Черный дьявол, или Хакасские хроники. Книга 1. Шесть пудов золота

Кызылец прищурился и внимательно посмотрел на золотопромышленника, нутром чувствуя в его словах подвох. Но тот сидел с совершенно невозмутимым видом, и непонятно было, смеется ли он над своим товарищем, или же говорит серьезно. Охотники выпили еще по одной, и решили встретиться через три дня, когда все приисковые расчеты будут полностью завершены, чтобы пострелять глухарей на Секте. А за это время Калолка пообещал выведать у шамана, возьмется ли тот помочь русскому купцу в столь необычной просьбе, либо наотрез откажется камлать ради инородца.

На улице уже стемнело, и в беседке зажгли свечи. Напившись на прощание чаю с белыми сухарями и вареньем, кызылец легко вскочил на лошадку и отправился в свой улус, расположенный на левом берегу Черного Июса. А Цибульский, оставшийся в одиночестве у теплого самовара, вдруг почувствовал, как настроение его с каждой минутой улучшается, а все невеселые мысли улетают куда-то вдаль. Он только не смог понять, что послужило тому причиной – три шкалика французского коньяка, или внезапно появившаяся у него новая, хотя и крайне призрачная надежда.

Глава 7. Бессонная ночь на Сундуках

Калолка прискакал в Чебаки перед рассветом четвертого дня, как и обещал. Друзья, наскоро выпив чаю, без промедления выдвинулись в тайгу. Переправившись вброд через Черный Июс, они неторопливо поехали в сторону устья Секты, а охотник, наконец, заговорил.

– Передал я твою просьбу каму, Захар Михалыч, – сказал Калолка. – А он призвал своих духов, и те согласились помочь. Поэтому сегодня ты должен на Сундуках переночевать, а завтра к шаману на беседу явиться.

– И зачем, интересно, мне там ночевать? – невольно спросил Цибульский.

Он, разумеется, прекрасно знал горную гряду Сундуки, состоящую из пяти отдельных высоких холмов, расположенных в долине Белого Июса. От Чебаков до гряды было верст сорок, а необычное название она получила по имени большого останца на первом холме, своей прямоугольной формой действительно очень напоминающего огромных размеров сундук. Сам Захарий Михайлович во время охоты неоднократно проезжал мимо этих гор, но ничего интересного в них никогда не замечал, кроме древней писаницы на буром склоне четвертого холма.

– А зачем там ночевать, мне неведомо, – пожал плечами Калолка, – мы слова кама не обсуждаем. Он велит – мы делаем. А значит и тебе придется его волю исполнить, коли хочешь с ним встретиться.

Цибульский задумался. Когда три дня назад он попросил кызыльца поговорить с шаманом, то и сам не рассматривал свою просьбу всерьез. Он согласился на предложение товарища скорее ради шутки, да под воздействием трех шкаликов коньяка. А следующим утром, на трезвую голову, Захарий Михайлович сначала посмеялся над своей наивностью, а потом и вовсе думать забыл про шамана и его духов, занимаясь расчетом работников, да инспекцией местной ярмарки. И сейчас золотопромышленник очень сильно удивился тому, что кам откликнулся на его просьбу, и более того, без промедления принялся ее выполнять. Но теперь и самому Цибульскому стало интересно узнать, как будут развиваться дальнейшие события, и чем обернется для него аудиенция у шамана? Ведь настоящего кама он никогда в жизни еще не встречал. Ни в каких волшебных духов Захарий Михайлович, разумеется, не верил. Но кто знает – а вдруг шаману и на самом деле что-нибудь известно о золотых россыпях от какого-нибудь местного Егора Лесного? И отказываться сейчас от беседы с ним было бы непростительной глупостью со стороны Цибульского.

