Человеческий фактор

– Заводская смазка, – подзадорила его Жанна.

– То есть эта штучка нигде не засветилась?

– Обижаешь, начальник, – Жанна улыбалась откровенно и снисходительно. – Это тоже входит в цену. Так что две тысячи, как видишь, не такая уж и заоблачная цена. Ты уверен, что не хочешь оставить его себе?

– Подумаю, – нашел в себе силы улыбнуться Епихин.

Разговаривая, они старательно избегали слово «пистолет», словно одним этим как-то охраняли себя от той заразы, которая распространялась от него по всей квартире. Похоже, что у обоих было ощущение, что неназванный предмет в сумке был как бы чем-то другим, не столь суровым, безжалостным, опасным, каким он являлся на самом деле. Так часто выпивохи, собираясь купить бутылку водки, избегают называть ее «водкой», у них для этого находится десятки словечек, которые вроде бы и означают то, что нужно, но сама водка остается неназванной. «Может, сообразим? – говорит один. – Как подорожала, стерва! – подхватывает другой. – А хватит одной? Может, лучше три маленьких?» – Иностранец, даже прилично знающий русский язык, не догадается, о чем идет речь. Сказать продавцу «дайте бутылку водки» кажется грубым, даже безнравственным.

Епихин за весь вечер так и не решился назвать пистолет «пистолетом». Игрушка, штучка, забава – все слова были простые и невинные, не имеющие ничего общего с истинной сутью этой зловещей штуковины.

– А знаешь, я все-таки засветился, – неожиданно сказал Епихин. – Для кого бы я ее ни брал, кому бы я ее ни отдавал, но засветился. Это плохо.

– Интересно, – жестковато сказала Жанна. – Оказывается, не я засветилась, а ты… Я, выходит, не в счет?

– Твои ребята ведь понимают, что ты берешь эту штучку не для себя. Значит, для меня.

– А ты кто? – без улыбки спросила Жанна.

– Не понял?

– Вопрос у меня такой возник… Ты кто? Могу ответить вместо тебя… Ты – никто. И звать тебя никак. Понял?

– Нет. Не понял.

– О том, что я живу с тобой… Как бы наша жизнь ни называлась… Мои ребята не знают. Тебя для них попросту нет. Ты для них не существуешь. Где я живу, с кем, на каких условиях… Это их не касается. Да, мы с ними знакомы, да, у нас были общие дела, да, мы уцелели, хотя уцелели не все… А ты-то здесь при чем, Валентин Евгеньевич?

Епихин почувствовал уязвленность. Хотя Жанна его успокоила, она заверила, что ее добрые знакомые ничего не знают о нем, но ее вопросы, ответы зародили в нем обиду. Он поерзал в кресле, сумку с пистолетом снял с колен и положил на пол.

– Как-то ты сурово со мной…

– Ты спросил – я ответила. Ты забеспокоился – я успокоила. Никто в мире, кроме меня, не знает, что ты интересуешься огнестрельным оружием. Но поскольку я принесла пушку в дом, мне нет смысла тебя сдавать. Я в чем-то ошибаюсь?

– Да нет… Просто тон слегка задел.

– Хорошо. Давай объяснимся. Ты заподозрил меня в том, что я тебя сдала. Неважно как – по глупости, неосторожности, по злому умыслу или еще как-то… Неважно. Я заверила тебя, что не сдавала. А если кто и засветился, то я. Я, а не ты. Можешь свои игры продолжать и дальше.

– Игры? Я играю? – возмутился Епихин.

– Мне так кажется.

– Почему тебе так кажется?!

– Легкие нестыковки, – Жанна развеяла перед лицом сигаретный дым. – Легкие нестыковки, Валя.

– Какие?

– Почему тебя так задела цена этого изделия? Ведь деньги-то не твои, их тебе вернут твои заказчики.

– Меня не задела цена… Я просто удивился цене, независимо от того, чьи это будут деньги.

– Почему ты не взглянул на пистолет? Ты до сих пор не решаешься открыть сумку. Ты слишком серьезно к нему относишься. К чужой вещи, к вещи, предназначенной для чужих людей, относятся проще. Ну и так далее. Ладно, хватит об этом… Подобьем бабки. Ты чист. Тебе некого опасаться, кроме меня. А я завязла. Я не имею права тебя сдавать. Даже ради собственного спасения. Ты это понимаешь?

