Вернуть общак

Между тем два странных типа с трубой выждали момент, одним броском пересекли освещенную дорогу к банку и достигли двери. Она располагалась метрах в тридцати от той, где стояли спецы, и была отделена от их взоров пристройкой, ведущей в подвал.

«Интересно, – думал Антон. – Это что, побег из дурдома? Если они сейчас начнут вскрывать дверь в здание, то сработает сигналка. В этом случае уже через полминуты их обоих будут жестоко бить этой трубой вдоль спин».

Двое мужчин словно услышали мысли федерального судьи, находящегося во внеслужебное время в засаде у банка. Они сместились влево и приблизились к двери в подвал. Тот, что был с сумкой, быстро расстегнул молнию и достал что-то похожее на женский маникюрный набор.

– Ну-ну… – пробормотал Костин. – Коллекция отмычек. Двое безмозглых воров-домушников решили стать медвежатниками. А что, ребята, дверь в подвал не на сигналке, да? Ухохочешься. Надо валить отсюда, пока не замели за стояние на шухере. А он сейчас начнется.

Он повернулся и с изумлением заметил, что тени вместе с трубой утонули в кромешной темноте подвала, а спецы у входа как ни в чем не бывало продолжали курить и поправлять на плечах бронежилеты. Костин застыл. По его подсчетам, в банке давно должна работать сирена, а на пульте высветиться квадрат, где произошло проникновение. Судя по всему, не было ни того, ни другого. Говоря полицейским языком, нет заявления, значит, нет и преступления. Выходит, никто и дергаться не будет.

Интересное кино! Костин усмехнулся, чуть отошел от джипа и продолжил наблюдение. Он закурил и твердо решил свистнуть спецам, как только двое «водопроводчиков» появятся на улице. В сейф они не залезут, это совершенно ясно. Но данные типы обязательно вынесут из банка то, что представляет для них, как и для будущих потерпевших, материальную ценность – компьютер, монитор, мало ли что…

Тут Антон одернул себя. Какие компьютеры и мониторы могут быть в подвале? На кой ляд этим деятелям ржавая труба? Собственно, воры ли это? Не хотелось бы облажаться перед полицейскими. Потом разговоров не оберешься. Мол, какой бдительный судья – ночью дежурных водопроводчиков ЖЭУ задержал при помощи СОБРа!

Он сидел уже около двадцати минут, дав себе слово досмотреть этот шизофренический спектакль до конца. Спецы устали, привалились к «Форду», уснувшему на свежем воздухе, а из банка по-прежнему никто не выходил.

Окурок второй сигареты нарисовал в темноте параболу, ударился о ветку березы и рассыпался на десятки искр.

«Отличная конспирация! – похвалил себя Костин. – Впрочем, от кого я тут шифруюсь?»

И тут его словно ударило током!..

Сигнализация!.. Да откуда она сейчас возьмется, если…

Черт!..

Он догадался слишком поздно. Его мысли сбили те самые мнимые водопроводчики, показавшиеся из двери подвала. При них не было больше трубы. На плече одного по-прежнему болталась сумка, и они стремглав неслись к джипу.

Нужно было срочно принимать решение.

Антон вышел из темноты на дорогу и громко свистнул парням из СОБРа. Те вяло повернулись и, словно каменные головы с острова Пасхи, уставились на Костина.

– Бегом ко мне! – крикнул Антон, понимая, что это его последние слова.

Теперь вопить было уже некогда, потому что «водопроводчики», неразлучные в ночи, находились в метре от него.

Под первый удар Антон успел подсесть. Он даже среагировал на него, угодил локтем в брюшину парню, бежавшему первым. На плече у этого субъекта болталась сумка, поэтому атака не получилась. Он на полном ходу напоролся на локоть Костина, глухо выдохнул, словно подавился кашлем, и по инерции покатился к джипу. Ремень оборвался, и сумка улетела за спину Антона, который этого не увидел.

А вот с ударом второго злодея судья не справился. У него случился конфуз. Едва он успел сгруппироваться, как в голове раздался такой звон, будто ударили в Царь-колокол в тот момент, когда судья зашел туда. Из его глаз посыпались искры. Антон уже не ощущал себя в пространстве. Лишь по боли в пояснице и затылке он понял, что опрокинут навзничь. Костин пытался продраться сквозь множество фиолетовых, малиновых, бирюзовых и алых штор. Он даже помогал себе руками, но никак не мог добраться до момента восприятия действительности.

