bannerbanner
Девушка, которая взрывала воздушные замки
Девушка, которая взрывала воздушные замки

Полная версия

Девушка, которая взрывала воздушные замки

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 13

Тогда комиссар переключился на лежащего в сарае раненого Александра Залаченко. Микаэль слышал, как он докладывал по рации, что Саландер, скорее всего, пыталась убить еще одного человека.

Блумквист так разозлился на Польссона, который демонстративно не слушал его, что повысил голос и даже попытался заставить его безотлагательно позвонить в Стокгольм инспектору уголовной полиции Яну Бублански. Он даже вынул свой мобильник и предложил набрать номер. Но Польссон проигнорировал его совет.

Затем Микаэль совершил две ошибки подряд.

Он сообщил, что на самом деле все три убийства совершил некий Рональд Нидерман. Он агрессивен и бесчувствен, как робот, и страдает врожденной анальгезией[7], а сейчас сидит связанный в канаве по дороге на Носсебру. Микаэль описал, где именно можно найти Нидермана, и попутно посоветовал полицейским мобилизовать для его ареста взвод спецназа. Польссон спросил, каким образом Нидерман очутился в канаве, и Блумквист чистосердечно признался, что сам затолкал его туда, угрожая применить оружие.

– Оружие? – вскинулся комиссар.

До Микаэля так и не дошло, что Польссон – недоумок. Ему следовало бы взять мобильный телефон, самому позвонить Яну Бублански и попросить его как следует прочистить мозги своему коллеге.

Вместо этого Блумквист совершил ошибку номер два: он попытался сдать лежавшее у него в кармане куртки оружие – пистолет «Кольт 1911 Гавернмент», который он обнаружил днем в стокгольмской квартире Лисбет Саландер и благодаря которому скрутил Рональда Нидермана.

Но после чистосердечного признания Польссон сразу арестовал Микаэля за незаконное ношение оружия, а затем велел полицейским Торстенссону и Андерссону отправиться к тому самому месту у Носсебру, о котором твердил Блумквист, и проверить – действительно ли в канаве сидит человек, привязанный к дорожному знаку «Осторожно, лоси!». Если все эти факты подтвердятся, полицейским поручалось надеть на преступника наручники и доставить его на хутор Госсеберга.

Микаэль, конечно, пытался протестовать, объясняя, что Рональд Нидерман – не из тех, кого можно запросто арестовать и снабдить наручниками, что он – по-настоящему опасный убийца. Но и эти аргументы журналиста Польссон предпочел проигнорировать. Тогда Блумквист вышел из себя. Он называл Польссона безмозглым недоучкой и дебилом, и кричал, что Торстенссону с Андерссоном следует плюнуть на его распоряжения. И что если они не вызовут подкрепление, то как пить дать упустят Рональда Нидермана.

Этот демарш завершился плачевно: Микаэля самого заковали в наручники и засунули на заднее сиденье комиссарской машины Польссона. Именно оттуда он, бранясь и чертыхаясь, наблюдал, как уезжают Торстенссон и Андерссон. Его порадовало лишь то, что Лисбет Саландер уже находилась в вертолете, который взмыл над кронами деревьев и исчез по направлению к Сальгренской больнице.

Микаэль ощущал себя совершенно беспомощным, его полностью отрезали от источников информации, и теперь он мог лишь надеяться на то, что Лисбет попадет в руки квалифицированных врачей.


Доктор Андерс Юнассон начал с того, что сделал два глубоких разреза до самой черепной кости и отогнул кожу вокруг входного отверстия, зафиксировав их с помощью зажимов. Операционная сестра аккуратно ввела насос для откачки крови. Затем пришлось задействовать бор – для расширения отверстия в черепной кости. Процедура затянулась, и нервы у всех были на пределе.

В конце концов Юнассон высверлил отверстие, позволяющее подобраться к мозгу Лисбет Саландер. Он деликатно ввел зонд и на несколько миллиметров раздвинул канал раны. Затем запустил еще более тонкий зонд и локализовал пулю. Рентгеновский снимок черепа показывал, что пуля, развернувшись, расположилась под углом сорок пять градусов к каналу. Тем же зондом доктор начал осторожно толкать конец пули, и после нескольких неудачных попыток ему удалось немного приподнять ее и развернуть в нужном направлении.

После этого он стал орудовать в ране тонким пинцетом с рифлеными краями; крепко захватив пулю, потянул пинцет вертикально вверх. Вместе с пинцетом врач извлек и кусочек свинца, причем почти без всякого сопротивления. На секунду он поднес ее к свету, убедился, что она, вроде бы, не повреждена, и бросил ее в бикс.

