Ангел-хранитель

Сопротивляться железной воле отца было бесполезно – все равно последнее слово останется за ним. К тому же пугала и перспектива загреметь в армию. Вдруг он не поступит или вылетит не доучившись? В армию Валера идти категорически не желал, служба – не для его нежной психики, к тому же она противоречит его пацифистским убеждениям. Немного поартачившись, он внял доводам родителя и сделал все так, как за него решили. Поступив таким образом, Валерий со спокойной совестью переложил ответственность за свою дальнейшую жизнь на других – он их послушался, поэтому, если что, виноваты будут они.

Учился Валера через пень-колоду, ходил с вечной кучей хвостов, с незачетами, двойками, пересдачами. Там спишет, тут ему повезет, где-то помогут, где-то закроют глаза. На худой конец, имелась тяжелая артиллерия – дядюшка Гера. Фианитов знал: в случае чего влиятельный родственник за него похлопочет и из института его не отчислят.

На пятом курсе Валерик уже работал в «Атриуме» заместителем начальника склада. Работал – громко сказано: он появлялся в компании от силы пару раз в неделю. Но никто и не возражал, все понимали: юноша готовится к защите диплома, и, главное, он – родственник Аскарова, и этим все сказано. Тем более что толку от молодого специалиста все равно не было. Очень скоро уволился начальник склада, и его место занял Фианитов. Должность небольшая, но, при умелой организации дела, денежная. Тут Валера вспомнил про Суржикова. Алексей не заставил себя долго уговаривать и принял предложение.

Прошлое столетие, 20-е годы

– Тебе хорошо, у тебя жена, дети, дом превосходный. Тебя все любят. А у меня что есть? Ничего! Детьми я не обзавелся, любимая женщина ушла, дом… Эх, разве это можно назвать домом? Конура собачья, не то что у тебя. – Он тоскливо окинул взглядом уютный домик с палисадником.

Дом Кустодиевых и вправду был замечательный: небольшой, аккуратненький, с блестящей на солнце крышей, резными ставнями и милым крылечком. Во дворе деревянный стол под рябинами, за которым так приятно собираться за обедом в летний день.

Митяй отхлебнул сладкого чаю из высокой фарфоровой чашки, надкусил румяную булочку с повидлом.

Дмитрий Артемьев забрел в этот гостеприимный двор не случайно. В последнее время его со страшной силой одолевала тоска, и хотелось выговориться, излить душу, но подходящего слушателя не было. Необходим был мудрый, душевный человек, понимающий толк в жизни. Единственным таким человеком для Артемьева оказался Борис Михайлович Кустодиев.

Они познакомились три года тому назад, на заводе, где трудился Митяй. Его подозвал бригадир и представил художнику. Митяй снял грязную рабочую рукавицу и протянул широкую лопатообразную ладонь. Кустодиев смотрел на него с интересом, словно разглядывал, что потом оказалось правдой, – мастер подыскивал натурщика для создания образа молодого рабочего. Дмитрий подходил идеально: открытый взгляд, славянское лицо с высокими скулами и плотно сжатыми узкими губами, прямой нос и упрямый подбородок – не боголепный красавец, но и не урод. Словом, то, что надо. Позировать Артемьев сначала наотрез отказался, но Борис его уговорил. Очень уж приятным и интересным человеком был Кустодиев. Умным, образованным и бесконечно добрым. Он, словно солнце, согревал людей лучиками своего обаяния, его хотелось слушать бесконечно долго, и Дмитрий, немного поломавшись, согласился.

Работа над картиной давно закончилась, и надобность в позировании отпала. Но Артемьева тянуло к живописцу, и он попросил разрешения навещать его просто так. Кустодиев не возражал, он был всегда рад гостям, а Артемьев, ко всему прочему, ему еще и нравился – чувствовался в этом молодом человеке некий внутренний стержень, были в нем упрямство и воля к победе. Борис знал: окажись тот в жестких условиях – непременно выживет. Пока жизнь его по-настоящему не стукнула пыльным мешком, он хандрит. Случись настоящая беда, и можно не сомневаться, Артемьев себя проявит, такие ни в огне, ни в воде не пропадают.

