Пустой трон

– Мы добыли землю силой своих мечей, – вещал Вульфхерд. – И милостью Господа изгнали язычников с полей, которые возделывали наши предки. Мы благодарим Бога за это!

– Аминь! – громогласно вступил Этельхельм.

– Этим мы обязаны победе, которую одержал в прошлом году господин Этельред при помощи надежных западносаксонских союзников, – продолжал епископ. Он указал на Этельхельма, и весь зал наполнился топотом ног – так мужи совета выражали свое одобрение.

«Вот ублюдок! – подумал я. – Этельред получил рану сзади, а битву выиграли мои воины, не его».

Прелат дождался тишины.

– Мы обрели земли, добрые пахотные земли, – снова заговорил Вульфхерд. – И господин Этельред с удовольствием награждает ею тех, кто в прошлом году сражался бок о бок с ним.

Тут епископ указал на стол у стены зала, где за грудой документов располагались два священника. Ничем не прикрытая взятка: поддерживай все предложения Этельреда и получишь поместье.

– Мне там ничего не причитается, – буркнул я.

– Он выделит тебе достаточно земли для могилы, господин, – хмыкнул Финан.

– Тем не менее, – Вульфхерд немного возвысил голос, и я смог снова откинуться к стене, – язычники удерживают города, являющиеся частью нашего древнего королевства. Они все еще оскверняют нашу землю своим присутствием, и, если мы хотим передать нашим детям поля, которые пахали наши предки, нам следует препоясать чресла и изгнать нечестивых, как Иисус Навин изгнал грешников из Иерихона!

Священник помолчал, видимо ожидая очередной порции топота, но в зале висела тишина. Он призывал нас сражаться, как прежде, но епископ Вульфхерд был не из тех, кто способен вдохновить других на кровавое дело и встать в «стену щитов» против оскаленных копейщиков-данов.

– Но сражаться мы будем не одни, – повел дальше прелат. – Господин Этельхельм прибыл из Уэссекса с целью заверить нас, а точнее, даже пообещать, что войско западных саксов выступит вместе с нами!

Заявление вызвало радостный гомон. Похоже, драться будет кто-то другой, и Этельхельм поднялся по деревянным ступенькам на помост под дружный топот. Он улыбнулся всему залу – здоровяк, чувствующий себя здесь как рыба в воде. Золотая цепь блестела поверх укрытой кольчугой груди.

– У меня нет права говорить в этом благородном собрании, – скромно начал он, и его могучий голос заполнил весь зал. – Но если лорд Этельред позволит…

Он повернулся, и Этельред ухитрился кивнуть.

– Мой король ежедневно возносит молитвы за королевство Мерсию, – продолжил Этельхельм. – Он просит о победе над язычниками. Государь благодарит Бога за победу, дарованную вам в прошлом году. И еще, лорды, давайте не будем забывать, что это господин Утред дал тот бой! Это он получил тогда рану! Это он заманил нечестивых в ловушку и предал их под наши мечи!

Это было неожиданно. В зале не нашлось бы ни одного человека, не знавшего о враждебности Этельреда ко мне, и вот теперь меня превозносят здесь, в жилище Этельреда? На меня стали оборачиваться, затем кто-то топнул ногой, и вскоре весь зал наполнился шумом. Даже Этельред ухитрился дважды пристукнуть рукой о кресло. Этельхельм сиял, я же хранил невозмутимость, пытаясь угадать, какая змея таится под сенью этой непредвиденной лести.

– Для моего короля удовольствие, – сообщил Этельхельм, когда грохот поутих, – содержать мощные силы в Лундене. Эта армия всегда готова отразить данов, наводняющих восточную часть нашей страны.

Заявление было встречено молчанием, и это едва ли стоило счесть сюрпризом. Лунден, крупнейший в Британии город, являлся частью Мерсии, но вот уже много лет находился под управлением западных саксов. Этельхельм намекал, хотя и уклончиво, что отныне город официально становится частью Уэссекса, и люди в зале уловили посыл. Он мог им не нравиться, но если такова была цена за помощь западных саксов в войне с данами, то она уже заплачена и потому приемлема.

