, – пожаловался я.

– Это Аристофан, – улыбнулся Фрэнк. – Он не опасен. К тому же ты сам знаешь, как римляне относятся к кошкам.

– Да уж, не напоминай.

Мне никогда не нравились кошачьи. Они эгоистичны, надменны и считают себя хозяевами мира. Да, хорошо, вы правы. Я просто не люблю конкуренцию.

А вот римляне считают кошек символом свободы и независимости. Им разрешается ходить везде, где вздумается, даже в храмах. И коты не раз выбирали именно мой алтарь, чтобы пометить территорию.

«Мур-мяу», – снова подал голос Аристофан. Его сонные светло-зеленые, цвета лаймовой мякоти, глаза словно говорили: «Теперь ты мой, возможно позже я на тебя помочусь».

– Мне пора, – сказал я коту. – Фрэнк Чжан, давай найдем нашу гарпию.

Как я и думал, помещение для хранения специальных коллекций превратили в тату-салон.

Стеллажи на колесиках были сдвинуты в сторону, на их полках теснились тома в кожаных переплетах, деревянные футляры для свитков и глиняные таблички для клинописи. В центре комнаты, блестя под светодиодной лампой-лупой, стояло обитое черной кожей кресло с откидной спинкой и складными подлокотниками. Рядом было обустроено рабочее место с жужжащими электрическими тату-машинками, к которым крепились трубки для подачи краски.

Мне никогда не делали татуировок. Когда я был богом, стоило лишь захотеть – и рисунок появлялся у меня на коже сам собой. А здешняя обстановка напомнила мне о безумных экспериментах, которые мог бы провести Гефест, скажем, в области божественной стоматологии.

В дальнем углу стояла лестница, по которой можно было подняться на такой же балкон, как тот, что мы видели в главной комнате. На балконе были устроены два спальных места: гнездо из соломы, ткани и обрывков бумаги для гарпии и нечто вроде форта, смастеренного из старых картонных коробок из-под бытовой техники. Подробности я решил не выяснять.

За креслом, что-то бормоча, словно споря сама с собой, из стороны в сторону беспокойно ходила Элла. Аристофан, который зашел в комнату вместе с нами, начал бегать за ней, стараясь боднуть ее кожистые птичьи ноги. Время от времени гарпия теряла рыжеватое перышко, и он тут же на него набрасывался. Элла не обращала на кота никакого внимания. Такие союзы, пожалуй, заключают только в Элизии.

– Огонь… – бормотала Элла. – Огонь и… что-то там, что-то там… что-то там мост. Дважды что-то там, что-то там… Хмм.

Казалось, она чем-то встревожена, хотя, как я понял, это было ее обычное состояние. Насколько я знал, Перси, Хейзел и Фрэнк нашли Эллу в Портленде, центральной библиотеке штата Орегон, где она питалась объедками и жила в гнезде из списанных книг. Когда-то она наткнулась на Сивиллины книги, три тома которых, как считалось, погибли в пожаре на закате Римской империи. (Найти хотя бы один экземпляр было все равно что обнаружить неизвестный альбом Бесси Смит[13] или первый выпуск комиксов про Бэтмена за 1940 год в идеальном состоянии, только с уклоном… хм… в прорицательство.)

Теперь Элла, обладающая фотографической, но хаотичной памятью, была единственным источником этих древних пророчеств. Перси, Хейзел и Фрэнк привезли ее в Лагерь Юпитра, где она могла спокойно жить и, как все надеялись, восстановить утерянные книги с помощью Тайсона, ее обожаемого бойфренда. (Циклопофренда? Дорогого ее сердцу представителя другого вида?)

Кроме того, Элла была тайной, покрытой рыжими перьями, спрятанными льняной тканью платья[14].

– Нет, нет, нет. – Она провела рукой по роскошным рыжим кудрям с такой силой, что я испугался, как бы она не вырвала их с корнем. – Недостаточно слов. Слова, слова, слова. Гамлет, акт второй, сцена вторая.

Для бывшей уличной гарпии она выглядела весьма неплохо. Лицо у нее было похоже на человеческое, с заостренными чертами, но не изможденное. Перья на руках были аккуратно приглажены. Для птицы ее вес был вполне нормален, а значит, она ест вдоволь зерен, или тако, или что там любят гарпии. Когтистые ноги Эллы вытоптали отчетливую дорожку на ковре, который она мерила шагами.

