Под крылом Ангела

Еще одна сигарета по случаю того, что мир сошел с ума: любовник бросил, какая-то тварь грозится ее убить, а подруга связалась с бандюганом.

И за что ей все это? В то время как нормальные люди готовятся к встрече Нового года, веселятся и радуются, ее бросает любовник, а со всех сторон доносятся обещания перерезать ей горло или переломать ноги (а вы что предпочитаете?).

Бася спустилась к реке. От Невы дул ледяной ветер. Распластанные во времени сфинксы застыли в вечности.

Она долго, до головокружения, всматривалась в их равнодушные лица. Та еще парочка! Презрительные и жестокие, как время… Что им Бася, с ее мелкими страстишками и ничтожными проблемами!

Совсем не то – грифоны. Они добрые, и с ними можно разговаривать. Можно даже желание загадать, и они обязательно его исполнят.

Бася обняла ледяного грифона за морду и попросила его устроить чудесным грифоньим образом так, чтобы Новый год она все-таки встретила с любимым мужчиной.

Луна плыла над городом, гороскопы были составлены, грифон и кое-кто еще услышал ее желание, и бедная Бася даже предположить не могла, что произойдет дальше и какие водовороты страстей ее закрутят…

Глава 3

Протекающая крыша

Пробуждение оказалось мучительным… Бася застонала – голова раскалывалась, на душе скребли тридцать три кошки самой черной масти.

Не вставая с кровати, она потянулась за сигаретами и позволила себе такое свинство, как курение в постели.

Черт, неужели все, что было вчера, – правда? Разрыв с Эдом, рыдания на набережной, раздумья, как лучше продолбить в Неве лед, чтобы похоронить себя в реке вместе с несбывшимися женскими ожиданиями?

М-да, заснуть бы опять, и чтобы вчерашний день оказался только сном… А в реальности – вечер с Эдом и планы относительно новогодней ночи…

Однако даже если Бася не просто заснет, а, скажем, впадет в кому, реальность не изменить.

«Он тебя бросил», – снова застучало в голове.

Вчера она вернулась домой уже к полуночи и решила с горя напиться. Наполнила ванну, зажгла свечи, а потом сидела в пене, пила вино и ревела. Жизнь кончена, бабоньки, кончена, потому что этот первостатейный подлец и распоследняя гадина Эд ее бросил! А как ей, скажите, жить без этого подлеца?

В итоге заснула Бася прямо в ванне.

Проснулась среди ночи в остывшей воде, холодная и несчастная, как замороженная курица. Еле доплелась до спальни и забылась сном в обнимку с кошками.

Теперь, значит, с добрым утром! Добро пожаловать в новую жизнь брошенной женщины!

В чем теперь искать смысл, если прежде она видела его лишь в их с Эдом любви?

Бася честно попыталась найти точку сборки и выступить в роли психотерапевта для самой себя (в конце концов, на что ей природный оптимизм и жизнелюбие?). Было очевидно, что придется перерисовывать плюсы в минусы.

Ну да, Эд ее бросил, зато теперь у нее куча свободного времени! И его можно потратить на работу! Какой удивительный роман она сможет теперь написать!

Впереди маячила Нобелевская премия, или на худой конец будем признательны и за Букера. Вот теперь и начнется настоящая работа, о которой она забыла, закрутив роман с Эдом. Влюбившись, она действительно стала писать меньше, а недовольным издателям со смехом повторяла чью-то умную фразу: «Я много раз собирался заняться метафизикой, но каждый раз меня останавливало счастье!» Басино счастье было таким всепоглощающим, что вытеснило из ее жизни все прочее.

Ну вот, теперь счастья больше нет! Оно испарилось, улетучилось, или Эд прихлопнул его рукой, как назойливую муху! Зато теперь самое время заняться метафизикой и написать роман, который перевернет чью-то жизнь…

Она призадумалась… С другой стороны – зачем ей переворачивать чьи-то жизни, если она не может обустроить свою?

Нет, эти постыдные жалкие мысли – лишь проявление слабости, их надо гнать от себя! У нее впереди целая вечность свободного времени, какое счастье!

Бася представила эту целую вечность свободного, никем не омраченного времени и залилась слезами.

Проплакавшись, она заставила себя выпить крепкий кофе и уселась за компьютер. В конце концов, граф в ее романе так и остался неубитым, надо бы закончить сегодня хотя бы эту главу.