– Мы сохраним эту могучую армию на востоке, – заявил Этельхельм. – Армию, предназначением которой является вернуть Восточную Англию под власть саксов. Вам же, лорды, предстоит держать армию здесь, на западе. И вместе мы сумеем изгнать язычников с нашей земли! Мы будем сражаться заодно! – Он помолчал, озирая зал, потом повторил последнее слово: – Заодно!

И на этом остановился. Это была очень резкая концовка. Олдермен улыбнулся епископу, улыбнулся примолкшим людям на скамьях перед ним и сошел с помоста.

«Заодно», – обронил он, и это определенно означало брак поневоле между Уэссексом и Мерсией. Змея, похоже, скоро выползет на волю.

Пока говорил Этельхельм, епископ Вульфхерд присел, но теперь снова поднялся.

– Необходимо, лорды, – произнес он, – чтобы мы собрали мерсийскую армию, которая освободит северную часть нашей страны от последних язычников и тем самым распространит власть Христа во всех частях нашего древнего королевства.

Кто-то в зале попытался заговорить, но я не мог разобрать слов, и прелат перебил неизвестного.

– Пожалованные нами новые земли станут платой воинам, которые нам нужны, – резко заявил Вульфхерд, и его слова пресекли любые возражения.

Войско следовало кормить, оплачивать, вооружать, снабжать лошадьми, доспехами, щитами, обучать. Витан улавливал запах новых налогов, но епископ, очевидно, предлагал отдать в уплату армии захваченные у данов фермы. Почему бы нет? Идея не из худших. Мы побили данов, изгнали их с большого куска мерсийской земли, и есть смысл гнать их дальше. Именно этим занималась Этельфлэд близ Сестера, но делала она это без поддержки воинов или денег мужа.

– Армии нужен предводитель, – заявил епископ.

Змея выпустила трепещущий язычок.

В зале повисла тишина.

– Мы долго размышляли над этим, – елейно продолжил Вульфхерд. – И много молились! Мы предали решение во власть всемогущего Господа, и Он, в неизреченной милости своей, дал ответ.

Змея выползла на свет, поблескивая глазками.

– В этом зале присутствует дюжина мужей, способных повести войско против язычников, – продолжил прелат. – Но возвышение одного над прочими повлечет за собой ревность. Если бы господин Утред был здоров, перед нами не стоял бы выбор! – «Лживый ублюдок», – подумал я. Епископ снова заговорил. – Мы все молимся о выздоровлении господина Утреда, но, пока этот светлый день не наступил, должны найти человека, обладающего всеми признанными способностями, бесстрашием и безупречной репутацией.

Эрдвульф. Все взоры в зале обратились на него, и я ощутил, как мятеж зреет среди олдерменов. Эрдвульф – не один из них, это выскочка, который местом начальника ближней дружины обязан сестре Эдит, делящей с Этельредом ложе. Я почти ожидал увидеть ее на витане, возможно в роли сиделки Этельреда, но ей хватило ума оставаться в тени. Или кто-то мудрый ей подсказал.

Тут прелат обнародовал свой сюрприз, и пасть змеи открылась, показав длинные изогнутые клыки.

– Господин Этельред почитает за благо, чтобы его дочь вышла замуж за Эрдвульфа, – объявил он.

По залу прокатился вздох, потом ропот, и снова наступила тишина. Люди хмурились, скорее озадаченно, чем возмущенно. Женившись на Эльфинн, Эрдвульф войдет в семью Этельреда. Пусть сам он будет не из знатного рода, зато королевскую кровь его супруги никто не поставит под сомнение. Эльфинн – внучка короля Альфреда, племянница короля Эдуарда. Раздвинутые бедра сестры принесли Эрдвульфу командование дружиной, а теперь Эльфинн разведет ноги, чтобы он взобрался еще выше. Умно. Кое-кто порывался взять слово, но голоса тонули в рокоте большого зала. Затем произошла еще одна неожиданность – заговорил сам Этельред.

