Сила присутствия

Дорог здесь было немного, а техники еще меньше. Автомобилями владели считанные единицы местных жителей. Куда более распространенным транспортным средством был дешевый мотоцикл китайского производства, которому не нужна широкая дорога. У кого не было денег на бензин, те передвигались на ослах.

К горам ласточкиными гнездами лепились поселения земледельцев. Трудолюбивые люди, не разгибая спины, трудились на полях-террасах точно так же, как это делали их отцы и деды.

В этих местах было много детей, которые с любопытством следили за медленно продвигающимся караваном. Босоногие, примитивно одетые – они были будущим.

Двадцать первый век уже был здесь в виде многочисленных лагерей боевиков да ударов беспилотников-дронов, дежурящих в воздухе. Проходя через крупные селения, пленники несколько раз видели дома, пострадавшие от ударов с воздуха, – опаленные камни, пробитые крыши, иногда и просто развалины. Замечали они и высоченные пики, вкопанные в землю, на которых развевались зеленые или черные вымпелы – указание на то, что здесь погибли правоверные, и обещание отомстить.

Боевики вставали на намаз, но делали это только дважды – утром и вечером. Такая была новая мода среди ваххабитов, ведущих джихад.

Сергеев еще раз попросил позволения совершить намаз, но боевики по приказу амира избили его. Отвесили они и Михальчуку – просто так, чтобы не скучал. Единственно, что во всем этом было хорошего, – пока боевики совершали намаз, пленникам удалось справить нужду.

Они шли дальше, углубляясь в долину Сват. Иногда их обгоняли мотоциклисты, некоторые показывали знак ислама – указательный палец вверх. Боевики обычно не отвечали, а шли дальше. Время от времени они останавливались, чтобы амир мог переговорить со встречным человеком.

Горы. Ущелья. Военный отряд на дороге. Рабы. Это был двадцать первый век от Рождества Христова, четырнадцатый век хиджры. Таким ли он виделся людям, жившим в минувшие века?

Через некоторое время они пришли в какой-то населенный пункт. Это было нечто среднее между городом и деревней. Дома тут уже мостились и на склонах гор, потому что в долине им не хватало места. Улицы, пусть и не асфальтированные, были относительно чистыми. То тут, то там раздавался стук дизель-генераторов. На крышах многих домов виднелись тарелки спутниковых антенн.

Машин здесь было мало – куда на них ездить-то? – зато полно мотоциклов, самых разных, от совсем уж дешевых до китайских копий спортбайков. Они весело трещали, наполняли воздух сизым дымком. Вся местная молодежь, когда у нее заводились деньги, первым делом покупала мотоцикл. Новенький китайский мог стоить меньше тысячи долларов.

Почти все мужчины здесь были вооружены. Никакой полиции видно не было. Ее и не могло быть. В Зоне племен функции полиции выполняло ополчение, подконтрольное шейхам, а не федеральному правительству. Зона племен была государством в государстве.

Бандиты вошли в селение и почти сразу остановились. Амир трижды постучал в ворота, аккуратно выкрашенные зеленой краской. За ними скрывался довольно богатый дом. Об этом говорили и высота забора, и шум дизель-генератора, раздававшийся внутри.

Дверь открылась, бандиты и их пленники вошли во двор, оказавшийся большим и просторным. В нем росли кусты терновника и акации. На посыпанной щебнем стоянке у ворот стояли два внедорожника. Где-то рядом блеяла коза. Сам дом тоже был большим, широким. Несмотря на стесненность, здесь строили жилье всегда в один этаж, больше – только в городах, где когда-то правили англичане. На плоской крыше красовались аж две спутниковые тарелки.

Человек лет шестидесяти, седобородый, статный, еще сильный и уверенно стоящий на земле, вышел из дома и направился к отряду. Его сопровождали двое молодых мужчин, один чисто выбритый, другой с бородой, оба вооружены автоматами «АК-47».

– Я приветствую вас в моем доме, – сказал шейх, подойдя ближе.

– Да пошлет Аллах удачу вашему дому, уважаемый Джавад-хаджи, и да приведет Он в порядок дела ваши, – поговорил амир аль-Усман. – Мы идем издалека. Путь наш был долог и труден. Позволь же мне и моим людям воспользоваться вашим гостеприимством, которое славится по всей долине, а потом, иншалла, мы пойдем дальше.