– Промойте, – сказал Юнассон.

Ассистенты сразу выполнили его команду.

Он взглянул на электрокардиограмму и констатировал, что сердце пациентки по-прежнему работает без перебоев.

– Пинцет!

Затем Юнассон опустил мощную лупу со штатива и сосредоточил свое внимание на поверхности раны.

– Осторожно, – предупредил его профессор Фрэнк Эллис.

На протяжении следующих сорока пяти минут Андерс Юнассон извлек с поверхности вокруг входного отверстия не менее тридцати двух костных осколков. Самый мелкий из них почти невозможно было разглядеть невооруженным глазом.


Пока рассерженный Микаэль Блумквист пытался вытащить из нагрудного кармана пиджака телефон, что в наручниках оказалось невыполнимой задачей, в Госсебергу прибыло еще несколько машин с полицейскими бригадами и техперсоналом. Польссон направил их, чтобы зафиксировать технические доказательства в дровяном сарае и произвести тщательный обыск в жилом доме, где обнаружилось несколько единиц оружия. Микаэль безучастно наблюдал за их маневрами, находясь на заднем сиденье машины комиссара.

Через час до Польссона, похоже, дошло, что полицейские Торстенссон и Андерссон, которых он отправил арестовать Рональда Нидермана, еще не вернулись с задания. Выглядя уже не так самоуверенно, как вначале, он препроводил Микаэля на кухню, где снова велел ему описать дорогу.

Блумквист закрыл глаза.

Они все еще сидели на кухне вдвоем с комиссаром, когда патрульный наряд, посланный в помощь Торстенссону с Андерссоном, сообщил: полицейского Гуннара Андерссона обнаружили мертвым, со свернутой шеей, а его коллега Фредрик Торстенссон жив, но жестоко избит. Обоих нашли в канаве возле дорожного знака «Осторожно, лоси!». Их табельное оружие и полицейскую машину похитили.

Комиссар Томас Польссон, который до той поры еще мог более или менее сориентироваться в ситуации, вдруг понял, что теперь ему придется разбираться с убийством полицейского и побегом вооруженного отморозка.

– Придурок, – повторил Микаэль Блумквист.

– Можешь сколько угодно оскорблять полицейского, но делу это не поможет.

– Согласен. Но я постараюсь, чтобы тебя наказали за преступную халатность. Обещаю тебе также мощный пиар – все газеты напишут о тебе как о самом безмозглом полицейском в Швеции.

Перспектива стать всеобщим посмешищем наконец отрезвила Томаса Польссона.

– Что ты предлагаешь?

– Я требую, чтобы ты позвонил в Стокгольм инспектору Яну Бублански. Немедленно.


Инспектор уголовной полиции Соня Мудиг проснулась от того, что зазвонил мобильный телефон, поставленный на зарядку в другом углу спальни. Она взглянула на будильник, который стоял на трюмо, и с грустью отметила, что еще только начало пятого утра. Потом перевела взгляд на мужа, который продолжал мирно храпеть, – даже если начнется артобстрел, он и ухом не поведет. Соня выбралась из постели и нащупала кнопку ответа на телефоне.

«Ян Бублански, – подумала она, – кому же еще быть».

– В районе Тролльхеттана такая катавасия… – Шеф приветствовал ее, игнорируя такие банальные формальности, как «привет!» и «как дела?». – Поезд Х2000 в Гётеборг отходит в десять минут шестого.

– Но что все-таки случилось?

– Блумквист обнаружил Саландер, Нидермана и Залаченко. Его арестовали за оскорбление полицейского, сопротивление и незаконное ношение оружия. Саландер отправили в Сальгренскую больницу с простреленной головой. И Залаченко тоже там же, у него из ноги торчит топор. Нидерман сбежал, убив этой ночью полицейского.

Соня Мудиг дважды моргнула. Она вдруг почувствовала страшную усталость; сейчас ей хотелось больше всего заползти обратно в постель и взять месяц отпуска.

– Х2000 в десять минут шестого. Принято. Что я должна делать?

– Взять такси и отправиться на Центральный вокзал. С тобой поедет Йеркер Хольмберг. Вы свяжетесь с неким комиссаром Томасом Польссоном из полиции Тролльхеттана, который, очевидно, несет ответственность за многое из ночной эпопеи и, по словам Блумквиста, является – цитирую – «редкостным придурком».