– Мне угодно… – начал он, потом остановился перевести дух. Голос его был слаб, и люди в зале зашикали, чтобы расслышать. – Мне угодно, – снова заговорил Этельред, сбивчиво и невнятно, – чтобы моя дочь Эльфинн вышла за лорда Эрдвульфа.

«Лорда? – подумал я. – Лорда Эрдвульфа?» Я изумленно смотрел на Этельреда. Тот вроде как улыбался. Я перевел взгляд на Этельхельма. Что выигрывает Уэссекс от этого брака? Быть может, это ради того, чтобы ни один мерсийский олдермен не смог, женившись на Эльфинн, унаследовать власть Этельреда, и тем самым Эдуарду будет открыт путь к трону? Но что удержит самого Эрдвульфа от узурпации? И тем не менее Этельхельм одобрительно кивал и улыбался, а потом пересек зал и заключил Эрдвульфа в объятия. Более открытого знака быть не могло – король Эдуард Уэссекский желает, чтобы его племянница сочеталась браком с Эрдвульфом. Но почему?

Мимо прошел отец Пенда, направляясь к двери. Он глянул на меня, и Осферт напрягся, ожидая от молодого священника очередных обвинений, но Пенда не сбавил шага.

– Ступай за попом, – велел я сыну.

– Что?

– Он пошел отлить. Иди и помочись рядом с ним. Давай!

– Я не хочу…

– Ступай и отлей!

Утред ушел, а я наблюдал, как Этельхельм возводит Эрдвульфа на помост. Последний выглядел красивым, уверенным в себе и сильным. Он опустился на колени перед Этельредом, который простер руку. Эрдвульф поцеловал ее, повелитель Мерсии сказал что-то, но слишком тихо, чтобы мы могли расслышать. Епископ Вульфхерд склонился, внемля, затем распрямился и обратился к залу:

– Господину Этельреду угодно, чтобы его дочь вышла замуж в день праздника святого Этельвольда.

Кто-то из священников затопал ногами, остальной зал подхватил.

– Когда День святого Этельвольда? – спросил я у Осферта.

– Этельвольдов два, – педантично ответил тот. – И тебе следует знать, что оба они родились под Беббанбургом.

– Когда? – рявкнул я.

– Ближайший будет через три дня, господин. А день поминовения епископа Этельвольда отмечался в прошлом месяце.

Три дня? Слишком скоро, чтобы Этельфлэд успела вмешаться. Ее дочь Эльфинн выйдет замуж за врага прежде, чем она узнает об этом. Сей враг до сих пор стоял на коленях перед Этельредом, а витан провозглашал ему здравицы. Несколько минут назад совет презирал Эрдвульфа по причине его низкого происхождения, но теперь все уловили, откуда дует ветер, причем крепкий. Ветер дул с юга, из Уэссекса. Во всяком случае, Эрдвульф был мерсийцем, и тем самым Мерсия хотя бы избежит постыдной необходимости упрашивать какого-то западного сакса править ею.

Тут вернулся сын, наклонился к моему уху и зашептал. И я наконец выяснил, почему Этельхельм одобряет этот брак и с какой целью меня пригласили на витан. Мне следовало догадаться. Этот совет определял не будущее Мерсии, но судьбу королей.

Я сказал Утреду, что надо делать, потом встал. Встал медленно и с трудом, позволив страданиям отразиться на моем лице.

– Олдермены! – воззвал я, и это было весьма больно. – Олдермены!

Меня разрывало на части. Все в комнате понимали, что произойдет, а Этельхельм и епископ боялись этого, поэтому пытались заткнуть мне рот лестью. Теперь они видели, что лесть не помогла, потому что я собрался высказать возражения, заявить, что Этельфлэд имеет право влиять на судьбу дочери. Я собирался бросить вызов Этельреду и Этельхельму, и те теперь молча ждали этого вызова. Этельред смотрел на меня, Этельхельм тоже. Рот Вульфхерда приоткрылся.