Расстояние от устья Секты до Сундуков составляло около тридцати верст, и после охоты на глухарей золотопромышленник вполне мог направиться не в Чебаки, а на Сундуки, и переночевать там. Хотя Цибульский и собрался в тайгу всего лишь на один день, но, по старой сибирской привычке, он взял с собой теплые вещи и побольше продуктов, из расчета на возможную ночевку в лесу. Ведь вдали от людей могло случиться все что угодно, и рассчитывать в тайге можно только на самого себя. Захарий Михайлович совершенно не понимал, зачем ему проводить ночь на Сундуках, но, тем не менее, решил исполнить странное желание шамана, и сообщил об этом спутнику. Тот молча кивнул, и друзья поехали дальше.

Добрую половину дня охотники бродили вдоль Секты. Они искали глухарей на лиственницах, хвою которых птицы сейчас поедали, выслеживали их на берегу реки, где те клевали гальку для лучшего пищеварения – однако все было тщетно. Золотопромышленник с горя хотел даже посвистеть в манок, но Калолка тут же высмеял товарища, ведь ток у глухарей завершился полгода назад, и приманивать их сейчас бесполезно. Тогда друзья решили бросить неудачную охоту, вышли из тайги к Черному Июсу, перекусили на его берегу, а потом поскакали в сторону места сегодняшней ночевки.

– Где спешимся, возле какой горы? – спросил Цибульский, когда в сумерках показались характерные очертания первого Сундука.

– Там, где тебе понравится, – ответил кызылец, – так шаман сказал.

Захарий Михайлович поморщился. Он не любил всякого рода неопределенностей, и поэтому пробурчал:

– Давай для начала поужинаем, а там и видно будет.

У подножья самого ближнего, первого Сундука, охотники спешились, расседлали лошадей, развели костер, вскипятили чай и принялись за нехитрый ужин. Пока друзья ели, небо совсем почернело, и Цибульский решил не лазить в темноте по холмам, а расстелил свой походный ковер возле костра, намереваясь здесь же и заночевать. Но потом он случайно поднял голову, увидел вдалеке на фоне звездного неба четкий черный силуэт прямоугольного останца, и золотопромышленника непреодолимо потянуло к нему.

– Я наверх пойду спать, – сказал он неожиданно для самого себя.

– Хорошо, Захар Михалыч, – невозмутимо пожал плечами кызылец, – ну а я с лошадьми тут останусь.

Цибульский снова свернул ковер и потащился вверх по склону, сам не понимая, почему его так тянет к Сундуку. Минут за десять он добрался до останца, устроился на большом плоском камне чуть ниже, положил рядом ружье и постарался заснуть. Но сон почему-то совсем не шел. Вокруг стояла кромешная тьма, звезды блестели в небе сказочными золотыми россыпями, а вязкая тишина окутала гору и укрыла землю. Ветра совсем не было, хотя Цибульский и находился сейчас на приличной высоте. Золотопромышленник повернулся с боку на бок и вдруг увидел, что возле останца, саженях в двадцати от него стоит высокого роста человек, чей черный силуэт отчетливо выделялся на фоне звездного неба. Изумленный Захарий Михайлович помотал головой, поморгал и видение исчезло, превратившись в высокий камень. Цибульский облегченно выдохнул, поняв, что обознался в темноте, и снова закрыл глаза.

Но сон так и не шел к нему. Золотопромышленник вспомнил вычитанный в какой-то газете способ заснуть, представил себе целый табун лошадей и начал их пересчитывать. Однако лошади плыли перед ним бесконечным вороным и гнедым потоком, и счету не поддавались. А потом Захарий Михайлович зацепился взглядом за единственную белую в этом темном царстве лошадь, и принялся наблюдать за ней. Но та куда-то очень быстро убежала, а сон так и не пришел. Цибульский чертыхнулся, открыл глаза и обомлел – в том месте, где чуть раньше стоял черный силуэт, теперь мирно паслась та самая белоснежная лошадь, убежавшая из его головы. Золотопромышленник вскочил на ноги, но видение в тот же миг растаяло, а на холме возле останца никого не оказалось.

