Фантастические создания (сборник)

Он обнаружил молодого человека лежащим в тени скалы – ослабшим и умирающим от голода. Грифон подхватил его и отнес в свою пещеру, а потом слетал на дальнее болото за целебными кореньями и травами, которые, как он знал, действуют на людей благоприятно и укрепляюще, хотя сам их никогда не пробовал. От снадобья Младший Каноник быстро ожил: он привстал на ложе и выслушал рассказ Грифона о том, что случилось в городе.

– Знаешь ли ты, – сказало чудище, закончив рассказ, – что был мне очень по вкусу и до сих пор по вкусу?

– Очень рад слышать, – сказал Младший Каноник с обычной учтивостью.

– Сомневаюсь, что ты был бы рад, – возразил Грифон, – если бы как следует понимал суть дела, но теперь мы не станем об этом говорить. Все могло обернуться совсем иначе. Но меня так возмутило то, как с тобой обошлись, что я решил: ты должен наконец-то насладиться заслуженными наградами и почестями. Приляг и поспи хорошенько, а потом я отнесу тебя в город.

Молодой священник услышал эти слова, и его лицо омрачила тревога.

– Пусть мое возвращение в город, – сказал Грифон, – не вызывает у тебя беспокойства. Я там не останусь. Теперь, когда мой восхитительный портрет стоит перед моей пещерой, где я могу сидеть в свое удовольствие и созерцать его благородные черты и великолепные пропорции, я больше не желаю видеть эту обитель трусости и себялюбия.

Младший Каноник успокоился, прилег и задремал. Когда он заснул крепко, Грифон подхватил его и отнес назад в город. Он добрался туда перед самым рассветом и, бережно уложив молодого человека на траву на лужке, где раньше сам отдыхал, улетел обратно. Никто из горожан так и не заметил чудища.

Когда наступило утро и Младший Каноник появился среди горожан, его встретили с поистине необыкновенным энтузиазмом и радушием. Его отвели в дом, где проживал один из сбежавших городских правителей, и каждый старался устроить его поуютнее и позаботиться о его здоровье.

Когда он служил литургию, церковь была полна, так что три старушки – вся его паства по будням в прежние времена – не могли пробиться к лучшим местам, на которых привыкли сидеть. Родители непослушных детей решили перевоспитывать их дома, чтобы избавить Младшего Каноника от хлопотных обязанностей учителя. Младшего Каноника назначили на высшую должность в его церкви, а скончался он в сане епископа.

В первые годы после его возвращения с пустоши горожане хоть и лебезили перед Младшим Каноником как перед человеком, которого положено чтить и уважать, но частенько косились U небо – не летит ли Грифон?

Однако со временем они научились чтить и уважать бывшего Младшего Каноника, не страшась кары за ослушание.

Но они напрасно боялись Грифона. День осеннего Равноденствия давно прошел, однако зверь так ничего и не съел. Младшего Каноника он не мог получить, а ничего другого не хотелось. И вот так, распростершись на земле, не сводя глаз с огромного каменного Грифона, он постепенно зачах и умер. Хорошо, что некоторые горожане так об этом и не узнали.

Если вы однажды окажетесь в этом старом городке, то увидите маленьких грифонов по бокам церкви, но огромного каменного Грифона над дверями больше нет.

Ннеди Окорафор

Порочная Озиома

Пер. М. Тогобецкой

Я присутствовал при том, как Ннеди Окорафор вручали премию за «Кто боится смерти» как за лучший роман, и аплодировал так же громко, как остальные. Она замечательный писатель и при этом сама занимается своим домом в Чикаго и является обладательницей лучших волос на свете.

Двенадцатилетней Озиомы, умеющей говорить с ядовитыми змеями, в родной деревне сторонятся и считают ведьмой. Но однажды с небес спускается огромная змея, и храбрость Озиомы подвергается суровой проверке…

* * *

Для большинства жителей городка Агуатаун Озиома была негодной маленькой девчонкой, чье чистое сердце поглотила тьма два года назад, вскоре после смерти ее отца. Только ее мать могла бы поспорить с этим утверждением, но она была всего лишь четвертой женой мертвого картофельного фермера. Так что никого не волновало, что ее мать там себе думала.