Борис, как всегда, был бодр и весел, он шутил и смеялся. Он умел превратить обычный день в яркий праздник, потому что сам был человеком-праздником. Никто не видел художника в печали, унылое настроение – не для него. Его озорные глаза светились радостью, и казалось, от него исходит солнечный свет. А юмор! Каким тонким чувством юмора он обладал! Борис острил, всех смешил, разыгрывал, и все его шутки были исключительно добрыми. Домочадцы его боготворили, друзья обожали, его дом всегда был полон гостей. «Счастливый человек, – говорили о Борисе. – Талант, слава, жена – умница и красавица, прелестные дети. Дай бог такую долю каждому!»

И никто не знал, как тяжело бывает художнику, как он мучается от боли. Всем, конечно, было известно о его болезни – паралич ног, приковавший его к инвалидному креслу. Но Борис Михайлович всегда выглядел таким жизнерадостным, что окружающие не воспринимали его недуг как трагедию. Он ни разу и словом не обмолвился о своем плохом самочувствии и другим такого не позволял, при любых обстоятельствах он делал вид, что здоров. И только жена Юлия знала, как он страдает. Нет, Борис ей ни в коем случае не жаловался – просто она тонко чувствовала его состояние и всячески старалась поддержать мужа, при этом умудрялась ничем не выказать своей посвященности в его болезнь. В их доме это было негласным правилом: ни слова о болезни. Все должны вести себя так, будто глава семейства здоров.

«Ну и что, что он инвалид, зато его любят, – размышлял гость. – Да если бы меня так любили, я бы не задумываясь отказался от своих ног! Что толку от здоровья, когда жизнь такая паршивая – хоть в петлю лезь от беспросветной тоски».

Дмитрия Артемьева никак нельзя было назвать человеком, обделенным судьбой: он из рабочей семьи, одет, обут, среднего росточка и внешности, звезд с небес не хватает, но и не дурак – в общем, не хуже других. Выбился в бригадиры, комнату получил в бараке, на заводе ему – почет и уважение. Молодой, здоровый мужчина, девки на него заглядываются, казалось бы, жить да радоваться. Но все время ему чего-то не хватало для счастья. Все вроде бы хорошо, но всегда находилось что-нибудь, портившее ему жизнь. Это «что-то» не было чем-то катастрофическим – так, мелкие неприятности. Но Митя был упрямым пессимистом и не мог радоваться жизни, пока в ней существуют недостатки. Он вечно был не в духе и ходил с унылой физиономией.

– Погода хорошая, – говорили ему.

– Надолго ли? Вон, тучи надвигаются, – возражал Митяй.

– По нашей улице трамвай пустили, теперь до дома добираться будет удобно.

– Это вряд ли. Для нашего большого микрорайона это не панацея. Народу набьется в салон – не влезть! Если просочишься, то тебе все пуговицы оторвут и костюм помнут. Так что от трамваев только хуже станет. К тому же они ходят крайне неаккуратно. И грохоту от них, как от железнодорожного состава.

И так – во всем. Что бы ни произошло, Артемьев всюду мог углядеть какой-то негатив.

К слову сказать, несмотря на свою угрюмость, он был неплохим парнем: надежным и ответственным. Была у него невеста, Ниночка, барышня симпатичная и немного взбалмошная. Ниночке пошел двадцать шестой год, а замуж ее никто не звал, пока на горизонте не возник Митяй. Ради нее он готов был на все – уж очень любил свою ненаглядную. Нина влюблена была в меру, но выйти за Артемьева согласилась. «Еще пара лет, и я совсем стану никому не нужна», – рассуждала она. И вот, почти перед самой свадьбой, сработал «закон бутерброда»: то пусто, то густо. У Нины появились сразу два поклонника, один лучше другого. Она уже свысока посматривала на Митю, но свадьбы не отменяла – мало ли что? Может, эти двое ее поматросят и бросят, а у Митьки намерения серьезные. И все же они не матросили. Один из них, правда, оказался женатым, но это Ниночку ничуть не огорчило, она была увлечена другим: статный офицер был невообразимо хорош собой и обещал ей небо в алмазах. Нина соблазнилась и сбежала из-под венца, оставив недоумевающего жениха.

Митяй не сразу понял, что произошло. Его логика отказывалась воспринимать поступок невесты – ведь еще утром Нина клялась ему в любви и восторженно крутилась перед зеркалом в новом тюлевом платье, а днем упорхнула, бросив ему под ноги фату.

– И так жизнь была не сахар, а теперь она и вовсе пакостной стала, – заключил он. – Зачем, ну скажи, зачем мне жить? – вновь задал свой любимый вопрос Артемьев.

– Жить надо в любом случае, коли бог так распорядился. Придет время, он сам тебя призовет, а прежде срока, по своей воле, оставлять этот мир никак нельзя.

