Полная версия
Выжившим
Кит еще раз посмотрел на фото домика, поднял глаза. Вон вдалеке та же сосна, что на фото – она единственная так высока, что вздымается над своими товарками, и она такая же лысая, с маленькой метелочкой ветвей на верхушке.
– Кит! – тревожно позвала миссис Хогарт, минут через десять сообразив, что сына нет возле машины.
– Мы переночуем здесь, дорогая, – сказал мистер Хогарт. – Сейчас я найду Кита, и мы все обнимемся, и ляжем на заднее сиденье, сберегая тепло.
Он вышел, забыв в машине перчатки.
Когда Кит вернулся с подмогой из Лесного домика (чуть правее дороги он обнаружил отличную укатанную снегоходами тропу), в машине сидела только безутешно рыдающая миссис Хогарт.
Ее укутали в плед, напоили грогом и подарили скидочный талон на обед в Лесном домике.
Мистера Хогарта искали почти до утра и нашли в конце концов – обмороженного и на грани самоубийства – он намеревался спрыгнуть с какого-то обрыва.
Кит тогда увидел, какой отец маленький и жалкий – вывалянный в снегу, он потерял шапку, лысина блестела, волоски над ней встали дыбом. Мистер Хогарт скулил и падал, и только очухавшись в тепле Лесного домика, с намазанными гелем руками, вновь приобрел свою величавость и принялся честить правительство, своих спасителей, дорогу, снег и зимний лагерь. Он намеревался подать в суд и требовал возмещения. Миссис Хогарт сидела молча, потягивая травяной чай. Она снова погрузилась в привычное оцепенение.
В номере пансионата Кит заперся в ванной, разделся и долго всматривался в зеркало, которое отображало его только до пояса.
Кит ворошил пальцами густые волосы, чуть завивавшиеся на кончиках, ища грозные признаки облысения, внимательно оценил свои плечи и торс – широкие, закаленные тренировками, и упокоился только тогда, когда понял, что ничего общего с мистером Хогартом во внешности не имеет.
Укладываясь спать, он мысленно поблагодарил своего деда, отца Оливии, бравого вояку, который почти до самой смерти выглядел так, словно сошел с конвейера на фабрике солдатиков в темно-красных беретах.
И все же прежнее восхищение отцом давало о себе знать. Мистер Хогарт не просто так отвел десятилетнего сына в команду футболистов. Мистер Хогарт не просто так дарил Киту плакаты с Бреттом Фарвом. Мистер Хогарт не из простой прихоти учил Кита стрелять по жестяным банкам на окраине города.
Мистер Хогарт воплощал в Ките себя – того себя, которым он всегда хотел быть и которым пытался казаться.
Если бы в семью Хогартов заглянули социальные работники, они нашли бы массу поводов отправить мистера Хогарта на скамью подсудимых, а Кита – в интернат.
Если бы Кит посчитал методы воспитания мистера Хогарта несколько странными и вздумал бы на них пожаловаться, так бы оно и случилось.
Но Кит не считал эти методы необычными – он точно знал, чего добивается его отец, и давно согласился с тем, что методы эти правильные, хотя и чувствовал иногда, как под толстым слоем его собственного спокойствия копится страх, обида, неприязнь и злость.
Все эти чувства Кит отмечал машинально. Он не задумывался над ними и не пытался разобраться – просто повесил на каждое ярлычок с определением и на этом успокоился.
К тому же, у него были вспомогательные способы обороны.
* * *В пятницу миссис Хогарт жарила котлеты. Кит еще в прихожей почуял знакомый запах. Он старательно припрятал распечатку своей роли под курткой, снял кроссовки и постарался проскользнуть через гостиную.
Мистер Хогарт сидел перед телевизором, обмакивая булочки в растопленное масло. На экране метались игроки «Нью-Йорк Джетс».
– Садись. – Мистер Хогарт хлопнул ладонью по дивану рядом с собой. – Давай-ка обсудим.
Это было любимое его препровождение. Кит садился рядом и объяснял тактику текущей игры. В игре «Нью-Йорк Джетс» было что обсудить, и Кит присел на край дивана, плотнее запахнув куртку.
Некоторое время Кит смотрел на экран. Ему было жарко, спина взмокла. Из кухни доносилось пение миссис Хогарт и звон посуды.
– Что скажешь?
Кит не успел ответить.
Миссис Хогарт высунулась с большим блюдом тостов:
– Кит, отнеси папе. И сними куртку.
Ее фартук и рукава были в муке.