– Ворота этого дома всегда широко открыты для гостей. Мы чтим традиции пуштунов, – ответил шейх. – Вы найдете здесь и стол, и кров.

– Аллах да подсчитает твою доброту, хаджи. У меня есть еще два раба, их тоже надо куда-то поместить. Если для них найдутся объедки с кухни, то я буду очень благодарен.

– Ты можешь воспользоваться овчарней на задах моего дома. Там сейчас никого нет, – сказал шейх. – Что же касается объедков, хвала Аллаху, у нас достаточно и нормальной еды. Всевышний не оставляет нас в лишениях и щедро наделяет своей милостью.

От внимания Сергеева не укрылось, что шейх был явно недоволен тем, что в его дом привели рабов, возможно, и самим фактом появления таких гостей. Но отказать в гостеприимстве он не смел.

Хозяин уже шел к дому, а пленника кто-то толкнул в спину и скомандовал:

– Пошел!

Овчарня представляла собой помещение, сложенное из камня, высотой примерно метр тридцать, может, чуть больше. Стены были толстые, крыша сделана из чего-то вроде сухого камыша. Внутри пахло духом животных и овечьим навозом.

– Пошел!

Пленников пинками загнали внутрь и веревками привязали к железным кольцам, вделанным в стены. Боевик, который сделал это, напоследок отвесил им по пинку. Он был явно раздражен тем, что его заставляли работать. После чего бандиты, весело переговариваясь, пошли к дому.

Сергеев первым делом подергал веревку. Крепкая, конечно, но в ней нет стального сердечника. Да, ее можно перетереть, а что потом? Кругом чужая земля. Только в фильмах главный герой лихо совершает побег. На деле у них нет ни карт, ни специального снаряжения, ни оружия, ни знания местности, ни навыков альпинистов, чтобы выбраться из долины, вообще ничего. Местные тотчас устроят охоту на них. Они-то уж точно имеют все, что для этого нужно.

Остается только одно – ждать и попробовать расколоть боевиков. Сергеев видел, что с действиями амира согласны далеко не все. Даже шейх недоволен.

Он повернулся на спину. Руки тянуло, но навоз, смешанный с чем-то вроде сена, был плотным, мягким и теплым. Если не обращать внимания на вонь – постель ничуть не хуже другой.

«Время у нас есть. Это у боевиков его немного, – подумал Сергеев. – Я неплохо знаю тех людей, которые послали меня сюда. Они будут искать нас. Важно с самого начала правильно поставить себя. Если ты позволяешь каким-то бандитам похищать своих людей и платишь за них выкуп, то уважения к тебе не будет».

Тут он вдруг услышал какие-то всхлипы. Михальчук плакал.

– Они не убьют нас, – сказал Сергеев. – Не сейчас. Мы им нужны.

– Подонок!

– Бывает и хуже.

– Ты подонок!

– Я?

– Ты это все устроил! Пакистан! Господи, зачем я только поехал сюда?

– Наверное, за деньгами.

– Да мне плевать на них! Как нам теперь отсюда выбраться?

– Пока не знаю. А ты думал, премию в размере оклада просто так платят?

– Да пошел ты!.. Ты такой же, как и они, понял?

– Заткнись! – сказал Сергеев.

Михальчук еще что-то говорил, но он уже не слушал его, думал о том, что будет дальше, просчитывал, как повернуть ход событий в нужную сторону.

Конечно, шила в мешке не утаишь. О том, что в караване, который ведет аль-Усман, есть пленники, один из которых правоверный, местные жители узнали очень скоро.

Телевизор здесь был не у всех. Обмен информацией происходил на рынке, а также в мадафе. Это нечто вроде кафе при мечети, где правоверные могли собраться после намаза и переговорить о том о сем, попивая чай со сладостями. Там не было мебели, только что-то вроде подиумов высотой примерно с метр, чтобы сидеть на них. Здесь могли проводить целые дни те обитатели селения, которым по каким-то причинам нечем было заняться. Когда приходило время, они тут же и молились, совершали намаз.

Как только бандиты расположились на постой в доме шейха, амир взял двоих людей для охраны и ушел. Спрашивать, куда именно он направился, было бы очень большой ошибкой.

А почти все люди аль-Усмана тут же пошли в мадафу. Они долгое время находились на дар уль-харб, земле войны, испытывали серьезный стресс от этого, питались чем попало, бывало, что и запретным, жили впроголодь, в любой момент могли погибнуть в схватке с полицией или армейскими подразделениями. Поэтому, оказавшись здесь, на неконтролируемой территории, бандиты поспешили в мадафу.