Теперь, в свои двенадцать лет, Озиома часто проводила дни одна, в полном молчании. Люди старались держаться от нее подальше, даже родственники. Все опасались того, что может случиться, если с ней пересечься. Они называли ее ведьмой и колдовским отродьем – а подобные прозвища в ее маленьком городке Агуатаун были свидетельством крайнего презрения и неуважения к его носителю. Конечно же, они никогда не называли ее такими сильными, но дурными словами в лицо – большинство людей ни за что не отважились бы заглянуть глубоко в ее темные карие глаза.

А все из-за необыкновенных способностей Озиомы.

Дело в том, что жители Агуатауна боялись укуса змеи гораздо больше, чем остальные нигерийцы. Хотя городок был старым, дома и здания были выстроены на славу, а лес тщательно контролировался, змеи в округе оставались хозяевами. Они были повсюду, и все, как одна, были смертельно ядовиты. Змеи прятались в кустах и высокой траве, окружавших дома; ночью, когда было мало машин и грузовиков, они благополучно переползали дорогу, и они всегда свободно двигались вдоль тропинок, ведших к источнику через лес.

Можно было, беззаботно смеясь и болтая, идти по тропинке с друзьями, а потом вдруг, забавно споткнувшись, завалиться на бок в траву. И следующее, что видел упавший, – это змея, впившаяся своими клыками ему в лодыжку. Следующее – и последнее, ибо смерть обычно наступала необыкновенно быстро и была довольно мучительной, особенно если это был укус шумящей гадюки или песчаной эфы.

В Агуатауне трудно было сыскать человека, который не потерял бы родственника, друга, одноклассника или врага, погибшего от змеиного укуса. Здесь люди не боялись опасных дорог, вооруженных грабителей или потери банковского счета из-за дефолта. Здесь люди боялись змей.

А Озиома со змеями разговаривала.

Те, кому довелось услышать, как она делала это два года назад, не могли не говорить об этом. Из-за этого происшествия, считали они, у нее «почернело сердце»: ведь как можно общаться со змеями и не стать порочным?

Тогда на картофельное поле ее дяди заползла змея, она вилась вокруг него, пока он наклонялся в клубням. А когда он обернулся, то оказался лицом к лицу с демоном в коричневом капюшоне – коброй. Озиома в этот момент выходила из дома с бутылкой оранжевой фанты в руке.

К этому моменту она уже два дня ни с кем не говорила.

– Она была в одном из этих своих настроений, – позже объяснял ее дядя старейшинам, расспрашивавшим о происшествии. Прошел всего месяц со смерти ее отца, и люди еще не начали ее избегать.

– Нет! – крикнула Озиома, когда увидела своего дядю лицом к лицу с коброй.

Она бросила фанту и побежала к нему. К счастью, ни дядя, ни кобра не пошевелились. Свидетель сообщил, что дальше она встала на колени и приблизила свое лицо прямо к морде змеи. Ее дядя стоял плечом к плечу с ней, оцепеневший от ужаса.

– Она… змея… коснулась ее губ своим языком, пока девочка шептала ей что-то, – позже говорил ее дядя старейшинам, содрогаясь от отвращения. – Я был совсем близко, но не смог понять ни слова.

Старейшины слушали с таким же отвращением. Один отвернулся в сторону и сплюнул.

Никто не понял, что именно, но что-то Озиома определенно сказала, потому что змея в тот же момент опустилась на землю и уползла прочь.

Озиома повернулась к дяде, улыбаясь от облегчения – впервые с тех пор, как не стало ее отца. Она так по нему скучала. Показать наконец способность, о которой знали лишь родители – да и они видели это всего пару раз, хотя Озиома умела это всю жизнь, – было захватывающе. А использовав ее для спасения своего дяди, который был так похож на отца, Озиома почувствовала, как наконец расходятся тучи, закрывшие ее сердце, и как в него снова проникает солнечный свет. Она любила дядю так же, как и остальных родственников – по-своему, незаметно для окружающих.

Но дядя не улыбнулся в ответ.

Напротив, к ее удивлению, он нахмурился и посмотрел на нее таким взглядом, под каким увял бы самый сильный и горделивый цветок.

Озиома сжалась, прячась от его взгляда, быстро поднялась с земли и торопливо пошла домой. После этого происшествия дядя и слова не сказал своей племяннице, этой «нечистой заклинательнице змей».