Захарий Михайлович опустился на ковер и покачал головой. Таких странных призраков он никогда в жизни еще не видел. Цибульский уже решил было спуститься вниз, достать из сумки фляжку со спиртом и хлопнуть шкалик, чтобы поскорее уснуть. Но все же решил дать себе еще один, последний шанс задремать на горе, и улегся обратно на ковер.

Золотопромышленник в очередной раз повернулся с боку на бок, и вдруг его прошиб холодный пот – на холме, в нескольких саженях от себя, на фоне звезд он снова увидел черный силуэт. Тот стоял неподвижно, спиной к лежащему, и смотрел куда-то на север, в сторону скалы, которую местные называли Черной горой. Захарий Михайлович отчаянно заморгал, но на этот раз видение почему-то не исчезло. Он попробовал встать, но, к своему огромному удивлению, не смог пошевелить ни ногой, ни рукой. Его как будто парализовало.

Цибульский попытался было позвать на помощь Калолку, но у него получилось выдавить из себя только еле слышный стон, больше похожий на писк. А пришелец, услышав посторонний звук, понял, что обнаружен. Он медленно обернулся, посмотрел на лежащего и неторопливо направился к нему, ступая совершенно беззвучно. Лица его в темноте разглядеть было невозможно, оно представлялось золотопромышленнику лишь плоским черным пятном. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая только доносившимся откуда-то снизу очень тихим и странным рычанием. Впрочем, оно быстро прекратилось. Цибульский судорожно попытался дотянуться до ружья, однако ни руки, ни ноги его так и не слушались. Черный человек медленно, но неотвратимо приближался, и постепенно становился все больше и больше, полностью заслонив собой яркие звезды. А Захарию Михайловичу даже показалось, что он слышит в темноте тихое дыхание пришельца. Силуэт подошел совсем близко и остановился. Он и на самом деле оказался гигантского роста. Черный человек с минуту постоял неподвижно, а потом неторопливо протянул руки к лежащему. Золотопромышленник похолодел от ужаса. И в этот момент тягучую ночную тишину неожиданно нарушил щелчок за спиной пришельца, очень похожий на звук взводимого курка. Силуэт резко обернулся, и через мгновение у Цибульского заложило уши от грохота выстрела, ослепительной вспышкой озарившего все вокруг. А в ярком свете огня черный человек рассыпался на мельчайшие кусочки и бесследно исчез, словно состоял он не из плоти и крови, а из комка пыли.

Захарий Михайлович, ноги и руки которого наконец-то снова начали ему повиноваться, схватил ружье, вскочил, резко обернулся по сторонам и замер в полнейшем недоумении. Яркие звезды куда-то внезапно исчезли, а черное до сих пор небо порозовело, накрыв все вокруг сумеречным утренним светом и предвещая скорый восход солнца. Изумленный таким резким изменением окружающей действительности, Цибульский огляделся еще раз, и с запозданием сообразил, что встреча с черным человеком не произошла наяву, а лишь приснилась ему. Он без сил рухнул на ковер, продолжая крепко сжимать ружье, и вытер со лба холодный пот, чувствуя, как бешено в его груди скачет сердце. А вокруг стояла ничем не нарушаемая мертвая тишина. Не пели даже птицы. Но ухо Захария Михайловича вновь уловило тихое и странное рычание, доносящееся снизу, из долины, то самое, которое он слышал во сне. Цибульский посмотрел туда, откуда доносился звук, и до него наконец дошло, что загадочное рычание было ни чем иным, как богатырским храпом Калолки. Вогнутая поверхность первого Сундука, словно линза, собирала и усиливала все раздающиеся на ней звуки. Поэтому Захарий Михайлович и слышал так хорошо храп товарища, хотя тот находился не ближе трехсот саженей от него.