– Да толку-то от моего пребывания в мире, раз мне свет не мил!

– У каждого свое назначение, – размеренно вещал художник. – Каждый должен делать в жизни самое большое и лучшее, что он может. Кто способен музыку писать, кто картины, кому дано сады разводить, а кому – детей растить.

– А мне-то что прикажешь делать? Что я могу и, главное, зачем? – Он посмотрел на свои трудовые ладони, пытаясь найти ответ.

– Ты, братец, не прибедняйся. Не старик же ты немощный, и голова у тебя на плечах есть. Захочешь – и горы свернешь, и детей поднимешь. А зачем, спрашиваешь? Для людей! Чтобы твои добрые дела на земле остались.

– Хорошо ты говоришь, правильно. И язык не поворачивается тебе возразить, поскольку ты сам нездоров, а работать продолжаешь. Гляжу на тебя, и мне совестно становится на жизнь жаловаться, и всякие мои беды кажутся мелкими, как песок.

– Любая беда поначалу велика, коли следом вторая не пришла. Время пройдет, сердце твое успокоится. Ты родом откуда?

– Э-э-э… – стал соображать Артемьев. От этого неожиданного вопроса он растерялся. – Из-под Ростова я.

– Я-то вижу, что ты не городской. Поди, душа к природе тянется?

– Это верно. В деревне я вырос, на Дону. Потом в город уехал, рабочим стал. Только не мое это, не привык я жить среди сплошного камня. Я бы в деревню вернулся, но вот Нина хотела в столице жить. Я же все для нее одной, а она…

– Ну, так поезжай на родину, теперь-то тебе что мешает?

– Да сомневаюсь я, что приживусь там. От себя не убежишь. Тоска и там меня найдет. Днем, когда я на работе, среди людей, еще ничего, терпимо, а под вечер, когда остаюсь я один в четырех стенах, хоть волком вой, до того сердце болит.

– Пройдет это, все пройдет, – успокаивал Борис Михайлович. – Юленька, – обратился он к супруге, которая подала к столу новую тарелку ароматных булочек, – принеси мне «Зимнее утро». Оно в гостиной лежит. Ты сама знаешь.

Грациозная темноволосая женщина исчезла в дверном проеме и через несколько минут появилась снова, но уже с холстом в руках.

– Спасибо, милая, – поблагодарил художник жену. Он расстелил на столе холст, который принесла ему Юлия.

Дмитрий обомлел.

– Как у нас, в Верховье, – вымолвил он наконец. – Ближе к марту небо там такое же, ярко-голубое, и солнце палит, как летом, но мороз коварный – как только тулуп скинешь, он тут же и прихватит тебя.

– Нравится? – самодовольно произнес художник. – Я бывал у вас на Дону. Хороши места, хоть самому там жить. Пейзажи – загляденье, и люди приветливые, с широкой душой. Теперь, к сожалению, путешествовать мне стало тяжело. Эту картину я по памяти писал.

– Надо же! – восхитился Артемьев. – А как точно написано, будто с натуры.

Митяй почувствовал необычайную легкость, как в детстве. Он увидел себя там, на этом пейзаже, между сугробами, в валенках и отцовском тулупе. Мать часто посылала его за водой или еще за чем-нибудь по хозяйству. На улице стужа, мороз щиплет нос и щеки, от яркого снега глаза слепит, а в доме тепло и пахнет пшенной кашей. Придешь домой с морозца – и за стол. Молоко и хлеб, горячая каша или картошка из печи, и кажется, что ничего вкуснее этой еды нет. Сидишь в тепле на лавке и смотришь, как на улице играет метелица. Пальцы к стеклу прижимаешь, чтобы оно оттаяло и лучше стало видно, что на улице делается.

Лицо Артемьева просветлело, он даже улыбнулся. Его вдруг так потянуло в родную деревню, что тяга эта оказалась сильнее любой тоски, не дававшей ему покоя в последнее время.

– Забирай, – великодушно произнес художник. – Дарю.

– Мне?! – изумился Митяй. – Это же такая красота!

– Вот и бери себе красоту. Только, чур, уговор! Ты выбрасываешь дурь из башки и берешься за ум. Поезжай в деревню, семьей обзаводись и наслаждайся жизнью. А я к тебе, даст бог, приеду на пейзажи. Будет у кого остановиться.

– Но как же…

– Поезжай, братец. В городе ты совсем пропадешь, от тоски зачахнешь, а деревня тебе силы вернет.

