Остров Русь (сборник)

Все попадали на пол, и я понял, почему во дворце было так чисто. Нас со Стасом тоже заставили улечься.

Прошла пара минут, и по звуку шагов мы догадались, что появился фараон. Лежащие придворные начали громко аплодировать. Мы со Стасом не сговариваясь присоединились к аплодисментам. В нашем положении особенно важничать не стоило…

Но вот овации отгремели, и нам позволили подняться. Мы глянули на пустой ранее трон… и обомлели. Важно рассевшись на нем, закинув ногу за ногу, нацепив на голову сразу две короны, на нас смотрел старый знакомый – фараон из музея! Только сейчас он был живым и, наверное, поэтому не казался таким злым.

С перепугу меня посетило вдохновение: я понял, что наш рейтинг слуг Осириса поднимет длинное и складное заклинание на неизвестном фараону языке.

– Пой! – сказал я Стасу.

– Что? – не понял он.

– Что угодно, но по-русски!

Стас очумело глянул на меня, но послушно набрал полную грудь воздуха и запел шлягер сезона, песню «Осень» Шевчука:

Что такое осень? Это небо,Плачущее небо под ногами…

Писклявый голосок Стаса, тянущий непривычный для египтян мотив, произвел действительно сильное впечатление. Фараон вдруг закашлялся, прижимая ко рту рукав, Ергей с Уликом закрыли глаза и стали легонько помахивать в воздухе копьями, а Доршан выхватил короткий бронзовый меч и угрожающе поднял его в воздух. Не давая египтянам опомниться, я запел на их родном языке самый умиротворяющий кусок из «Воскресения Осириса»:

Удовлетворен Атум, отец богов,Удовлетворен Шу с Тефнут,Удовлетворен Геб с Нут…Удовлетворены все боги, находящиеся на небе,Удовлетворены все боги, находящиеся в земле,находящиеся в землях,Удовлетворены все боги южные и северные,Удовлетворены все боги западные и восточные,Удовлетворены все боги номов,Удовлетворены все боги городов…

– Хватит, – прервал меня фараон, – все довольны. Верю. Пусть твой брат прекратит пищать. Лучше расскажите мне свою историю.

Да, с суевериями у египтян тяжко… Зато фараон казался миролюбивым. Пока Стас прекращал петь (он это сразу делать не умеет, а затихает, как проигрыватель, выдернутый из розетки), фараон еще раз закашлялся. И когда он отнял рукав ото рта, я увидел темное пятно. Туберкулез, догадался я, чахотка.

Немного успокоившись, я рассказал фараону всю правду. О том, что мы с братом – слуги Осириса, похищенные им далеко на севере сто лет назад. И о том, как Осирис решил искупаться в Ниле и взял нас с собой, чтобы мы несли его сандалии (Доршан, гордящийся своей честью подпирать сандалии фараона, побелел от зависти). И вот сейчас нас взяли в плен глупые солдаты, а всеблагой Осирис стоит среди крокодилов в грязной воде и ждет свою обувь. Так что нас нужно поскорее отпустить.

– А где сандалии-то Осирисовы? – поинтересовался фараон хитро. – Хоть взглянуть бы одним глазком…

– Мы их выронили, когда стражники напали, – вмешался в разговор Стас. – А они сразу стали невидимыми. Так и лежат на берегу.

Ой, зря это Стас начал мистику примешивать! Мой деловитый рассказ о купании Осириса фараона как-то развеселил, а тут он снова помрачнел.

– Что посоветуют мне придворные? – поинтересовался фараон. – Что с этими врунами делать?

Придворные переглянулись. Наконец один вышел вперед:

– О всеблагой фараон, стопами попирающий земную твердь, головою окунающийся в небесную реку, я, как ты помнишь, Ашири, твой советник от Севера. Наши предки говорили: не клади всех детей в одну лодку. Это мудрая мысль, она означает: предусматривай любые неожиданности. Даже если белые чужеземцы не слуги Осириса, следует отнестись к ним с почтением и отпустить. На всякий случай.

Мне очень понравились слова Ашири, я едва не зааплодировал. Но тут вперед вышел другой советник и сказал:

– Я, Гопа, представитель солнечного Юга и верховный жрец бога Ра, против такого мягкосердечия! Надо отстегать их плетьми во славу Осириса, а тогда уж выгнать вон! Если они – слуги Сета, то Осирис будет доволен. А если слуги Осириса, то светлый бог не обидится, что мы побили их за нерадивость.

