Англо-бурская война. 1899-1902

Лежа в те томительные часы на простреливаемом холме, слушая непрерывный свист пуль в воздухе и щелчки по камням, британские солдаты могли видеть сражение, разгоравшееся к югу от них. Зрелище не радовало. Сердца Карлтона, Эйди и их доблестных товарищей, должно быть, тяжелели от вида происходящего. Снаряды буров взрывались посреди британских батарей, британские снаряды не долетали до противника. Поднятые под сорок пять градусов «длинные томы» бухали огромные снаряды на британские орудия с расстояния, о котором мы не могли и мечтать. А потом, с отступлением Уайта в Ледисмит, ружейный огонь стал постепенно ослабевать. В одиннадцать часов колонна Карлтона поняла, что ее оставили на произвол судьбы. Еще в девять часов им послали гелиограмму отступать при первой возможности, однако покинуть гору означало пойти на верную гибель.

К этому времени солдаты находились под огнем уже шесть часов, их потери росли, а патроны иссякали, и всякая надежда исчезла. Однако они упрямо держались еще час, и другой, и еще один. Девять с половиной часов они цеплялись за ту каменную громаду. Фузилеры еще не восстановились после марша из Гленко и последующей непрерывной работы. Многие заснули за валунами. Некоторые упрямо сидели, положив рядом бесполезные винтовки и пустые патронные сумки. Кто-то собирал боеприпасы у убитых товарищей. За что они сражались? Все было бесполезно, и они это знали. Но всегда остается честь флага, слава полка и нежелание гордого мужественного человека признавать поражение. Но тем не менее поражение стало неизбежным. Среди них были люди, которые ради доброго имени британской армии и для того, чтобы подать пример воинского достоинства, готовились невозмутимо погибнуть там, где стоят, или повести отчаянных парней доблестной 28-й в последний смертельный бой с пустыми винтовками против невидимого противника. Возможно, эти смельчаки были правы. Леонид с тремя сотнями людей сделал больше для дела Спарты памятью о себе, чем героизмом при жизни. Люди уходят, как увядшие листья, а традиция народа живет, как дуб, который их сбрасывает. Потеря листьев – малость, если от этого крепнет ствол. Однако рассуждать о смерти легко только за письменным столом. Нужно учитывать и другое – ответственность офицеров за жизнь своих солдат, надежду на то, что они еще смогут послужить своей стране. Все было обдумано, все взвешено, и в конце концов показался белый флаг. Вокруг поднявшего флаг офицера, кроме него, не осталось никого, кто не получил бы пули. В его сангаре все были ранены, а другие размещались так, что у него сложилось впечатление, будто они полностью выведены с поля боя. Подверг ли подъем белого флага неизбежному риску весь отряд – вопрос сложный, но буры тут же покинули свои укрытия. Солдатам в последующих сангарах, часть из которых еще не вступала в активные боевые действия, офицеры приказали огонь не открывать. Через мгновение победившие буры были там.

Последовавшая сцена, как мне рассказывали участники событий, была не из тех, что хотелось бы увидеть или подробно описывать. Осунувшиеся офицеры ломали свои клинки и проклинали день, в который появились на свет. Рядовые рыдали, закрыв руками грязные лица. Из всех испытаний, которым подвергалась их дисциплинированность, многим труднее всего оказалось подчиниться взмаху проклятого носового платка. «Отец, лучше бы мы погибли», – восклицали фузилеры, обращаясь к своему священнику. Отважные сердца, бедные, малооцененные, что может сравниться с их бескорыстной верностью и преданностью?!

Но боли нового унижения или оскорбления не добавилось к их бедам. Существует братство отважных людей, которое поднимается над враждой народов и в конце концов, надеемся, даже сможет победить противостояние. Из-за камней появлялись странные, нелепые фигуры буров: бронзовые, бородатые. Они начинали подниматься на гору. Ни слова ликования или упрека не сорвалось с их губ. «Теперь вы не скажете, что молодой бур не умеет стрелять» – самая большая резкость, какую позволили себе наименее сдержанные. На горе в разных местах лежало от ста до двухсот убитых и раненых. Те, кому еще можно было помочь, получили все возможное. Раненого капитана Райса из фузилерского полка на собственной спине спустил вниз один бурский богатырь. Капитан рассказывал, что этот человек отказался от предложенного ему золотого. Некоторые буры на память об этом дне просили у наших солдат украшенные вышивкой поясные ремни. Для многих поколений они останутся самыми драгоценными украшениями их сельских домов. Потом победители собрались вместе и запели псалмы. Не радостные, а печальные и трогательные. Пленные унылой колонной, изнуренные, потрепанные, взъерошенные, выступили в бурское бивачное расположение в Вашбанке, где должны были погрузиться на поезд в Преторию. А в Ледисмит с перевязанной рукой, со следами боя на одежде и лице дошел горнист фузилеров. Он доложил, что два боевых полка прикрыли фланг отступающей армии Уайта, заплатив за это собственным уничтожением.