Артемьев покидал дом Кустодиевых со смешанными чувствами. В душе его появилась надежда на лучшее, в ней словно забрезжил свет, обещавший вернуть его к жизни. Но тут же появился и стыд. Он, молодой, здоровый, живет в мирное время – и раскис, как нежная барышня! Бориса постигла тяжелая болезнь, но он все равно продолжает жить и работать. Этот поразительно энергичный человек оставался веселым, будучи прикованным к инвалидному креслу. Его мучили боли, а он посещал театры и путешествовал по стране. Неудивительно, что его полотна такие яркие, они буквально пропитаны оптимизмом и заряжают жизненной силой.

– Хватит ныть! – сказал себе Митяй. – Надо действовать. Наплевать на все – и работать! Прав художник, не ценим мы то, что имеем. Этак и бога можно прогневить.

«Как хорошо слушать умных людей, как хорошо, что есть такие люди, как Борис Кустодиев», – думал Митяй. Он сидел на лавке в своем доме, в Верховье. Под окном во дворе играл с дощечками трехлетний мальчуган – его сын Алешка, на стене висела картина – пейзаж: зимнее утро. Та самая, которую подарил ему Борис.

Дмитрий Артемьев, как он и обещал художнику, вернулся в свою родную деревню. После смерти матери их дом стоял заколоченным, сад был запущен, в зарослях бурьяна. Митяй работы не боялся, он поправил дом, привел в порядок двор, обжился, оттаял душой и женился на деревенской девке Варваре.

Сердечная рана зажила, не оставив и следа. Митяй даже забыл лицо Нины, лишь иногда по весне, когда все вокруг расцветало и в воздухе разносился, кружа голову, сладкий аромат черемухи, он иногда вспоминал волнующее чувство прежней безумной любви. Оно было таким далеким, что казалось, будто его и вовсе не было и все это – Нина, несостоявшаяся свадьба, боль, разочарование, – ему пригрезилось.

Теперь, находясь рядом с любимой женой и сыном, Митяй не понимал: как он мог не желать жить дальше?

2009 г.

Вечер закрыл небо над городом темными тучами, оставив между ними узкие щели, чтобы через них смогли просочиться цветные полосы закатных лучей. Арина распахнула окно лоджии и посмотрела вниз, надеясь увидеть знакомый силуэт серебристого автомобиля, но его там не было. Денис не объявлялся уже больше недели, он исчез по-английски, не сказав ни слова. Расстались они, как обычно, и у Арины тогда и мысли не возникло, что эта встреча окажется последней. Сейчас она почти не верила, что Денис приедет, но все же продолжала надеяться. «Почему мне так не везет?!» – хотела закричать она в темноту двора, будто двор мог ей ответить. К горлу подкатила горечь, на глазах выступили слезы и скатились по щекам, оставив влажные дорожки. Арина сжала в ладошке мобильный телефон, с которым она не расставалась ни на минуту. Она ждала от Дениса звонка, хотя знала – он не позвонит. Сама набирала его номер и каждый раз слышала одно и то же: «Абонент временно недоступен».

Арина защелкала кнопками телефона и открыла папку с фотографиями, среди которых была одна – самая дорогая: с экрана на нее смотрел Денис. Она его сняла украдкой, когда он не видел. Иначе он отказывался, отшучивался, мол, он не красавчик, чтобы фотографироваться. Как Арина его ни уговаривала, Денис не соглашался ни в какую.

– Позвони мне, – прошептала Арина. Крупная слеза упала на экран, сделав его изображение мутным. Ей показалось это очень символичным: Денис плачет вместе с ней, ее же слезами. Арина сочла это добрым знаком – она вообще верила в приметы, бо€льшую часть которых придумывала сама.

У нее всегда было так: судьба над ней словно издевалась. Подарит вспышку счастья, подразнит перспективами, поманит – и тут же отворачивается. Арина размечталась, представила себе головокружительный роман с Денисом, который обязательно перерос бы в серьезные отношения. В ее возрасте некоторые по второму разу замуж выходят, а у нее до сих пор не было полноценного романа, все как-то мимолетно и не по-настоящему. Вроде она не уродина и не дура – институт закончила, – а поклонниками ей никак не удается обзавестись. Мама говорит, что она слишком разборчивая, принца ждет. Какой уж тут принц! Был бы кто-нибудь хороший, не глупый, воспитанный, добрый, ну и любил бы ее, конечно. Разве она очень многого хочет? Ребят неплохих вокруг хватает, да все они либо заняты уже, либо на нее и не глядят вовсе – им тоже, оказывается, принцессу подавай или куклу Барби – с длинными ногами и платиновыми локонами, а что там у нее вместо мозгов – неважно. Арину всегда воспитывали в том духе, что внешность – не главное. Ум, скромность, отзывчивость – вот основные достоинства, по которым оценивают и за которые любят. Она всегда была тихой доброй девочкой, готовой прийти на помощь. Арину любили… мамины подруги и пенсионеры из их двора. Мальчишкам нравились девчонки бойкие и яркие.