Жрец мне меньше понравился. Но все-таки – отпустить…

Добрый фараон еще раз прокашлялся, а потом заявил:

– Оба вы не правы, мои мудрые советники. Мы поступим так: отнесемся к незнакомцам с почтением и посадим их в лучшую темницу. Ту, что для моих строптивых родственников. Будем кормить их мясом и поить пивом, а послезавтра, в день моей свадьбы с прекрасной Хайлине, сожжем обоих на шикарном костре из сандалового дерева. Осирис не пожалеет для меня двух своих слуг. Тем более таких нерадивых, что не уберегли его сандалии.

И величавым жестом фараон дал понять, что аудиенция окончена.

– …Это ты виноват, – бубнил Стас, сидя на куче соломы в лучшей темнице фараона, – ты старший. Должен был что-то придумать и спасти нас.

– Ты пел плохо, – огрызнулся я, – а у фараона слух музыкальный. Вот он и рассердился.

Стас примолк и подошел к решетчатой двери, за которой в маленькой комнатке сидели наши стражи: Ергей с Уликом. Схватился за решетку, как павиан в зоопарке, и замер.

Стражники не обращали на него внимания. Ергей чертил дротиком на мокром глиняном полу иероглифы и смеялся от радости, если получалось. Улик, подперев голову ладонью, негромко пел.

Стас немного повнимал песне, а затем крикнул:

– Эй!

Улик, прекратив мурлыкать мелодию, повернул голову:

– Чего тебе, слуга Осириса?

– Пить хочу! – заявил Стас.

– Пиво? – спросил Улик.

– А хоть бы и пиво, – ответил Стас.

Улик подал ему через решетку маленький кувшинчик.

– Алкоголик, – подтвердил я прежний диагноз.

Стас смутился:

– Ну, в будущем же пили, надо теперь в прошлом попробовать…

Он понюхал пиво, опустил туда палец, осмотрел его и брезгливо сказал:

– А может, и не надо.

Ергей, у которого получился сложный иероглиф «воин», разразился веселым смехом. Улик посмотрел на него, потом шепотом спросил:

– Эй, слуги Осириса, хотите свежих сладких фиников? И чистой воды из колодца?

– Когда Осирис придет за нами, тебе зачтется твоя доброта, – сказал оживившийся Стас.

– Да Сет с ним, с Осирисом. Меня тут просят закон нарушить… ну, пропустить одну дамочку поглазеть на вас. Она мне за это денежку даст. А я вас не обижу. Только никому не говорите, ладно?

– Мы не в зоопарке! – возмутился Стас и затряс руками решетку. – Не фига водить всяких! За горсть фиников Осириса продаешь!

– Да остынь, – прикрикнул я на него. – Фиников свежих хочешь?

– Хочу, – молниеносно сменил тон Стас. – Ладно, Улик. Только вначале финики, потом дамочка.

– А можно наоборот? Дамочка вечером, а финики утром?

– Можно. Только финики вперед, – ответил начитанный Стас. Улик задумался.

– Эй, слуги Осириса, как по-древнеегипетски будет «сорок»? – крикнул нам Ергей. Он, видно, начал тренироваться в счете.

– Перумга, – буркнул Стас. – Ну что, Улик?

– Темно уже, как я финики рвать буду? – пробовал сопротивляться Улик.

– Твои проблемы, – отрезал Стас.

Улик вздохнул и удалился за финиками. Ергей разулся и загибал пальцы на ногах. Наверное, отмечал десятки. Как на счетах. Стас тоже это понял, потому что спросил:

– Интересно, а чем он первую сотню отметит?

– Молчать, – вяло приказал я. – Тоже мне Ржевский нашелся.

– Скучно, как на необитаемом острове, – пожаловался Стас. Но тут вернулся Улик с гроздью фиников.

– На базар пришлось бегать, – пожаловался он нам.

– Дорого? – участливым тоном поинтересовался Стас, уплетая финики.

– Как вам сказать… – вытирая куском папируса дротик, уклончиво ответил Улик.

Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и произнес:

– Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.

Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул и принялся часто кланяться, говоря:

– Входите, молодая госпожа, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.

Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.

– Ха, соплячка какая-то, – грубо сказал Стас. Хорошо хоть по-русски сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.

– Ты чего? – обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно, прищурился и ехидно бросил: – Все ясно. Влюбился, братик.

Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково на очень мелодичном древнеегипетском сказала:

– Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?

– Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! – с подозрением посмотрел на нее Стас.

