«Пена дней» и другие истории

– Замолчи! – воскликнула Хлоя. – Мы скоро дойдем?

Она вдруг снова закашлялась, а Колен побледнел как полотно.

– Не кашляй, Хлоя, – взмолился он.

– Не буду, Колен, – сказала Хлоя, силясь сдержать кашель.

– Не кашляй… Мы пришли… Это здесь…

На вывеске профессора д’Эрьмо были нарисованы огромные челюсти, из которых торчала лопата землекопа. Это рассмешило Хлою. Она смеялась очень осторожно, почти беззвучно, так как боялась снова закашляться. На стене дома были развешены цветные фотографии, свидетельствующие о чудодейственном лечении профессора. Они освещались специальными прожекторами, которые в данный момент не были включены.

– Видишь, какой это крупный специалист, – сказал Колен. – Другие дома украшены не так пышно.

– Это только доказывает, что у него много денег, – сказала Хлоя.

– Либо что он человек со вкусом, – заметил Колен. – Фасад оформлен очень художественно.

– Ага. Напоминает образцовую мясную лавку, – сказала Хлоя.

Они вошли в подъезд и оказались в большом круглом вестибюле, полностью покрытом белой эмалью. Их встретила медицинская сестра.

– Вы записаны на прием? – спросила она.

– Да, – ответил Колен. – Правда, мы, быть может, немного опоздали.

– Это не имеет значения, – сказала сестра. – Сегодня у профессора больше операций не будет. Прошу вас.

Они послушно двинулись за ней, и их каблуки гулко зацокали по эмалированному полу. В круглой стене было множество дверей, и сестра подвела их к той, на которой была воспроизведена из чеканного золота в миниатюре гигантская эмблема вывески. Сестра отворила дверь и пропустила их вперед. Колен толкнул вторую дверь, массивную и прозрачную, и они оказались в кабинете. Стоя у окна, профессор, вооружившись зубной щеткой, покрывал свою бородку благовонным экстрактом опопанакса. Он обернулся на шум и, протянув руку, двинулся навстречу Хлое.

– Ну, так как же вы себя сегодня чувствуете?

– Эти пилюли ужасны, – сказала Хлоя.

Профессор потемнел в лице и стал похож на мулата.

– Досадно, – пробормотал он. – Впрочем, так я и думал.

С минуту он постоял, размышляя, потом заметил, что все еще держит в руке зубную щетку.

– Возьмите, – сказал он Колену, протянув ему щетку. И добавил, повернувшись к Хлое: – Садитесь, детка.

Д’Эрьмо обошел вокруг своего письменного стола и тоже сел.

– Видите ли, – сказал он ей, – у вас что-то с легким, точнее, в легком. Я надеюсь, что это… – Он оборвал фразу и резко встал. – Да чего попусту болтать, идемте со мной. А вы, – добавил он, обращаясь к Колену, который решительно не знал, что ему делать с зубной щеткой, – положите ее куда хотите.

Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но не смог, пока не отодвинул невидимую, но плотную пелену, которая вдруг оказалась между ними. Он почувствовал странное теснение в груди, и сердце его забилось с перебоями. Он сжал кулаки, силясь прийти в себя. Собрав всю свою волю, он все же ухитрился сделать несколько шагов, и как только он коснулся руки Хлои, все разом прошло.

Профессор вел Хлою за руку. Они вошли в небольшой кабинет с белыми стенами и хромированным потолком. Какой-то приземистый, сверкающий полированным металлом аппарат занимал целиком одну из стен.

– Вам лучше сесть, – сказал профессор. – Это не займет много времени.

Напротив аппарата висел экран из червонного серебра в хрустальной раме, и только одна черная эмалированная ручка посверкивала на цоколе.

– Вы хотите присутствовать? – спросил профессор Колена.

– Да, если можно, – ответил Колен.

Профессор д’Эрьмо повернул ручку. Свет из кабинета убегал ярким потоком в щель под дверью и в вентиляционную решетку над аппаратом, и постепенно экран осветился.

XXXIX

Профессор д’Эрьмо ободряюще похлопывал Колена по спине:

– Да вы не огорчайтесь, старина. Может, обойдется.

Колен стоял, не поднимая глаз, вид у него был раздавленный. Хлоя держала его под руку. Она изо всех сил старалась казаться веселой.

– Ну конечно, – сказала она. – Должно же это когда-нибудь пройти…

– Наверное, – пробормотал Колен.

– Короче говоря, – заключил профессор, – если она будет точно выполнять мои назначения, то ей, вероятно, станет лучше.