Кит нехотя поднялся, принял блюдо, прижимая локти к бокам, но листочки с ролью, запаянные в папку-файл, все-таки выскользнули на пол, и мистер Хогарт поднял их, и сразу потянулся за очками.
Кит остался стоять с блюдом в руках. Миссис Хогарт исчезла из комнаты и что-то напевала в глубине кухни.
Мистер Хогарт вчитался в заголовок, вынул листки и задумчиво их перебрал.
– Театр, сынок?
– Небольшая роль, – сказал Кит и поставил наконец блюдо.
Теперь не имело смысла оставаться в куртке, и он принялся раздеваться.
Мистер Хогарт посмотрел поверх очков:
– Ты прятал от меня это?
Кит промолчал.
– Садись-ка, сынок.
«Нью-Йорк Джетс» суматошно собрались в кучу и прыгали всей толпой, отмечая удачный тачдаун.
– Представь себе, – сказал мистер Хогарт после небольшой паузы, – что ты едешь в машине и на сиденье рядом человек, которому ты доверяешь, и вдруг этот человек достает револьвер…
Ему пришлось прерваться, чтобы выйти ненадолго и вернуться с револьвером.
Дуло револьвера мистер Хогарт прижал к виску Кита, а сам забрался на диван и навис над ним. От мистера Хогарта пахло булочками.
– Он тебе, оказывается, и не друг вовсе, а собирается убить тебя и забрать твою машину. И что ты ему скажешь, сынок? Быть или не быть, вот в чем вопрос? Или станцуешь танец маленького лебедя? А что ты будешь делать, когда он сделает вот так?
Щелкнул курок, провернулся барабан револьвера.
У Кита зелень поплыла перед глазами, колени предательски задрожали, и он схватился за них руками.
– Что ты будешь делать, когда он начнет тебя убивать? Вот так! Вот так!
Дуло вжималось в висок все сильнее, Киту казалось, что сейчас лопнет тонкая перегородка, или случится непоправимое – чертов револьвер окажется заряжен, и за тремя-четырьмя пустыми щелчками последует оглушительный выстрел.
Против воли Кит начал наклоняться, пытаясь ослабить давление.
– Страшно? – спросил мистер Хогарт. – Никогда не бойся оружия, сынок. Я учу тебя быть настоящим мужчиной, так что держись! Не распускай сопли! Страшно?! Почему ты дрожишь?!
– Я понял, – сказал Кит.
– Больше никакого театра.
– Больше никакого театра.
– Котлеты готовы, мальчики, – сказал миссис Хогарт, заглядывая в столовую. Револьвера она будто не заметила. – Кит, подними куртку с пола…
Проклятая зелень перед глазами рассасывалась долго, но вилку Кит держал крепко, никакой дрожи.
Наверное, он давно смог бы привыкнуть к этим воспитательным мерам, если бы не видел однажды, как мистер Хогарт, размахивая «незаряженным» карабином и позируя с ним для фото, нажал на курок и всадил пулю в липу, с которой посыпались куски коры и листья.
Мистер Хогарт уверял, что после этого случая он пять раз на дню проверяет все оружие, но то же самое он говорил и до того, как пристрелил липу.
Кит жевал котлету, хотя его все еще подташнивало. Миссис Хогарт то и дело спрашивала, вкусно ли получилось, и он кивал, но думал о другом – как же по-настоящему отучиться бояться? Как стать тем, кого хочет видеть отец – несгибаемым, хладнокровным, жестким?
Что должно произойти, чтобы отвалились чертовы нервы и получился идеал, настоящий идеал настоящего мужчины?
Кит поднялся из-за стола и пошел наверх, в свою комнату.
Свет он включать не стал, но сразу же включил ноутбук и улегся с ним на кровать.
Ему вдруг вспомнился маленький рыжий чудик, который днем метнул в громилу Морана тарелку с картошкой. Парень, наверное, боялся до обоссанных штанов, но его так довели, что он свой страх каким-то образом преодолел.
Кит не раз и не два наблюдал, как на рыжего Попугайчика сваливаются проблемы, связанные с неукротимой фантазией парней из футбольной команды.
Пока Попугайчик сидел смирно и благодарил своих мучителей, Кит им не интересовался. Таких дурачков в каждой школе полно.
А сегодня произошел слом. Сработал какой-то механизм, заставивший Попугайчика побороть страх.
Мельком Кит слышал, что Попугайчик вроде бы пытается стать журналистом и ведет блог. В блоге он наверняка расписал подробности сегодняшнего происшествия, может, ныл и жаловался, может, готовился к самоубийству.
