Василий Дмитриевич Звягинцев
Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

По старой привычке он обошел квартиру, прикидывая, не забыто ли здесь что-нибудь важное для него или для Ростокина. Похоже – нет.

По той же привычке тщательно уничтожил все следы собственного здесь пребывания. Бытовую электронику перевел в ждущий режим, охранные системы активизировал по максимуму.

Сел в кресло, должным образом настроился. Ну, поехали!

Глава пятая

Странно было видеть Антона в субтильном обличье пожилого литератора. Совсем недавно он был крепким мужиком в самом соку, ростом под метр девяносто, при этом тренированный и гибкий. А каково ему сейчас? Однако сам он по этому поводу не особенно грустил. Привычка, наверное.

Шульгин явился к нему из Москвы 2056-го в собственном теле, сгущенном до полной неотличимости из эфирного. В таком можно существовать неограниченно долго. То есть, как объяснял Удолин, оно полностью аналогично настоящему, никаким анализом не различишь, и сроки его функционирования лежат в пределах таковых для белковых структур. Если не случится чего-нибудь экстраординарного с прочими сущностями.

– Как ты, обжился? – спросил он бывшего форзейля, устраиваясь поудобнее в углу дивана и скользя глазами по книжным полкам, занимающим все свободные стены от пола до потолка. Хорошо Юрию: в эти годы, начиная с двадцатых, распродавалось такое количество дворянских и интеллигентских библиотек по бросовым ценам, что его книжное собрание, кроме чисто интеллектуальной ценности, в позднесоветские годы имело бы и немыслимый рублевый эквивалент.

– Грех жаловаться после трех лет одиночки. Времечко, как понимаешь, на улице не очень, так я и похуже видал. Маскировка у меня подходящая, как раз чтобы отдохнуть и в себя прийти. Никто меня не знает, никому я не нужен. Денежек мой «хозяин» накопил достаточно, на приличную жизнь в обозримый период хватит. Только я в нем задерживаться не собираюсь. С твоими нынешними способностями не проблема, надеюсь? Имитировать его образ жизни не собираюсь. Амплуа не на мой характер. Сегодня для пробы «Балчуг» посетил. Совсем неплохо. И знакомых ни одного…

– Да, – спохватился Шульгин, – а ты уже сколько здесь? Совсем я в хронологии запутался. После нашего разговора знаешь сколько всего приключилось!

– Я вчера ночью «вселился». В спящего гораздо удобнее устраиваться. Сознание отключено, подкорка своими делами занимается, остается чистая вегетатика. Утречком встал почтеннейший творец и лауреат, как новенький. Глубоко-глубоко я его задвинул, базовую память оставил под рукой, а его оперативная мне не нужна, и моторика тоже, своих хватит.

Тут Антону, конечно, повезло. Идеальный по всем осям и параметрам вариант. Аггрианский резидент, пусть и из «раньшего времени», со всем набором знаний и способностей, за двадцать лет создавший удовлетворяющую всех (а главное – власти) легенду. Не имеющий ни одного близкого знакомого или родственника. С подлинными документами. Способный в случае необходимости «вернуться в строй». Обратится, к примеру, лично к зампреду, секретарю ЦК Шестакову, тот свяжется с товарищем Ставским, председателем Союза писателей, и найдут бывшему классику достойный пост в верхнем эшелоне соцреалистов.

И ко всему этому имелось все, чем обладал Антон по предыдущей должности форзейлианского шеф-атташе.

Живи и радуйся.

Однако у Шульгина на него были другие планы. Слегка перефразируя, он в уме процитировал эпиграф к «Капитанской дочке».

«Побыл он гвардии немало капитаном. Того достаточно, пусть в армии послужит.

– Изрядно сказано, пускай его потужит».

Теперь, чтобы окончательно социализироваться в этом мире, у Антона только два пути – остаться волком-одиночкой, устраиваться здесь по собственному усмотрению или, подобно Остапу, двинуть однажды ночью через румынскую границу. В поисках лучшей доли. Или все-таки войти в команду Шульгина, на вторую, естественно, роль. В выборе форзейля Сашка не сомневался, когда начал излагать ему нынешнее положение дел. В глобальном смысле.

Антон слушал спокойно и внимательно, моментами усмехаясь собственным мыслям, возникающим по ходу рассказа.

– Таким, значит, образом, – резюмировал он, потянувшись к папиросе. Настоящий Антон не курил, а вот писательский организм настойчиво требовал очередной дозы стимулятора мозговой деятельности.

– Радоваться, наверное, надо. Мне, тебе и всему вашему «Братству». «Свободен, свободен, наконец-то свободен!».[12 - Эпитафия Мартину Лютеру Кингу, борцу за равноправие негров в США.]

– Если забыть о том, что эти слова написаны на могильном памятнике, то в целом верно. Да и «Братство» вряд ли скоро об этом факте узнает. Когда еще встретиться удастся.

– Не собираешься вернуться?

– Не сейчас. Чувство долга, понимаешь ли, не пускает, здесь нужно дело до конца довести.

– Какого? – с любопытством спросил Антон.

– Если бы знал – непременно тебя в известность поставил. Ты-то сам что в виду имел, когда меня агитировал с Лихаревым и Сталиным поработать? Меморандумы составлял…

– К нынешней ситуации это теперь никакого отношения не имеет. Я действовал в иной исторической эпохе…

– Ну вот. А я всерьез увлекся. Вдобавок слишком много людей здесь на меня завязано. Свои жизни и судьбы на кон поставили, чтобы мне помочь. Бросить все и всех, сбежать с поля боя – не в моих правилах.

