bannerbanner
Тайна, покрытая мраком
Тайна, покрытая мраком

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 5

Стоило мне оказаться на лестничной клетке, как дверь справа распахнулась и появилась соседка.

– Опять ты? – спросила она.

– Зашла проверить квартиру, – пожала я плечами.

– Проверяй как следует, ночью гости были.

Я шагнула к ней с замиранием сердца, а она сложила руки на груди и сурово поджала губы.

– Не томите, – предупредила я, чувствуя повышенное возбуждение.

– Часов в двенадцать слышу, за стеной ходит кто-то, – склонившись к моему уху, зловеще начала Татьяна. – Я на балкон. Шторы на окнах плотненько задернуты, но свет все равно пробивается, тонюсенько так, но я углядела. А там все ходят и ходят.

– Никто не стонал? – спросила я со вздохом, решив, что рассказ соседки – плод неуемной фантазии.

– Нет, – удивилась она. – А кому стонать-то? Или ты думаешь, они жильца… того?

Тут мы уставились друг на друга в великой растерянности, обе поняли, что мы о разном, но не могли сообразить, в котором месте наши дороги разминулись.

– Что было дальше? – кашлянув, спросила я.

– В полицию позвонила, – ответила соседка. – Пусть разбираются. Если в квартире никто не живет, так и по ночам бродить нечего, а если живет, пусть документ предъявит, что здесь на законном основании.

– Разумно, – кивнула я. – И что полиция?

– Велели хозяйке звонить, вот что. А у меня и телефона-то нет, пока я с ними ругалась, за стеной все стихло. Я стала в дверной глазок наблюдать, выйти побоялась, мало ли что. Смотрю, дверь открывается, и выходят двое. Один высокий, худой, другой ростом поменьше и в плечах пошире. И по лестнице шмыг.

– А лица разглядели? – спросила я, хотя что мне за дело до их лиц, если я понятия не имею, как выглядит Андрюшенька.

– Совершенно бандитские рожи, – вынесла соседка вердикт.

– Раньше вы их тут не встречали?

– Да вроде нет. Если честно, не очень-то я их разглядела, – она вздохнула, посмотрела на меня с печалью и продолжила: – Я соседей поспрашивала… говорят, бывшего хозяина квартиры зарезали. Правда, не здесь, но все равно беспокойно. Дурное место.

– Наверное, это хозяйкин внук был с приятелем, – заметила я, с намерением ее успокоить. – В квартире все на своих местах, я проверяла.

Соседка досадливо махнула рукой и дверь захлопнула, а я побрела к своей машине. Очень заманчиво было предположить, что приходил в самом деле внучок, но с какой стати ему рыться в старых квитанциях? Нет, что-то не сходится. Гадай теперь, кто записку взял. Этим-то двоим записка зачем могла понадобиться? Допустим, хозяин был в квартире, а потом явились двое неизвестных… Хотя, могло быть и наоборот, то есть Андрей приходил с приятелем, а рылись еще до него… В общем, ни до чего толкового я так и не додумалась и здорово разозлилась. Злилась я в основном на себя, а досталось Теодоровне. Но вернувшись домой, я первым делом решила успокоить Любку.

– Жива-здорова твоя Софья, только зовут ее Ольга, и она нагло врет, что здесь никогда не работала.

Любка выслушала мой рассказ, прижимая руку к сердцу, а потом сказала:

– Ленка, ты не злись, только я ничего не поняла. Если она Ольга, то почему по паспорту Софья. И куда та, что Софья, делась, если ее паспорт оказался у Ольги?

– Уясни главное. Угроза исходит не изнутри, а снаружи. Ольга просто воспользовалась чужим паспортом, переклеив фотографию.

– Что делается, – ахнула Любка. – Бабушку хотят ограбить?

– Возможно, но мы с тобой настороже, не позволим супостатам лишить старушку нажитого непосильным трудом.

– А Витьку опять где-то носит. Как думаешь, он с супостатами заодно? Надо на эту Ольгу в полицию заявить. Пусть разбираются, почему она вдруг стала Софьей.

– Уйдет в глухую несознанку и скажет, что с паспортом мы сами намудрили.