Там их, конечно же, накормят и напоят бесплатно. Они найдут благодарных слушателей своих историй. Здесь же те мусульмане, которые не участвуют в джихаде, смогут дать им немного денег или какой-нибудь подарок. Такое благодеяние, несомненно, им зачтется на суде Аллаха.

Слушателей они, разумеется, нашли. Это были местные жители от двенадцати до тридцати лет. Они тусовались здесь потому, что у многих из них не было и не предвиделось работы. За службу в бандах боевиков платили, причем немало, разумеется, по местным меркам. Она была единственным способом выбраться из долины в большой и яростный мир. Жестокие схватки кипели совсем неподалеку.

Но были здесь и дети местных богачей. Их джихад заключался в общении на салафитских форумах. Эти герои тоже были рады пообщаться с братьями, которые сражались с неверными в реальности, а не в виртуальном мире Интернета. За это они готовы были заплатить богатым угощением и садакой, то бишь некоторой суммой денег на джихад, чтобы поддержать борцов за веру. Обе стороны нуждались друг в друге и встречались именно здесь, в мадафе.

Братья нашли себе слушателей. Под восторженными взглядами и при почтительном молчании они рассказали о том, как пошли на подвиг, как прятались на съемной квартире, как стал шахидом их брат, который взорвал машину рядом с бойцами антитеррористической полиции. Все это герои, разумеется, немного приукрасили, но кто без греха.

– И сколько вы убили неверных? – жадно спросил один из молодых парней, слушавший рассказ бывалых бойцов, буквально раскрыв рот.

– Много, – лениво ответил один из боевиков. – Наверное, с сотню, никак не меньше. Это был большой отель, и его охраняли. Там были важные неверные. Они встречались с местными исмаилитами по своим делам. Мы двоих взяли с собой, чтобы получить за них выкуп. У нас хороший амир, слава Аллаху. Он всегда берет пару пленников, чтобы взять деньги за них. Так и надо делать. Один из заложников даже сказал, что он правоверный.

Вот и все. Ведь слово не воробей.

– Как это правоверный? – спросил один из молодых людей. – Разве такое может быть?

– Не думай об этом, – расслабленно сказал боевик, попыхивающий косяком. – Если ты не знаешь, то я скажу тебе, что те мусульмане, которые не вышли на пути Аллаха, еще хуже, чем неверные.

Боевики расслабились от обильной еды и забитых косяков. Они не заметили, что далеко не всем из тех, кто собрался вокруг них, понравились эти слова.

Один из молодых людей, племянник шейха Джавада, побежал в дом и нашел его. Дядя что-то писал, но, увидев племянника, снял очки и обратился в слух. Молодой человек пересказал ему в точности то, что говорили боевики.

Шейх помрачнел.

– Вот так, уважаемый дядя, – закончил свой рассказ племянник. – Это все я слышал собственными ушами. Пусть Аллах покарает меня, если я солгал.

Шейх пригладил бороду.

– А сам ты что об этом думаешь, Бейтулла? – спросил он. – Ты ведь собираешься присоединиться к джихаду. Скажи свое мнение, я слушаю.

Бейтулла отрицательно покачал головой.

– Я думаю, что это грех, дядя. Во-первых, эти люди приехали в нашу страну не с оружием, как американцы, а с миром, если я правильно понял. Значит, украсть их означает нарушить законы гостеприимства. Во-вторых, если наши гости и в самом деле украли правоверного, то они совершили еще один грех. Упорствуя в нем, эти люди вызовут еще больший гнев Аллаха. Поднять руку на правоверного и назвать это джихадом!.. Нет, так поступать нельзя.

Шейх снова надел очки и заявил:

– Да, ты прав, Бейтулла. В Коране сказано, что если мы пойдем по пути греха, отринем от себя законы шариата или будем думать, что какие-то из них надо соблюдать, а другие нет, то Аллах пошлет на нас неверных. Он даст им большую силу, чтобы они могли проникнуть в наши жилища и истребить нас. Именно это сейчас и происходит в соседней стране, а наш гость делает все, чтобы то же самое наказание постигло и нас всех, живущих здесь. – Шейх помолчал, потом снова заговорил: – Когда пойдешь домой, загляни к Забибулле и скажи, что я хочу его сегодня видеть.