– Ты разговаривал с Блумквистом?

– Да. Насколько я понял, он арестован и сидит в наручниках. Мне удалось уговорить Польссона на несколько минут дать ему трубку. Я сейчас еду на Кунгсхольмен[8] и постараюсь разобраться, в чем там дело. Будем держать связь по мобильнику.

Соня Мудиг еще раз взглянула на часы. Потом вызвала такси и быстренько приняла душ. Почистила зубы, коснулась расческой волос, надела черные брюки, черную футболку и серый пиджак. Засунула табельное оружие в рюкзак и на всякий случай взяла с собой темно-красную кожаную куртку. Не успела она выйти из подъезда, как тут же подъехало такси.

Ей не пришлось искать своего коллегу, инспектора Йеркера Хольмберга. Она рассчитывала застать его в вагоне-ресторане – и не ошиблась. Он даже успел взять ей бутерброд и кофе. Они ели молча минут с пять, после чего Хольмберг отставил свою чашку в сторону и сказал:

– Было бы неплохо поменять профессию.


В четыре часа утра из Гётеборга наконец прибыл инспектор Маркус Эрландер из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Он взял на себя руководство, сменив Томаса Польссона, на которого явно навьючили столько заданий, что ему было с ними не справиться. Эрландер, полноватый седой мужчина лет пятидесяти, для начала распорядился снять с Микаэля Блумквиста наручники и предложил ему булочки и кофе из термоса. Они засели в гостиной, чтобы побеседовать – один на один.

– Я говорил с Бублански из Стокгольма, – сказал Эрландер. – Мы знаем друг друга уже много лет. И мы оба сожалеем о том, что Польссон обошелся с вами так бесцеремонно.

– Ему сегодня ночью удалось погубить полицейского, – произнес Микаэль.

Эрландер кивнул.

– Я лично был знаком с полицейским Гуннаром Андерссоном. Он служил в Гётеборге до переезда в Тролльхеттан. У него осталась трехлетняя дочь.

– Очень сожалею. Я предупреждал, но он меня не слушал…

Эрландер снова кивнул:

– Да, я так и понял. Вы даже употребляли крепкие выражения, в результате чего и оказались в наручниках. Ведь это вы доконали Веннерстрёма. Бублански считает, что вы очень въедливый журналист и чокнутый частный детектив, но говорите и пишете по делу… Не могли бы вы толком объяснить мне, что, собственно, происходит?

– Дело в том, что убили моих друзей – Дага Свенссона и Миа Бергман из Эншеде. А еще – адвоката Нильса Бьюрмана, опекуна Лисбет Саландер, который не являлся моим другом.

Эрландер снова кивнул.

– Как вам известно, полиция еще с Пасхи охотилась за Лисбет Саландер, – продолжал Микаэль. – Ее подозревали в тройном убийстве. Для начала я хотел бы решительно заявить, что Лисбет Саландер не виновна в этих убийствах. Она сама стала жертвой.

– Я не имею ни малейшего отношения к делу Саландер, но после всего того, что написано в прессе, очень сложно поверить в ее невиновность.

– Тем не менее это так. Она невиновна, и всё тут. Настоящий преступник – Рональд Нидерман, который сегодня ночью убил вашего коллегу Гуннара Андерссона. А сам он – на побегушках у Карла Акселя Бодина.

– Того самого Бодина, который сейчас лежит в Сальгренской больнице с топором в ноге?

– Чисто технически топора в ноге у него больше нет. Я полагаю, что рубанула его Лисбет. На самом деле его зовут Александр Залаченко. Он – отец Лисбет, а в прошлом – профессиональный киллер из русской военной разведки. Залаченко переехал в Швецию в семидесятых годах и вплоть до крушения Советского Союза работал на СЭПО. После этого он стал бандитом-фрилансером.

Эрландер задумчиво оглядел своего собеседника, который сидел перед ним на диване. Микаэль Блумквист взмок и казался одновременно и продрогшим, и смертельно уставшим. До сих пор его речь казалась связной и убедительной, хотя комиссар Томас Польссон, к словам которого Эрландер особого доверия не питал, предупреждал, что Блумквист несет какую-то околесицу о русских агентах и немецких наемных убийцах, деятельность которых не входит в сферу влияния шведской уголовной полиции. Теперь Блумквист как раз добрался до той части истории, которой Польссон пренебрег. Однако в сточной канаве у дороги на Носсебру действительно лежали двое полицейских – один мертвый, другой тяжело раненный, и Эрландер все-таки готов был слушать дальше. Правда, в его голосе сквозили нотки недоверия.