8

Наступление лорда Метуэна

К концу второй недели активных боевых действий в Натале положение бурской армии серьезно встревожило общественность в Британии и послужило причиной поистине всеобщего хора злорадных восторгов в прессе всех европейских стран. Из ненависти ли к нам, из спортивного ли азарта, который поддерживает более слабого, или вследствие влияния вездесущего доктора Лейдса с его секретной службой, но континентальные газеты никогда не были столь единодушны, как в этой поспешной радости по поводу того, что казалось им сокрушительным ударом по Британской империи. Не знаю, из-за преувеличения успехов буров в войне или незнания нашего национального характера, но Франция, Россия, Австрия и Германия одинаково злобствовали. Даже визит немецкого императора (сама по себе учтивая и своевременная акция) не мог полностью загладить необъяснимую язвительность прессы его страны. Этот поток оскорблений пробудил Великобританию от обычного для нее равнодушия к мнению иностранцев и заставил собраться с силами. Нас радовала поддержка друзей в Соединенных Штатах и доброжелательное отношение менее значительных европейских государств, особенно Италии, Дании, Греции, Турции и Венгрии.

В действительности на конец этой второй недели в руках противника находилась четверть территории колонии Наталь и сто миль железной дороги. Было проведено пять отдельных операций, ни одну из которых, наверное, нельзя назвать сражением в полном смысле этого слова. Одна из пяти операций закончилась несомненной победой британцев, две завершились неопределенно, одна – неудачей и одна – полным разгромом. Мы потеряли около двенадцати тысяч человек пленными и одну батарею орудий малого калибра. Буры лишились двух прекрасных пушек и трехсот человек. Двенадцать тысяч британских солдат оказались заперты в Ледисмите. Между захватчиками и морем не осталось никаких серьезных сил. Только там, в море, на еще далеких судах, где изо всех сил работали лопатами чумазые кочегары, находились все надежды на сохранение Наталя и чести империи. Верноподданные Капской колонии в ожидании затаили дыхание. Они хорошо знали, что нечем предотвратить вторжение Свободного Государства. А если вторжение начнется, то трудно сказать, как далеко оно продвинется и каким образом отразится на голландском населении.

Ледисмит теперь, несомненно, был в пределах досягаемости буров, и противник спокойно приступил к осаде города. Мы же перенесем взгляд с Ледисмита на западную сторону театра военных действий. Там события начались осадой Кимберли и безрезультатными попытками колонны лорда Метуэна освободить этот городок.

После объявления войны буры предприняли в западном направлении два серьезных шага. Первым стало наступление большого формирования под командованием опасного Кронье с целью штурмовать Мафекинг. Это предприятие требует отдельной главы. Вторым – блокада Кимберли силами, состоящими преимущественно из граждан Свободного Государства во главе с Вессельсом и Ботой. Местечко оборонял полковник Кекевич, направляемый Сесилом Родсом, который отважно бросился в город на одном из грузовых поездов. Как основатель и руководитель алмазных копей великой компании «Де Бирс», в трудный час он желал быть рядом со своими людьми, и именно стараниями Родса город получил винтовки и пушку, чтобы выдержать осаду.

Войска, находившиеся в распоряжении полковника Кекевича, состояли из четырех рот Королевского Северо-Ланкаширского полка, нескольких частей инженерных войск, батареи горной артиллерии и двух пулеметов. Кроме регулярных войск под начало Кекевича встали весьма умелые и настроенные на борьбу местные войсковые формирования, сто двадцать человек капской полиции, две тысячи волонтеров, часть Кимберлийского полка легкой кавалерии, батарея легких семифунтовых орудий и восемь «максимов». Артиллерию подняли на окружавшие рудник высокие отвалы пустой породы, которые превратились в высшей степени эффективные крепости.