– Вероятно, – повторил Колен.

Они стояли втроем в круглом белом вестибюле, и голос Колена, отражаясь от потолка, звучал словно издалека.

– Как бы то ни было, – добавил д’Эрьмо, – я пошлю вам счет.

– Само собой разумеется, – сказал Колен. – Благодарю вас за ваши хлопоты.

– Если дело не пойдет на поправку, вы снова ко мне придете. Остается еще возможность оперативного вмешательства, которую мы пока даже не обсуждали…

– Да, конечно, – сказала Хлоя, стиснув локоть Колена, и на этот раз она зарыдала.

Профессор обеими руками подергивал бородку.

– Весьма досадно, – сказал он.

Воцарилась тишина. Сквозь прозрачную дверь они увидели, как появилась медицинская сестра и дважды коротко постучала. В толще двери вспыхнули зеленые буквы указателя: «Войдите».

– Приехал какой-то месье, – доложила она. – Он просит передать, что Николя уже здесь.

– Благодарю вас, Шлюха, – сказал ей профессор. – Вы свободны.

И сестра удалилась.

– Ну что ж, – пробормотал Колен. – До свидания, профессор д’Эрьмо.

– Несомненно, – сказал профессор. – До свидания, лечитесь… И постарайтесь куда-нибудь уехать…

XL

– Что, плохо? – спросил, не поворачивая головы, Николя, прежде чем машина тронулась с места.

Хлоя все еще рыдала, уткнувшись в белый мех, а Колен выглядел как мертвец. Запах тротуаров заметно усиливался, испарения эфира обволокли всю улицу.

– Поехали, – сказал Колен.

– Что у нее? – снова спросил Николя.

– Самое скверное…

Тут Колен сообразил, что он говорит, и взглянул на Хлою. Он так любил ее в эту минуту, что готов был убить себя за неосторожно вырвавшиеся у него слова. Хлоя, забившись в угол сиденья, кусала себе пальцы. Ее шелковистые волосы упали ей на лицо, а меховая шапочка валялась под ногами. Она вся исходила в плаче, будто грудной младенец, только плач этот был беззвучный.

– Прости меня, Хлоя, я чудовище.

Колен придвинулся к ней и прижал ее к себе. Он целовал ее бедные, обезумевшие глаза и слышал глухие и редкие удары своего сердца.

– Мы тебя вылечим, – сказал он. – Я только хотел сказать, что для меня нет ничего ужаснее, чем видеть тебя больной, какой бы ни была твоя болезнь…

– Мне страшно, – сказала Хлоя. – Он наверняка сделает мне операцию.

– Нет, – сказал Колен. – До этого дело не дойдет, ты вылечишься.

– Что у нее? – снова спросил Николя. – Я могу чем-нибудь помочь?

Он тоже выглядел крайне несчастным. От его обычной самоуверенности не осталось и следа.

– Хлоя, милая моя Хлоя, – умолял Колен, – успокойся!

– Конечно, – сказал Николя, – она очень быстро вылечится.

– Нимфея… – произнес Колен. – Подумать только! Где она могла ее схватить?

– У нее нимфея? – с недоверием переспросил Николя.

– Ну да, нимфея, или, если угодно, водяная лилия, в правом легком. Профессор сперва думал, что там всего лишь какой-то зверек. Но оказалась нимфея. Мы видели ее на экране. Она уже довольно большая, но в конце концов с ней, наверное, все же удастся справиться.

– Разумеется, – сказал Николя.

– Вы не представляете себе, что это такое, – рыдала Хлоя. – Мне так больно, когда она там колышется!

– Не плачьте, – сказал Николя. – Слезами горю не поможешь, а вы только устанете.

Машина тронулась. Николя медленно вел ее, пробираясь через нагромождения домов. Солнце постепенно исчезало за деревьями, и ветер свежел.

– Доктор советует ей уехать в горы, – сказал Колен. – Он уверяет, что холод убьет эту мерзость.

– Она подцепила ее во время нашего путешествия, – сказал Николя. – На той дороге было полно всякой дряни этого рода.

– А еще он сказал, что вокруг Хлои все время должны быть цветы. Это испугает нимфею.

– А зачем ее пугать? – спросил Николя.

– Чтобы она не зацвела. Не то она даст новые побеги, – ответил Колен. – Но мы этого не допустим.

– В этом и состоит все лечение? – спросил Николя.

– Нет, не все.

– А еще что?