Была в их девятиэтажке такая – Ирка. Своенравная, капризная, никогда ничего для других не делала, но ходили за ней ребята толпами и еще дрались между собой. Ирка с двенадцати лет таскала косметику у старшей сестры и одевалась, как взрослая. Стрелки до висков подведет черным карандашом, губы напомадит, нанесет румяна на скулы – в целом жуть, но пацаны на такую дерзкую красоту западали. Юбки Ирка носила короче некуда, они едва стыд прикрывали – так говорили в совете пенсионеров. «Ты, Аринушка, не гляди на нее – Ирка девка непутевая, даром что мать – манекенщица», – внушалось Арине. В совете пенсионеров Ирку считали пропащей, потому что та была из неблагополучной семьи. При матери-манекенщице другой семьи и быть не может! Иркина мама в силу ее возраста давно уже не работала в Доме моды, но старожилы помнили, что она когда-то дефилировала по подиуму, и считали это занятие неприличным. Ирка пошла в мать – такая же высокая и стройная. Арина сначала к Ирке относилась с сочувствием. «Непутевая», – повторяла она высказывания членов совета. Потом – с завистью: уж очень все складно было у «непутевой»: в компании она – заводила, все хотят с ней дружить, Ирка – словно королева со свитой, а у нее, такой правильной и хорошей, всего одна подруга, такая же тихоня, как и она сама. Арина до дрожи в острых коленках хотела походить на Ирку. Пусть ее считают безнадежно пропащей, непутевой, какой угодно, лишь бы получить то, что имеет Ира! Хоть ненадолго, на совсем крохотный промежуток времени, взойти на престол и царствовать.

Арина как-то прочла в одной книжке, что нужно представлять себя в желанном образе, чтобы стать такой, какой ты хочешь. Она стала воображать себя Иркой, дерзкой и красивой, мысленно произносила ее фразы, тайком от строгих маминых глаз неумело наносила макияж. Она уже почти стала другой, почувствовала, как меняется внутренне, и ждала, что вот-вот произойдет перевоплощение из зажатой нескладной девчонки в привлекательную девушку. Но увы: она подходила к зеркалу и понимала: ничего не изменилось, она – прежняя, средненькая, ничем не примечательная пай-девочка. Угловатое веснушчатое лицо с бледно-розовой полосочкой губ и глазами цвета неба в пасмурную погоду. Мешковатое платье в мелкую клетку ничуть не украшало ее фигуру, называемую мальчиками – «не на что смотреть». Такие платья продавались на каждом рынке, и их носило полшколы. Арине никогда не покупали дорогих красивых вещей. Во-первых, это было непрактично, потому что она еще росла, а во-вторых, на это не было денег. Получая очередную обновку с рынка, Арина думала, что когда-нибудь, став самостоятельной, она будет носить только то, что ей нравится. В мечтах Арина видела себя элегантной, уверенной в себе дамой, у прекрасных ног которой лежит весь мир.

Как ей реализовать желаемое, Арина представляла себе весьма смутно, знала только, что для начала необходимо получить образование. В каком институте обучают на успешных дам, было непонятно. В то время, когда она оканчивала школу, в моде были актрисы, экономисты и юристы. Юриспруденция и экономика казались ей до икоты скучными, а в театральный был слишком большой конкурс, и – как она себя реально оценила – у нее отсутствовал хоть мало-мальский талант. Пометавшись между педагогическим, куда ей настоятельно рекомендовала пойти мама, и медицинским, как ее науськивал пенсионный совет: «Будешь нас, старых, лечить», Арина в итоге оказалась в институте культуры. Ирка в восемнадцать лет вышла замуж за состоятельного бизнесмена, чем окончательно опровергла миф о собственной безнадежности и вызвала у Арины еще бо€льшее желание подражать ей. «Тоже бы мне замуж выйти!» – мечтала она. Но институт культуры – не то место, где водятся женихи, там вообще учились одни барышни.