Он не помнил, как отъезжала машина, едва не ударив его крылом, как к месту происшествия подбежали собровцы. Антон пытался встать, но локоть постоянно съезжал куда-то в сторону, и он плюхался лицом в землю.

Он снова пробовал подняться и опять падал. В боксе это называется нокаут. После такого случая спортсмену запрещают месяц работать на ринге, а человеку обычному – вставать с постели.

Глава 4

– Где бабки, идиот?! – прокричал Пастор.

Соха забился в дальний угол на переднем сиденье и завопил:

– Пастор, гадом буду, эта падла с плеча сорвала!

– Убью скота! – Пастор одной рукой вел джип, летящий на бешеной скорости, а второй, правой, что есть силы молотил Соху куда попало. – Прикончу!

Он устал и зарычал, захлебываясь собственным бешенством. Вор походил на раненого волка.

– Общак был у меня в руках!

– Пастор! – заорал Соха, которого внезапно охватила ярость. – Давай вернемся и всех на хер перестреляем! – Он выдернул из-за пояса «вальтер». – Там ведь наш общак!

Пастор не был бы самим собой, если бы именно в такую минуту его мозг не начал работать как компьютер. В минуты опасности или неудач, в отличие от большинства людей, им овладевало не отчаяние, а трезвый расчет. Он уводил машину подальше от банка, выбирал самые темные дороги. Сейчас главным было уйти и потеряться. Один раз общак уже побывал в его руках. Значит, так случится и во второй. Не все потеряно. Дело еще только начинается.

А как все грамотно они задумали!

Основным условием было обязательное присутствие в банке ментов. Они ждут нападения. Несколько человек будут обязательно стоять у входа. Ведь у них тоже есть обязательное условие – отсвечивать, всем своим видом показывать, что общак здесь, раз они стоят и охраняют банк. Соха даже засмеялся от радости, когда увидел у дверей банка людей из СОБРа.

– Смотри-ка, Пастор! Мусора в цирк играют! Дятлы красноголовые. А внутри, наверное…

– Там батальон внутренних войск с рыболовными сетями, – перебил его Пастор. – Ты уверен, что труба выдержит?

– А куда она денется?

– А куда ты денешься, если она не выдержит? Смотри, я тебя предупреждал. Там еще одна была!.. – Пастор сознательно подводил Соху под косяк.

Если что-то не получится технически, и в этом будет виновата длина или прочность трубы, то крайним станет Соха. Тот это понимал, но с патроном спорить не будешь.

Не обладая никакими специальными техническими навыками, основываясь лишь на бытовом восприятии реальности, можно рассуждать таким образом: раз общак в банке, и вора вынуждают совершить налет, значит, все заведение переполнено спецназом. Куда они могут деть деньги? Занести в какое-нибудь дальнее помещение.

В том, что деньги в банке, Пастор не сомневался. Менты боятся утечки информации точно так же, как и он. Они все ставят на кон. Значит, стоит ли им рисковать, то бишь не брать с собой деньги? А если кто-нибудь возьмет да настучит Пастору, что общак остался в оперативно-розыскной части? Нет, деньги именно в банке. Менты ждут налета, но не кражи.

В чем сила банка? Не в его фуфловой охране, а в сигнализации, сложной, многоступенчатой, хитроумной системе защиты от тайного проникновения. Поэтому банк можно взять на гоп-стоп, но никак не украсть что-то из него, забравшись с улицы! А когда есть шанс вынести оттуда деньги? Естественно, если сигнализация не работает. А она и не включалась. В банке находятся люди, целая толпа вооруженных парней из СОБРа! При таком раскладе никак нельзя выключать систему защиты! Но как тогда украсть? Через двери – глупо. Через парадный вход зайти? Не катит. Соха обязательно что-нибудь ляпнет мусорам, и те догадаются, что банк навестили бандиты. Смешно.

Обычно в такие заведения воры проникают через крышу. Но только не Пастор. Он делает это по-другому.

Соха укрепил на бетонном полу подвала домкрат, поставил на него трубу и облегченно вздохнул. Эта штуковина была нужной длины. Теперь требовалось, чтобы она выдержала силу сжатия и не прогнулась.