– Элла, смотри! – воскликнул Тайсон. – Друзья!

Элла нахмурилась, ее взгляд скользнул по нам с Фрэнком, словно мы были мелкими отвлекающими деталями вроде косо висящих на стене картин.

– Нет, – заявила она и сложила руки, отчего длинные ногти клацнули друг о друга. – Тайсону нужно больше татуировок.

– Ладно! – Тайсон улыбнулся, словно ему сообщили отличные новости, и поскакал к креслу.

– Подождите! – взмолился я. Запах в этом тату-салоне был ужасен. Но если бы я увидел, как делают татуировку, меня бы наверняка вырвало прямо на Аристофана. – Элла, прежде чем начнешь, не могла бы ты объяснить, что происходит?

– «Что происходит», – проговорила Элла. – Марвин Гэй[15]. 1971 год.

– Да, я знаю, – кивнул я. – Я помогал писать эту песню.

– Нет, – помотала головой Элла. – Авторы Ренальдо Бенсон, Аль Кливленд и Марвин Гэй, толчком к созданию послужили жестокие действия полиции.

Фрэнк усмехнулся:

– С гарпиями не поспоришь.

– Да, – согласилась Элла. – Не поспоришь.

Она подбежала ко мне, пригляделась, принюхалась к повязке на животе и ткнула меня в грудь. Перья ее блестели как ржавчина под дождем.

– Аполлон, – сказала она. – Но ты неправильный. Неправильное тело. «Вторжение похитителей тел», режиссер Дон Сигел, 1954 год.

Сравнение с черно-белым ужастиком мне не понравилось, но мне только что приказали не спорить с гарпиями.

В это время Тайсон разложил кресло, превратив его в кушетку. Он лег на живот, и недавно вытатуированные фиолетовые строки зашевелились на его мощной, покрытой шрамами спине.

– Готов! – объявил он.

И тут меня озарило.

– «Сгорят слова, что память подарила», – вспомнил я. – Ты записываешь Сивиллины книги на спине Тайсона раскаленными иглами. Вот о чем говорилось в пророчестве.

– Ага. – Элла ткнула пальцем в мой жирок, словно оценивая, годится ли это место для записей. – Хмм. Нет. Слишком рыхлый.

– Спасибо, – буркнул я.

Фрэнк переступил с ноги на ногу, озадачившись вопросом, насколько для этой цели подходит его тело.

– Элла говорит, что только так она может записать слова в верном порядке, – объяснил он. – На живой коже.

Тут нечему удивляться. В последние месяцы я получал пророчества, слушая безумные голоса деревьев, страдая от галлюцинаций в темной пещере и носясь по раскаленным клеткам кроссворда. По сравнению с этим восстановление текста рукописи на спине у циклопа казалось весьма цивилизованным делом.

– Но… далеко ли вы продвинулись? – спросил я.

– До первого поясничного позвонка, – ответила Элла.

Судя по ее виду, она не шутила.

Лежа лицом вниз, Тайсон в радостном предвкушении пытки, болтал ногами:

– ГОТОВ! Ой, мамочки! От татуировок щекотно!

– Элла. – Я решил попробовать еще раз. – Я хотел спросить: узнали ли вы что-нибудь важное, например… ну, даже не знаю… о том, что нам угрожает в ближайшие четыре-пять дней? Фрэнк сказал, что у вас есть зацепка.

– Ага, нашла гробницу. – Она снова ткнула пальцем в мой жирок. – Смерть, смерть, смерть. Много смерти.

9

Братья и сестры,

Мы собрались здесь, потому что

Гера – отстой. Аминь.

Хуже, чем слышать «Смерть, смерть, смерть», может быть только слышать это, когда тебе тычут пальцем в жирок.

– А можно поконкретнее?

Вообще-то я хотел спросить «Можешь сделать так, чтобы все наладилось, и не тыкать меня?». Но вряд ли можно получить все удовольствия сразу.

– Перекрестные ссылки, – ответила Элла.

– Что?

– Могила Тарквиния, – сказала она. – Слова из Горящего Лабиринта. Фрэнк говорил так: «Аполлон зрит смерть в Тарквиния могиле, если вход к безмолвному богу не откроет она – Беллоною явленная».