Небольшое пополнение полиции попало в город при трагических обстоятельствах. Столица британского Бечуаналенда находится в 60 милях к северу от Кимберли. В городе были сильны проголландские настроения, и при известии о приближении бурских сил с артиллерией стало очевидно, что удержать его будет невозможно. Начальник полиции Скотт предпринял попытку организовать оборону. Однако у него не было ни артиллерии, ни поддержки населения, и столицу пришлось оставить захватчикам. Доблестный Скотт со своими полицейскими поскакал на юг, но от унижения и страданий от невозможности удержать вверенный ему пост пустил себе пулю в лоб. Буры немедленно заняли город и официально присоединили британский Бечуаналенд к Южно-Африканской Республике. Враг неизменно осуществлял политику безотлагательной аннексии всех захваченных территорий, чтобы присоединившиеся к бурам британские подданные были избавлены от последствий измены. Тем временем несколько тысяч бойцов Свободного Государства и Трансвааля с артиллерией сосредоточились вокруг Кимберли. Всякое сообщение с городом было перекрыто. Снятие осады Кимберли являлось одной из первых задач прибывающей армии. Базой для операции, естественно, должна была стать река Оранжевая. Там и в Де-Аре начали создавать запасы для наступления. В Де-Аре, главном железнодорожном узле на севере колонии, скопилось огромное количество продовольствия, боеприпасов, фуража, а также тысячи мулов, которых «длинные руки» британского правительства согнали из разных частей мира. Охрана же важных дорогостоящих запасов, как представляется, была недостаточной. Между рекой Оранжевой и Де-Аром (а это шестьдесят миль) находились 9-й уланский, Королевский мюнстерский, 1-й Нортамберлендский фузилерские полки и 2-й собственный Королевский йоркширский полк легкой пехоты. Таким образом, в общей сложности три тысячи человек охраняли имущество стоимостью два миллиона фунтов стерлингов, а до границы Свободного Государства можно было доскакать за день. Воистину, если нам есть на что жаловаться в этой войне, то есть и за что благодарить.

До самого конца октября ситуация оставалась настолько рискованной, что просто необъяснимо, почему противник никак не воспользовался обстоятельствами. Наши основные силы сконцентрировались для обороны железнодорожного моста через Оранжевую (мост имел исключительно важное значение для наступления на Кимберли), а Де-Ар с ценными складами защищал один-единственный полк без орудий. Более заманчивой цели для решительного командира и рейда конных стрелков сложно придумать, однако буры упустили этот шанс, как и многие другие. В начале ноября наши небольшие отряды, оставив Колесберг и Наувпорт, прибыли в Де-Ар. К Йоркширскому полку легкой пехоты присоединился Беркширский полк, а также девять полевых орудий. Генерал Вуд активно взялся за укрепление окружающих холмов. Уже через неделю позицию превратили в достаточно надежную.

Первое столкновение между противоборствующими сторонами в этой части театра военных действий произошло 10 ноября. Полковник 9-го уланского Гоф производил разведку от реки Оранжевая на север двумя эскадронами собственного полка, конной пехотой Нортамберлендского фузилерского, Королевским манчестерским, Северо-Ланкаширским полками и батареей полевой артиллерии. Восточнее Бельмонта, примерно через пятнадцать миль, он наткнулся на вражеский отряд с орудием. Чтобы выяснить позицию буров, конная пехота пошла вокруг одного из флангов противника и во время движения приблизилась к холму, на котором находились снайперы. Из-за камней неожиданно раздались точные выстрелы. Из шести получивших пули четверо были офицерами, что демонстрирует хладнокровие метких стрелков и опасность ношения в бою формы высшего офицерского состава, которые, возможно, когда-нибудь да исчезнут с поля боя. Погиб полковник Нортамберлендского полка Кейт-Фальконер, заслуживший награду в Судане. Вуд из Северо-Ланкаширского полка тоже был убит. Холл и Беван из Нортамберлендского полка получили ранения. Приближение отряда из лагеря на поезде заставило буров отойти и вывело нашу небольшую армию из положения, которое могло стать весьма серьезным. Враг, имея численное преимущество, уже обходил британцев с флангов. Войска возвратились в лагерь, не добившись ничего существенного, но это, должно быть, обычная судьба кавалерийской разведки.