– Ставь трубу рядом с колонной, помощник, твою мать!.. – вполголоса заявил ему Пастор. – Тогда только кусок отломится! Какого хрена ты посреди комнаты ее воткнул? Хочешь, чтобы нас сверху сейфами засыпало?

Некоторое время Соха качал ручку вхолостую, поднимая трубу до потолка.

Когда та уперлась в него, и на голову жулика посыпались первые крошки известки, он остановился, вытер со лба пот и спросил:

– Слушай, Пастор, а если они сейчас над трубой?..

Вот это было бы уже не очень-то смешно. Понос одним и камера в СИЗО другим были бы обеспечены одновременно.

– Не бойся. Ты был хоть раз в этом банке?

– Нет, – сознался Соха. – Разве я клерк?

– Баран ты, а не клерк. Своих партнеров знать нужно в лицо. Это комната для переодевания персонала. Самое главное, чтобы они не услышали звук подлома. И это… Хочешь совет?

– Ну…

– Так хочешь или нет?

– Ну…

– Не хочешь, как хочешь. – Пастор отошел подальше и спокойно приказал: – Качай.

– Нет, ты скажи – что за совет?! – зашипел Соха.

– Точно хочешь? Ну, ладно. Когда услышишь треск – хавальником не щелкай и витрину вверх не задирай. Бросай все ручки-трубы и вали в сторону. Я один раз так влип, что две недели с кровати не вставал.

Соха побелел и осведомился:

– Ты мне и сейчас не сказал бы, если бы я не настоял?

– Мне тот вор тоже не сказал. Качай! Или у тебя времени до хера?! – Пастор перешел на свистящий шепот. – Может, тур вальса по подвалу зарядим?..

Через десять минут, за которые помощник вора едва не надорвал живот, раздался оглушительный грохот. Соха как заяц отскочил в сторону.

Сперва на пол подвала рухнули обломки бетона, компьютер и вентилятор. Следом за ними словно чайки стали спускаться листы бумаги. Отчеты-балансы-дебет-кредит.

Стоя посреди столба пыли, Пастор прошептал:

– А вот сейчас молись, чтобы менты этого землетрясения не услышали.

Честно говоря, Пастор верил во все, но только не в то, что этот грохот останется без внимания сотрудников полиции. Поэтому, в отличие от Сохи, он уже готовился отправляться в тюрьму. На это сумасшествие его толкала только безысходность. Ему не было жаль ни себя, ни Сохи. Этот бродяга сам выбрал свою дорогу, поэтому пусть не обижается. Пастор не боялся ничего и был готов переступить через любое препятствие, даже через труп. Вору нужно было вернуть общак.

К его приятному удивлению, истекли контрольные пять минут, которые он отвел для полицейских на поиски источника шума, но ни самих копов, ни каких-то подозрительных перемещений замечено не было.

– Давай, Пастор, я залезу и…

– Сидеть, бродяга! – грубо оборвал его вор. – Не по масти базаришь.

Дальше время для Пастора полетело так же стремительно, как карусели в луна-парке. Комната, коридор, еще одно помещение, стол, на котором стоит… да, кейс Сома! Пастор почувствовал, как у него пересохли губы. Он один раз пережил сердечный приступ, и тогда с ним было то же самое.

Как сохнут губы!..

– Только не сейчас, – просил Пастор Всевышнего, открывая кейс.

Если там вместо аккуратных пачек долларов окажутся газеты или недопитая ментами бутылка водки – вот тогда, наверное, его и хватит удар. Потом можно. Но только не сейчас!..

Замки поддались и отскочили назад. Пастор медленно, как в полусне, раскрыл чемоданчик и убедился в том, что в нем лежали упаковки валюты.

– Идиоты, – обратился он к тем, кто принес сюда его общак. – Бензин решили сэкономить, чтобы во второй раз сюда с бабками не мотаться?

Он скинул кейс в руки Сохи и стал спускаться в пролом, постепенно сползая по его краю. Пока Пастор так вот аккуратно переползал, подельник успел вытряхнуть деньги в сумку и закинуть ее за плечо.

Пастор спрыгнул на пол подвала в тот момент, когда Соха закончил протирать кейс тряпкой. Незачем дарить ментам отпечатки своих пальцев.

Через мгновение они, подгоняемые адреналином, бурлящим в крови, бежали к джипу.