Зато он рассказал, что́ она натворила, старейшинам и некоторым своим друзьям, делая акцент на том, как собирался разрубить змею пополам, когда вдруг явилась его племянница и стала общаться с этой тварью как с лучшим другом. Потом эти люди рассказали другим, а те – следующим. Вскоре все в Агуатауне знали об Озиоме и ее порочных привычках. Все говорили, что так и думали. Девочки из бедной семьи без отца часто предрасположены к колдовству, говорили они.

Но как бы то ни было, когда, плюясь ядом, с огромного хлопкового дерева посреди деревни спустилась кобра, догадываетесь, к кому они обратились?

Озиома стояла около большого котла с бурлящей красной похлебкой, напевая себе под нос. Ее мать болтала с тетей где-то в комнате. Плеер девочки был подключен к каким-то старым колонкам и играл афробит, который так любил ее отец. Снаружи гремел гром и вот-вот должен был начаться дождь, но ее это не волновало. Озиома готовила – она обожала это делать с тех пор, как мать научила ее три года назад. Готовя, она чувствовала себя самостоятельной и главной – она чувствовала себя взрослой.

Озиома аккуратно нарезала лук, приправила им нежное, плотное совершенство алых помидоров, встряхнула смесь тимьяна, красного перца, соли и карри и восхитилась сочной яркостью зелени. Она принесла и порезала половину цыпленка, которую посолила, поперчила и запекла. А теперь девочка напевала и медленно помешивала содержимое котла, чтобы добавленный в похлебку цыпленок не распался на волокна.

– Озиома!

Ее взгляд, до этого момента отсутствующий, словно она бродила где-то в параллельном мире вкусной еды, мгновенно обрел резкость. Озиома моргнула, заметив в окне одноклассника, Афама. Он был одним из немногих, кто не называл ее «целовальщицей змей». А однажды он даже попросил ее научить его говорить со змеями. Она всерьез задумалась об этом, но потом все же отказалась: змеи могут быть очень коварными, они далеко не всегда делают то, о чем ты их просишь. Они не кусали ее, Озиому, а вот Афама укусить могли – без особой на то причины: змеям нравилось проверять человеческую кожу на прочность.

Озиома вопросительно подняла брови, глядя на Афама. Сегодня она была не в настроении с кем-то разговаривать – хотелось просто готовить.

– Пойдем! – сказал взволнованно Афам, не дождавшись ответа, нетерпеливо повторил: – Пойдем же! Скорее!

По этому нетерпению в его голосе Озиома все поняла. И еще – по собственному ощущению. Она выпустила ложку из рук, и та утонула в густой красной похлебке.

Озиома выскочила из двери, не потрудившись надеть сандалии. Воздух был тяжелым и влажным – он как будто давил на ее кожу.

Она бежала за Афамом: мимо дома тетушки Нвадубы, где та однажды отшлепала ее за недостаточно громкое приветствие. Мимо дома мистера и миссис Ифир, пожилой пары, – им нравилось выращивать цветы во время сезона дождей и не нравилось, когда Озиома подходила к ним слишком близко. Мистер Ифир сидел на крыльце перед своими тигровыми лилиями и с подозрением смотрел на то, как она бежит. Мимо дома дяди. Дальше. Через картофельное поле, где она спасла его от кобры. И наконец, вверх по дороге в центр города, к месту для собраний под огромным хлопковым деревом, тянувшим свои ветки высоко в небо.

Афам остановился, переводя дыхание.

– Вот, – сказал он, показывая пальцем, потом резко развернулся и убежал за угол ближайшего дома и стал оттуда осторожно выглядывать.

Озиома повернулась лицом к дереву, как раз когда начался дождь.

Толстые гладкие ветки и корни дерева образовали идеальное место для сидения в виде фигуры из двух пауков, больший из которых забрался вверх ногами на меньшего. По выходным люди частенько собирались вокруг этого дерева, чтобы поспорить, побеседовать, выпить, покурить или сыграть в карты, сидя на ветках.

Озиома нахмурилась. Прогремел раскат грома, и сверкнула молния. Это, пожалуй, было самое неподходящее место для того, чтобы пережидать грозу: мало того что огромное дерево было прекрасной мишенью для молний – оно еще к тому же считалось известным убежищем добрых и злых духов, в зависимости от дня (по крайней мере, большинство жителей городка считали его таковым).

А сегодня на нем, судя по всему, прятался еще кое-кто.