– Я знаю пророчество, – напомнил я. – И зачем все постоянно его мне повторяют! Так что именно…

– Я проверила ссылки на слова «Тарквиний», «Беллона» и «безмолвный бог» по указателю Тайсона.

Я посмотрел на Фрэнка – похоже, в этой комнате я понимал только его:

– У Тайсона есть указатель?

Фрэнк пожал плечами:

– В любом хорошем справочнике должен быть указатель.

– На задней стороне бедра! – похвастался Тайсон, который все еще дрыгал ногами, с нетерпением ожидая, когда по его коже пройдутся раскаленной докрасна иглой. – Хочешь посмотреть?

– Нет! Боги, нет! Так ты говоришь, проверила…

– Ага, ага, – кивнула Элла. – По «Беллоне» и «безмолвному богу» ничего. Хмм. – Она похлопала по вискам. – Тут нужно больше слов. Но «Тарквиния могила». Да. Нашла строчку. – Она засеменила к разложенному креслу, Аристофан побежал следом, то и дело нападая на ее крылья. Элла ткнула пальцем в лопатку Тайсона. – Тут.

Тайсон захихикал.

– «Дикая кошка, круженье огней, – принялась громко читать Элла. – Могила Тарквиния, яркость коней. Дверь откройте пошире – два, пятьдесят четыре».

«Мур-мяу», – сказал Аристофан.

– Нет, Аристофан, – ласково проговорила Элла, – дикая кошка – это не про тебя.

Зверь замурлыкал – громко, как бензопила.

Я ждал более подробного пророчества. По большей части Сивиллины книги напоминали «Кулинарную библию»[16], только рецепты в них касались того, какую жертву принести богам в случае определенной катастрофы. Урожай уничтожают полчища саранчи? Поможет суфле для Цереры и медовый хлеб (поджаривать на ее алтаре в течение трех дней). Землетрясение разрушит город? Подготовьте сюрприз для Нептуна: когда он придет вечером домой, пусть его уже ждут три черных быка, облитых священным маслом и сожженных с веточками розмарина!

Но, судя по всему, Элла больше ничего читать не собиралась.

– Фрэнк, – сказал я, – ты что-нибудь понял?

Он нахмурился:

– Я думал, ты поймешь.

Когда же до людей дойдет: то, что я был богом прорицаний, вовсе не значит, что я понимаю пророчества. Я, между прочим, был и богом поэзии. Разве от этого метафоры в «Бесплодной земле» Т.С. Элиота[17] стали мне понятней? Нет.

– Элла, может быть, это описание какого-то места? – спросил я.

– Ага, ага. Вероятно, где-то поблизости. Но туда можно только войти. Осмотреться. Найти нужное и уйти. Тарквиния Гордого так не убьешь. Нет уж. Он слишком мертвый для этого. А чтобы убить, хмм… Нужно больше слов.

Фрэнк Чжан коснулся висевшего у него на груди значка в виде короны, которым награждали воинов за взятие крепостной стены:

– Тарквиний Гордый. Последний царь Рима. Даже во времена Римской империи считалось, что истории о нем – всего лишь легенды. Его гробницу так и не нашли. С чего ему быть… – Он обвел рукой комнату.

– …в наших краях? – закончил я. – Вероятно, по той же причине, по которой Олимп теперь парит над Нью-Йорком, а Лагерь Юпитера располагается у залива Сан-Франциско.

– Что ж, справедливо, – согласился Фрэнк. – И все же, если гробница римского царя все это время была рядом с Лагерем Юпитера, почему мы только сейчас об этом узнаем? И с чего нежить стала на нас нападать?

Ответа на это у меня не было. Я так зациклился на Калигуле и Коммоде, что о Тарквинии Гордом особо не размышлял. Каким бы ужасным Тарквиний ни был, он все-таки не входил в высшую лигу императоров. Да и не понимал я, с чего бы полумифическому, дикому и, по всей видимости, восставшему из мертвых римскому царю действовать заодно с Триумвиратом.

Где-то у основания черепа шевельнулось смутное воспоминание… Вряд ли можно считать совпадением то, что Тарквиний обнаружил себя как раз тогда, когда Элла и Тайсон начали восстанавливать Сивиллины книги.