Было бы интересно узнать, что творится в его голове после этой истории.
Кит задумчиво пощелкал по сайтам социальных сетей, но вдруг обнаружил, что не помнит фамилии Попугайчика. Имя знал – Томми, а вот что дальше, не помнил. Какой Томми? Томми… Миддл?
Пришлось потянуться за мобильником и набрать номер Минди. Она взяла трубку не сразу, протянулись несколько долгих гудков. Конечно, девушки, которым звонит парень, со всех ног к трубке не бросаются…
– Привет, Кит.
– Привет, – сказал он, – я по делу. Подскажи мне фамилию Попугайчика. А еще лучше – его ник.
Минди отреагировала так, словно ей предложили сделать операцию по смене пола.
– Я? Подсказать ник Томми? Ты издеваешься?
Она действительно обиделась, но быстро взяла себя в руки и рассмеялась:
– Надеюсь, это просто предлог?
И Кит сдался.
– Конечно, предлог, – сказал он. – Хотел пригласить тебя куда-нибудь. Завтра. Свободна?
Минди долго раздумывала.
– Минутку, мне нужно посмотреть свое расписание, – отозвалась она и чем-то зашуршала. – Да, есть пара свободных часиков… с шести до восьми.
Кит представил себе расписание Минди: с утра три часа на телефоне, час у парикмахера, час на беговой дорожке, три часа по магазинам…
– Встретимся на мосту.
– Ты будешь на машине?
– Да.
Она снова рассмеялась, нажала отбой и тут же набрала номер Стефани, которой сообщила о подвижке в деле невозмутимого квотербека, на свидание с которым она, ясное дело, не пойдет, чтобы рыбка поплотнее уселась на крючок, а не соскользнула сразу, блестя чешуей.
Стефани выслушала, восхитилась, сказала обязательное «так ему и надо», поддакнула, бросила трубку и подошла к зеркалу.
Возле зеркала она приняла пару соблазнительных поз, отметила, что грудь у нее меньше, чем у Минди, но талия тоньше и бедра аккуратнее. Приподняла волосы, посмотрела на изгиб шеи и выругалась. Почему она, Стефани, всегда номер два при этой сисястой истеричке?
Хогарт приедет на своем новеньком «форде» и будет ждать Минди на мосту, а Минди засядет дома, листая журналы с рекламой косметики.
Чем не шанс для самой Стефани?
Идея пришла моментально, вспыхнула радостным салютом: да, так и нужно сделать. Прийти на мост, будто бы прогуливаясь случайно. Надеть голубые брючки, которые так красиво подчеркивают попку, тонкую водолазку и короткий меховой жилет, который придется позаимствовать у сестры.
Шиншилла отлично подчеркнет ее красоту.
Стефани с грохотом выдвинула ящик, раскрыла шкатулку с украшениями и выбрала тонкий золотой браслет. А на губы немножко блеска… парни не любят помаду, а они с Китом обязательно будут целоваться, так что на этот раз без помады.
Стефани собиралась было пойти порыться в шкафах старшей сестры, но вдруг опрокинулась на кровать, зажав в руке золотой браслетик, и закрыла глаза.
Это все мечты, Стеф. Если Минди узнает, что Кит ушел из-под ее носа по милости лучшей подружки, придется уходить из школы. Никто не умеет так унижать людей, как Минди, и именно ее мнение служит сигналом к началу общей травли. Рядом с Минди безопасно, рядом с Минди чувствуешь себя хоть и второстепенной, но королевой. Девчонки набиваются в подруги, парни считают красоткой, футбольная команда носит на руках, и всегда есть возможность кольнуть любого побольнее, так, чтобы взвыл, но на следующий день сам прибежал целовать руки.
Отказаться от всего этого ради Кита Хогарта?
Как бы ни хотелось поцеловаться с ним (а может, Стефани, не только поцеловаться, в конце концов у него машина, и отличное заднее сиденье, где можно позволить себе многое… не доводя до секса, конечно. Это может быть больно, хотя Минди и говорит, что ничего такого, но…) как бы ни хотелось с ним поцеловаться, но он не стоит того.
Минди дает несравнимо больше.
Засыпала Стефани со смутной мыслью: скоро все это закончится, закончится школа, и ей придется поступать в колледж, а там наверняка будет своя королева, и если у нее уже будет достаточно подружек, то самой Стефани грозит полное отчуждение. Минди не будет рядом, и некому будет защитить и вовремя унизить любого, кто попадется на пути.