Но к их облегчению, я не сказал ни слова. Я просто рухнул на пол.

* * *

Началась суматоха. Я трясся и стонал. Люди опускались рядом со мной на колени, а Финан кричал, призывая освободить мне место. А еще звал моего сына прийти ко мне, но Утред ушел, исполняя мой приказ. Сквозь толпу протолкался отец Пенда. Завидев меня сокрушенным, он громогласно возвестил, что это праведный гнев Господа. От такого заявления даже Вульфхерд нахмурился.

– Замолчи! – приказал епископ.

– Язычник сражен! – не утихал Пенда, слишком старательно отрабатывая свое золото.

– Господин?! Господин! – Финан теребил меня за правую руку.

– Меч, – едва слышно потребовал я. Потом повторил громче: – Меч!

– Не здесь, – возразил кто-то.

– Никакого оружия в зале! – решительно заявил Эрдвульф.

Тогда Финан и еще четверо парней вынесли меня за дверь и положили на траву. Под моросящим дождиком Ситрик принес Вздох Змея и сомкнул мои пальцы на рукояти.

– Язычество! – прошипел отец Пенда.

– Он жив? – спросил епископ, склоняясь надо мной.

– Это ненадолго, – отозвался Финан.

– Перетащите его под крышу, – предложил Вульфхерд.

– Домой, – прохрипел я. – Отвезите меня в мой дом. Финан!

– Я доставлю тебя домой, господин, – пообещал ирландец.

Подоспел Этельхельм, раздвинувший толпу подобно быку, расталкивающему овец.

– Господин Утред! – возопил он. – Что стряслось?

– Он не слышит тебя, господин, – ответил Осферт, осенив себя крестным знамением.

– Слышу, – возразил я. – Отвезите меня домой.

– Домой? – спросил Этельхельм. В голосе его прозвучало волнение.

– Домой, в горы, – пояснил я. – Я хочу умереть в горах.

– Тут поблизости есть монастырь. – Этельхельм держал мою правую руку, плотнее сжимая мои пальцы вокруг рукояти Вздоха Змея. – Тебя можно перенести туда, господин Утред.

– В горы, – едва внятно вымолвил я. – Просто отвезите меня в горы.

– Языческий бред, – презрительно бросил отец Пенда.

– Если господин Утред хочет отправиться в горы, то он отправится туда, – решительно заявил Этельхельм.

Люди смотрели на меня и переговаривались. Моя смерть лишала Этельфлэд сильнейшего из сторонников, и наверняка они строили догадки, что станет с моими и ее землями, когда Эрдвульф заделается повелителем Мерсии. Дождь усилился, и я застонал. Не все в моем поведении было притворством.

– Ты простудишься, господин епископ, – сменил тему отец Пенда.

– И нам еще так многое следует обсудить, – произнес, распрямившись, Вульфхерд. Затем он обратился к Финану: – Присылай нам новости.

– Все в руках Божьих, – заявил Пенда, уходя.

– Воистину так, – проронил Вульфхерд. – И да послужит это уроком всем язычникам.

Осенив себя крестом, прелат зашагал следом за Пендой к дому.

– Дашь нам знать, что будет? – спросил Этельхельм у Финана.

– Конечно, господин. Молитесь за него.

– Всей душой.

Я выждал, пока все члены витана не ушли с улицы, затем поглядел на Финана.

– Утред подгонит повозку, – заявил я. – Погрузи меня в нее. Потом едем на восток, мы все. Ситрик!

– Господин?

– Разыщи наших. Пройди по тавернам. Пусть будут готовы тронуться в путь. Ступай!

– Господин?! – проронил ирландец, удивленный моей внезапной деловитостью.

– Я умираю, – пояснил я и подмигнул.

– Правда?