– О’кей. Русский агент, стало быть…

Блумквист усмехнулся – до него дошло, как нелепо звучит его история.

– Бывший русский агент. Я могу документально подтвердить каждое свое слово.

– Продолжайте.

– В семидесятых годах Залаченко считали шпионом, представляющим особую ценность для Швеции. Он попросил политического убежища, и СЭПО взяла его под свою эгиду. После развала Советского Союза таких случаев было немало, насколько я могу судить.

– О’кей.

– Повторю: мне неизвестно, что именно произошло здесь этой ночью, но Лисбет выследила отца, с которым не виделась пятнадцать лет. Когда-то он настолько жестоко избил ее мать, что она впоследствии стала инвалидом и позже скончалась от полученных травм. Он пытался убить и Лисбет. И он же, не без участия Рональда Нидермана, инициировал убийства Дага Свенссона и Миа Бергман. К тому же он отвечает за похищение подруги Лисбет Мириам By – помните нашумевший «матч» Паоло Роберто в местечке Нюкварн?

– Если Лисбет Саландер пыталась зарубить отца топором, то невиновной назвать ее нельзя…

– Но сама Лисбет Саландер тоже получила три пулевых ранения. Так что, скорее всего, можно утверждать, что она действовала в целях самообороны. Мне вот что интересно…

– Что именно?

– Лисбет была настолько измазана в земле и глине, что ее волосы свалялись в единый комок грязи. Под одеждой у нее было полно песку. Такое впечатление, что она вылезла из могилы. А у Нидермана есть привычка закапывать людей заживо. Полиция Сёдертелье обнаружила две могилы неподалеку от Нюкварна, в лесу рядом со складскими помещениями.

– Уже три – вчера, ближе к ночи, нашли еще одно захоронение… Но если Лисбет Саландер подстрелили и закопали, как же она в таком случае вырвалась наружу, да еще и с топором в руках?

– Я понятия не имею, что произошло, но Лисбет – невероятно сильная девушка. Я пытался убедить Польссона вызвать сюда наряд с собаками…

– Они уже едут.

– Отлично.

– Польссон задержал вас за оскорбление…

– Неверно. Я назвал его придурком, безмозглым придурком и тупицей. Ни один из этих эпитетов не является наказуемым оскорблением – по крайней мере, по отношению к нему.

– Вот как… Но вас арестовали еще и за незаконное ношение оружия.

– Я совершил глупость, пытаясь сдать ему оружие. Больше я насчет этого ничего не скажу, пока не переговорю со своим адвокатом.

– О’кей. Отложим этот вопрос. Есть дела поважнее. Что вам известно о Нидермане?

– Он убийца. С ним явно что-то не в порядке. Он вымахал на два с лишним метра и сложен, как киборг. Спросите у Паоло Роберто, который боксировал с ним. У Нидермана врожденная анальгезия. Эта болезнь заключается в том, что от природы он лишен чувствительности к боли. Он немец, родился в Гамбурге и еще юношей был скинхедом. Будучи на свободе, он невероятно опасен.

– Как вы думаете, куда он мог бежать?

– Понятия не имею. Я только знаю, что его можно было бы арестовать, если б не появился этот придурок из Тролльхеттана и не начал командовать…


Ближе к пяти часам утра доктор Андерс Юнассон стянул с себя перепачканные латексные перчатки и выбросил их в мусорный бак. Операционная сестра накладывала повязки на пулевую рану на бедре. Операция заняла три часа. Доктор посмотрел на обритую, истерзанную и уже перебинтованную голову Лисбет Саландер. Внезапно его захлестнула нежность к пациентке – такое случалось с ним нередко после операций. Если верить газетам, Лисбет Саландер – психопатка и маньяк-убийца, но лично ему она напоминала подстреленного воробья. Он покачал головой и посмотрел на доктора Фрэнка Эллиса, который с любопытством наблюдал за ним.

– Ты – просто классный хирург, – восхищенно сказал американец.

– Могу я пригласить тебя на завтрак?

– Здесь можно достать блины с вареньем?

– Вафли, – ответил Андерс Юнассон. – У меня дома есть. Я сейчас позвоню жене, оповещу ее, а потом мы вызовем такси. – Тут он запнулся и взглянул на часы. – Впрочем, звонить, наверное, уже не стоит…


Адвокат Анника Джаннини проснулась мгновенно, словно кто-то ее толкнул. Повернув голову направо, она отметила, что часы показывают без двух минут шесть. На восемь утра у нее назначена первая встреча с клиентом.