– Вполне.

– Вопрос исчерпан?

– Да. Только хочу тебе напомнить… Я из этого пистолета стрелять не собираюсь.

– Очень хорошо. Меня это устраивает. Мы же договорились – вопрос исчерпан. Забыли. Деньги мне понадобятся завтра.

– Я тебе дам их сегодня.

– Тогда наливай. Я не привыкла к таким разговорам. Хочется выпить. Да и тебе, наверное, тоже. По-моему, у нас что-то осталось, – Жанна поднялась и прошла на кухню.

Тяжело осев в кресле, Епихин слышал хлопок холодильника, стук бутылки о стол, звон стаканов. Потом подали голос тарелки – на пластмассовую поверхность стола они падали, будто спрыгивая с какой-то высоты. Пискнули вилки, звякнул нож, раздался зовущий хлопок пробки и наступила тишина.

Епихин понял, что пора идти.

С трудом поднявшись из кресла, он медленно, будто опасаясь каждого своего шага, двинулся в сторону кухни. На сумку, лежащую у кресла, он так и не взглянул, опасаясь самого ее вида – черная, тяжелая, с обессиленно откинувшимся в сторону длинным ремнем.

В этой сумке затаилось его будущее.

И он не был уверен, что это счастливое будущее.

Михась и Алик даже не заметили, как сильно изменилась их жизнь, как изменились они сами. Казалось бы, ничего столь уж значительного не произошло – несколько странных телефонных звонков в подброшенные три сотни долларов, которые они спустили быстро и охотно. Да, было еще обещание больших денег, десять тысяч долларов на брата при том, что у них не всегда находилось, на что купить по кружке пива…

Это большие деньги.

И нате вам – как бы переродились ребята. Стали строже, молчаливее, уже не орали на всю забегаловку, не приветствовали шумно и радостно Фатиму, когда та подносила им «Невское светлое», разговаривать стали вполголоса, будто скрывали нечто важное, что наполняло их жизнь.

А ведь наполнило – ожиданием и неопределенностью.

И Михась, и Алик словно чувствовали на себе внимание какой-то высшей силы, о которой они ничего не знали, только чувствовали, что такая сила есть, и она проявляет к ним интерес.

В пивнушку к Фатиме заходили молча, протискивались между тяжелыми стульями в самый угол, усаживались спиной к остальному залу и тут же начинали шептаться, стараясь не привлекать к себе внимания. Каждый раз, когда в кармане Михася раздавался телефонный звонок с вибросигналом, Михась вздрагивал, спешно, путаясь в складках подкладки пиджака, лез в карман, нажимал кнопку, боясь опоздать, боясь и в то же время желая, чтобы опять откликнулись те силы, о которых они ничего не знали, но хотели, хотели вступить с ними в сговор.

– Слушай, – сказал однажды Алик свистящим шепотом, отгородившись спиной от посетителей. – Тут у меня мыслишка мелькнула… Все не так просто, как может показаться.

– Ну? – насторожился Михась.

– Мы же его не знаем, а он нас знает. Может быть, даже в этом зале сидит и пивко попивает, на нас поглядывает, усмехается нашей простоватости.

– Ну и что? – повторил Михась, раздражаясь.

– А то, что денег он не даст.

– Почему?

– Потому что мы его не знаем. Поручит что-нибудь рисковое, мы выполним, а он исчезнет. И никаких двадцати тысяч мы не получим.

– И что ты предлагаешь?

– Пусть появится.

– А на фиг?

– Чтобы все было честно.

– Нет, Алик, лучше, чтоб мы его не знали. Я, например, не хочу его знать. Мне так спокойнее. И ему спокойнее.

– А деньги?!

– Пусть дает вперед. Утром деньги – вечером работа. Старый закон.

– А знаешь, в этом что-то есть, – согласился Алик. – Ты сказал ему, что нас двое?

– Он знает.

– Но ты сказал?

– Отвали, Алик. Сказал, и не один раз. И он открытым текстом заверил – по десять тысяч на брата.

– А знаешь, – все тем же свистящим шепотом заговорил Алик, – если он так легко согласился дать нам по десятке, то за хорошую работу мог бы накинуть еще кое-что… А?

– Мысль, конечно, интересная, но только вот что-то он замолчал.. Я бы на его месте вообще затеял переговоры с несколькими ребятами и посмотрел, кто справится лучше, кто покруче…

– Думаешь, мы слабоваты?