– Тогда и говорить не о чем. Давай думать, что сейчас может являться нашей целью, какова стратегия и тактика ее достижения, в какой момент долг чести будет считаться исполненным…

Слова Антона свидетельствовали о том, что остальные вопросы мировоззренческого плана снимаются сами собой. Остаются только практические.

О них и стали говорить.

Шульгин собирался немедленно возвратиться в Испанию. Слишком долго, уже почти сутки Шестаков там предоставлен самому себе. Больших глупостей он, разумеется, не наделает, характера и навыков руководителя хватит на текущие дела, да и общая политическая линия, которую начал проводить Шульгин, ему известна.

Однако нельзя исключать какого-нибудь срыва психики, именно потому, что слишком долго личность «спецпредставителя» находилась под противоестественным контролем. Кто по-настоящему знает, к каким глубинным последствиям приводит воздействие матрицы на «реципиента»?

Антон, к примеру, не знал. У форзейлей такие методики не употреблялись. Сильвия, как выяснилось, воспользовалась матричным переносом, как нормальная женщина автомобилем. Повернула ключ зажигания, включила скорость – он поехал. А что творится под капотом – не ее забота. Дайяна могла бы проконсультировать, так где ее найдешь?

– С тобой что будем делать, братец? – спросил Сашка. – Я кое-какие варианты прикинул, но решать тебе. Можешь в Москве остаться, на хозяйстве. За Сталиным присматривать, за Лихаревым, за Заковским невредно. Есть, кроме всего прочего, у меня опасение, что энное количество ежовцев поумнее и с характером, представляя свою близкую судьбу, свободно могут в подполье уйти и что-нибудь вроде «Черной руки» или «Народной расправы» создать. Кто-то ведь на меня убийц напустил…

– НКВД, думаешь? Не похоже. Не их почерк. Персонажи притом к покушению привлечены странные. Чего бы, действительно, в уличной толпе финку или спицу тебе под лопатку не сунуть? Пока прохожие сообразили бы, отчего солидный дядечка на тротуар прилег, – ищи-свищи исполнителя. Да и «ураганное гниение», которое твой Буданцев наблюдал, – совсем не из нашей оперы явление.

– А набег капитана Трайчука на кордон?

– Это ближе. Если только не аппаратная инерция… Пока этот вариант давай отложим. В случае необходимости «на хозяйстве» можем и Юрия оставить. Подготовки ему хватит, нужную мотивацию обеспечить несложно. Не забывай, он ведь теперь тоже «свободен» и свой интерес поймет быстро.

– Хорошо, – согласился Шульгин. – Я тебя по-прежнему считаю экспертом, спорить не имею оснований. Заодно делаем вывод, что тебе нужно новое тело, раз это возвращаем по принадлежности.

– Совсем не вопрос. Какое надо, такое и выберем. Что ты по сути хочешь предложить?

– Можно со мной в Испанию. Еще одним помощником и советником. Сработаемся, надеюсь…

– Назови последний вариант, тогда и определимся. Рациональным способом или монетку подкинем.

– Отправить тебя в Лондон, практически в прежней должности и роли. Сильвию найдешь, вместе с нею обеспечишь финансирование моих побочных расходов, а главное – свернешь, к чертовой матери, «политику невмешательства». Вместе с Чемберленом. Тогда и Мюнхена не будет, а наш «рейхостроитель» на обозримую перспективу исчезнет из большой политики… Что сулит интереснейшие геополитические расклады.

– На том и сойдемся. И мне интересно будет, и общему делу польза. Только сразу договоримся – закончим с Испанией, обеспечим благоденствие и безопасность твоих новых друзей, и все! Уходим. В двадцать четвертый или ноль пятьдесят шестой. Пора сворачивать сей химерический фейерверк. За год управимся, и домой. Надоело, Саша, знал бы ты, как все надоело… – В голосе Антона прозвучала такая тоска, что Шульгин подумал: «Картинка моей смерти – не самое страшное. В его шкуре я еще не побыл, настоящего «покаяния» не испытал».

– Год еще прожить надо. Но принципиальных возражений ты от меня не услышишь. Я с самого начала, в условиях Игры, примерно так и планировал. С тобой, глядишь, еще быстрее управимся. И – в Замок. Он, как я догадываюсь, теперь окончательно твой?

Антон молча кивнул, закуривая уже третью папиросу.

– Запасных тел там у тебя не имеется? – будто бы в шутку спросил Шульгин.

– Я же сказал, не проблема. Чего на мелочи отвлекаться? Давай лучше твои действия в Испании конкретно подработаем. И мои. Методику связи…

– Сейчас. Куда торопишься? Сначала коктейль, потом вишня, потом косточка, – вспомнил он слова еще одного киношного персонажа. Как бы не в исполнении Мастрояни. – Идея появилась. Забирай-ка ты пока себе мою оболочку…

С одной стороны, отдавать чужому человеку напрокат собственное тело Сашке не слишком импонировало. Хуже, чем нижнее белье дать товарищу поносить. А с другой – оно ведь не его, по большому счету. Очередной артефакт, и не более, возникший для удобства существования в вещном мире.

– С удовольствием. Вполне подойдет, тем более что сэра Говарда Грина в Грейт Бриттен забыть еще не успели. Всего-то тринадцать лет прошло.