Я вспомнил призрака с пурпурными глазами из кошмара и низкий голос эвринома в туннеле: «Уж кто-кто, а ты должна понимать, насколько зыбкая граница отделяет жизнь от смерти».

Рана на животе запульсировала. Хоть бы раз для разнообразия попасть в такую гробницу, где покоится кто-то действительно мертвый.

– Так значит, Элла, – сказал я, – ты предлагаешь нам найти эту гробницу.

– Ага. Отправляйтесь в гробницу. «Расхитительница гробниц» для ПК и приставок «Плейстейшн» и «Сега Сатурн», 1996 год. «Гробницы Атуана», Урсула Ле Гуин, «Сага Пресс», 1970 год.

На этот раз я почти не обратил внимания на лишние сведения. Если задержусь здесь подольше, то, наверное, начну говорить как Элла, включая в каждую фразу случайные факты из «Википедии». Нужно успеть уйти до того, как это произойдет.

– Но мы идем туда, только чтобы осмотреться, – продолжал я. – Чтобы узнать…

– …то, что надо. Ага, ага.

– А потом?

– Возвращайтесь живыми. «Остаться в живых», второй сингл, саундтрек к фильму «Лихорадка субботнего вечера»[18], 1977 год.

– Ну да. И… в циклопьем указателе точно больше нет ничего, кхм, полезного?

– Хмм. – Элла уставилась на Фрэнка, подошла к нему и понюхала его лицо. – Деревяшка. Что-то там. Нет. Это на потом.

Фрэнк был похож на загнанного в угол зверя – причем ему даже не пришлось обращаться в животное:

– Слушай, Элла. Мы не говорим про деревяшку.

Тут я вспомнил, почему еще мне так нравится Фрэнк Чжан. Он тоже входит в клуб ненавистников Геры. Ей с чего-то вздумалось привязать его жизненную силу к маленькой деревяшке, которую, насколько я знал, Фрэнк всегда и повсюду носит с собой. Если деревяшка сгорит – та же участь ждет и Фрэнка. Такая она, эта властная Гера: «Я тебя люблю, ты для меня особенный герой, ах да, вот тебе палка, и когда она сгорит, ты умрешь, ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!». Терпеть не могу эту женщину.

Элла взъерошила перья, одарив Аристофана множеством новых игрушек.

– Огонь и… что-то там мост. Дважды что-то там… Хмм, нет. Это потом. Нужно больше слов. Тайсону нужно сделать татуировку.

– Класс! – воскликнул Тайсон. – А ты можешь нарисовать Радугу? Он мой друг! Пони-русалочка!

– Радуга – это белый свет, – сказала Элла. – Который преломляется в каплях воды.

– И пони-русалочка! – не уступал Тайсон.

– Пфф, – фыркнула Элла.

Кажется, только что случилось нечто вроде ссоры между гарпией и циклопом.

– Вы двое, уходите, – отмахнулась от нас Элла. – Приходите завтра. Или через три дня. «Восемь дней в неделю»[19]. Пока не знаю.

Я уже хотел возмутиться, что через четыре дня яхты Калигулы доберутся сюда и Лагерь Юпитера ждет новая разрушительная атака, но Фрэнк коснулся моей руки и сказал:

– Пойдем. Пусть работает. Все равно скоро вечерний сбор.

Я подозревал, что после упоминания деревяшки он готов ухватиться за любой повод, чтобы улизнуть из магазина, даже если нелепости этого повода позавидовали бы фавны.

Последнее, что я увидел, выходя из комнаты для хранения специальных коллекций, была Элла, пишущая тату-машинкой на спине Тайсона, циклоп, хохочущий «ЩЕКОТНО!», и Аристофан, точащий когти о кожистые ноги гарпии.

Циклопьи татуировки остаются на всю жизнь – в вашей памяти.

Фрэнк потащил меня в лагерь настолько быстро, насколько позволяла моя рана.

Я хотел спросить его, что сказала Элла, но Фрэнк не был настроен разговаривать. Его рука то и дело тянулась к боку, где под ножнами на ремне висел тканевый мешочек. Раньше я его не замечал, но догадался, что внутри хранится Сувенир Геры – убийственное проклятье™.

Возможно, Фрэнк был таким мрачным потому, что знал, что ждет нас на вечернем сборе.

Легион выстроился, готовый к траурному шествию.