12 ноября лорд Метуэн прибыл на Оранжевую и начал организацию колонны, которая выступит на помощь Кимберли. Генерал Метуэн уже накопил некоторый опыт сражений в Южной Африке, когда в 1885 году командовал крупным подразделением иррегулярной кавалерии в Бечуаналенде. Он имел репутацию доблестного неустрашимого воина. К тому времени ему еще не исполнилось пятидесяти пяти лет.

Силы, которые постепенно собирались на Оранжевой, были грозными скорее с точки зрения качества, чем количества. В них входили Гвардейская бригада (1-й Шотландский гвардейский полк, 3-й гренадерский полк, 1-й и 2-й Колдстримские полки), 2-й Йоркширский полк легкой пехоты, 2-й Нортгемптонский полк, 1-й Нортамберлендский полк и часть Северо-Ланкаширского полка, чьи товарищи держались в Кимберли, а также военно-морская бригада корабельных артиллеристов и морских пехотинцев. Из кавалерии генерал имел 9-й уланский полк с подразделением конной пехоты, из артиллерии – 75-ю и 18-ю батареи Королевской полевой артиллерии.

Для колонны была исключительно важна мобильность, поэтому офицеров и солдат оставили без палаток и каких-либо других удобств – не такое уж малое ограничение в климате, когда за тропическим днем следует арктическая ночь. На рассвете 22 ноября формирование (общей численностью около восьми тысяч человек) выступило в поход. До Кимберли было не более шестидесяти миль. Вероятно, ни один солдат не представлял себе, как затянется этот марш и какие суровые испытания ожидают их на этом пути. В среду 22 ноября Метуэн продвигался вперед, пока не подошел к позиции буров в Бельмонте. Вечером полковник Уиллоби Вернер произвел разведку, и все было подготовлено к штурму следующим утром.

Силы буров заметно уступали нашим в численности – всего две-три тысячи человек, однако очень выгодное расположение позиции превращало штурм в сложную задачу. Обойти Бельмонт не представлялось возможным – это значило бы оставить угрозу нашим коммуникациям. Двойной ряд высоких холмов пересекал дорогу на Кимберли. Именно там, на первой и второй гряде, среди камней нас ждал враг. За недели подготовки буры соорудили продуманные укрытия, в которых могли лежать в относительной безопасности, имея возможность простреливать все окружающее пространство. Американский корреспондент Ральф (его материалы относятся к числу самых ярких свидетельств об этой войне) описал их индивидуальные логова, устланные соломой, с запасами еды, а в каждом – непреклонный и грозный обитатель. «Гнезда хищных птиц» – вот слова, которыми он объяснил, с чем мы имеем дело. На рассвете 23 ноября в гнездах лежали бурские снайперы, выставив наружу только стволы винтовок, пожевывая вяленое мясо и маис. Когда рассвело, штурм начался.

Это было солдатское сражение в добром старом простом британском стиле – Альма,[37] но меньшего масштаба и против более страшного оружия. В зловещей тишине войска пошли на казавшуюся нетронутой, усеянную камнями, контролируемую высокими скалами позицию. Бойцы были в мрачном настроении, потому что не получили завтрака, а военная история от Азенкура[38] до Талаверы[39] показывает, что голод будит в британских солдатах агрессивность. Один нортамберлендский фузилер выразил словами ярость своих товарищей. Когда чересчур активный штабной офицер загарцевал перед строем, фузилер взревел на своем резком северном наречии: «Пропади ты пропадом! Пошел к черту, и давайте стрелять!» В золотых лучах восходящего солнца солдаты стиснули зубы и ринулись в горы. Смелые бойцы под предводительством смелых командиров карабкались, падали, ругались, подбадривали себя возгласами, и все с единственной мыслью – добраться до зловещей щетины винтовочных стволов, которая торчала из камней над ними.