Несмотря на то, что Антон с детства отличался отменным здоровьем и привык с малолетства выяснять отношения на кулаках, последний бой с неизвестным противником не прошел для него бесследно. Во всяком случае, первые полчаса, пока он пытался настроиться на разговор с сотрудниками полиции. Для того чтобы понять, что произошло, тем понадобилось ровно две минуты. Самым оскорбляющим их достоинство образом из охраняемого помещения муниципального банка кто-то выкрал воровской общак. Не просто деньги, а те самые, которые играли роль приманки. Вокруг них находилось около тридцати вооруженных людей.

Полицейские чины среднего уровня, руководившие операцией по «расформированию организованной преступной группировки», не отходили от невольного участника этого дела, но и от телефонов тоже не отрывались. До Антона сквозь шум в голове доносились до боли знакомые команды «объявить «Перехват», «направить людей в указанные адреса» и многие другие. Те самые, которые отдаются, когда из погон не по твоей воле, но прямо на глазах начинают выпадать звездочки, отнюдь не лишние. Антон сквозь туман слушал распоряжения участников задержания вора в законе, которые должны были быть отданы еще вчера.

В активе полицейских был нуль, в пассиве – пол, проломленный в банке, финансовые средства, добытые преступным путем, а потом украденные из-под носа у бдительных охранников, и слегка побитый служитель правосудия. Вот сейчас они и пытались выяснить у федерального судьи, кому он преграждал дорогу, как выглядели скрывшиеся типы и номер машины. Сомнений в том, что это и есть те ухари, в результате действий которых возможны нежелательные перемещения в организационно-штатной структуре УВД города, у стражей порядка не было.

– Антон Павлович, вы номер машины не помните? – почти умолял Костина руководитель операции по «расформированию» банды Пастора.

– Конечно, помню. – Антон поморщился. – Двести двадцать три, АКВ. Андрей – Константин – Виктор. Бежевый «Паджеро». Сзади, на колесе, голова тигра.

Майор поморщился, как от зубной боли. Теперь он слышал не только шорох звезды, покидающей свое место, но и треск ниток на погонах.

Человек, стоявший рядом, судя по всему – его коллега, вздохнул и посмотрел на майора так, как начальник на подчиненного.

– Неплохо вы все продумали, Игорь Львович, – заявил он. – Главное, люди были грамотно расставлены. Ни одного человека возле чемодана с деньгами. Как можно было не услышать звук рушащегося пола? У вас музыка громко играла?

Картина вокруг напоминала пикник на лужайке после отлета звена отбомбивших бомбардировщиков. Под поднятой задней дверью медицинского «рафика» сидел Костин. Молоденькая докторша держала на его голове резиновую подушку со льдом. Вокруг стояли нервный и расстроенный майор, его спокойный начальник и несколько человек в штатском. Чуть поодаль, напоминая своей суетой броуновское движение, перемещались ребята из СОБРа. Внутри обесчещенного банка работала оперативно-следственная группа, члены которой пытались понять маршрут движения преступников внутри заведения. Объектом их пристального осмотра был пролом в полу одного из кабинетов.

– Вы знаете, у нас очень мощная звукоизоляция, – обратился к начальнику управляющий банка, пытаясь хоть немного загладить вину майора.

Ответа он не получил и ретировался, вполголоса бормоча проклятья в адрес каких-то бестолковых работников.

Костин в очередной раз наморщил лоб и заявил:

– Хватит орать, Земцов. Какой дурак придумал этот киношный вариант? Вы что, все до единого больные? На самом деле ждали, что на вас бандитские танки попрут? А тылы-то вы почему открыли? – Костин попробовал усмехнуться, но у него не получилось. – Где был ваш арьергард? В авангарде, на передовой? Да-а…

Антон сначала не понял, из-за чего сыр-бор, когда до него донеслись крики: «Где общак?!» и «Может, они под завалом?» Но чуть позже он увидел взвод вооруженных людей, высыпавших из банка, услышал разговоры оперов по телефонам и догадался о сути дела. Какая-то неведомая сила заставила его пройти мимо банка в тот момент, когда внутри него и рядом проводилась спецоперация. В нее из-за своей природной любознательности был втянут и он.

Результат налицо. Преступники похитили из охраняемого банка воровской общак, изъятый у них накануне, и скрылись, помахав всем ручкой. Последнее на себе в полном смысле испытал Антон. Но если бы не он, то сейчас руководители спецоперации вообще ничего не знали бы о похитителях. А теперь, после того как Антон назвал номер машины, стало ясно, что участником кражи являлся главный объект затеянного дела – вор с погонялом Пастор, которого сопровождал подельник. Возможен был и вариант, что кражу совершал кто-то другой, но на машине Пастора. В любом случае, кто бы ни нес трубу, действовал он по плану и следовал указаниям Пастора.