Колен ответил не сразу. Он чувствовал, как Хлоя плачет, уткнувшись ему в плечо, и ненавидел ту пытку, на которую он вынужден ее обречь.

– Ей нельзя пить, – выговорил он наконец.

– Как?.. Совсем ничего?

– Ничего.

– Ну, не может же быть, чтобы совсем ничего!..

– Две чайные ложечки в день… – прошептал Колен.

– Две чайные ложечки!..

Больше Николя ничего не спрашивал. Он уставился в дорогу перед собой.

XLI

Ализа дважды позвонила и стала ждать. Входная дверь показалась ей как-то уже, чем обычно, а ковер на лестнице более блеклым и не таким ворсистым. Николя открыл.

– Здравствуй!.. – сказал он. – Ты пришла их навестить?

– Да, – ответила Ализа. – Они дома?

– Входи. Хлоя дома.

Он затворил за Ализой дверь. Она внимательно поглядела на ковер.

– Тут стало значительно темней, чем было раньше, – сказала она. – Как это объяснить?

– Не знаю, – ответил Николя.

– Странно. А разве на этой стене не висела картина?

– Не помню. – И Николя неуверенно провел рукой по волосам. – В самом деле, здесь как будто что-то изменилось в обстановке.

– Вот именно, – сказала Ализа.

На ней был хорошо сшитый коричневый костюм. В руке она держала букет нарциссов.

– А вот ты в отличной форме, – сказал Николя. – Все в порядке?

– Да… В порядке… Видишь, Шик подарил мне костюм…

– Он тебе очень идет.

– Мне повезло, что герцогиня де Будуар носит тот же размер, что и я. Костюм этот куплен по случаю. Шик захотел получить записку, которая лежала в его кармане, вот ему и пришлось купить весь костюм.

Она поглядела на Николя и добавила:

– А ты неважно выглядишь.

– Не знаю… Мне кажется, я старею…

– Покажи-ка мне твой паспорт, – сказала Ализа.

Николя полез в задний карман брюк.

– Вот, держи.

Ализа раскрыла паспорт и побледнела.

– Сколько тебе лет? – спросила она тихо.

– Двадцать девять.

– Погляди-ка, какой здесь стоит год рождения.

Он посчитал. Получилось, что ему теперь тридцать пять.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Видимо, ошибка, – сказала Ализа. – Тебе и на вид не больше двадцати девяти.

– Но до сих пор мне никто не давал больше двадцати одного.

– Надеюсь, это как-нибудь обойдется, – сказала Ализа.

– У тебя красивые волосы, – сказал Николя. – Пошли к Хлое.

– Что же здесь все-таки происходит?.. – задумчиво проговорила Ализа.

– О, все дело в этой болезни. Она нас всех потрясла. Как только Хлоя выздоровеет, я снова помолодею.

Хлоя лежала на кровати в лиловой шелковой пижаме и длинном стеганом халате из бежевого атласа с оранжевым отливом. Вокруг стояло много цветов, главным образом орхидей и роз, но были также и гортензии, гвоздики, камелии, длинные ветки цветущих персиков и миндаля и целые охапки жасмина. Грудь ее была открыта, и под правым соском на янтарной коже отчетливо виднелся синий венчик. Скулы ее чуть порозовели, глаза горели сухим блеском, и легкие, шелковые нити волос казались наэлектризованными.

– Укройся, ты простудишься! – воскликнула Ализа…

– Нет, – пробормотала Хлоя. – Так надо. Это лечение.

– Какие красивые цветы! Колен небось разорится на цветах, – пошутила Ализа, чтобы рассмешить Хлою.

– Да, – прошептала Хлоя и жалко улыбнулась. – Он ищет работу, поэтому его сейчас нет дома.

– Почему ты говоришь так тихо? – спросила Ализа.

– Я хочу пить, – беззвучно прошептала Хлоя.

– Ты в самом деле пьешь только две чайные ложки в день?

– Да, – вздохнула Хлоя.

Ализа наклонилась и поцеловала ее.

– Ты скоро поправишься.

– Да. Завтра Николя увозит меня отсюда.

– А Колен? – спросила Ализа.

– Он остается. Ему придется работать. Мой бедный Колен!.. У него нет больше инфлянков…

– Почему?

– Из-за цветов…

– Она растет? – спросила Ализа.

– Нимфея? – совсем тихо переспросила Хлоя. – Нет, мне кажется, она засыхает.

– Значит, все хорошо?

– Да, – сказала Хлоя. – Но мне так хочется пить.