Однако сосредоточиться на творчестве не получалось. Фразы выходили рублеными, как из-под топора, а в голове свистел ветер.

В общем, сегодня с творчеством ну вообще никак. Бася сама себе казалась полной дурой – вот уже час бьется над одной-единственной фразой, не в силах выстроить ее хоть сколь-нибудь изящно. И то не так, и это не этак. М-да, бывают и у мастеров слова такие э… провалы.

Эх, нелегка ты, судьба писательская!

Мало того что Басю бросил любовник, так она еще и как писатель полное ничтожество! «Бездарность!» – вынесла она себе приговор и поняла, что сейчас опять разревется.

И в этот самый неподходящий момент позвонил издатель Павловский.

– Я понимаю, ты у нас прима и все такое, но наглеть тоже не надо! – с места в карьер взял он. – Где новый роман? Дорогуша, все сроки вышли!

– У меня драма! – пожаловалась Бася.

Павловский позволил себе быть жестким и заявил, что ее личные драмы к делу, как говорится, не пришьешь, и читателей это не волнует. Они хотят новых романов со страстями и лихо закрученными сюжетами.

– Ты злой! – угрюмо констатировала Бася.

– Я бизнесмен, детка, – отрезал Павловский. – Короче, срок тебе до конца января. Потом не обижайся! Расторгну контракт, и будешь платить неустойку! С наступающим!

Ну вот, еще этого не хватало для полноты ощущений! А что, если она так и не сумеет собраться и закончить роман в указанные сроки? Или того хуже – вообще никогда больше не сможет писать? Уйдет в переживания, депрессуха затянет в болотную трясину, и все – привет!

Бася включила свою любимую Сезарию Эвору и, погружаясь в клубы сигаретного дыма, принялась слушать затертый до дыр диск с ее песнями.

В песнях старушки Эворы были слезы, любовь на разрыв, дружба без компромиссов, тоска по чему-то утраченному, самые светлые надежды и боль женщины, которая знает мужское предательство. В общем, в них было все.

Бася всхлипывала – ей было отчаянно жалко себя. Ну почему он с ней так обошелся? Бросил ее, такую красивую и талантливую! Наплел с три короба про свободу и независимость, прикинулся тонким, глубоко чувствующим, а на самом деле его слова – просто отмазка. Скорее всего, увлекся какой-нибудь новой киношной шлюхой, а ее побоку! Хотя, может, вернулся к жене?

А не все ли равно тебе, дорогая Барбара, в чем причина, когда следствие вот оно – беспощадно и непоправимо? У вас теперь разные пути и разные жизни! Ничего с этим не поделать, и никак этот роман не переписать. Смирись, гордая женщина!

«Знаю, как тебе больно, – вторила ее мыслям Эвора, – а жизнь и состоит из боли…»

На невыносимо прекрасной «Бессаме мучо» раздался звонок.

– Где Сонька? – проскрипел Чувалов.

– Слушай, оставь меня в покое! – попросила Бася.

– И не надейся! Пока эту суку не найду и мозги ей не вправлю, покоя никому не будет! – честно пообещал Чувалов.

– Сволочи вы, – грустно подытожила Бася.

– Кто – мы?

– Вы, мужики! Запредельные сволочи! Судьболомы! Прете, как танки, по нашим хрупким девичьим судьбам!

– Ха! А вы, женщины, вообще враги рода человеческого! Одни пакости от вас!

– Тогда объясни мне, зачем ты ищешь Соню? Ну ушла она от тебя – и хорошо! Одним врагом меньше! Живи себе и радуйся! Или вон в голубцы подайся! Будешь любить мужчин!

– Ты что?! – искренне возмутился Чувалов. – Я натурал, в натуре!

– Влачи свой жизненный путь в одиночестве или поищи другие варианты! Так ведь нет, ты зачем-то непременно хочешь ее вернуть!

– Любовь! – вздохнул Чувалов. – А с ней хрен что поймешь!

– Ну, это точно, – согласилась Бася. – С этим спорить не буду.

– Человеку надо, чтобы его кто-то любил! Любому человеку! – Голос Чувалова неожиданно прозвучал проникновенно и нежно.

– Надо! Но так не всегда получается! – кивнула Бася, думая о своем.

– Ага! Вот потому найду ее и первым делом оторву ей башку! – сказал Чувалов своим обычным голосом.

– Ладно, Чувалов, бай! И будь человеком, Сема, богом прошу, ну не звони мне больше!