– Надеюсь, что нет, но говори всем обратное.

Прошло некоторое время, но вот наконец сын пригнал повозку, запряженную парой лошадей. Меня уложили на подстилку из промокшей соломы. Я привел в Глевекестр большинство своих дружинников, и, пока мы ехали по улицам, они скакали впереди, позади и по бокам повозки. Народ при нашем приближении снимал шапки. Весть о неминуемой моей смерти каким-то образом уже разнеслась по городу, и люди валили из домов и лавок, чтобы проводить меня в последний путь. Священники крестили проезжающую мимо телегу.

Я боялся, что опоздал. Мой сын, пока мочился вместе с Пендой у церковной стены, узнал от него главные новости: Этельхельм послал воинов в Сирренкастр.

Мне стоило догадаться.

Вот ради чего меня пригласили на витан: не потому, что Этельред и Этельхельм хотели убедить Мерсию, что есть кому вступиться за Этельфлэд, но с целью выманить меня из Сирренкастра. Точнее, увести оттуда моих дружинников, потому что Этельхельм отчаянно хотел заполучить кое-кого в этом городе.

Ему нужен был Этельстан – мальчишка, лет десяти от роду, насколько я мог припомнить. Мать его была милой кентской девушкой, которая умерла, дав ему жизнь. Зато отец его был жив, и еще как жив. Его отец – не кто иной, как Эдуард, сын короля Альфреда, король Уэссекса. Эдуард женился на дочери Этельхельма и родил другого сына, и Этельстан превратился в помеху. Кто он – старший сын или же бастард, как утверждает Этельхельм? Если бастард, то у него нет прав, однако слухи упорно гласили, что Эдуард женился на той девчонке из Кента. И я знал, что слух этот правдив, потому что венчал пару отец Кутберт. Народ в Уэссексе делал вид, что верит в незаконное происхождение Этельстана, но Этельхельм опасался настойчивой молвы. Он боялся, что Этельстан станет соперником его внука в борьбе за трон Уэссекса, и явно решил принять меры. По словам Пенды, тесть короля отрядил два с лишним десятка воинов в Сирренкастр, где в доме Этельфлэд жил Этельстан. В мое отсутствие парня охраняли всего шестеро дружинников. Осмелится ли Этельхельм убить мальца? В этом я сомневался, но он наверняка попытается захватить его и увезти куда подальше, чтобы не создавал угрозы планам олдермена. И если Пенда прав, у высланного отряда день преимущества перед нами. Но Этельхельм явно обеспокоился, что я отправлюсь в Сирренкастр или хотя бы в Фагранфорду, из чего следовало, что его люди могут быть еще неподалеку. Вот почему я понес чушь про желание умереть в горах. Когда я соберусь умирать, то предпочту отбросить концы в теплой постели с девчонкой, а не на поливаемом дождем склоне мерсийского холма.

Гнать я не отваживался. Со стен Глевекестра за нами наблюдали, поэтому мы ехали мучительно медленно, как если бы дружинники старались не растрясти повозку с умирающим господином. Так продолжалось, пока мы не достигли букового леса на крутом склоне, поднимающемся в горы, где овцы все лето щиплют траву на лугах. Оказавшись среди деревьев, надежно укрывающих нас от любопытных глаз, я перебрался из телеги в седло своего скакуна. Годрика Гриндансона, слугу моего сына, я посадил править повозкой, остальные помчались вперед.

– Осферт! – крикнул я.

– Господин?

– Не останавливайся в Сирренкастре, – велел ему я. – Возьми двоих и позаботься о безопасности отца Кутберта. Вытащи слепого ублюдка из постели и доставь обоих в Сирренкастр.

– Обоих? Из постели? – Осферт подчас соображал весьма туго.

– А где еще их можно найти? – спросил я, и Финан расхохотался.