– Почему ты не зажигаешь свет? Здесь очень темно.

– Это длится уже некоторое время. Да, уже некоторое время, и тут ничего не поделаешь. Вот попробуй сама. Зажги…

Ализа повернула выключатель, и вокруг лампы вспыхнул тусклый ореол света.

– Лампы умирают, – сказала Хлоя. – И стены уменьшаются. И вот это окно тоже…

– Правда? – спросила Ализа.

– Погляди.

От огромного окна, занимавшего прежде всю стену, остались всего два узких проема с закругленными углами. А между ними выросло некое подобие стены, преграждавшее путь солнечным лучам. Потолок заметно опустился, а антресоли, на которых стояла кровать Колена и Хлои, теперь едва возвышались над уровнем пола.

– Что же это происходит? – спросила Ализа.

– Не знаю. Гляди-ка, вот нам и принесли немножко света.

В спальню вбежала мышка с черными усиками и внесла маленький осколок одного из цветных стекол кухонного окна, который излучал яркий свет.

– Как только становится темно, – объяснила Хлоя, – она мне всегда приносит немного света.

И Хлоя погладила мышку, которая положила свой трофей на столик у изголовья кровати.

– Как мило с твоей стороны, Ализа, что ты пришла меня проведать!

– Ты же знаешь, – сказала Ализа, – я люблю тебя.

– Знаю. А как поживает Шик?

– Нормально. Вот купил мне костюм.

– Красивый, – сказала Хлоя, – и тебе идет. – Она умолкла.

– Тебе больно? – спросила Ализа. – Бедняжка. – Она наклонилась и погладила Хлою по щеке.

– Да, – простонала Хлоя. – Я так хочу пить…

– Понимаю, – сказала Ализа. – Я тебя поцелую, быть может, это хоть немножко утолит твою жажду.

– Да.

Ализа снова наклонилась к ней.

– О, – вздохнула Хлоя, – твои губы такие прохладные…

Ализа улыбнулась, ее глаза были полны слез.

– Куда ты уезжаешь? – спросила она.

– Недалеко, – ответила Хлоя. – В горы.

Она повернулась на левый бок и спросила:

– Ты очень любишь Шика?

– Да, но он любит свои книги больше, чем меня.

– Не знаю. Может, ты и права. Если бы я сама не вышла замуж за Колена, я так хотела бы, чтобы ты была с ним.

Ализа снова поцеловала ее.

XLII

Шик закрыл за собой дверь книжной лавки. Ничего интересного он там для себя не обнаружил. Он шел, пристально разглядывая свои ботинки из коричнево-красной кожи, и с удивлением заметил, что один ботинок тянет его в одну сторону, а другой в противоположную. Он остановился, подумал, потом мысленно вычертил биссектрису этого угла и двинулся по ее направлению. При этом он едва не попал под колеса жирного такси и сохранил свою жизнь только благодаря изящному прыжку, в результате которого сбил с ног прохожего. Ругаясь на чем свет стоит, тот поспешил в клинику, чтобы ему оказали первую помощь.

Шик пошел дальше, придерживаясь того же курса, и попал на улицу Джимми Нуна, где был книжный магазин с вывеской, подражающей «Mahogany Hall de Lulu White». Он толкнул дверь, которая в ответ грубо толкнула его. И тогда он, решив не настаивать, вошел через витрину.

Владелец магазина покуривал трубку мира, удобно устроившись на полном собрании сочинений Жюля Ромена, который писал свои тома исключительно для этой цели. У него была очень красивая трубка из вересковой глины, и он набивал ее листьями оливкового дерева. Рядом стоял тазик, потому что от курения то и дело возникали позывы рвать когти, влажная салфетка для освежения висков и графинчик с мятной настойкой в подкрепление действия трубки.

Книготорговец упер в Шика безжизненный и дурно пахнущий взгляд.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Посмотреть книги… – ответил Шик.

– Смотрите.

Он резко наклонился над тазиком, но тревога оказалась ложной.

Шик направился вглубь магазина. Вся обстановка предвещала возможность находок. Какие-то насекомые захрустели у него под ногами. Пахло старой кожей и дымом от листьев оливкового дерева, и это сочетание запахов было, честно говоря, тошнотворным.