Незадачливый путешественник чертыхнулся про себя и, на всякий случай, перекрестился. Он внимательно осмотрел траву и камни в том месте, где рассыпался в пыль черный человек, но никаких следов таинственного ночного гостя не обнаружил. Тогда Цибульский свернул ковер, закинул ружье за спину, и на ватных ногах поплелся вниз, в долину. Только сейчас он понял, как сильно замерз, поэтому добравшись до беспечно храпящего товарища, он растолкал его и велел развести костер, да вскипятить воды для чая.

– Совсем я сегодня не выспался, Захар Михалыч, – пожаловался Калолка своему другу во время завтрака, отчаянно зевая и с наслаждением отхлебывая из кружки обжигающий чай.

– Что так? – поинтересовался отогревшийся у костра Цибульский, уминая холодное вяленое мясо, – Замерз?

– Да лучше бы замерз, – засмеялся инородец. – А то пришлось всю ночь тебя от айны спасать. Ну и приснится же такое!

– От какого айны? – ошарашенно спросил Захарий Михайлович.

– От злого духа, шайтана, или черта, по-вашему, – сказал кызылец. – Сколько лет в Чебаках живешь, а наш язык так и не выучил. До сих пор ни единого словечка не знаешь. Посмотри на меня, я ведь по-русски не хуже твоего болтаю! Надо мне как-нибудь взяться за твою учебу, Захар Михалыч.

Калолка и на самом деле говорил по-русски совершенно свободно, в отличие от многих других инородцев. Но Цибульскому сейчас было совсем не до упражнений в лингвистике, и он нетерпеливо потребовал:

– А что снилось то тебе, расскажи!

– А снилось мне, будто явился за тобой айна, в обличии черного человека! Уж не знаю, зачем он пришел – может просто убить тебя хотел, а может в Нижний мир решил утащить. Ну а пока ты всю ночь храпел без задних ног, я за айной следил. Не успею задремать, а он проклятый уже из-за останца вылазит, и к тебе подкрадывается! Я проснусь – нет никого, только ты наверху знай себе рулады выводишь. Засну, а он опять схватить тебя хочет! И так полночи… Совсем я не выспался. Лишь под утро сообразил, что делать. Взял во сне ружье, и пристрелил айну, когда тот уже руки к тебе протягивал! Зато потом спал как убитый, покуда ты меня не растолкал.

Калолка гордо посмотрел на спасенного им во сне товарища и спросил:

– Ну а тебе чего там, наверху снилось, Захар Михалыч?

– Вообще ничего, – медленно ответил Цибульский, которого слова охотника будто обухом ударили по голове.

– Счастливый ты человек! – засмеялся кызылец, выплеснул из кружки остатки чая, и принялся собирать лагерь.

Глава 8. Православный шаман

Друзья оседлали лошадей и направились на встречу с камом, живущим за Черным Июсом, в одном улусе с Калолкой. Инородец решил не откладывать обучение татарскому наречию в долгий ящик, а у его ученика, по причине полнейшего разлада в голове, совсем не оставалось сил возражать новоявленному учителю. Впрочем, Захарий Михайлович слушал кызыльца очень внимательно.

– Язык у нас простой, – мерно говорил охотник, – не то, что твой русский, пока выучишь, семь потов сойдет! А наше наречие для людей придумано, а не для мучений! Вот смотри, чего в округе больше всего? Конечно, озер и рек. Значит с них и начнем. Озеро по-нашему зовется «Куль», или «Коль». Слышал же сам, и не единожды – «Шира-куль», «Ошколь», «Иткуль». Сразу понятно, все это озера. Ручей зовется «Чул», речка поменьше «Зас», а побольше «Су». Эти слова ты тоже слыхал, ведь все твои прииски на реках стоят. «Инчул», «Акчул», «Анзас», «Кызас». Теперь цвета. «Ак» это белый, «Хара» черный, «Кызыл» красный, «Сары» желтый, «Кок» синий. Скажи-ка Захар Михалыч, что значит «Коксу» и «Акчул»?