Она уже смирилась с тем, что останется одна, или, если ей совсем станет невмоготу, выйдет за любого. Махнула рукой на свою внешность – зачем прихорашиваться, если по жизни у нее такая невезуха и все равно никто в ее сторону не взглянет. И тут появился Денис – тот, о ком она всегда мечтала! Поэтому просто взять и распрощаться со своей мечтой насовсем Арина не могла. Сейчас ей, как никогда прежде, требовалась моральная поддержка. У кого ее искать? У мамы – исключено. Она не то что не поймет, не станет и слушать, оборвет дочь на полуслове и посоветует ей выбросить дурь из головы. Ей не объяснишь, что Денис – тот единственный, ее шанс и судьба. Они с мамой из разных поколений, воспитанные в разные эпохи, и потому – словно с разных планет. На следующий день после знакомства с Денисом Арина все же не удержалась и рассказала о нем маме.

– Он такой восхитительный! Высокий, галантный, безумно красивый, благородный, умный, внимательный, добрый… – Глаза Арины сияли, и сама она была счастлива, витая в своих розовых мечтах.

– Ясно. Принц на белом коне, – скептически резюмировала мать. – Сколько можно верить в сказки? Это только в кино успешный красавец подбирает на улице просто одетую девицу и превращает ее в королеву. В жизни богатый всегда выбирает богатую, а нам, бедным, можно рассчитывать только на такую же голытьбу. Если не возьмешься за ум, останешься одна.

Задушевной подруги, такой, которой можно рассказать обо всех своих переживаниях, у Арины не было, а переживаний у нее скопилась уйма. Арина попыталась вести дневник, обзавелась для этого красивой общей тетрадью, но, открыв ее, поняла, что не знает, с чего начать, и тетрадь так и осталась нетронутой.

Арина верила в сны и гадания, в последнее время особенно. Одна девушка на их курсе как-то рассказывала, что ходила к гадалке, чьи предсказания сбылись в точности. Арина тогда записала адрес гадалки, но не пошла – денег не было. С той поры прошло немало времени, но адрес у нее сохранился. Она поискала его в записной книжке – так и есть: улица Полярников, 19, квартира 84. Есения. Тут же – телефон.

Она не очень надеялась услышать ответ, подумав, что салон давно закрылся или переехал.

– Слушаю. – Голос был тихий, слегка приглушенный. Есения еще не представилась, но Арина не сомневалась: ей ответила гадалка – они говорят именно такими голосами.

Арина немного огорчилась тем, что на прием к Есении оказалась большая очередь и ей назначили только на конец недели. Заветного дня она ждала с нетерпением, словно визит к гадалке должен был чудесным образом разрешить все проблемы.

– Красное покрывает черное, черви к червам, трефы к пикам. Сейчас, моя яхонтовая, все расскажу, как жизнь сложится, судьба кружевом сплетется.

Арина завороженно смотрела, как в длинных пальцах гадалки мелькают карты. Услышанная от Есении ее собственная история недавней неудачи в любви заставляла Арину верить ей.

– Ты не в ладах с близким человеком. Сама понимаешь, что тебе добра желают, а перечишь и злишься. Это, должно быть, женщина в возрасте, светлоглазая, русоволосая. – Есения положила на стол червовую даму. Арина вздрогнула: так и есть – это мама, в последнее время они с ней постоянно ссорятся. И как после этого не верить в гадание?!

– Это не я все знаю, а карты. Они многое видели и никогда не ошибаются и не врут, – словно прочитав ее мысли, заверила Арину Есения. Она откинула с лица пышный курчавый локон и пронзила ее взглядом блестящих черных глаз. Пламя свечи плясало на сквозняке, многократно отражаясь в зеркалах. Арина едва не вскрикнула: неожиданно ее ног коснулось что-то мягкое.

– Не пугайся, это Колдун, – пояснила гадалка.

Вальяжный черный котище грациозно прошелся под столом, прыгнул на колени к Есении и, не обращая внимания на занятость хозяйки, стал тереться о ее плечо.

– Недавно в твоей жизни появился коварный человек. Он выдает себя не за того, кто он есть на самом деле. Душа у него черная, он тебе принесет боль и разочарование. Ты возложишь на него большие надежды и будешь очень переживать, когда они рухнут. Впереди у тебя черная полоса, отчаяние и слезы. Но надо переждать, пока тучи не разойдутся и выглянет солнце.