– Хорошо, дядя.

– Иди с миром. И твоему отцу, как он придет, скажи то же самое.

Аль-Усман, военный амир, в секретных досье НАТО обозначался как AQ-Crusader. Первые две буквы являлись кодом группировки, в данном случае – Аль-Каиды. Дальше шла оперативная кличка. Crusader, то есть Крестоносец – страшное оскорбление для мусульманина, но тут уж ничего не поделаешь. Такое прозвище выбрал компьютер, не отличающийся особой религиозностью.

Амира сопровождали двое надежных братьев. Один русский из Нягани, принял радикальный ислам. Второй татарин из Казани, из богатой семьи. У родителей хватило ума послать сына учиться в исламский университет в Каире. Аль-Усман доверял им безгранично, потому что оба были не местные и зависели только от него.

Под охраной этих ребят амир добрался до неприметного дома, стоявшего в центре селения. Опытному человеку бросалась в глаза разве что необычно большая площадь крыши. Она покрывала не только дом, но и часть двора, составляя навес на столбах. В Европе так часто строят открытые гаражи для машин, но здесь в этом не было никакого смысла.

Дверь открыл мальчик лет десяти, увидел бородатых вооруженных мужчин и старательно произнес положенное приветствие.

– Здравствуй, маленький брат. Дома есть кто-то из старших?

– Сейчас позову.

Мальчишка убежал и через пару минут вернулся вместе с братом, одетым как пуштун – широкие штаны, рубаха, безрукавка, шапочка-паколь. Необычными были только очки, круглые, как у Гарри Поттера.

– Играй, Садык.

Мальчишка бросился бежать, а его брат подошел ближе к амиру, телохранители которого остались на улице. Вход сюда был разрешен не всем.

– Салам!

– Салам! Где Реза-устад?

Они общались не на пушту, а на арабском, который в этих местах употреблялся в разговорах все чаще. Парень в очках – немного шепеляво выговаривал слова. Таков был акцент сирийских братьев, вместе с которыми он сражался, когда принял ислам и встал на джихад. Оттуда теперь приходили многие бойцы за веру.

– Он уехал в горы. Сказал, что вернется завтра, никак не раньше.

Аль-Усман кивнул.

– Я хочу сказать ему это сам, но должен скоро идти дальше. Если Реза-устад вернется позже, чем я приеду, сообщи ему, что волей Аллаха дело, о котором я говорил, свершилось. Этот нечестивец наконец-то подох и получает в аду то, что ему положено. Многие поганцы, которые охраняли его, проследовали туда за ним. Аллаху акбар.

– Да, брат. Я уже знаю, смотрел в Интернете. Тебя объявили в розыск, дороги перекрыты. Мы все здесь молились за тебя и твоих моджахедов.

– Эти нечестивцы никогда не смогут меня поймать без воли на то Всевышнего. Ты не слышал, дорога дальше открыта?

– Да, пока все спокойно, брат.

– Тогда я уйду завтра. Да хранит тебя Аллах, брат.

– И тебя, брат. Да будет с тобой Аллах.

Амир уже хотел идти, но тут кое-что вспомнил, повернулся и сказал:

– Да, брат, я с этого дела взял двух рабов из числа неверных. Хочу получить за них выкуп. Пришли кого-нибудь с камерой, надо записать обращение.

– Братья ушли с Резой-устадом, – сказал брат в очках. – Но камера есть. Я сам к тебе приду, как только закончу здесь.

– Да воздаст тебе Аллах!

Пленные так и лежали в овчарне, пока не стемнело. Потом пришли боевики с фонарями, развязали веревку и приказали им вылезать. Сами столпились у выхода с автоматами. Они были пьяны, веселы, многие обкурились и не собирались утруждать себя, лезть в овчарню. Бандиты перебрасывались между собой словами, которые совсем не к лицу правоверному. Но рядом не было никого, кроме Аллаха и таких же людей, как они. Указать им на это никто не мог.

– Иди, неверный!

Михальчуку опять было хуже. Все-таки местные инстинктивно понимали, кто сильнее, таких могли убить, но уважали, пусть даже врагов. К тому же Сергеев сказал, что он правоверный, и братья не желали подвергать свою судьбу лишним испытаниям даже спьяну.