Цибульский замялся на минуту, вспоминая услышанное, но все же сумел ответить:

– Синяя река, и Белый ручей!

– Молодец, – расплылся в улыбке Калолка, – тогда поехали дальше. «Тас», или «таш» это камень, «Тах» гора, а «Хая» скала. Вот как мы, кызыльцы, Сундуки называем, знаешь? Вспомни-ка их цвет!

Цибульский задумался, представил себе буро-коричневые камни на Сундуках, и неуверенно сказал, словно ученик, неожиданно вызванный к доске:

– Кызыл тас, или Кызыл хая?

– Точно, Кызыл хая, – обрадовался его учитель, – сам видишь, все очень просто! Это тебе не русский язык!

– Слушай, Калолка, а расскажи, как вы зверей называете? – поинтересовался Цибульский, понемногу начавший оправляться от ночного приключения, – Глухаря, или, например, медведя? А я потом на охоте буду добычу на твоем наречии величать!

– Нельзя зверей в тайге настоящим именем называть, – замотал головой Калолка, – иначе духи лесные услышат, и всю добычу от нас отведут. Если мы, кызыльцы, идем охотиться на медведя, «абу», то меж собой называем его «апчах», дедушка, или там «чир-кулах», земляное ухо. А если назвать его вслух «абой», духи услышат тебя и всех медведей в округе распугают. И вернешься ты домой с пустыми руками. Так что давай-ка Захар Михалыч, на охоте будем зверей по-русски называть, как и прежде. Духи вашего языка не понимают, и удачу нам не спугнут.

– Интересно у вас все устроено, – подивился Цибульский, – а я и не подозревал.

– Да откуда-же тебе наши обычаи знать, – усмехнулся кызылец. – Ты даже не замечаешь, что я крестик в тайге снимаю, а когда выйдем из нее, снова надеваю. Лесные духи крещеных не любят! С крестом на охоте удачи не видать!

– И правда, не замечаю, – покачал головой Захарий Михайлович, и поспешно добавил, – но я свой снимать не буду! И не проси!

– Да ты хоть с крестом, хоть с голой шеей, все-равно ни одного рябчика в тайге без моей помощи не подстрелишь, – заявил раздухарившийся Калолка, – снимай, не снимай, разницы нет.

Цибульский, опешивший от такой наглости товарища, сразу даже не нашелся, что и ответить. А очень скоро всадники проехали мимо Черного озера, перевалили через гору, спустились в долину Июса, и пересекли его вброд.

– Подъезжаем, Захар Михалыч, – объявил инородец, – сейчас и до шамана доберемся. Только знай, по-русски кам не понимает, разговаривать с ним буду я, и слова его переводить. В юрту он тебя не позовет, чужакам к нему нельзя. И запомни самое главное – делай все, что шаман прикажет! Велит на одной ноге по аалу скакать, значит скачи!

– Так он поможет мне, или нет, Калолка? – спросил Цибульский, – или еще на какую-нибудь гору ночевать отправит?

– А я-то почем знаю? Он сам тебе при встрече и скажет, – пожал плечами охотник.

– А как хоть его зовут? – спохватился Захарий Михайлович.

– Для тебя просто кам, – ответил кызылец, – а крещен он под именем Владимир. Да и я, кстати, тоже. Русские священники всех наших мужиков Владимирами нарекают, а баб Марьями. И правильно делают, зато не путаются потом в именах. Ну да ладно, вот и наш аал, добрались…