Мама говорит, что в колледже все по-другому, но Стефани в это не верит.
Не может быть по-другому. Всегда есть Самая Красивая Девчонка и ее подруги. Где угодно.
* * *Прежде, чем Кит сообразил, что пригласил на свидание Минди, он сделал еще пару звонков – никто не знал, под каким именем Попугайчик свил себе гнездышко в Интернете.
И тогда Кит вспомнил про его подружку, Карлу Нобл, имя которой постоянно мелькало под фотографиями в школьной газете.
У Карлы оказалась страничка в соцсети, а в ее друзьях – Томми Митфорд. Митфорд, вот он кто. Страничка Карлы, битком набитая фото, перекинула Кита на страницу Попугайчика.
На странице Томми тоже были фотографии: на них он в основном торчал на какой-нибудь ветке над Алексом Митчеллом, который строил рожи внизу.
Митчелла Кит вспомнил сразу – этот парень постоянно орал и бесперебойно сыпал штуками, некоторые из которых были очень удачными. Его обычно слышно по всей школе. Единственный из их троицы, кто не попадался под каток травли и держался в тени, когда назревал конфликт.
Рассматривая фото, Кит засунул руку под матрас и осторожно, стараясь не греметь, вынул из пластиковой упаковки пару оранжевых таблеток. Одну он сразу проглотил, а вторую спрятал под подушку.
Еще раз глянув на одно из удачных фото (Попугайчик один, солнце за его спиной, и рыжие волосы светятся, будто на голове у Томми кто-то развел маленький костерчик), Кит нашел в профиле ссылку на блог и открыл новую страничку.
На сегодняшней дате записей не значилось. Попугайчик вел блог аккуратно, каждый день оставляя по посту, но эта пятница его то ли ничем не вдохновила, то ли Моран прикончил его по дороге домой.
Кит подпер предплечьем подбородок и прочитал несколько строк. Потом поднялся, спустился на кухню и взял из холодильника банку холодной колы.
Он допил ее к концу второй страницы блога Попугайчика. Хотел пойти выбросить, но передумал и просто запихнул под кровать.
Чтение увлекало его все больше. Напряжение, вызванное револьвером папаши Хогарта, спало. Кит лежал расслабленно, с легкой головой и ясными мыслями, но даже в такой голове никак не укладывался эксгибиционизм Попугайчика.
Так Кит про себя окрестил тот поток откровений, которые Попугайчик тоннами вываливал на страницы своего блога. Первые три производили впечатление шокирующее – Томми рисовался фашистом-эзотериком, давно и прочно съехавшим с катушек. На четвертой он превратился в милого печального мальчика, этакого Маленького Принца, требующего у окружающих барашка и розу. На шестой Томми бушевал, как заправский героиновый наркоман, на седьмой каялся в грехах и просил на свою голову кару небесную, дальше требовал разрушения планеты лазерным лучом, потом признавался в ликантропии, следом волной гнал детские воспоминания о каких-то бомжах-извращенцах, гоняющихся за ним с членом наперевес.
Блог читался как сборник рассказов нетрезвого писателя-неудачника.
Поначалу Кит не мог поверить своим глазам, потом – не мог поверить Томми.
Чувствовались в этих записях неуловимая фальшь, налет пародийности, мишурный элемент. Кит перечитывал некоторые строчки по нескольку раз, надеясь поймать то слово, которое резонировало, выдавало ложь, но Томми так искусно плел свои сети, что ничего доказать Кит бы не смог.
В этом блоге никогда не появится записи о том, как Томми решился швырнуть картошкой в Морана и о чем при этом думал.
В этом блоге нет самого Томми.
Кит выключил ноутбук, отложил его и запустил руку под подушку. Вторую таблетку он разгрыз. Сразу же занемел язык и губы – приятное ощущение. Примерно такое, какое бывает при стоматологической заморозке, но куда более чувствительное.
Раздевался Кит неторопливо, внимательно отслеживая все приливы: вот потек холодок по рукам и ногам, вот встрепенулось сердце…
Теперь уже плевать, даже если отцу взбредет играть с Китом в русскую рулетку, Кит не дрогнет. Ему теперь не страшно. Руки не дрожат, рассосалась тяжесть в груди.
Аккуратно погасив ночник, Кит улегся на спину и натянул одеяло до середины груди.
Напротив плакат с Бреттом Фарвом.
Бретт весело смотрит на Кита из-под шлема, за его спиной размытое разноцветное пятно трибуны с болельщиками.