Отец Кутберт был моим священником. Я не хотел попа, но король Эдуард прислал его, и Кутберт мне понравился. Его ослепил Кнут. Меня постоянно уверяли, что Кутберт хороший священник, подразумевая, что он вполне справляется со своими обязанностями. «Какими обязанностями?» – поинтересовался я однажды у Осферта и получил ответ, что тот навещает больных, молится и читает проповеди. Но всякий раз, когда я заглядывал в церковь в Фагранфорде, мне приходилось ждать, пока поп оденется. Затем он появлялся с улыбкой, смущенный и взъерошенный, а минутой спустя выходила Мехраза, смуглокожая рабыня, на которой он женился. Настоящая красавица.

И Кутберту грозила опасность. Я не был уверен, знает ли Этельхельм, что это отец Кутберт обвенчал Эдуарда с его кентской избранницей. Если знает, то священнику надо заткнуть рот. Возможно, Эдуард и не раскрыл имени священника. Король любил сына, нравился ему и Кутберт. Но насколько далеко простирается его привязанность? Эдуард не был слабым королем, зато был ленивым – предпочитал переложить бо́льшую часть забот о королевстве на плечи Этельхельма и кучки исполнительных попов. И те, надо признать, управляли Уэссексом твердо и разумно. А у Эдуарда появилось время, чтобы охотиться и распутничать.

Пока король гонялся за оленями, кабанами и юбками, Этельхельм прибирал к рукам власть. И употреблял ее весьма толково. В Уэссексе вершилось правосудие, ремонтировались бурги, фирд[5] упражнялся с оружием, а даны наконец усвоили, что вторгаться в Уэссекс себе дороже. Этельхельм тоже вел себя вполне достойно, пока не разглядел шанс стать дедом короля. Причем короля великого. Он будет направлять внука, как направлял зятя, и я не сомневался, что Этельхельм находится во власти тех же амбиций, какие обуревали Альфреда. То была мечта объединить всех саксов, взять четыре королевства и слить в одно. Мечта хорошая, но Этельхельму хотелось уверенности в том, что именно его семья претворит ее в жизнь.

И мне предстояло остановить его. Если получится.

Я должен был это сделать, потому что знал про законнорожденность Этельстана. Он являлся этелингом, первенцем короля, и, кроме того, я любил парня. Этельхельм не остановится ни перед чем, чтобы избавиться от него, а я – чтобы защитить.

Ехать нам было недалеко. Едва оказавшись на гребне холмов, мы учуяли дым, говорящий о близости очагов Сирренкастра. Мы спешили, и у меня ныли ребра. Земля по обе стороны римской дороги принадлежала Этельфлэд, и то была добрая земля. В полях, под охраной людей и собак, паслись первые ягнята. Эти угодья Этельфлэд получила от отца, однако брат мог отнять их. Неожиданный приезд Этельхельма в Глевекестр указывал на союз между Эдуардом и Этельредом. Или, скорее, на то, что Этельхельм принял решения, определяющие судьбу Мерсии.

– Как поступит он с мальцом? – спросил Финан, в голове которого явно крутились те же мысли, что и в моей. – Перережет глотку?

– Нет. Ты ведь знаешь, что Эдуарду нравятся близнецы. – У Этельстана была сестра-двойняшка, Эдгит.

– Упрячет Этельстана в аббатство, – предположил мой сын. – А Эдгит – в женский монастырь.

– Скорее всего.

– В какую-нибудь отдаленную обитель, – продолжал сын. – Где скотина-аббат выбивает из тебя дурь каждые два дня.

– Может попробовать сделать из него священника, – заявил Финан.

– Или будет надеяться, что парень заболеет и умрет, – сказал я и поморщился, когда конь въехал на грубо замощенный отрезок дороги. Дороги разрушаются. Все разрушается.

– Тебе не стоило ехать верхом, отец, – укорил меня сын.

– Болит постоянно, – возразил я. – И если прятаться от боли, так я ничего делать не смогу.