– Было ли что-нибудь у них в руках, Антон Павлович? – в который раз спрашивал майор.

И в который раз Антон отвечал:

– В руках – нет, но на плече у одного из них висела сумка.

Но самое забавное было в том, как люди из СОБРа познакомились с Костиным. Когда затих визг протекторов джипа, спецы наконец догадались, что на улице происходит не просто что-то неладное, но и не запланированное в их мероприятии. Они подбежали к тому месту, с которого несколько секунд назад кто-то кричал им: «Бегом ко мне!», и склонились над Антоном, безуспешно пытавшимся встать.

– Мужик, ты кто? – спросил один из них.

– Молодец, – отреагировал Костин, уже пришедший в чувство. – Сначала отвечаешь на свой вопрос, а потом – спрашиваешь. Старшего давай сюда, нелогичный ты мой.

Вечер вот-вот обещал перейти в ночь. Работа в банке кипела, хотя бурлить-то ничему особому уже не приходилось. Весь пар вышел оттуда вместе с Пастором и Сохой. Энтузиазму майора не было предела, но докторша врач рекомендовала Антону отправляться домой. Он отказался от услуг «Скорой помощи» в качестве такси и решил продолжить путь восвояси в пешем порядке.

Напоследок Земцов, начальник отдела оперативно-розыскной части, попросил, по мере возможности, подойти завтра к нему в кабинет. Именно попросил, прекрасно зная, с кем разговаривает. Он надеялся, что Антон соизволит оформить свои показания письменно. Майор же был прост и наивен. Он прямо стал требовать от Костина, чтобы тот написал заявление о нападении неизвестных. Послушай его Антон – и по всем законам он обязан будет давать письменные показания и ходить на допросы к следователю. А где побои Костина, там и кража общака. Дела объединяются. Сейчас Антон, пользуясь своей независимостью и неприкосновенностью судьи, мог просто отправиться домой, а завтра выйти на работу, забыв о происшествии.

– Знаешь что, дорогой, – посоветовал он майору. – Напиши-ка лучше ты заявление в полицию, как у тебя воровской общак украли. Ты же за него отвечал? – А Земцову сказал: – Разбирайся ты сам в этой бодяге, Саша. Я просто по балде получил, когда стал свидетелем бегства от банка двух мужиков. Это все.

Он встал с подножки багажного отделения «рафика», от чего тот покачнулся как калека, и пошел домой. По пути его остановил полицейский патруль. Ребята изучили удостоверение, разглядели четкую подпись президента страны и извинились. Они непонятно зачем сообщили Костину о том, что сейчас по всему городу объявлена операция «перехват», сели в машину и уехали. Всю дорогу, пока Антон добирался до дома, мимо него, сверкая проблесковыми маячками, проносились автомобили.

Объектом розыска был тот самый джип бежевого цвета с государственным номером «А223КВ». В данный момент автомобиль находился на платной коммерческой автостоянке, и Соха уже заканчивал привинчивать к нему номера «Тойоты», которую братва Пастора отмела за долги у армянина, владельца сети овощных магазинов.

Ни Костин, ни Пастор с Сохой не разглядели друг друга в темноте у банка, именно поэтому они молча разошлись на освещенном узком тротуаре, коснувшись друг друга плечами. Это произошло у самого дома Антона.

Существует множество причин, по которым прозвища прилипают к людям. Какой бы глупый характер они ни носили, эти клички являются неизменной визитной карточкой тех, кого ими наделили. На воле, как правило, прозвище является производным от фамилии либо определяющим род деятельности. Иногда оно дается по внешним данным. В местах лишения свободы прозвище чаще всего отражает характер, самую суть своего хозяина. Если на воле человек с фамилией Крысов практически обречен, то на зоне вольнодумец, решивший сократить ее для более удобного произношения, может ответить за свои лингвистические способности. Для этого Крысову просто нужно быть вхожим в блатной мир и жить по понятиям. Зона – не воля, там все гораздо сложнее.

