XYN

Излишне ярко кричащая юностью картина, словом, всегда сдобрена парой зрелых высоких красивых людей. Им где-то по тридцать пять лет. Оба они уже сумели чего-то достичь в этой жизни. Оба знают себе цену. Носят дорогие пальто и туфли. Они проходят мимо меня: многим бы они показались чопорными и надменными, однако я вижу их крайне красивыми и достойными. И в отличие от остальных, они никогда не посмотрят на меня с презрением или удивлением. Напротив, обратив на меня внимание, порой, они, поклонившись на ходу, улыбнуться мне. Я улыбнусь в ответ. И буду долго смотреть их изящным образам вслед. Вполне возможно, что, оказавшись наедине, они, только звякнет дверной замок, становятся пылкими и совсем еще юными любовниками. Отвергая публичное выражение любви, рискуешь сделать любовь донельзя страстной. Они это знают.

Тьма

Великолепная картина. Ты открываешь глаза – и повсюду одна лишь темнота. Ни один лучик света не успел пробраться в пространство, где тебе пришлось сейчас оказаться. Более того, ни один звук, ни одна мерзко и беспардонно гудящая машина, старая гневная женщина с нелепыми усиками над губой, бессмысленный младенец, только появившийся на свет – никто не может разрушить Отсутствие. Полное отсутствие тебя. Ты никто. Когда становится темно, запомни, ты перестаешь быть телом, перестаешь иметь чувства – ты просто камера, наблюдающая за абстрактными несуществующими персонажами. А сейчас ты не видишь даже их. Полное отсутствие.

Ты слышишь биение своего сердца. Слышишь себя. Впервые за всю свою жизнь ты получил право на несуществование. Ты еще не понимаешь того, как тебе повезло. Темно… Темно… Тебе страшно, мой милый друг. Страшно. Никто тебя здесь не слышит. Никто тебя здесь не видит. Ужасно, да? Ужасно… Нет бестолкового смеха «друзей», который тебе на самом деле никогда и не был нужен, но который всегда помогал заглушить желание наконец послушать, нет – Услышать, себя. Всегда что-то помогало тебе забиться в алкоголь, в веселые сигареты, разнообразие в сексе. Всегда тебе это помогало быть на волне со всеми. Чувствовать мир, не чувствуя себя самого. Крайне удобная конструкция.

Но вот. Но вот темно. Бесконечно тихо. Темно и тихо. Ни один луч, ни один звук тебе больше не поможет. Ты отсутствуешь. Желание узнать, где же ты находишься, все еще не проснулось. Но страх (ты настолько жалок, мой друг, что я тут вдоволь начинаю смеяться над тобой) … Но страх успел попасть в каждую клеточку твоего тела. В каждую сраную клеточку твоего нелепого тела. Неуверенные движения рук твоих в поисках каких либо предметов… Забавное зрелище. Ты очень жалок. Пытаясь оттолкнуться от пола, ты вдруг понимаешь, что пола вовсе нет. Отсутствие, мой жалкий друг. Это отсутствие. А ты никак не хочешь этого принять. Ты смешон.

Все твое существо согнулось в мольбе услышать этот бесполезный, бессмысленный смех глупых твоих людишек, крик младенца и ворчливую ненависть старухи с маленькими усиками. Но ты их не услышишь. И ты даже не понимаешь, что тебе и не надо их слышать. Пустота съела тебя. Растворила тебя в себе. Ты нигде. И ты никто.

Вдруг ты слышишь так знакомый тебе звук – он медленно перемещается с левого уха твоего к правому уху. И обратно. Ты слышишь это медленное движение какого-то крохотного тела. Твое примитивное сознание, конечно же, не осознавая своей ограниченности, сразу пытается создать его образ. Твои воспоминания, твое представление о мире – вся эта куча банальностей оказалась в одном месте, чтобы представить себе это тело. Д-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з. «Наверное, это комар» – с глупой надеждой проносится в твоей голове. Ты машешь своими смешными ручками, даже не понимая, машешь ли ты ими, или нет. Но зудящий звук, не меняя своей траектории, продолжает кружиться вокруг твоей головы. Точнее – вокруг твоего объектива. Ты стоишь и понимаешь свою беспомощность. С каждой секундой эти звуки звучат все громче (или тебе так кажется – откуда мне знать), они становятся все невыносимее. Ты начинаешь проклинать этого комара. И вдруг, упавшая на твой объектив, красноватая капля скользит с самого верха к самому низу кадра. Ты этого не видишь, но почему-то знаешь и цвет, и физику движения капли. Тебе внушили эти законы. И ты даже не думаешь о существовании альтернативы. «Кровь» – киношно дрожащими губами пытаешься ты прошептать. Но у тебя нет губ.