Метуэн планировал атаку с фронта и фланга. Однако либо гренадеры плохо сориентировались, либо буры переместились, но фланговая атака стала невозможной и все наступление превратилось во фронтальное. Сражение свелось к нескольким независимым боям, в которых разные британские полки штурмовали отдельные холмы. В каждом случае успешно, но с потерями. Честью этой битвы, как свидетельствуют мрачные списки потерь, мы обязаны гренадерам, колдстримцам, северным ланкаширцам и шотландским гвардейцам. Мужественные гвардейцы покрыли склоны своими телами, но их товарищи взяли высоты. Буры держались упорно и стреляли прямо в лица штурмующих. Одному молодому офицеру раздробили челюсть из винтовки, практически коснувшись его. Другого, Бланделла из Гвардейского полка, застрелил раненый головорез, которому офицер протянул свою фляжку с водой. В одном месте над обороняющимися взвился белый флаг, после чего британцы вышли из укрытий – и натолкнулись на залп. Именно там И. Ф. Найт из «Морнинг Пост» стал жертвой двойного нарушения обычаев войны, поскольку был ранен разрывной пулей, вследствие чего потерял правую руку. Человека, который поднял белый флаг, схватили. Тот факт, что его на месте не подняли на штыки, убедительно свидетельствует о гуманности британских солдат. Однако несправедливо винить весь народ за злодеяния отдельных людей. Весьма вероятно, что тех, кто использовал подобные методы или сознательно обстреливал наши полевые госпитали, собственные товарищи презирали не меньше нас.

Победа досталась нам дорогой ценой – на склонах лежали пятьдесят убитых и двести раненых. Материальные результаты победы (как слишком часто случалось в наших столкновениях с бурами) нельзя назвать значительными. Потери буров, судя по всему, примерно соответствовали нашим. В плен мы взяли около пятидесяти человек. Солдаты разглядывали пленных с величайшим удивлением. Они представляли собой угрюмую, нескладную, плохо одетую компанию и, по всей видимости, являлись самыми бедными из бюргеров. Бедняки, как и в Средние века, особенно страдают на войне, поскольку толстый кошелек означает хорошего коня. Большинство врагов после боя благополучно ускакало, оставив в камнях бахрому снайперов, чтобы задерживать нашу кавалерию. Недостаточное количество кавалеристов и артиллерии на конной тяге – вот две причины, по мнению лорда Метуэна, не позволившие превратить это поражение в полный разгром. Во всяком случае, чувства отступавших буров проявил один из их числа – он повернулся в седле и «сделал нос» в насмешку над победителями. В этот момент всадник подставил себя под огонь половины батальона, но, скорее всего, ему было известно, что в соответствии с действующей у нас инструкцией по стрельбе огонь половины британского батальона по отдельному человеку – несерьезное дело.

Остаток дня 23 ноября прошел в лагере в Бельмонте. На следующее утро наступление продолжилось в направлении Энслина, примерно в десяти милях далее. Там находится равнина Энслина, ограниченная внушительной грядой холмов, не менее опасных, чем бельмонтские. Уланы и разведчики Раймингтона (немногочисленная, но очень умелая армейская кавалерия) вернулась с донесением, что холмы хорошо укреплены. Освободителям Кимберли предстояла новая тяжелая работа.

Продвижение производилось по линии железной дороги Кейптаун – Кимберли. Ущерб, нанесенный бурами железнодорожному полотну, ликвидировали настолько, чтобы позволить бронепоезду с корабельным орудием сопровождать войска. В шесть утра субботы 25 ноября пушка бронепоезда открыла огонь по холмам, за ней сразу последовали орудия полевой артиллерии. Утрата иллюзий по поводу эффективности шрапнели – вот один из уроков этой войны. Позиции, в которых теоретически уже все должны были быть убиты, снова и снова оказывались боеспособными. По мере приобретения опыта у солдат, непосредственно участвовавших в боевых действиях, вера в действенность шрапнели неуклонно убывала. Чтобы сражаться с людьми, которые находятся в укрытиях и между камнями, требовалось разработать другие методы ведения артиллерийского огня.