«Как дела, Кит?» – «Все нормально. У меня все нормально» – «Слышал, один из твоих игроков повредил сухожилие. У тебя есть достойная замена?» – «Моран? Он уже на ногах. С заменами у меня туго, но этот парень отлично держится»
Бретт Фарв медленно разворачивается, номер на его спине стекает с плаката и ползет по полу. Он взбирается на ножку кровати, а потом на грудь Кита, и врастает в его кожу, некоторое время все еще светится, а потом гаснет.
Бретт Фарв смеется.
«Это талисман, Кит. Мой подарок».
– У меня есть свой номер, – возражает Кит вслух. – Мой номер – семьдесят два. Мне не нужен чужой.
«Тачдаун!»
«Плей-офф!»
«Нью-Йорк».
«Я хотел посмотреть, как вы играете. Отлично играете».
«Отлично играете»…
«Отлично играете»…
– Я хочу спать, Томми, потом расскажешь…
«Вы отлично играете!!!»
И вдруг вспорхнуло. Ударилось о стекло. Кит вскочил с бешено бьющимся сердцем и подошел к окну.
Тишина. Пусто. В далеком домике на соседней улице все еще горит свет. И каждое ночное темное облако – как синий язычок попугайчика, вырванный с корнем.
* * *Погода на следующий день оставляла желать лучшего. Деревья гнулись под порывами холодного тяжелого ветра, в садике миссис Хогарт все маргаритки сложили головки, с крыши капало. Дождь прошел ночью и оставил после себя хмарь, морось и серые рваные небесные простыни.
Кит до вечера маялся дурью – посмотрел пару легендарных матчей, поспал в ванной, помог матери отбить толстые куски свинины, покопался в потрохах «форда», и спохватился только в половину шестого. Ему не хватило времени привести себя в порядок и найти что-то приличное из одежды, поэтому пришлось одеться как обычно – джинсы, спортивная куртка, кроссовки.
По пути Кит решил, что единственное, куда можно двинуться в такую погоду – крошечный кинотеатр на Речной улице. Там постоянно крутят какое-то барахло, но тепло и можно купить перекусить.
Он довольно смутно представлял себе предстоящее свидание, но заранее заготовил тему для разговора – пьеса Минди, ее детище, должна была стать беспроигрышным вариантом.
Кит еще не решил, что делать с категорическим запретом отца на участие в этой постановке. Скорее всего, отец напрочь забудет об этом инциденте и дело с концом. Нужно попросить у Минди новую распечатку и оставлять ее в школьном шкафчике.
Мистеру Хогарту в голову не придет проверять, участвует Кит в постановке или нет. Он даже на матчи не ходит, довольствуясь только озвученным счетом.
Кит припарковал «форд» на стоянке у кинотеатра и спустился вниз по улице. Холодный ветер дул в затылок, люди шли, согнувшись, пряча руки в карманы.
На мосту никого не было. Волны неслись быстро, частой рябью, но порывов ветра Кит не чувствовал. Здесь, видимо, ветер путался в густо растущих плакучих ивах.
Проверив время на мобильном, Кит оперся на перила и присмотрелся: внизу, на покатом берегу с разноцветной кромкой из оберток, бутылок и прочего мусора, бродили трое.
Доносились и голоса. Возмущенный женский и ехидный, очень знакомый голос. Слов не разобрать, а вот пламенно-рыжую голову Попугайчика нельзя не узнать.
Он был в зеленой куртке и тоже бродил по берегу, засунув руки в карманы, а теперь сел на выброшенное на берег бревно. Задницей в светлых джинсах на грязное мокрое бревно.
Вот чудак.
С ним, значит, Карла Нобл и Алекс Митчелл. На Карле разноцветная рэперская шапочка, а Митчелл курит, закрываясь от ветра ладонями.
Кит засмотрелся: прибрежная троица таскала туда-сюда штатив, на который Карла то и дело пыталась установить фотоаппарат.
Митчелл швырялся окурками и, судя по всему, ругался. Томми то садился, то снова вскакивал со своего бревна и тоже что-то доказывал, показывая то на небо, то на реку.
За наблюдением прошло минут пятнадцать. Кит снова посмотрел на время, потом по сторонам. Никакой Минди и в помине нет.
Кит замерз, от воды несло сыростью, могильным холодом глубины.
Звонить Минди не хотелось. Обиды не было. Помогло то самое спокойствие, которым миссис Хогарт огораживалась от всего, что могло затронуть ее длительную безмятежную спячку.