– Какая разница, что я думаю! Важно то, что думает он! – Михась замолчал, потому что в этот самый миг в его кармане забился, завизжал мобильник. Михась установил вибрацию самую сильную, мелодию подобрал самую громкую, чтобы почувствовать, услышать мобильник на расстоянии, если он вдруг окажется в другой комнате, в куртке на вешалке, на тумбочке в спальне.

– Да, – сказал Михась негромко. – Слушаю.

– Это я, – прозвучал уже знакомый грубоватый напористый голос. – Узнаешь?

– С трудом… Давно не общались.

– Занимался вашими делами.

– А какие у нас дела?

– Ты где сейчас?

– Пиво с Аликом пьем.

– У Фатимы? – В голосе собеседника первый раз прозвучала неуверенность, он как бы спохватился, что сказал лишнее, выдал себя, оплошал.

Что-то говорил Михась, в трубке было слышно, какие слова подсказывал ему Алик, гул пивнушки доносился до Епихина, а он молчал, приходя в себя от той глупости, которую только что сморозил. Хотелось показать свою осведомленность, мол, все знаю, мол, каждый ваш шаг у меня перед глазами… Вот и ляпнул. Но что делать, что делать, надо как-то выкручиваться…

– Ты тоже здесь бываешь? – спросил Михась, и в его голосе прозвучала улыбка.

– У меня другие вкусы, – ответил Епихин.

– Вот Алик подсказывает – может быть, нам стоит познакомиться, а то как-то неловко получается…

– А зачем? И вам спокойнее, и мне тоже…

– У нас есть повод волноваться?

– Есть, – помолчав ответил Епихин.

– Нам что-то грозит?

– Разве что легкое волнение.

– Это ты за волнение обещаешь нам по десять тысяч?

– Да, так можно сказать.

– Вот Алик интересуется – а заплатишь ли ты, когда мы сделаем свою работу? Не слиняешь ли?

– Деньги получите вперед.

– А не боишься, что мы слиняем?

– Нет, не боюсь, – сказал Епихин и отключил связь – он это делал не первый раз и усвоил, что прием неплохой. Разговор, оборванный на полуслове, всегда дает преимущество тому, кто его обрывает. Собеседник оказывается в недоумении, неопределенности, раздражении.

Михась некоторое время молча смотрел на мобильник, потом поднял глаза на Алика.

– Чудной мужик какой-то… Он, похоже, бывает здесь. Или придуривается. Я спросил, не боится ли, что мы слиняем с деньгами… Сказал, что не боится.

– А что за работа предстоит? Не намекнул?

– Нет…

– Может, стоило спросить?

– Нет… – повторил Михась. – Пусть сам скажет. Чтобы не думал, будто мы дергаемся. Пусть он дергается. Как я понял, ему это тоже не просто сказать. Что-то мешает.

– А почему ты решил, что он здесь бывает? – спросил Алик.

– Сам сказал.

– Так и сказал?

– Нет, он в словах какой-то верткий… Сказал, что знает, где мы пиво пьем, Фатиму знает… Назвал ее по имени. Дает понять, что плотно нас обложил.

– Может, с Фатимой поговорить? – предложил Алик.

– Не надо. Если бы она что-то знала, он бы ее не назвал. Он просто обозначил пивнушку. Тут многие так говорят… Где был? У Фатимы. И мы с тобой так же говорим… Он добился – мы с тобой только о нем и шепчемся.

В этот момент в кармане Михася снова заколотился телефон. Михась посмотрел на Алика, поколебался, вынул мобильник, нажал кнопку приема.

– Да! Слушаю!

– Я забыл сказать главное – в чем будет состоять ваша работа, – раздался в трубке знакомый голос.

– И в чем же?

– Надо убрать одного придурка. Инструмент, подготовка и все прочее на мне. Хлопоты отнимут у вас около часа. У тебя машина есть?

– Нет. И у Алика нет.

– Купите подержанную. За мой счет. Все. Думайте.

И Епихин отключил связь.

Михась сунул мобильник в карман и, не говоря ни слова, показал Фатиме два пальца – еще две кружки.

– Ну? – не выдержал долгого молчания Алик. – И что?