Подобные замечания по поводу шрапнели можно высказывать в связи с половиной сражений этой войны, однако они особенно уместны в разговоре о бое в Энслине. Здесь один большой холм являлся ключом ко всей позиции. Значительное время было отведено на подготовку к его штурму – артиллерийским огнем накрывали всю поверхность и надеялись, что достали каждый уголок горы, в котором мог таиться стрелок. Одна из двух батарей дала не менее пятисот залпов. Затем последовал приказ наступать пехоте. Гвардейцев оставили в резерве после тяжелого боя в Бельмонте. Нортамберлендцы, нортгемптонцы, нортланкаширцы и йоркширцы пошли в обход правого фланга и с помощью артиллерийского огня очистили находившиеся перед ними окопы. Однако главная заслуга в этом успехе принадлежала морякам и морским пехотинцам военно-морской бригады. Они прошли через испытание, редко выпадающее на долю солдат, и тем не менее вышли победителями. Им пришлось брать тот самый высокий холм, который так усердно обрабатывала наша артиллерия. Мощным рывком моряки ринулись на склон и попали под страшный огонь. Стреляли из-за каждого камня. Первые ряды просто снесло шквалом «маузеров». Очевидец записал, что бригаду было едва видно в поднятом пулями песке. На мгновение моряки залегли, а потом, перехватив дыхание, снова пошли вперед с грудными морскими криками. Их было всего четыре сотни – двести моряков и двести морских пехотинцев, а потери во время первого стремительного рывка оказались ужасными. Однако моряки продолжали карабкаться вверх. Их подбадривали отважные офицеры. Некоторые морские офицеры были совсем юношами – корабельные гардемарины. Капитан «Могучего» Этельстон погиб. Пламбе и Сениор из морской пехоты – тоже. Капитан «Дориса» Протеро упал со смертельной раной, продолжая кричать своим матросам: «Возьмите этот холм и не сходите с него!» Гибель юного корабельного гардемарина Гуддарта стоит значительно больше, чем чья-то долгая, ничем не примечательная жизнь. Раненый Джоунс из морской пехоты поднялся и ринулся вперед со своими людьми. Самые тяжелые потери понесли именно они – отважные морские пехотинцы, бойцы, готовые сражаться всегда и везде, на море и на суше. Когда наконец моряки закрепились на вершине смертоносного холма, на склонах остались лежать три офицера и восемьдесят восемь пехотинцев из 206 – за несколько минут погибла почти половина людей. Матросы, захватившие холм, потеряли восемнадцать человек. Половину всех британских потерь в этом бою понес маленький отряд, в высшей степени блистательно поддержавший доброе имя и славу своего рода войск. С такими людьми под английским военно-морским флагом мы можем не беспокоиться за родные острова.

Сражение у Энслина стоило нам около двухсот человек убитыми и ранеными, но, кроме того, что мы расчистили путь к Кимберли еще на один перегон, трудно сказать, какие выгоды принесла нам эта победа. Мы отвоевали холмы, но потеряли людей. Потери буров, по-видимому, составили менее половины наших. Усталость и немногочисленность нашей кавалерии не позволили преследовать противника и захватить бурские орудия. В течение трех дней солдаты дали два тяжелых боя в безводной местности и под тропическим солнцем. Они сильно устали, а чего добились? Причины такого положения вещей, естественно, активно обсуждались и в лагере, и дома. Разговоры постоянно возвращались к недовольствам лорда Метуэна по поводу недостатка кавалерии и артиллерии на конной тяге. В наше Военное министерство, которое в некоторых делах действовало поразительно эффективно, была брошена масса несправедливых обвинений. Однако в вопросе с задержкой отправки кавалерии и конной артиллерии (а ведомство, как и общественность, имело сведения об исключительной мобильности нашего врага), безусловно, существуют основания для расследования. Буры, принимавшие участие в этих двух сражениях, в основном принадлежали к якобсдальскому и фауресмитскому отрядам, некоторые бюргеры были из Босхофа. Знаменитый Кронье со своей старой трансваальской гвардией двигался из Мафекинга. Пленные в Бельмонте и Энслине сильно досадовали, что он опоздал и не принял на себя общее командование. Однако во время последнего боя поступали донесения, что бурское подкрепление на подходе. Бои за свобождение Кимберли вовсе не закончились. В самый разгар боя отправленные на наш правый фланг уланские дозоры доложили, что довольно крупный отряд бурских всадников уже приблизился и занял позицию на холме у нас в тылу. Их позиция представляла очевидную опасность, и Метуэн отправил туда полковника Уиллоби Вернера с Гвардейской бригадой. На обратном пути этому доблестному офицеру сильно не повезло – его лошадь споткнулась, и он получил серьезное ранение. Миссия Вернера, однако, достигла своей цели: гвардейцы, двигаясь через плато, встали таким образом, что пополнение не могло оказать помощь обороняющимся без открытого боя, а это противоречило бурским традициям. Им пришлось созерцать, как товарищи терпят поражение. На следующий день этот кавалерийский отряд отошел обратно на север и, без сомнения, находился среди тех, с кем мы вскоре столкнулись у реки Моддер.