С бомжом Востриковым все развивалось по стезе, определенной в жизни для многих. С детства он получил прозвище Дохлый за убогие физические данные. Есть этот субъект хотел всегда, независимо от того, когда принимал пищу в последний раз. Голод мучил его и перед обедом в знакомой с детства лесополосе, и после. Он терзал его даже тогда, когда он, уже не в силах есть похищенные соленые помидоры с хлебом, найденным на помойке, вставал с листвы и отряхивался. Востриков съедал в два, а то и в три раза больше, чем бродяги, бичующие по соседству, но никак не мог насытиться. Голодная травма детства горела во взрослом человеке с неистовой силой. Кражами он занимался исключительно для того, чтобы на выручку приобрести съестных припасов. Лучше бывало, если в качестве предмета кражи выступали они сами.

Востриков приподнял крышку люка, вполголоса матерясь и покряхтывая. Гастрит порождает изжогу, а она – ругань. Он спустился вниз. До воды оставалось еще далеко, срез люка – в метре над головой. Таков был общероссийский стандарт жилого помещения Вострикова и иже с ним. Потерев руки, он, долго не раздумывая, принялся разворачивать рыбу. Крышку бомж решил не закрывать, так как ночь предстояла, судя по верным приметам, теплая.

Вдруг Дохлый заволновался. Над его головой проехала машина. Ему стало понятно, что место для ночлега он выбрал не самое удачное, прямо посреди дороги. А кто разберет в темноте, – где проезжая часть, а где – глубина двора?! Тем более что бутылки, позвякивая, торопили его, а запах рыбы, струящийся из сумки, волновал. Разве тут сразу сориентируешься?

Однажды Дохлый в подобной же ситуации, но поутру, едва не оставил свою фотокарточку на бампере «Газели», проезжавшей мимо, поэтому в его душу забралась тревога. Но он поразмыслил, решил, что лучшего места все равно сейчас уже не найти, и смирился с положением.

«Просто после ужина нужно закрыть крышку, иначе ночью…» – Дохлый решил не думать, что будет в этом случае.

Он напрочь выключился от всех процессов, происходящих вне колодца. Этому помогал шум воды, бурлящей внизу. Его волновали лишь три бутылки пива и рыбина, лежащая на коленях.

Спустя полчаса, когда с горбушей было покончено, а пиво еще оставалось, на его голову что-то рухнуло. От неожиданности и ужаса Дохлый хрюкнул как боров, выронил бутылку и обмяк. Он уже видел себя в доме инвалидов, сосущего через соломину жидкую манную кашу, в гипсе и на утке. Но, к его изумлению, время шло, а боль не наступала. Еще через мгновение бродяга понял, что на его голове лежит не колесо машины, а что-то еще. Он пошевелился, и вниз, на колени сползла какая-то сумка.

Она лежала перед ним, черная в темноте, с оборванным плечевым ремнем.

«Сейчас ее будут искать, найдут меня, изобьют или прикончат».

Оракул Востриков сидел в колодце, отсвечивая мертвой белизной лица. Его охватил страх. Еще через минуту, когда он услышал неподалеку возбужденные голоса, Дохлый решился на страшный риск. Он высунулся из колодца, осторожно подтянул к себе крышку и, действуя руками и головой, поставил ее на место. Два часа бомж сидел, слушая самого себя и шум воды.

Когда он решился открыть сумку, то ожидал увидеть там все, что угодно. Лучшим подарком в так хорошо начавшийся день для него была бы бутылка водки и что-нибудь поесть. Дохлый потянул молнию и распахнул сумку.

Глава 5

Пастор сидел в магазине, глубоко утонув в кресле. Час назад Соха нашел торговца мягкой мебелью на его квартире, поднял с постели и заставил снять магазин с охраны. Скрываться Пастору было больше негде. На любой из квартир своих людей его могла ждать засада. А магазин – объект неприметный. Вряд ли какой ненормальный будет его искать здесь.

– Даю направления работы. – Пастор потер кулак, ушибленный при прорыве к джипу, и поморщился. – Первое. Узнать через своих, вернулся ли к мусорам общак. Второе. Проверить все поликлиники района, где находится муниципальный банк, на предмет обращения лохов с внезапно заболевшей головой. Особенно больницы, где обслуживаются менты. У них в городе свои лепилы. Третье. Пока темно, дождаться отъезда от банка мусоров и прошмонать всю округу. Кто-то что-то все равно, мне кажется, должен был видеть или слышать. Все.