Михальчук же был толстый, неприспособленный к жизни и уже проигравший, даже несмотря на то, что его никак и не ломали. Один из боевиков под одобрительный гогот других пнул его по пятой точке. Когда тот неловко упал, все заржали еще громче. Сергеев услышал слово «маниук» – педераст.

Это была слабость, которую сам Сергеев никогда не понимал и не признавал. В начале срочной службы его хотели «прописать» деды. Так этот тощий чернявый нацмен бросился на них и прокусил одному вену на руке. Его избили, но это был первый и последний раз. Больше деды к нему не докапывались. Это были здоровые увальни, гордые самими собой и полутора годами службы, но никто из них не хотел иметь дело с психом. Такую кличку ему и дали. С тех пор он был вне полуофициальной казарменной иерархии. Этот урок Сергеев запомнил на всю жизнь – не будь слабым!

Слабость была причиной всех бед. Из-за нее мы проиграли в Афганистане, хотя вполне могли и победить. Развалилась сверхдержава, наводившая ужас на половину мира. Не важно, насколько она была грешной, – все были не без греха. Важно то, что мы не проиграли войну, врага не было в столице страны. Просто мы честно признались, что больше не можем нести такую ношу, и пошли на условия, продиктованные противником, – все до единого.

Пленников привели в какую-то комнату, расположенную в большом доме. У нее был отдельный вход, и она, видимо, использовалась для хранения мешков с провизией. Боевики уже освободили одну стену и повесили на нее черный флаг с белой шахадой на нем: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его». Какой-то очкарик в натовской куртке, наброшенной на плечи, установил на штатив бытовую видеокамеру и сейчас возился, настраивая свет.

Здесь же был и амир. На мешках лежали два автомата, сабля и свернутый ковер. Реквизиты для нехитрого театрального действа.

Увидев пленных, амир сказал очкарику:

– Быстрее! У тебя все готово?

– Плохой свет, – ответил тот.

– Это не важно. Снимай!

Боевики расстелили ковер под флагом. Двое в масках взяли оружие и встали по обе стороны флага, создавая массовку.

– Быстрее. Ставьте их сюда! На колени!

– Какой ты правоверный, если ставишь брата на колени? – упрекнул амира Сергеев.

– Замолчи! Иначе я отрежу тебе язык. Все готово?

– Да. – Очкарик занял место за камерой.

Амир взял саблю и приказал:

– Снимай!

На камере загорелась красная лампочка, очкарик показал большой палец.

– Я, амир аль-Усман, моджахед и раб Аллаха, взял этих людей в плен при проведении военной операции. Они приехали в Пакистан, чтобы оказывать помощь местным отступникам и нести зло мусульманам. Это шпионы! – Амир говорил скороговоркой, глотая концы слов. – Нападая на народ Аллаха, оскорбляя и унижая его, вы причинили нам вред. Чтобы компенсировать его, я требую десять миллионов американских долларов, по пять за голову каждого из этих нечестивых. Если за тридцать дней вы не соберете деньги и не привезете их в Пакистан, то мы принесем этих неверных в жертву Аллаху. Это будет не месть, а только лишь правосудие именем Всевышнего. Если же кто-то из вас попробует забрать этих презренных животных силой, то они будут принесены Аллаху немедленно. Тех, кто придет сюда с оружием, постигнет та же участь. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его!

Брат, стоявший за камерой, резко опустил руку.

– Нормально?

– Да, можешь посмотреть.

Амир подошел, просмотрел ролик на откидном экране.

– Спасибо, брат. Перекинь на флешку, и пусть тобой будет доволен Аллах. А этих неверных верните обратно, пусть сидят в овчарне.

– Да, эфенди! – Старший из боевиков почтительно склонил голову.

Они подняли пленных и пинками погнали их на выход.

Уже на улице Сергеев отчетливо сказал:

– Вы думаете, что идете по пути Аллаха, но ваша тропа ведет вас прямиком в ад, к дереву зам-зам. Аллах не даст вам спасения, ваше пристанище в огне.

– Что ты сказал?!

Невысокий боевик, который говорил по-русски, подскочил и изо всех сил ударил Сергеева прикладом. Тот упал. На него немедленно набросилась вся стая и принялась пинать.

– Что происходит? – спросил амир, вышедший из помещения на шум и крики.

– Этот неверный оскорбил Аллаха, произнес Его имя! Он сказал, что наша дорога ведет прямиком в геену!