– Ну и что? Это взрослые боятся поверить, что вы можете быть детьми, но с них ростом. Ведь тогда ваши родители – великаны. А я-то вижу – у вас лица глупенькие.

Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился – так это он.

– Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? – неуверенно возмутился я.

– Так и смею! – девчонка надула губки. – Я – Хайлине, невеста фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!

– Тогда… Может, ты нас спасешь? – неуверенно спросил Стас. Хайлине покраснела и опустила глаза.

– Ой, ребята… Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А когда стану женой – вас уже сожгут.

Мы подавленно молчали.

– Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, – попробовала утешить нас Хайлине. – Вы тогда быстро сгорите, раз – и готово!

Но нас это не утешило. Тут к Лине (мы со Стасом не сговариваясь так ее стали звать) подошел Улик и грустно сказал:

– Сейчас будет проверка караула, молодая госпожа. Уходите. Посмотрели – и будет.

Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:

– А можно завтра еще подойти?

– Завтра? Да мы хотели смениться…

– Полталанта серебра дам, – прошептала Лина.

Улик клацнул зубами и сказал торопливо:

– Можно завтра. Можно послезавтра. Все можно.

Лина помахала нам рукой и вышла.

А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две кучи и улеглись на них.

– А дома сейчас ужин, – мечтательно сказал я, глядя на решетку. – Макароны с мясом.

– Уймись, чревоугодник, – замогильным голосом отозвался Стас. А через минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:

– Такую девчонку встретили – и вдруг умирать надо. Обидно…

Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.

Глава третья,

трагическая

Хайлине пришла утром.

– Мальчики, расскажите что-нибудь, – попросила она, – о землях, откуда вы пришли, о том, как там люди живут… Здесь у нас так скучно, просто ужас. Ничего не происходит.

– Но как-то вы все-таки развлекаетесь, – неуверенно возразил я.

– Да, – задумчиво ответила она, – иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.

Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:

– А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.

– Театр? – удивилась Лина. – А что это такое?

– Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.

– Сценки? – снова переспросила она.

Вот как ей объяснить?

– Они изображают из себя других людей, – выручил меня Стас.

– Они врут, – поняла Лина. – Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.

– Да-а, – протянул Стас, – весело вы тут живете.

– Вот я и говорю, – вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: – Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?

Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:

– А что, ты правда можешь нам помочь?

– Вообще-то нет, – грустно призналась она. – Если бы могла, я бы сама давно сбежала.

– Тебе-то зачем? – удивился Стас. – Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища… – Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: – И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?

Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:

– Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! – И сразу же заплакала навзрыд.

Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:

– Ну все, хана вам, слуги Осириса.

Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:

– Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный…

– Что бы вы понимали, мальчики, – перебила она, беря себя в руки. – Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, «вот эта», говорит. И все. И больше я ни папу, ни маму не видела.

– Их к тебе не пускают? – жалостливо спросил я.

– Казнили их, – тихо ответила она, и две запоздалые слезинки скатились по ее щекам.

– Как это казнили? – опешил я. – За что?

– За то, что папа был простым гончаром, а мама – женой простого гончара. А у фараона не может быть родственников низкого происхождения.

– Ну и логика, – поразился я. А у Стаса лицо стало такое, будто он тоже собрался плакать.

– Лина, прости меня, – сказал он просто, и я даже зауважал его. – Я сам не знаю, что на меня нашло.

– Да ладно. – Она вытерла слезы. – Ты же не знал ничего. К тому же скоро я встречусь с ними, – и она улыбнулась.

– С кем? – не понял я.

– С папой и мамой, – ответила она, продолжая мечтательно улыбаться. – Ведь фараон тяжело болен и знает, что скоро умрет. А вместе с ним в царство мертвых отправятся его самые любимые слуги и, конечно, жена. Он для того и женится, чтобы в землях Анубиса у него была молодая жена.

У меня комок подкатил к горлу, а Лина продолжала:

– И я не боюсь туда уйти, ведь сказано же в первой песне жреца Неферхотепа: «Время, которое проводится на этом свете, – сон». А в землях Анубиса меня ожидает пробуждение в прекрасном мире, и там я снова найду своих родителей.

– Религия – опиум для народа, – по-русски пошутил Стас невесело. И закончил философски: – А может, так и лучше…

В это время глаза Лины окончательно высохли, и она сказала, понизив голос, так, чтобы не услышал Улик:

– Но иногда все-таки страшно. Сказано в песне арфиста: «Оттуда никто не приходит обратно». И вдруг прав герой Ани, который не верил в царство мертвых? Так говорил он богу Атуму: «Нет в той пустыне воды, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна». Порой я думаю так же.