Мир существует для тебя в той форме, в которой он для тебя понятен. Понятен и прост. Предсказуемость данности, в которой ты был доселе, искажает происходящее в данном пространстве. Иллюзии, которыми кормило тебя твое тело, и строил твой скудный жизненный опыт, никогда не были правдой. И ты бьешься в надежде оправдать истинность своего глупого суждения, с внутренним пониманием его абсурдности в этой реальности. Или нереальности. Все это не так важно. Не кровь это и не комар. Даже если это кровь и комар – это не кровь и комар. Страх и узколобость создали их, вожделея упростить бытие. Но отсутствие – это небытие. Форма существования, где существование тел – невозможно.

Пока что ты ничего не понял. Не понял ни темноты, ни тишины. Ты извиваешься (своим несуществующим телом) в нелепых попытках сделать все удобнее и понятнее. Но это пока.

Ты пытаешься представить себе вселенную глазом, что видел лишь пыль.

Свет

Мастурбация будто разрушает систему. Мастурбация – покушение на государство и его законы. Стоит придаться ей, мастурбации, как на ближайшие четыре часа двадцать пять минут ты полностью лишен грубых людских пороков. Не приходится больше думать о мерзких плотских переживаниях человека – грудастая телеведущая больше не сможет уверить тебя в величии и незыблемости власти, не сможет кормить тебя говном: словами «свобода», «равенство», «родина». Подрочив, больше не приходится, закусив губу и пытаясь сдержать эрекцию, рассуждать в своем отравленном человечеством сознании на тему: что же у нее там под этой юбкой.

Я сижу в метро. И, как всегда, изучаю людей. Если вдруг таймер уже пробил четыре часа двадцать пять минут, то в людях мне вдруг становятся интересны их сексуальные девиации. Извращения. Я, пытаясь выстроить какие-то малоочевидные закономерности, начинаю соотносить свои суждения о внешности и о половой жизни объектов моего поверхностного изучения. Так женщина, уверенно и даже слишком отточено цокающая своими абсолютно обычными, но до жути ухоженными каблуками (обычно она еще одета в строгий костюм – с юбкой-рюмочкой в клеточку, пиджаком и белой блузкой) держит дома карманного мужчину. Измотанная, она, возвращаясь домой, раздраженно снимает с себя серьги, и в момент, когда она вот-вот закричит от усталости и напряжения, он на четвереньках приползает к ней. Он, встав на колени, медленно лижет ее ногу – от самых пальцев до конца чулка. После – нерасторопно снимает их. А она, повторяя «хороший мальчик», гладит его по уже появляющейся лысине. Нагнувшись, она пальцем поднимает его за подбородок (а он покорен) и, грубо поцеловав его, она опускает его чуть ниже живота (а он покорен). И обеими руками силой прижимает его к своей плоти (а он покорен). Большинство их игрушек посвящено истязанию мужчины. Да вся их жизнь посвящена истязанию этого бедного мужчины. Он хочет детей, но «это неудобно, глупец!». Готовит – он, убирается – он. Она – кормилец. Ты, конечно же, подумал, что у меня больная фантазия. Я это знаю.

Да глупости это все.

Я, немного стесняясь собственных мыслей, вдруг начинаю хохотать – эта строгая женщина, сидящая передо мной, начинает чувствовать себя неловко. Смотрит на свою серую юбку, на свой серый пиджак, трогает свою серую прическу. Все нормально. Я закрываю глаза рукой в надежде заглушить приступ истерики, вызванный слишком уж бурной фантазией. Конечно, остановиться у меня не получается. И на следующей станции я выхожу. Сев на скамейку у перрона из меня выползают остаточные частицы смеха.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.