Михась, не отвечая, ждал, пока Фатима нальет пиво, ответит кому-то по мобильнику, потом она долго пробиралась между столиками и, наконец, поставила кружки на стол. Михась подождал, пока она отойдет, снова окажется за стойкой, и только после этого оторвал взгляд от стола и посмотрел на Алика.

– Предлагает кого-то завалить.

– Как?!

– Ну как заваливают… Инструмент, говорит, его, можно об инструменте не беспокоиться.

– Не понял? – Алик прижался грудью к краю стола и постарался заглянуть Михасю в глаза.

– Пистолет предлагает. Понял? Этот мужик предлагает пистолет, из которого мы должны застрелить плохого человека.

– Откуда ты знаешь, что он плохой? – задал Алик дурацкий вопрос.

– От верблюда!

– Так… И по десять тысяч?

– Обещает оплатить покупку машины. Не новой, конечно. Машина вроде того что понадобится нам только на один вечер.

– Какой вечер?

– Когда выйдем на охоту.

После этих слов друзья надолго замолчали. Время от времени, словно спохватываясь, они припадали к кружкам, опять о них забывали, невидяще уставившись в прокуренное пространство. До сих пор в их представлении мерцали только две пачки долларов по десять тысяч в каждой, вокруг этих пачек и вертелись все их прикидки и расчеты. И тут вдруг в благостные мысли ввалился труп, залитый кровью, рев машины, набирающей скорость, визги тормозов, милицейские облавы, допросы, очные ставки со свидетелями и прочая дребедень, от которой стыла кровь в жилах.

– Вообще-то могли и раньше догадаться, к чему дело идет, – проговорил Михась.

– У меня мелькала мыслишка, – усмехнулся Алик, откидываясь на спинку стула. – Но я не решался даже произнести ее вслух, чтоб не накаркать…

– А он вот произнес.

– Что-нибудь сказал о нашем клиенте?

– Ничего. А, нет, сказал… Придурок, говорит.

– Конечно! – фыркнул Алик. – А что еще он о нем скажет… Не будет же он его расхваливать – отец семейства, заботливый, порядочный, щедрый…

– Понимаю, что можно стащить на вокзале чемодан у какого-нибудь растяпы, машину можно угнать, а если попался, сказать, что покататься захотелось. Помнишь, как нам обломился мобильник в фабричной упаковке… Но труп за спиной… Он же от нас не отстанет… Никогда!

– Кто?! – испуганно спросил Алик.

– Труп. Так и будет тащиться за нами по жизни, из-за каждого угла выглядывать, с каждого зеркала смотреть, из темноты подглядывать… Трупы – они такие, с ними лучше не связываться.

– А знаешь, – задумчиво протянул Алик, – ведь и заказчик от нас не отстанет. Чуть кто у него опять на дороге окажется, он сразу к нам – исполняйте, ребята, а не то…

– А что не то?

– Сдам, дескать, вас. Давно ищут.

– А как докажет?

– Он и не будет доказывать… Следы всегда остаются. Он сам эти следы и застолбит. Наверняка записывает наши разговоры. А сейчас голос – как отпечатки пальцев. Не отвертишься. Кстати, и губы тоже имеют свои неповторимые отпечатки.

– При чем тут губы?! – чуть не закричал Михась.

– А при том, – рассудительно заметил Алик. – При том, – повторил он таким тоном, будто высказывал невесть какое глубокое соображение. – Следы, Михась, всегда остаются, хочется нам того или нет. Одного мужика поймали по отпечатку задницы, понял!

– Это как? – не понял Михась. – На заднице есть линии судьбы, линии жизни, ума, любви?! Да?!

– Тот мужик, перед тем как совершить свое злодеяние, долго на скамейке сидел. И отпечатался.

– И что?

– Взяли. Посадили, – вздохнул Алик. – Кто-то видел, что какой-то подозрительный тип долго сидел на скамейке. Подошли, а там отпечаток.

– И что, у него задница не такая, как у всех?!

– Михась… Каждая жопа имеет неповторимые черты… И твоя тоже, между прочим.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Нет, у меня еще есть одно соображение…

– Опять про жопу?

– Нет, про меня… Михась, я – пас. Мне почему-то не хочется заниматься смертоубийством.

– Ну, что ж… На том и порешим, – кивнул Михась. – Когда человек решает заняться незнакомым делом, это всегда кончается плохо.

– Но с другой стороны, новичкам везет, – заметил Алик.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.