И тут я вдруг допридумал то, что начал придумывать вчера перед сном.

– А фараон хотел бы вылечиться? – спросил я для начала.

– Конечно, – ответила Лина. – Только никто его вылечить не может. Он уже двенадцать лекарей крокодилам скормил, а двоим повезло: он их отравил ихними же лекарствами.

Отлично! То есть не то отлично, что лекарей поубивали, а то, что я выяснил главное.

– Лина, – сказал я, – по-моему, ваш Ани прав. А раз так, тебе нужно спасаться. Если мы отсюда выберемся, мы тебя возьмем с собой. Там, откуда мы пришли, тебя будут учить в школе, ты будешь ездить на машинах, летать на самолетах…

– А кто такие самолеты?

– Не кто, а что, – поправил я. – Самолеты – это такие большие серебряные птицы, внутри которых сидят люди.

Зря я про самолеты начал. Сразу почти напрочь потерял ее доверие. Сначала-то она мечтательно протянула: «Красиво…» – но потом вдруг встряхнула головой и сказала:

– Мальчишки любят придумывать. Это нечестно. Я-то вам всю правду рассказала.

– Да Сет с ними, с самолетами, не это главное, – постарался я исправить положение. – Я тебе клянусь, что там тебе будет хорошо. И уж точно никто там тебя не заставит замуж выходить.

– И что же, я всю жизнь буду жить одна?

– Почему одна?! Станешь старше, сама себе мужа найдешь. Который понравится.

Тут Стас сделал вид, как будто что-то уронил, и принялся лазить по глиняному полу камеры. Но я-то понял, зачем он там лазает: чтобы мы не заметили, как он покраснел.

Но Лина на него вовсе не обращала внимания. Она напряженно думала. Наконец повторила брезгливо:

– Сама найду мужа? Но ведь это стыдно! Женщина не должна искать себе мужа.

Прямо «Белое солнце пустыни» какое-то. Только паранджи не хватает.

– Ладно, – продолжал я, чувствуя, как удача ускользает между пальцев. – И с мужем тоже, Сет с ним. Главное – не убьют тебя. А жить нужно, потому что никакого царства мертвых нет.

– А ты откуда знаешь?

– От верблюда, – огрызнулся я, хотя слова «откуда» и «от верблюда» в древнеегипетском совсем не рифмуются. Но почему-то именно это ее сразу убедило. Может быть, в этом совсем древнем и отсталом Египте вместо кошек священные животные – верблюды?

– Хорошо, – сказала она. – Только как вы спасетесь? Отсюда не убежишь.

– Ты с фараоном можешь поговорить?

– Могу конечно. Только я стараюсь лишний раз с ним не встречаться.

Стас к этому времени уже оправился от смущения и с любопытством прислушивался к нашему разговору.

– Придется встретиться. Передай ему сегодня же, что я – великий лекарь своего народа и могу исцелить его за пять минут.

– Это правда? – не поверила она.

– Честное слово, – ответил я. – С помощью волшебных браслетов…

– …и специальных заклинаний, – влез Стас.

– А это еще зачем? – спросил я его по-русски.

– Пусть думают, что без нас не справятся, а то браслеты отберут, а нас все равно поджарят.

«Умен», – удивился я мысленно. А Хайлине, подумав, сообщила:

– Сегодня я ему ничего передать не смогу, он сегодня свадебную юбку примеряет. Только завтра утром.

Времени оставалось в обрез.

– Постарайся пораньше, – попросил я.

– Хорошо, – кивнула она. – Только, мне кажется, фараон тебе не поверит.

– А ты скажи ему – пусть попробует. Если я наврал, меня все равно на костре сожгут, так ведь? А вдруг не наврал?

– Хорошо, попробую, – пообещала она и, попрощавшись, вышла.

– И какое заклинание мне читать прикажешь? – спросил я Стаса, когда дверь за ней закрылась.

– Да какая разница, – махнул он рукой. – Главное – по-русски. Хоть считалочку какую-нибудь возьми.

Глава четвертая,

в которой я вспоминаю про двойную уху

– Ну и как это, интересно, вы меня лечить будете? – спросил фараон, когда Улик и Ергей привели нас утром к нему. Мы в это время, само собой, лежали у его ног. Традиция такая. Традиции уважать надо. Пульты-оживители мы предусмотрительно отстегнули от браслетов и сунули в карманы.