Друзья въехали в небольшое селение, где жили соплеменники Калолки, кызыльские татары. Шаман обитал на самом краю улуса, состоящего из десятка бревенчатых и войлочных юрт. Охотники спешились возле жилища кама, привязали лошадей, и Калолка что-то крикнул на своем наречии. Из юрты тут же вышел на свет сморщенный старик, с совершенно белыми волосами и длинной жиденькой бороденкой, тоже белоснежной, в суконном темном халате и кожаных сапогах. Шаман внимательно посмотрел на Цибульского и коротко поклонился ему. Захарий Михайлович вернул поклон, а Калолка почтительно согнулся перед стариком чуть ли не до земли. Кам что-то спросил у охотника, тот выпрямился, замахал руками и разразился громкой быстрой речью, в которой Цибульскому несколько раз послышалось слово «айна». Шаман внимательно выслушал Калолку, теребя бороденку и улыбаясь, а потом жестом пригласил гостей войти. Захарий Михайлович вопросительно посмотрел на товарища, хорошо помня его наказ не заходить внутрь, но тот лишь пожал плечами, и тогда Цибульский без колебаний вошел в юрту.

В глаза ему сразу-же бросились висящие под потолком иконы. Золотопромышленник невольно перекрестился, а шаман с охотником сделали то же самое. Старик усадил гостей на подушки и поставил на огонь, горевший в центре юрты, котелок с водой. Дым от костра выходил прямо в круглое отверстие на потолке. Цибульский с любопытством огляделся по сторонам и понял, что попал в самый настоящий этнографический музей!

На земляном полу стоял, прислоненный к бревенчатой стене, большой потертый бубен, украшенный корявыми рисунками. Еще несколько штук, поменьше, висели над ним. Рядом расположилась массивная деревянная колотушка, и какой-то музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий балалайку. Стены оказались щедро увешаны звериными шкурками, фигурками животных, и небольшими рогатинами, с натянутым между рогов лоскутом материи. Это были родовые кызыльские фетиши – теси, которые Цибульский уже видел в юртах инородцев. Похоже, именно их изготовлением и занимался шаман перед приходом гостей, так как на чурбаке возле него лежала свежеструганная березовая рогатина.

На противоположной от входа стене висела красная куртка кама, увешанная разными колокольчиками, матерчатыми лентами, бусинками, беличьими шкурками, когтями, высушенными змеиными головами, и множеством других интересных вещей. Захарию Михайловичу показалось, будто к куртке пришиты крылья какой-то крупной птицы. А рядом с одеянием висел высокий островерхий колпак, с султанчиком из птичьих перьев. Впрочем, шаман, перехватив взгляд гостя, немедленно накрыл свою ритуальную одежду тряпкой и спрятал ее от посторонних глаз.

Кам заварил чай, и по юрте поплыл пряный запах чабреца. Старик достал с полки три фарфоровые пиалы, плеснул в каждую немного молока из маленького деревянного ведерка, и налил туда же чай. Шаман подал две пиалы гостям, взял третью, удобно устроился на подушках, и неторопливо заговорил, глядя на Захария Михайловича. Калолка очень внимательно стал слушать его речь, нахмурив лоб, но пока ничего не переводил. Цибульский, между тем, попробовал предложенный ему напиток и внутренне содрогнулся. Сам по себе чай, наверное, был неплохим, зато молоко имело неприятный кислый привкус. Однако золотопромышленник с невозмутимым видом принялся хлебать странный напиток. А судя по счастливому выражению лиц шамана и охотника, они делали то же самое с большим удовольствием.

Внезапно плавную речь старика прервал Калолка.

–Ташкулах?! – воскликнул он, выпучив от изумления глаза.

– Ташкулах, – невозмутимо кивнул шаман, повернувшись к охотнику.

Калолка начал что-то торопливо говорить и махать руками, судя по всему, осмелившись даже возражать каму, но тот бесстрастным голосом повторил:

– Ташкулах.

Кызылец сник, и только бросил растерянный взгляд на товарища. А золотопромышленник напряг память, и вскоре выудил из нее, еще не забывшей урок Калолки, слова «таш» и «кулах». Вроде бы вместе они означали каменное ухо, однако название это ничего ему не говорило.