Озиома стояла, пытаясь оценить обстановку и понять, что делать дальше, и большие теплые капли дождя, которые падали на нее с небес, казались ей слезами ламантина.

Стручки с семенами на дереве созрели и лопались один за другим. Пушистые желтые семена пружинили вниз вместе с каплями дождя – словно прозрачные пузырьки. Вокруг дерева стояли шесть мужчин в коротких штанах, майках и сандалиях. Они были неподвижны, как само дерево.

Все, кроме одного.

Мужчина извивался в красной глине, которая быстро превращалась в жидкое месиво, очень похожее на оставленную Озиомой на огне похлебку. Он ужасно кричал и пытался выцарапать себе глаза.

Озиома поймала взгляд своего старшего брата. Сын второй жены отца, он всегда отворачивался при виде девочки и переходил на другую сторону улицы. Сейчас он стоял, неподвижный как камень, рядом с корчившимся на земле человеком. Озиома не позволяла себе слишком внимательно присматриваться к тому, кто кричал от боли на земле: она бы его обязательно узнала, а сейчас это было ни к чему. Она посмотрела вверх, на дерево, и почувствовала, как сердце у нее замерло и ухнуло в пятки, а потом – как тело наполняется адреналином.

Озиома моргнула, чтобы смахнуть с ресниц дождевые капли, – она не верила собственным глазам.

Не может быть!

Но все так и было. Прямо как в тех историях, которые любила рассказывать местная сказительница дибиа.

Между верхними ветками дерева болталась огромная цепь – она свисала прямо из облаков. От дождя она выглядела черной. Озиома знала, что она сделана из чистейшего, прочнейшего железа, которое не под силу согнуть никакому кузнецу. Она была древнее самого времени, эта лестница богов.

И по этой лестнице что-то спустилось с небес на землю.

– Сколько? – тихим голосом спросила Озиома, обращаясь к ближайшему мужчине. Это был Сэмми, еще один ее брат, переставший разговаривать с ней после случая с коброй. Она боялась, что он не услышит ее из-за дождя, но не могла рисковать, говоря громче.

– Одна, – прошептал он, с его губ капала вода. – Очень, очень большая! Огромная! Под корнями.

Озиома чувствовала, что они все смотрят на нее. Все. И каждый мечтает, надеется, молится, что она вытащит их из этого. Все эти люди, которые все это время не замечали ее – отказывались замечать. Озиоме невыносимо захотелось вернуться к своей идеальной похлебке и забыть обо всем, что здесь происходит.

Она увидела существо в переплетении корней. По крайней мере – часть этого существа.

Да, ей придется быть очень убедительной. Очень.

Змея была как минимум вдвое больше обычного человека – она совершенно точно могла подняться лицом к лицу с Озиомой, и ей абсолютно ничего не стоило плюнуть ядом в глаза девочки. Плюющая кобра. Ее сильнейший яд будет жечь словно кислота. И жертва умрет не сразу: жертва ослепнет на много дней и умрет только потом в страшных мучениях.

Однако всем местным жителям отлично известно, что плюющая кобра плохо видит. И если застыть на месте и сохранять неподвижность, она не сможет отличить человека от дерева. В Агуатауне об этом знали абсолютно все. Поэтому стоило ей плюнуть в глаза кому-то одному, заставляя его корчиться от боли в грязи, остальные мгновенно замирали.

Мать Озиомы рассказывала ей, что в младенчестве Озиома ела землю и играла с листиками и жуками. «Может быть, поэтому ты можешь говорить на змеином языке. Ты обожала ползать на животе, как они», – говорила мать.

Возможно, так оно и было.

Но в любом случае, даже еще не видя этой змеи, Озиома откуда-то знала не только то, что это именно плюющая кобра, но и то, что она не такая, как другие.

Очень медленно Озиома продвигалась вперед. Змея наблюдала за ней из-за корней. И вот она медленно выскользнула наружу. Морда у нее была отстраненной – как лицо старого человека себе на уме, который долго жил и много видел: и войны, и мирные времена. Бисеринки дождя сыпались вдоль ее головы и длинного могучего тела.

– Озиома, что ты будешь делать? – прошептал ее брат.

– Тихо, – сказала она.

«Они вспоминают мое имя, только когда приходят чудовища, – сердито подумала Озиома. – Сейчас у них в глазах страх – и я его отчетливо вижу, потому что они наконец-то смотрят на меня!»