Она повернула голову налево и глянула на мужа – Энрико Джаннини. Тот беззаботно спал и собирался вставать в лучшем случае около восьми. Анника пару раз моргнула, вылезла из постели, включила кофеварку и отправилась принимать душ. Она долго находилась в ванной комнате, а когда вышла оттуда, то надела черные брюки, белый пуловер и красный пиджак. Потом поджарила себе два тоста, снабдив их сыром, апельсиновым джемом и ломтиками авокадо, и в половине седьмого уселась завтракать в гостиной – по телевизору как раз начинали передавать новости. Она отпила кофе и уже открыла рот, чтобы начать есть, но тут услышала анонсы.

Один полицейский убит, другой тяжело ранен. Нынешней ночью разворачивались драматические события, в результате которых Лисбет Саландер, обвиняемая в убийстве трех человек, задержана полицией.

Анника никак не могла разобраться в происшедшем, поскольку поначалу у нее сложилось впечатление, что полицейского убила Лисбет Саландер. Новости излагались сжато, но постепенно до нее дошло, что за убийство полицейского разыскивается другой человек. По всей стране объявлен в розыск тридцатисемилетний мужчина, личность которого пока еще не установлена. Лисбет Саландер с тяжелыми травмами находится в Сальгренской больнице Гётеборга.

Анника переключилась на второй канал, но так и смогла выяснить, что произошло на самом деле. Достав мобильник, она набрала номер своего брата – Микаэля Блумквиста, – но этот абонент был недоступен. Женщина почувствовала укол страха. Микаэль звонил ей накануне вечером – он как раз направлялся в Гётеборг, чтобы отыскать Лисбет Саландер. И убийцу по имени Рональд Нидерман.


На рассвете один из бдительных полицейских обнаружил за дровяным сараем следы крови. Полицейская собака взяла след и привела к яме, расположенной на поляне, примерно в четырехстах метрах на северо-восток от усадьбы Госсеберга.

Микаэль вместе с инспектором Эрландером отправились туда. Они внимательно изучали это место и почти сразу же обнаружили большое количество крови в самой яме и вокруг нее.

Еще они нашли исцарапанный портсигар, явно использовавшийся вместо лопатки. Эрландер спрятал портсигар в пакет с уликами и пометил находку. Он собрал также образцы крови с пятен на земле. Один из полицейских обратил его внимание на окурок сигареты марки «Пэлл Мэлл» без фильтра, – он лежал в метре от ямы. Окурок тоже поместили в пакет и пронумеровали. Микаэль вспомнил, что видел пачку «Пэлл Мэлл» где-то у мойки, в доме Залаченко.

Эрландер взглянул наверх – по небу ползли тяжелые дождевые облака. Буря, обрушившаяся ночью на Гётеборг, явно приближалась к югу от окрестностей Носсебру – скоро начнется ливень. Эрландер обратился к одному из полицейских и попросил раздобыть брезент, чтобы накрыть яму.

– Мне кажется, что вы не ошиблись, – в конце концов сказал он Микаэлю. – Анализ крови, вероятно, докажет, что здесь лежала Лисбет Саландер, а на портсигаре мы наверняка обнаружим отпечатки ее пальцев. Ее подстрелили и закопали, но она каким-то образом выжила, сумела вылезти на поверхность и…

– …вернулась на хутор и двинула Залаченко топором по башке, – закончил Микаэль. – Она весьма упертая чертовка.

– Но как ей удалось справиться с Нидерманом, черт подери?

Блумквист пожал плечами. Эта загадка занимала его ничуть не меньше, чем Эрландера.

Глава 2

Пятница, 8 апреля

В начале девятого утра Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг прибыли на Гётеборгский центральный вокзал. Бублански позвонил им и передал новые инструкции – ехать не в Госсебергу, а взять такси и отправиться на площадь Эрнста Фонтелля[9], к стадиону Нюа Уллеви, в управление уголовной полиции лена Вестра Гёталанд.

Почти целый час они ждали, пока из Госсеберги не вернулись инспектор Эрландер вместе с Микаэлем Блумквистом. Журналист поздоровался с Соней Мудиг, с которой уже встречался раньше, и пожал руку Йеркеру Хольмбергу. Затем к Эрландеру подошел еще один коллега. Его отчет о поисках Рональда Нидермана оказался кратким.