Амир хмыкнул.

– Поднимите его.

Сергеева подняли, амир подошел ближе.

– Я говорил тебе о том, чтобы ты не смел осквернять имя Аллаха, произносить его вслух. Ты неверный, а если когда-то и был мусульманином, то давно предал истинную веру!

– Кто ты, чтобы судить об этом?

– Клянусь Аллахом! – сказал амир, доставая нож. – Свои деньги я все равно получу, будет у тебя язык или нет.

– Как ты смеешь лить кровь в доме, где тебе предоставили приют! – раздался громкий и уверенный голос.

Амир резко развернулся. Между домом и дувалом стоял шейх Джавад, а за ним – боевики, вооруженные автоматами. Это был отряд ополчения племени, шейхом которого был Джавад. Этих боевиков оказалось столько, что с того места, где стоял амир, невозможно было сосчитать их всех по головам.

– Это мой пленный! – нагло сказал амир. – Мне решать, что с ним делать.

Вождь племени покачал головой.

– Это не пленный. У тебя не может быть пленных, ты просто украл человека. Ты не воин, а убийца и бандит. Ты и в самом деле не идешь по пути Аллаха. Тропа, по которой ты шагаешь, ведет в ад, прямиком к дереву зам-зам.

– Что ты знаешь о джихаде, старик?! – крикнул амир, стараясь произвести впечатление скорее не на шейха – его-то голосом не проймешь, – а на тех воинов, которые стояли за ним, сжимая в руках винтовки и «калашниковы». Они были молоды, но лица их оставались непроницаемыми, суровыми.

– Я знаю то, что двое из моих сыновей вышли на пути Аллаха, и сейчас они шахиды. Но мы не добились ничего, кроме горя и страданий. Это все потому, что Аллах наказывает всех нас за таких негодяев, как ты.

Амир понял, что так ничего не добьется.

– Посмотри на этого неверного! – крикнул он, показывая на заложника. – С чего ты взял, что он правоверный? Этот негодяй говорит, что хочет делать намаз, чтобы поиздеваться над нами, теми, кто искренне верит. Он не хочет, чтобы ему отрезали голову, но, оставшись наедине со своими шайтанами, оскорбляет Аллаха и смеется над Ним!

– Ты настоящий отступник, – сказал вождь. – Избиваешь человека за то, что он хочет обратиться к Аллаху. Воистину такую мерзость делают лишь худшие из неверных. Только то, что ты мой гость, останавливает меня от того, чтобы выгнать отсюда тебя и твоих людей прямо сейчас. Но я напоминаю тебе, что, согласно шариату, путник вправе пользоваться гостеприимством любого дома три дня. Два из них уже прошли, сегодня третий. Поэтому завтра ты покинешь этот дом и пойдешь дальше. А если за оставшееся время ты совершишь еще какую-нибудь мерзость, то я напомню тебе, что гость неприкосновенен только до того, как виден дом, который он покинул. А мои люди, хвала Аллаху, умеют ходить по горам гораздо быстрее, чем твои.

– Ты не прав, шейх, – сказал амир, чтобы спасти хоть часть своего достоинства.

– Возможно. В любом случае Аллаху ведомо лучше. Он рассудит нас, когда придет срок. Думаю, для тебя он наступит уже скоро. – Шейх посмотрел на пленного мусульманина и сказал: – Ты можешь совершить намаз вместе с нами. Если ты хочешь обратиться к Аллаху, то тот негодяй, который откажет тебе в этом, откроет себе путь в ад.

– Он сбежит! – крикнул амир.

– Он не сбежит. Здесь некуда бежать.

Брат в круглых очках стоял в дверях помещения, где проходила съемка, внимательно смотрел и слушал.

Двор дома, в котором находилась явка Аль-Каиды, был почти полностью закрыт навесом из ржавых стальных листов, укрепленным на толстых подпорках. В другой его части целыми днями играли дети. Все это преследовало одну цель – защититься от атак беспилотников. Обитатели поселка получали деньги за то, что отпускали сюда своих мальчиков. Жители этого дома знали, что у американцев есть свои правила. Они не нанесут удар по подозрительному объекту, если там находятся дети.

Невысокий, даже щуплый, брат в очках вышел из дома, выбил из пачки сигарету, нервно закурил. Ислам запрещал курение, оно считалось грехом, но здешние умники полагали, что Аллаху не видно то, что происходит под крышей.