Однако путешествие выдалось мучительным, и, подъезжая к западным воротам Сирренкастра, я едва не плакал, но пытался скрыть боль. Вот интересно: способны ли мертвые видеть живых? Может, они собрались в главном пиршественном зале Валгаллы и наблюдают за теми, кого оставили на земле? Я представляю, как Кнут сидит там и думает, что вскоре я к нему присоединюсь и мы вместе поднимем рог с элем. В Валгалле нет боли, нет печали, нет слез, нет порушенных клятв. Я видел, как Кнут улыбается мне – не радуясь моей боли, но потому, что при жизни мы нравились друг другу. «Приходи, – говорил он. – Приходи ко мне и живи!» Искушение было сильным.

– Отец? – В голосе сына слышалась тревога.

Я заморгал, окутывавшая взор пелена рассеялась, и я увидел, что мы стоим у ворот и один из городских стражей хмуро смотрит на меня.

– Господин! – воскликнул он.

– О чем ты говорил?

– Люди короля в доме госпожи, – повторил воин.

– Люди короля! – выдохнул я, и стражник уставился на меня. Я повернулся к Осферту. – Не медли! Найди Кутберта! – Путь в Фагранфорду лежал через город. Потом я снова обратился к воину: – Люди короля?

– Короля Эдуарда, господин, – пояснил тот.

– И они до сих пор там?

– Насколько мне известно, господин.

Я пришпорил коня. Дом Этельфлэд принадлежал некогда римскому военачальнику. По крайней мере, я предполагал, что это был дом военачальника, – то было роскошное здание в углу старого римского форта. Стены форта обвалились, за исключением северной, образовывавшей часть городских укреплений, но оборонять дом не составляло труда. Он обрамлял просторный внутренний двор, внешние стены были сложены из камня цвета меда и не имели окон. Вход с колоннами смотрел на юг, а устроенная Этельфлэд новая дверь со двора конюшни вела через северную стену города. Ситрика с шестью парнями я отправил караулить именно этот северный вход, а сам с тремя десятками направился к небольшой площади перед южным. Там собралась толпа зевак – все гадали, зачем король Эдуард послал вооруженных людей в Сирренкастр. Толпа разошлась, когда копыта наших коней громко зацокали по улице, и вскоре мы оказались на открытом пространстве. Я заметил у дверей дома Этельфлэд двух копейщиков. Один сидел на каменной урне, в которой росла крохотная груша. При нашем появлении он встал и схватил щит, второй же застучал в закрытую дверь тупым концом копья. Оба были в кольчугах, шлемах, с круглыми щитами, на которых свежей краской был намалеван дракон Уэссекса. В двери был прорезан небольшой люк. Я заметил, как он приоткрылся и кто-то уставился на нас. Двое парней сторожили лошадей в восточной стороне площади, рядом с высокой бревенчатой церковью Этельфлэд.

– Пересчитай коней, – велел я сыну.

– Двадцать три, – почти без промедления ответил тот.

Значит, нас больше.

– Драки я не жду, – пробормотал я.

Затем изнутри дома донесся визг.

Визг, проникающий в уши с силой добротного копья, что пробивает ивовые доски щита.

– Боже правый… – выдохнул Финан.

Крик оборвался.

Глава вторая

Дверь дома Этельфлэд отворилась.

Появился Брайс.

Брайса я знал. Не то чтобы хорошо, но за долгие годы, пока мы теснили данов на север, наши пути не могли не пересечься. Я встречался с ним у лагерных костров, даже как-то перебросился парой слов перед битвой – а он был ветеран многих битв, человек, раз за разом встававший в «стену щитов», и неизменно под знаменем олдермена Этельхельма с изображением прыгающего оленя. Брайс умело обращался с оружием, был силен как бык, но недалек и поэтому так и не дорос до командира одного из крупных отрядов Этельхельма. Но сегодня, похоже, именно Брайса поставили во главе людей, отправленных на поиски Этельстана. Он устремился к нам – воин во всем ужасающем боевом облачении. Но я слишком часто выступал в таком обличье сам, чтобы впечатлиться зрелищем.