Озиома стояла под дождем в пяти футах от жуткого существа, глядя ему прямо в глаза, ее джинсовые шорты и красная майка насквозь промокли. Вокруг замерли люди – они боялись пошевелиться и словно вросли в землю.

Глаза змеи были золотыми, а тело отливало травянисто-зеленым, а не красно-коричневым, как обычно у плюющей кобры. Она медленно поднялась и раскрыла капюшон, который тоже был зеленым, но чуть более светлого оттенка. Держа верхнюю половину туловища вертикально, она плавно скользнула ближе – такой маневр довольно труден для большинства кобр.

Озиоме захотелось закричать и как можно скорее убежать прочь отсюда.

Но было слишком поздно.

Змея уже прямо перед ней. Она плюнет яд в глаза Озиоме раньше, чем та успеет убежать.

И ведь Озиома сама сюда пришла. Чтобы спасти людей, – людей, которые ее ненавидели.

Ее отец сделал бы то же самое. Однажды он встал против вооруженных грабителей, которые хотели обворовать магазин. Он единственный оказался достаточно храбрым, чтобы крикнуть на этих дураков, – грабители оказались подростками и даже не осмелились воспользоваться мачете, которыми всем угрожали.

Дождь блестящими каплями покрывал чешуйчатую голову змеи, но ни один из стручков не упал на нее. Когда она заговорила, ее голос был похож на голос любой другой змеи – он проникал прямо в голову Озиоме, когда другие воспринимали его как шипение.

«Отойди. Я хочу это дерево. Оно мне нравится. Оно мое».

– Нет, – ответила Озиома вслух. – Это дерево принадлежит моему городу. Его жителям. Это мои… родные.

Кобра просто посмотрела на нее – ее лицо, как и морда любого другого животного, не выражало эмоций.

«Тогда я убью тебя и всех человеческих существ вокруг. Они не смогут оставаться неподвижными всегда».

– Это мой дом, – сказала Озиома. – У меня больше ничего нет. Они меня ненавидят, и я сама ненавидела их не раз и не два. Но я всегда буду любить их. Я не позволю тебе навредить еще кому-то!

Озиома могла тихонько читать свои любимые книги. Она могла стоять в полном одиночестве, чувствуя себя изгоем, когда одноклассники играли все вместе и подчеркнуто ее не замечали. Она могла тосковать по любви своих братьев, теток, дядьев и кузенов. Она могла смотреть в зеркало и мечтать хоть раз улыбнуться с легкостью. И она могла плакать и плакать о своем покойном отце.

Но она не могла вынести даже мысли о том, что это чудовище убьет всех этих людей.

Огромная змея вперила свой взгляд прямо в лицо девочки. Та задрожала, но не отвела глаза. Нельзя было отводить глаза!

Морда змеи медленно, постепенно, угрожающе придвинулось к ее лицу. Змея смотрела неотрывно, она пахла остро и сладко, как цветы, выросшие на химических отходах.

Озиома чувствовала, как внутри рождается истошный крик. Ее кожу покалывало, а капавший на спину дождь казался кровью.

Но она не двигалась с места и не отводила глаза.

«Кто ты?»

– Озиома.

«Кто они?»

– Мой народ.

«Они тебя ненавидят».

Озиома уклончиво ответила:

– И тем не менее.

«Ты не выказываешь уважения. Даже сейчас ты смотришь мне в глаза. Даже сейчас ты говоришь со мной. А ведь я могу сжечь твой мозг и превратить его в трясущееся желе, заставив тебя прочувствовать боль каждой клеточкой твоего тела!»

– П-почему ты хочешь наше дерево?

«Я забираю то, что выбираю. Вот как жизнь этого человека».

Озиома не обернулась посмотреть на человека, который, вероятно, уже даже не чувствовал боли.

Она продолжала удерживать взгляд змеи. Почему-то у нее было такое чувство, что, отпусти она этот взгляд, все будет кончено.

– Но ты пришла с неба.

«Это дерево очень высокое. Оно дотрагивается до мира духов. Я хочу его».

Они смотрели друг другу в глаза.

Сколько минут Озиома стояла там, глядя в душу этого чудовища? Все еще падали теплые капли дождя.

Краем глаза Озиома видела людей. Как долго они еще смогут не двигаться?

«Ты больше похожа на меня, чем на них. Отойди. Дай мне расправиться с ними, когда они зашевелятся».