А тем временем старик закончил свою речь, встал, подошел к Цибульскому, который тоже поднялся с подушек, и молча протянул гостю небольшой пузырек из темного стекла, непонятно как очутившийся в его руке. Захарий Михайлович взял подарок, а шаман вновь коротко поклонился ему, показывая, что аудиенция закончена. Гости вышли из юрты, где не пробыли и четверти часа, отвязали лошадей и направились в сторону Чебаков. Судя по выражению лица Калолки, он находился в сильнейшем смятении, но Цибульский решил пока не приставать к нему с расспросами. А когда охотники доехали до Черного Июса, кызылец неожиданно сказал:

– Захар Михалыч, а у тебя водка есть?

– Конечно, – ответил золотопромышленник. Он всегда брал с собой в поход медную фляжку со спиртом для лечебных надобностей. А судя по всему, его товарищу медицинская помощь требовалась безотлагательно. Да и ему самому тоже – в животе уже начало подозрительно урчать после чая с кислым молоком. Друзья вновь спешились, Захарий Михайлович плеснул в кружки немного спирта, а Калолка разбавил его ледяной водой из Июса. Залпом выпив свою порцию, охотник посмотрел на товарища и с укором спросил:

– А почему ты мне не сказал, что и сам видел во сне черного человека?

Цибульский, который в это время пил разбавленный спирт, от неожиданности поперхнулся, и чуть не выронил из рук кружку.

– А ты-то откуда знаешь про мой сон? – только и смог выговорить он.

– От шамана, – невозмутимо ответил Калолка.

– А он откуда? – изумился золотопромышленник.

– Я же говорил – он все знает. Вот и не задал тебе ни одного вопроса. Ты, Захар Михалыч, кстати, большой чести удостоился, в юрту к каму даже мы редко заходим, а инородцам туда вообще вход закрыт. Но заинтересовал ты нашего шамана. А вернее, не его самого, а Черного духа.

Водка приятным теплом разлилась в животе Захария Михайловича и вступила в борьбу с прокисшим молоком. А Цибульский, совершенно сбитый с толку, и не понимающий, откуда старик узнал про их с Калолкой общий сон, и чем вдруг скромная персона русского купца смогла заинтересовать неведомого духа, спросил:

– А что значит «ташкулах»? И почему ты испугался этого слова?

– Так называется одна пещера, – ответил уже более спокойно Калолка, на которого водка тоже начала оказывать свое лечебное действие, – и в ней тебе придется сегодня переночевать.

– Да что ты будешь делать, опять у черта на куличках ночевать! – возмутился Цибульский, – Да сколько же можно! И где это место находится, я такого названия отродясь не слыхал?

– Лучше бы тебе никогда в жизни его и не услышать, – сказал Калолка. – Это страшное место, туда только шаманы могут спускаться. А простые люди там с ума сходят.

– Вот я и говорю, – всплеснул руками Захарий Михайлович, – твой кам всего-навсего решил наглого русского со свету сжить. На Сундуках не вышло, так он меня теперь в пещере сгноить хочет. А в пузырьке, наверное, яд, чтобы я долго не мучился, когда с ума сойду! Ну товарищ мой Калолка, удружил ты мне, спасибо! Век не забуду!

Кызылец, не обращая ни малейшего внимания на причитания Цибульского, сел на траву, опустил голову, обхватил ее руками и заговорил:

– Шаман сказал, что ночью на Сундуках являлся к тебе Черный дух, по имени Хайдар. Кам передал ему твое желание разбогатеть, и он решил с тобой встретиться. И не убить он тебя хотел, а всего лишь поговорить. Потому и велел тебе шаман ехать вчера на Сундуки. В том месте Нижний мир, где обитает Хайдар, с нашим, Средним миром соединяется. И люди могут там с духами общаться. Но не все – ты вот не сумел черного человека в свой разум пустить. Нет у тебя такого дара, Захар Михалыч, с духами разговаривать!