– Ничего подобного, бабушка и Витька ее узнают.

Тут я решила, что самое время поговорить с Теодоровной, и отправилась к старушенции. Бабка лежала, раскинувшись на подушках, с подозрительным румянцем на лице. Я знала, что под кроватью она держит заначку, фляжку с коньяком, и в хорошем расположении духа может пару раз за вечер приложиться. Злоупотреблять – ни-ни, но считала, что сто граммов человеку лишь на пользу. Я, само собой, не возражала, если бабке в радость, но сейчас ее привычки вызвали гневный протест. Коли ты при смерти, так будь любезна об удовольствиях забыть и умирать как положено, сказав «прости-прощай» всему земному. Опять же, на голодный желудок следовало бы поостеречься.

Старушенция открыла один глаз и спросила едва слышно:

– Новости есть?

– Есть, – сурово ответила я и замерла в трех шагах от постели, сложив на груди руки.

Бабка завозилась, устраиваясь поудобнее, разгладила кружевную оборку на пододеяльнике и начала смотреть с интересом.

– Вам фамилия Кагарлицкая о чем-нибудь говорит? – спросила я.

Теодоровна задумалась, устремив взгляд куда-то вдаль на уровне моего плеча, пожевала губами, вроде пробуя фамилию на вкус, и кивнула:

– Была у нас прима с такой фамилией. Я тогда только-только начинала, а она звездила вовсю. Такая была сука, прости Господи. С режиссером сожительствовала, он все лучшие роли ей, а мне, значит, фигу с маслом. Мне их шуры-муры по барабану, но нечего талант затирать. Я быстро их на место поставила, и ее и его.

– Не сомневаюсь, – сказала я. – А кого-нибудь ближе к историческим временам припомнить можете?

– Чего пристала, дура? – нахмурилась бабка.

– Не иначе, Милана Теодоровна, память у вас начисто отшибло. Вы бы с коньяком завязывали, – я извлекла из кармана паспорт и сунула бабке под нос. Не спеша достав лорнет, та принялась его изучать, брезгливо морщась. – Эта девушка у вас работала, – нетерпеливо напомнила я.

– Сама знаю, что работала. Сонька-вертихвостка. Дура и неумеха. Выгнала я ее. А паспорт откуда? – нахмурилась старушенция.

– За холодильником валялся. Любка нашла.

– Какая еще Любка?

– Та, которая Надька или Верка. Не знаю, кто она у вас сегодня.

– Постой, – сложив лорнет с легким щелчком, ахнула бабка. – Куда ж эта курица безмозглая без паспорта? Надо его вернуть.

– Я пыталась, только Кагарлицкая оказалась вовсе не Кагарлицкой, а Проскуриной, и зовут ее Ольга.

– Что ты мелешь? Здесь русским языком написано, – бабка вновь вооружилась лорнетом и удовлетворенно кивнула. – Ну вот, Кагарлицкая.

– Вы мне лучше скажите, как эта Софья к вам устроилась. Кто ее рекомендовал?

– А никто, – ответила Теодоровна, потеряв интерес к паспорту.

– Вы объявление давали?

– Еще чего… понабегут кто ни попадя.

– Как она к вам попала? – теряя терпение, рявкнула я.

– Не ори, не глухая, – отмахнулась бабуля. – Как попала, как попала, с улицы пришла, я как раз домработницу уволила. На Витеньку она глаз положила, прохиндейка хренова, все норовила окрутить мужика, а у самой в Хохляндии трое детей, мамаша и муж-пьяница. Почто ему такое счастье? А он вроде как повелся. У мужиков мозги сама знаешь где, а у паскудницы задница шире паровоза и титьки как два арбуза. Как колыхнет, у него глаза на переносице. Я и погнала. Знай свое место, поганка. А без домработницы – беда. Витя, кроме каши, ничего приготовить не может, кашу трижды в день жрать не будешь, а яичницу я не люблю.

– Ваши кулинарные предпочтения мне известны, – поторопила я. – Вы теряете нить повествования.

– Ничего я не теряю, – проворчала бабка. – А память у меня получше твоей. Сто раз тебе говорила: две ложки сахара в кофе, все равно сыпешь одну.