– Мы собрали поисковую группу, подчиненную полиции лена. Разумеется, объявлен розыск в масштабе всей страны. В шесть утра мы обнаружили в Алингсосе угнанную полицейскую машину. Там след обрывается. Мы подозреваем, что преступник поменял транспортное средство – правда, пока никаких новых заявлений об угоне автомобилей не поступало.

– А как обстоят дела с массмедиа? – спросила Соня Мудиг и, словно извиняясь, бросила взгляд на Блумквиста.

– Всем уже известно об убийстве полицейского. На десять утра мы назначили пресс-конференцию.

– Кто-нибудь в курсе, как обстоят дела у Лисбет Саландер? – спросил Микаэль. Поиски Нидермана его не слишком интересовали.

– Ночью ее прооперировали, извлекли из головы пулю, но она все еще без сознания.

– И каковы прогнозы?

– Ну, вообще-то, пока она не придет в себя, не стоит спешить с выводами. Хирург, который ее оперировал, надеется на благоприятный исход, если не возникнет осложнений.

– А что с Залаченко?

– С Залаченко? – переспросил коллега Эрландера, пока еще не посвященный во все детали этой истории.

– Речь идет о Карле Акселе Бодине.

– А‑а… Его тоже прооперировали. Он получил тяжелые травмы – одну черепно-мозговую и одну под коленной чашечкой. Травмы, конечно, тяжелые, но опасности для жизни не представляют.

Микаэль кивнул.

– У вас усталый вид, – сказала Соня Мудиг.

– Да уж… Я третьи сутки на ногах.

– Он заснул прямо в машине, по пути из Носсебру, – сказал Эрландер.

– Вы в состоянии рассказать всю историю – от начала и до самого конца? – спросил Хольмберг. – Похоже, что частные детективы переигрывают полицию со счетом примерно три – ноль.

Микаэль вежливо улыбнулся:

– Хотел бы я услышать такое из уст Бублански.

Они отправились позавтракать в кафетерий, который находился прямо тут же, в здании полиции. Целых полчаса Микаэль рассказывал, как он шаг за шагом, по крупицам собирал досье на Залаченко. Когда журналист закончил, полицейские погрузились в размышления.

– В вашей истории имеются несостыковки, – подытожил Йеркер Хольмберг.

– Вполне возможно, – отозвался Микаэль.

– Вы не объяснили, каким образом получили доступ к засекреченным рапортам СЭПО о Залаченко.

Блумквист кивнул.

– Я обнаружил их вчера дома у Лисбет Саландер, когда в конце концов выяснил, где она скрывается. А она, в свою очередь, скорее всего, отрыла их на даче у адвоката Нильса Бьюрмана.

– Значит, вы обнаружили место, где пряталась Саландер? – спросила Соня Мудиг.

Микаэль снова кивнул.

– И что же?

– Этот адрес вам придется выяснять самим. Лисбет приложила немало усилий, чтобы обеспечить себе укрытие, и я не намерен его сдавать вам.

Мудиг и Хольмберг нахмурились.

– Микаэль… но ведь речь идет о расследовании убийства, – напомнила Соня.

– Разве вы еще не поняли, что Лисбет Саландер невиновна и что полиция самым неподобающим образом попрала ее право на защиту частной жизни? Лига лесбиянок-сатанисток – самая невинная выдумка о ней. Если Лисбет захочет сообщить вам, где живет, то, не сомневаюсь, она это сделает.

– И все же я никак не возьму в толк, – недоумевал Хольмберг, – какое отношение ко всем этим событиям имеет Бьюрман? Вы говорите, что все началось именно с него, потому что он связался с Залаченко и заказал ему убить Саландер… Но ему-то это зачем понадобилось?

Микаэль надолго замолчал, затем сказал:

– Могу только повторить, что он нанял Залаченко, чтобы убить Лисбет Саландер. По их плану она должна была оказаться в том складе под Нюкварном.

– Но ведь он был ее опекуном. Какой у него был мотив для ее убийства?

– Это сложный вопрос.

– Объясните.

– У него имелась веская причина. Лисбет кое-что разузнала о нем. Она представляла угрозу для его репутации и благополучия.

– Что же он такого натворил?

– Мне кажется, будет лучше, если мы предоставим пролить на это свет самой Лисбет.

Блумквист перехватил взгляд Хольмберга.

– Попробую угадать, – предложила Соня Мудиг. – Бьюрман предпринял что-то против своей подопечной.

На страницу:
2 из 13