Пробиться сквозь толщу этого спокойствия было сложно. Кит подумал, что ему должно быть обидно, неприятно… но на самом деле ничего этого не было.
Хотелось побыстрее убраться с моста и перестать уже ждать – самое глупое и выматывающее занятие на свете.
Он выждал еще десять минут, сунул мобильник в карман и спустился с моста, но повернул не направо, а налево и вдоль берега, а потом опять свернул и пробрался через густой занавес ветвей, осыпающий его холодным дождем.
Бережок, издалека казавшийся крошечным, на деле таким не был, и Кит пошел к реке, увязая в мокрой почве.
Первым его заметил Алекс, развернулся, приставил ладони ко рту на манер рупора и завыл с интонациями спортивного комментатора:
– А-а-а-а теп-е-ерь! На поле! Появляется номер семьдесят два! Кьюби-и-и с историей в десять победных матчей подряд! К-и-и-ит Х-о-о-га-а-арт!
Томми в очередной раз поднялся с бревна, Карла обернулась.
– Группа поддержки! – продолжил орать Алекс, тыча в нее пальцем. – Где танец? Встречайте!
– Придурок, – сказала Карла.
Она смотрела на Кита настороженно.
– Привет, – сказал Томми. – Алекс, заткнись.
– Почему? – спросил Алекс. – Ему приятно. Нам приятно. Сидели на помоечном берегу, и вдруг сюда скатилась такая звезда… Карла, задирай свитер, он распишется у тебя на груди. Томми, сделай пару кадров, через пять лет я продам их за миллионы.
Кит глянул на него с интересом. Да, такого сложно пустить под пресс травли.
Потом все трое затихли и неловко переглянулись. Кит явно нарушил единство их маленькой команды, влез в процесс общего дела. Никто не знал, о чем с ним разговаривать и зачем он сюда приперся.
Кит знал, что поставил всех в неловкое положение, но ему нужен был Томми.
Он кинул взгляд на джинсы Попугайчика. Так и есть, перемазаны грязью и тиной.
Вся троица замершая, взъерошенная.
– Пойдемте в кино, – сказал Кит. – Я хотел сходить один, но…
– Денег, – сказал Алекс, – денег у нас нет.
– У меня есть.
Карла нерешительно посмотрела на него.
– В долг?
– Нет. Просто мне скучно одному. Вы тут закончили?
– Закончили, – тут же отреагировал Алекс и выхватил фотоаппарат из рук Карлы. – Закончили давным-давно. А попкорн входит в стоимость билета? А ты на машине? Проедемся потом по трассе?
Кит кивнул в сторону Попугайчика.
– Да, если Митфорд снимет штаны.
Томми вспыхнул. Он стоял молча, держа руки в карманах, и вдруг так залился краской, что цвет его лица практически сравнялся с цветом волос.
– Ты не нажимай на него так сильно, – театральным шепотом посоветовал Алекс. – Сначала первое свидание, цветы и коробки конфет – Томми любит сладкое, а потом уж можно и про штаны разговор заводить.
Карла не выдержала и рассмеялась.
– Они у него грязные, – попытался объяснить Кит. – Я имел в виду, у меня новые чехлы, а он в грязи по уши…
Карла хохотала все громче, Алекс улыбался, а Томми попытался отряхнуть джинсы, посмотрел на свою измазанную ладонь и спросил:
– Я что, весь такой?
– Я даже не уверен, что тебя пустят в кинотеатр, – ответил Кит.
Что-то скрипнуло и сдвинулось. Словно тонкий слой целлофановой упаковки разошелся и треснул пополам.
Киту потом приходило в голову странное сравнение: будто это лопнули упаковки, в которые и он сам, и Томми Митфорд были завернуты с самого рождения.
Глава 4
Золотые львиные морды раскалены до белизны. Блики бьют Томми в глаза. Щит не помогает – голову нужно держать высоко. Утомленный жарой, Томми держится стойко, а по спине ползут едкие капли пота. Перед рядом воинов, выстроенных для смотра, ходит Кит Хогарт – он в джинсах, футболке. Но львиные морды… откуда эти золотые львиные морды. Шлем съехал Томми на глаза.
Мучительно, словно от этого зависит вся жизнь, изнемогая от жары, Томми вспоминает: легат? Лавагет?
Нет, все не то… не легат, не лавагет… Кто же ходит перед ним в обличие Кита Хогарта? Кто держит его на изнуряющем солнце и слепит львиными мордами?