– Сахар вреден, особенно в вашем возрасте. Я поняла, вы бедствовали, каша стояла комом в горле, что дальше?

– Дальше явилась Сонька.

– Просто так явилась?

– С букетом. Большой букет, тыщи на две потянет по нынешним-то меркам. Открыл ей Витя, я в гостиной. Слышу, соловьем поет, не Витя, девка. Я велела впустить. Она ко мне чуть ли не в ноги. Я, говорит, слышала, вам домработница требуется. А я, говорит, всегда мечтала соприкоснуться с настоящим искусством и готова хоть даром, лишь бы рядом с гениальной актрисой… – Тут бабка гордо вскинула голову, косясь на меня левым глазом.

– Откуда ей знать, что вы гениальная, если вы ушли со сцены еще до ее рождения? – хмыкнула я, дивясь бабкиной наивности.

– А репутация? – хмыкнула та в ответ. – Репутация, милая, живет в веках…

– Милана Теодоровна, – сказала я. – У вас мания величия. Вы бы хоть подумали… – тут я махнула рукой и продолжила: – Девица к вам устроилась по чужому паспорту. Не удивлюсь, если вы, разомлев от наглой лести, даже на документы не потрудились взглянуть. А между тем…

Тут бабка рухнула на подушки, прижав ладошку к груди, как всегда перепутав левую сторону с правой, и глаза закатила. А я забеспокоилась, зря я так, чего доброго, старушенцию и впрямь удар хватит.

– Кругом аспиды и вороги лютые, – скороговоркой выпалила она упавшим голосом. – Обложили бедную старушку со всех сторон, на богатство мое зарятся, пригрела на груди змеюк немерено…

– От змеюк есть верное средство, – сказала я. – Наводить справки о тех, кого нанимаешь.

– Много проку, – неожиданно весело фыркнула Теодоровна. – Смотрела я твои бумажки, и что? А Сонька мне сразу не понравилась. По дому шарит, везде свой нос сует… А неряха, Господи прости, да и готовит как мой Витя… Дура рукожопая.

– Это что-то новенькое, – покачала я головой. – Скоро с вами без словаря разговаривать будет невозможно.

– А чего непонятного-то? – скривилась бабка. – Руки из жопы у нее росли. Потому и выгнала. А что по дому шарила, так пусть. Вы-то не лучше. Надька, лахудра, так и вьется возле двери, что в другую половину дома ведет. Небось думает, там золото-бриллианты. Да и ты в шкафу шаришь, будто я не вижу, – тут я густо покраснела, а бабка довольно усмехнулась.

– В шкафу я шарила совершенно с другой целью. Пыталась установить некоторые факты вашей примечательной биографии. Может, я о вас книгу написать хочу. А Любка, которая Надька, между прочим, не золото-бриллианты высматривает, а боится, что вы в запертой половине скелетов держите.

– Почто мне скелеты?

– Не почто, а с умыслом, – поправила я, с удовлетворением отметив, что последнее мое замечание бабку задело. – Любка считает, что, раз домработница исчезла, а паспорт ее завалился за холодильник, значит, ее следует поискать за закрытой дверью.

– И как только таких дур земля носит, – покачала головой бабка. – Ладно, – махнула она рукой. – От Соньки я давно избавилась, если паспорт не ее, то и возвращать его нужды нет… И это все твои новости? – Я только головой покачала в крайней досаде. – Иди, – сказала бабка. – Буду о вечном думать да внучка ждать. Как считаешь, объявится Андрюшенька? Должен… все-таки я ему бабка. Дождется, завещание перепишу… – рявкнула она и швырнула в меня подушкой, но угодила в Пушкина, который все это время сладко спал в кресле. Кот взметнулся ввысь, грохнулся на пол и с громким воплем совершил круг почета: с ковра на спинку дивана, потом на шкаф, оттуда прыгнул на бархатные шторы, завис на мгновение и рванул к двери, которую я предусмотрительно открыла. – Смотри, как носится, шельмец, – задумчиво произнесла бабка. – А ведь ему годков десять будет. По кошачьим меркам мой ровесник.