Книги стояли в алфавитном порядке, но хозяин плохо знал алфавит, и поэтому Шик обнаружил полку Партра между буквами «Б» и «Т». Вооружившись лупой, он принялся изучать переплеты и тотчас обнаружил на одном из экземпляров книги «Он и неон» – знаменитом критическом исследовании светящихся реклам – заинтересовавший его отпечаток пальца. С лихорадочной поспешностью Шик вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой кроме кисточки с мягким ворсом находился графитный порошок, и памятку для шпика-любителя, составленную конюнником Вуй. Он очень тщательно обработал этот отпечаток, сличил оттиск с образцом, вынутым из бумажника, и замер, прерывисто дыша. Оказалось, что это и в самом деле был доподлинный отпечаток указательного пальца левой руки Партра, который до сих пор нигде не удавалось обнаружить, кроме как на чубуках его старых трубок.

Прижимая к сердцу ценную находку, он подошел к книготорговцу.

– Сколько вы хотите за этот томик?

Тот взглянул на книгу и усмехнулся:

– Вы его все-таки нашли.

– А что в нем особенного? – спросил Шик с деланым удивлением.

– Ха! – прыснул книготорговец, роняя трубку, которая упала в тазик и погасла.

Он грубо выругался и потер руки, радуясь, что ему больше не нужно держать в зубах эту пакость.

– Я вас спрашиваю… – настойчиво повторил Шик.

Сердце его готово было выпрыгнуть наружу, оно дико, с перебоями колотилось о ребра.

– Ox-ox-ox! – бормотал книготорговец. Он катался по полу, задыхаясь от смеха. – Ну и комик же вы!..

– Послушайте, – растерянно начал Шик. – Объяснитесь, пожалуйста…

– Чтобы получить этот отпечаток пальца, я должен был несколько раз приглашать его выкурить со мной трубку мира, да еще стать заправским фокусником и изловчиться незаметно подменить трубку книгой…

– Все ясно, – сказал Шик. – Раз так, то скажите, сколько вы хотите за эту книжку.

– Недорого, но у меня есть кое-что и получше.

Владелец магазина встал, исчез за невысокой перегородкой, разделявшей пополам торговое помещение, порылся в каком-то ящике и тут же вернулся.

– Вот, – сказал он, швырнув на прилавок брюки.

– Что это такое? – с тревогой прошептал Шик. Им овладело сладостное возбуждение.

– Брюки Партра, – с гордостью заявил книготорговец.

– Как вам это удалось? – Шик был в экстазе.

– Во время лекции, – объяснил книготорговец. – Он даже не заметил. К тому же они в нескольких местах прожжены трубкой…

– Покупаю, – сказал Шик.

– Что именно? – осведомился владелец магазина. – Потому что у меня есть и еще кое-что…

Шик прижал руки к груди. Сердце у него сорвалось с цепи – так бешено оно запрыгало.

– Вот, – снова сказал торговец.

Это была трубка, и Шик тут же увидел на ее мундштуке отметину от зубов Партра.

– Сколько? – спросил Шик.

– Вы, конечно, знаете, что в настоящее время он готовит издание двадцатитомной энциклопедии о блевотине со всей иконографией, и у меня будут рукописи отдельных статей…

– У меня не хватит денег, – простонал Шик, сраженный этой перспективой.

– А мне наплевать.

– Сколько вы хотите за эти три предмета? – спросил Шик.

– Тысячу инфлянков, – ответил торговец. – И учтите, это мое последнее слово. Вчера я отказался отдать их за тысячу двести. А вам готов уступить только потому, что вид у вас чокнутый.

Побледнев как полотно, Шик вытащил свой бумажник.

XLIII

– Видишь, – сказал Колен, – мы уже не кладем скатерти.

– Да это не имеет никакого значения, – сказал Шик, – но я все же не понимаю, почему стол такой жирный.

– Не знаю, – рассеянно сказал Колен. – Кажется, его не удается отмыть. Жир все время проступает откуда-то изнутри.

– Скажи, ведь прежде у вас был шерстяной ковер, правда? – спросил Шик. – А этот выглядит хлопчатобумажным.

– Ковер тот же самый. Не думаю, чтобы он изменился.

– Странно, но почему-то мне кажется, что все вокруг как-то уменьшилось и потускнело.

Николя принес жирный суп, в котором плавало что-то вроде гренок. Он налил им по полной тарелке.

– Что это такое, Николя? – спросил Шик.

– Бульон из кубиков, заправленный макаронной мукой, – ответил Николя. – Высший класс!

– А! Вы нашли этот рецепт у Гуффе? – поинтересовался Шик.

– Скажете тоже! Это рецепт де Помиана. Гуффе годится только для снобов, а кроме того, он требует особой кухонной аппаратуры!..

– Но ведь у вас все это есть!