– О всеблагой фараон, попирающий… – начал я, но забыл, чего он там попирает, – попирающий…

– Стопами небо, а головой – земные недра! – помогая мне, выкрикнул Стас. Окружающие фараона вельможи и советники ахнули и в ужасе закрыли лица руками.

– Так, – сказал Неменхотеп, – по-вашему, выходит, я стою вверх ногами. Хорошее начало. Поехали дальше.

– Не слушай моего бедного брата, – сказал я торопливо. – Он слегка ослеплен твоим сиянием, вот и двинулся рассудком.

Стас недобро зыркнул на меня, но благоразумно промолчал. А я продолжил:

– Недуг твой, о фараон, проистекает от чрезмерной мудрости твоей и величия.

Неменхотеп понимающе покивал:

– То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.

Советники потупили взоры.

– Говори, – благосклонно кивнул мне фараон.

– Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот этот браслет, – я поднял над головой руку. – После чего я прочту особое заклинание.

– И все? – недоверчиво поджал губы фараон.

– Все.

– А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того…

– Нет-нет, не бойся, – заверил я.

– Ну давай попробуем, – протянул он руку. И я было начал отстегивать браслет, но меня остановил Стас.

– Пусть сначала гарантии даст, – шепнул он по-русски, – а то мы его вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.

Резонно. Я остановился.

– А как я могу быть уверен, что, когда тебя вылечу, ты нас отпустишь?

– Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще смеет рассуждать! – поднял густые брови Неменхотеп. – Вообще-то я с самого начала подозревал, что вы – непочтительные отпрыски пустынного шакала, а теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! – и он слегка наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.

Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:

– Гарантии нужны, гарантии.

– А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все слышали? – обернулся он к придворным. – Писец, занеси-ка в протокол: «Слово фараона ему до светильника».

В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели, пробрался вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо. Выслушав воина, тот выступил вперед и сначала в знак обожания поднял обе руки вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:

– О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов Египта и при этом даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети пустынного шакала с самого начала не внушали мне доверия. А только что стало известно, что они взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.

Это было чистейшей воды враньем. Но я от такого просто онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился.

– Да ты что?! – воскликнул он обрадованно. – А как это они сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.

– Пусть говорит очевидец, – заявил жрец смиренно и отступил на шаг, пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:

– О всеблагой фараон, благостью своей веселящий Осириса, гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий…

– Ладно-ладно, – остановил его Неменхотеп, – богов у нас много. Давай по делу.

– Короче, когда мы их взяли, – заикаясь от волнения, начал воин, – мы их обыскали. И наш начальник – Доршан – что-то на вид съедобное нашел. И пахнет аппетитно. А вот этот, – кивнул он на Стаса, – говорит: «Пожуй, пожуй, вкусно». Но мы тогда сытые были, и Доршан это съедобное припрятал. А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул мертвым сном. Спит и спит, и разбудить его никто не может.

– Где он сейчас?

– А здесь, за дверью, мы его принесли.

– Внесите тело.

Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим копьеносцем внес тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо Доршана озаряла блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.

Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в поднесенную рабом плевательницу, протянул:

– Да-а… – а потом еще раз: – Да-а… – И обернулся к Стасу: – А ты, значит, так и сказал ему: «Пожуй, мол, пожуй, вкусно»?

– Сказал, – подтвердил Стас виновато, беспомощно глянув на меня.

– Занеси в протокол, – кивнул фараон писцу. – Перед словом «сказал» добавь «коварно». – И, вновь обернувшись к нам, потер ладони: – Ну, братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а вы, оказывается, еще и отравители.

Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:

– В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной Хайлине и мне давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить мое драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет. Правильно?

Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что он-то поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы лечить фараона не будем и тот скоро умрет.

И тогда я возопил (а что мне оставалось делать, как не возопить?):

– О всеблагой и всемогущий! Мы не отравили твоего военачальника! Он просто спит, а когда проснется, будет еще сильнее и отважнее, чем раньше! Клянусь отцом твоим – сияющим богом Ра – мы не обманываем тебя. Силой, дарованной господином моим Осирисом, я могу не только вылечить тебя, а даже воскресить мертвого. Испытай меня, прикажи принести сюда мертвого, и я воскрешу его!

Неменхотеп с новым интересом посмотрел на меня и уселся обратно на трон.

– У нас никто не умер? – обвел он взглядом окружающих. Те отрицательно замотали головами.

– А никто не хочет?