– Ну, вы ему вряд ли уступите, – раздвинула я рот в широкой улыбке.

– За что я тебя терплю, – вдруг сказала бабка, – так это за то, что таиться не умеешь. Стервь, но что на уме, то и на языке. Хоть знаю, чего от тебя ждать.

– Спасибочки вам, Милана Теодоровна, – кланяясь в пояс, сказала я и удалилась.

Любка в кухне возилась возле плиты, увидев меня, замерла с ложкой в руке и спросила:

– Чего бабушка сказала?

– Сказала, раз от Соньки избавились, значит, нечего о ней и думать.

– Как избавились? – побелела Любка.

– В смысле, уволили, – торопливо пояснила я и решила поскорее отвлечь ее от пагубных мыслей. – Кстати, выяснилось, Витька наш не совсем отстойный, шашни завел с домработницей, той, что еще до Соньки была. Оказывается, он предпочитает дамочек в теле.

– Ой, – сказала Любка, побледнев еще больше, с беспокойством глядя на свой роскошный бюст. – Надо на диету садиться.

– Ага, – кивнула я. – Пирожные жрать завязывай и сразу похудеешь.

– Мне без пирожных никак нельзя, – заныла она. – Я без пирожных начну в обморок падать. Да что ж за наказанье! – отшвырнув ложку, завопила она. – Витька – упырь проклятый, теперь только и жди…

– Да ладно, обычный мужик, хоть и с придурью.

– Нет, Леночка, – перешла Любка на зловещий шепот. – Я теперь точно знаю: за запертой дверью их страшная тайна. Сегодня в замочную скважину подглядывала… Я и раньше подглядывала, но ничего не видела. А сегодня догадалась маникюрными ножницами в замочной скважине поковыряться и вытащила вату. Они ватой ее забили, чтоб ничего видно не было.

– Завязывай возле двери вертеться, – тоже перешла я на шепот. – Бабка у нас глазастая и на твой интерес внимание обратила.

– Там, Леночка, гроб, – не слушая меня, заявила Любка.

– Ага. Спятила совсем, – я взяла ее руку, сжала ладонь в кулак и по лбу постучала. Она в ответ постучала по моему лбу, стук почему-то вышел разный, и что обидно – мой звонче.

– Вот тебе крест, – истово перекрестилась Любка. – Собственными глазами его видела. Хочешь, покажу?

– Валяй, – буркнула я, и мы направились к запертой двери.

Любка встала на коленки, заглянула в замочную скважину и удовлетворенно кивнула:

– Стоит.

– С глюками повремени, – сказала я, отжимая ее плечом.

Замочная скважина выглядела внушительно, замок в двери старый и ключ к нему полагался большой, такие теперь разве что в музее водятся. Я прильнула к отверстию, задержав дыхание. И в первое мгновение ничегошеньки не увидела, должно быть, шторы в комнате за дверью плотно задернуты. Потом в сумраке начали проступать предметы. Тот, что стоял прямо напротив, в самом деле подозрительно напоминал гроб. Но с выводами я не спешила, сначала одним глазом его разглядывала, потом, когда взор затуманился от напряжения, другим. Вроде, правда, гроб.

– Ну? – нетерпеливо спросила Любка.

– Может, футляр какой-то.

– Ага, – хмыкнула подруга. – Сказанула… футляр… что в этом футляре хранить? Не знаешь? А я тебе скажу. Зря мы Витьку сторожили и к входной двери прислушивались. Никуда он из дома по ночам не выходит. Здесь лежит, рядышком. В гробике-то ему, видно, спокойнее.

– Да заткнись ты, – шикнула я и вновь уставилась в замочную скважину. Гроб или не гроб? Если все-таки гроб, то что он в доме делает, то есть на фига он бабке? Старушенция у нас, конечно, с причудами, но не до такой же степени, чтоб такую жуть за дверью держать. Любка усердно сопела рядом, но тут к ее дыханию примешалось чье-то еще. Прямо над моим ухом. Я в большом волнении повернула голову и обнаружила Витьку. Он стоял на коленях, вытянув шею, и что-то пытался разглядеть за нашими головами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
5 из 5