– У нас? – возмутился Николя. – У нас только газ да голодильник, как у всех. Несете черт-те что!

– Ну ладно, ладно, – сказал Шик и заерзал на стуле, не зная, как продолжать разговор.

– Хочешь вина? – спросил Колен. – У меня в погребе осталось только вот это. Но оно недурное.

Шик протянул свой стакан.

– Позавчера Ализа приходила навестить Хлою. Я, к сожалению, ее не видел. А вчера Николя отвез Хлою в горы…

– Знаю, Ализа мне говорила, – сказал Шик.

– Я получил счет от профессора д’Эрьмо. На большую сумму. Видимо, это толковый врач.

У Колена болела голова. Ему хотелось, чтобы Шик болтал без умолку, рассказывал какие-нибудь истории, не важно какие, лишь бы говорил. А Шик сосредоточенно глядел на окно. Вдруг он встал и, вынув из кармана складной метр, пошел мерить раму.

– Мне кажется, здесь что-то изменилось, – сказал он.

– Разве? – равнодушно спросил Колен.

– Окно заметно сузилось, и комната тоже…

– Как это может быть? С точки зрения здравого смысла…

Шик не ответил. Он достал записную книжку и карандаш и записал какие-то цифры.

– Ты нашел работу? – спросил он.

– Нет. Но сегодня после обеда меня ждут в одном месте, а завтра в другом.

– А какого рода работу ты, собственно говоря, ищешь?

– О, какую угодно, лишь бы платили деньги. Цветы стоят очень дорого.

– Да, – сказал Шик.

– Кстати, а как твоя работа?

– Меня заменял один тип, потому что я был занят другими делами…

– Начальство не возражало? – спросил Колен.

– Нет, все шло хорошо, он оказался весьма компетентен.

– Ну и что?

– Когда я решил вновь приступить к работе, они сказали, что мой заместитель их вполне устраивает, ну а мне, если я захочу, они могут предложить другое место. Только вот платят там куда меньше…

– Твой дядя больше не будет давать тебе денег, – сказал Колен.

Он произнес эту фразу не в виде вопроса, а утвердительно, настолько это казалось ему очевидным.

– Я уже не смогу у него ничего попросить, – сказал Шик. – Он умер…

– Ты мне этого не говорил…

– Это неинтересно, – пробормотал Шик.

Николя принес явно давно не чищенную сковородку, на которой метались три черные сосиски.

– Придется их есть в таком виде, – сказал он, – я не могу с ними справиться, у них какая-то немыслимая живучесть. Азотной кислоты плеснул, видите, как они почернели, а все равно не сдохли.

Колену удалось пронзить вилкой, как острогой, одну из сосисок, она изогнулась в агонии и замерла.

– Одна готова, – сказал он. – Теперь валяй ты, Шик.

– Попробую, но это нелегко.

Поединок затянулся, и Шик заляпал жиром весь стол.

– Черт побери!

– Не имеет значения, – сказал Николя, – дереву жир полезен.

В конце концов Шику все же удалось схватить сосиску, а третью Николя унес на кухню.

– Не пойму, в чем тут дело. Но ведь раньше у вас все было не так, как сейчас?

– Нет, – признался Колен. – Все стало другим. И я ничего не могу поделать. Как проказа! Это началось с того дня, как я разменял последний инфлянк…

– Как, у тебя больше ничего нет?

– Почти, – ответил Колен. – Я заплатил вперед за санаторий в горах и за цветы, потому что мне ничего не надо, лишь бы спасти Хлою. Но и без того все идет как-то наперекосяк.

Шик доел сосиску.

– А теперь я тебе покажу наш коридор, – сказал Колен.

По обеим сторонам коридора в окна было видно по тусклому, бледному, испещренному темными пятнами солнцу. Нескольким тощим пучкам лучей все же удавалось пробиться сквозь стекло, но, касаясь керамических плиток, прежде таких сверкающих, они разжижались и стекали на пол, оставляя за собой длинные влажные следы. От стен несло сыростью. Мышка с черными усиками сделала себе в углу гнездо на сваях. Она уже не могла, как прежде, играть на полу золотыми лучами. Зарывшись в ворох крошечных лоскутков, она вся тряслась, а ее длинные усы слиплись от сырости. Некоторое время ей, правда, удавалось понемногу отскребать керамические плитки, чтобы они сверкали по-прежнему. Но работа эта была чрезмерной для ее маленьких лапок, и она, вконец выбившись из сил и дрожа мелкой дрожью, забилась в свой уголок.