– Я буду драться с тобой, – твердо сказала Озиома.

Но чем дольше они смотрели друг на друга, тем сильнее Озиома чувствовала, как ускользают от нее мужество и силы.

«У тебя нет яда».

– У меня есть руки.

«Это будет очень короткий бой, дитя».

– Я не дитя, – сердито сказала она, внезапно почувствовав прилив решимости. – Мне двенадцать лет, и мой папа умер.

Змея медленно подобралась ближе, ее безгубая пасть теперь касалась лица Озиомы. Даже под теплым дождем ее кожа казалась сухой и прохладной.

«Если даже не дитя – ты всего лишь слабый человек!»

Змея резко толкнула девочку, и та невольно подалась назад, скользя ногами по хлюпающей грязи. Тварь была плотной и тяжелой, она была миллионом фунтов мощных мышц, прицепленных к небу.

Вся сила вытекла из Озиомы, словно вода из разбитой посуды. Она нарушила их визуальный контакт. Она проиграла. Ей конец. Им всем конец.

Озиома уже вдавила пятку в грязь, готовясь бежать.

Дождь заканчивался.

Озиома глянула на небо – ливень превратился в легкую изморось. Вдруг облака над деревом разошлись – и даже змея посмотрела наверх. Люди, стоявшие в оцепенении уже много минут, воспользовались шансом на спасение. Некоторые спрятались за деревьями, другие за домами и ближайшими кустами.

К тому времени вокруг собралось много горожан, они наблюдали за происходящим со смесью любопытства и ужаса.

Только Озиома оставалась на том же месте, глядя, как и змея, наверх, в просвет между облаками.

Что-то двигалось сквозь дождь по спирали, словно рыбка сквозь коралл.

У «рыбки» было тело змеи, сильный женственный торс и обычное лицо рыночной торговки.

Озиома упала на колени, широко открыв рот, а несколько людей ахнули, они показывали пальцами и кричали имя приближавшейся богини.

– Айдо-Хведо! Это Айдо-Хведо!

– О господи, Озиома рассердила богиню!

Дождь закончился, и вокруг Айдо-Хведо засияла радуга. Облака поспешно разбежались, как псы, при ее приближении. Радуга выросла и стала аркой над деревом.

Богиня подлетела к цепи, взяла ее одной рукой и пустила по ней волну до самого верха дерева. Она обернула свое зелено-коричневое тело вокруг одной из самых тоненьких веточек и выгнулась в сторону, чтобы получше разглядеть Озиому. Ее верхняя темно-коричневая половина туловища двигалась со змеиной мощью и уверенностью, а большая грудь перекатывалась как волны океана.

– Это хорошее дерево, – сказала она глубоким голосом, который наверняка донесся до всех людей в округе, прятавшихся, наблюдавших и слушавших. Она посмотрела на чудовищную змею – и та немедленно вернулась на дерево и начала подниматься.

Озиома облегченно выдохнула и медленно встала.

Поравнявшись с Айдо-Хведо, тварь нагнулась поближе и заговорила с богиней. Озиома слышала ее шепот, но была слишком далеко, чтобы разобрать слова.

Змея замолчала и уставилась на Озиому.

– Озиома Угочикву Мбагву, ты знаешь, кто это? – спросила Айдо-Хведо.

– Нет, – сказала Озиома.

– Это Экемини, и он из моего народа, – рассмеялась богиня, и радуга в небе увеличилась, заливая все вокруг медово-золотым, мандариновым, нежно-розовым, морским голубым и древесно-зеленым. – А мой народ могуществен и порядком… непредсказуем. Ты знаешь, как тебе повезло, что ты еще жива?

– Я не хотела, чтобы он убил кого-то еще, – сказала Озиома, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. Она махнула в сторону человека, лежащего на земле, – он уже не шевелился. Озиома так и не разглядела его лица, но это было не важно: в городке не было ни одного человека, которого она бы не знала и который бы не знал ее.

Богиня ничего не сказала, оценивающе глядя на Озиому. Озиома стояла прямо. Она только что десять минут смотрела в глаза смерти. Даже богиня понимала это. Озиома сама себя чувствовала богиней. Что такое смерть?

Озиома твердо встретила взгляд богини, но из уважения опустила глаза. Отец учил ее, что она должна всегда, всегда, всегда уважать старших. А кто может быть старше богини?