Бася отключила телефон и снова задымила под Эвору. Вот женщина – невиданного масштаба! Говорят, она одна целый остров кормит! В том смысле, что бюджет ее родного острова целиком оплачивается всемирной славой Сезарии.

Ах, как поет – все-все на свете знает. И наверняка была не однажды брошена каким-нибудь знойным островитянином и так же хотела утопиться – не в Неве, так в каком-нибудь водоеме, или что там у них.

* * *

В дверь позвонили. Соню, что ли, принесла нелегкая? Бася накинула халат и отправилась открывать дверь.

– Вам телеграмма! – сообщила с порога женщина пожилого возраста.

– Телеграмма? – изумленно переспросила Бася. – Ей казалось, что такой вид коммуникации, как телеграф, давно стал архаичным и ушел в небытие. Можно же позвонить или отправить электронное письмо. Дичь какая-то…

Бася даже брать эту телеграмму не хотела, но женщина ей настойчиво ее всучила и попросила расписаться.

– Но от кого?

– А я почем знаю? – очень советским «почтовым» голосом буркнула почтальонка и удалилась восвояси.

Бася раскрыла телеграмму. Смысл прочитанного до нее дошел не сразу: «Пиастры, пролаял попугай!»

«Какой попугай, чего он там пролаял, – охнула Бася. – Форменное безобразие! Чей-то нелепый розыгрыш? Типа, шутка такая?»

Почему-то было совсем не смешно, а очень обидно. Телеграмма с лающим попугаем окончательно выбила ее из колеи. Она сидит и благородно предается страданиям под песни Эворы, никому не мешая и никого не трогая, а над ней кто-то потешается, телеграммы дурацкие шлет! Телеграмма, кстати, без подписи. Только номер почтового отделения стоит! Да чтоб у тебя руки отсохли, товарищ аноним!

Господи, ну что ж такое? И главное – за что?

Да еще накануне Нового года! Веселенькие праздники, ничего не скажешь. Но неужели так и сдаться без боя? Может, она еще восстанет, как Феникс из пепла? Что советует народный фольклор? Какие есть способы, чтобы выкинуть из головы любимого мужчину?

Говорят, надо сфокусироваться на плохих воспоминаниях, вспомнить о нем что-нибудь плохое. Ха, так далеко в прошлое и ходить не придется! Вот, пожалуйста, память сразу услужливо подсказала событие буквально месячной давности.

Бася лежала дома, больная и несчастная, с сильнейшей простудой, ну абсолютно больная, а Эд позвонил и сказал: «Извини, я не могу к тебе приехать! Вдруг у тебя грипп, а это заразная штука. Понимаешь, у меня завтра премьера…»

Это что – достойный поступок? Разве любящий мужчина испугался бы гриппа или хоть даже чего похуже? Люди ради любви жизнью рискуют, а этот…

Вот тогда и надо было его послать ко всем чертям, ясно же было – гнилой тип, гнилой! Так нет, она, дура, давай ему оправдания искать. И нашла ведь!

Еще одно «приятное» воспоминание. Как-то пришла к нему за кулисы без предупреждения – а у него там девка модельной внешности трется. Сидит, ноги в три версты одну на другую закинула, деловая такая – типа, пришла поговорить с любимым артистом об искусстве. Эд Басю увидел, засуетился и девку быстро вытолкал. А не приди она вовремя, то что? Остается только догадываться… А сколько раз странные эсэмэс самого гнусного содержания ему посылали! Причем Бася спрашивала, пылая праведным гневом, мол, от кого, а он, потупившись: «Дак от жены, от нее, законной!»

И пойди проверь – на самом деле от жены или совсем даже не от жены!

Да, конечно, он ей изменял – что тут сомневаться, тем более столько соблазнов вокруг!

Ага, теплее, уже теплее, вспоминаем плохое дальше!

А жлобство его, вошедшее в историю? Эд – ужасная жаба, всем известно. Он же ей нормальных подарков не дарил, если подумать. Ну там парфюмы, цветы – это не считается. А серьезных даров волхвов не было. Конечно, она и сама не нищая, в содержанки никогда не метила, но все же обидно… Не корысти ради, а токмо подтверждения любви для. А он решительно ничем ее не подтверждал.

Вот, скажем, Чувалов: валенок валенком, но ведь засыпал Соню подношениями! На жемчугах не экономил, машину подарил из очень недешевых, квартиру ей прикупил на Крестовском.

А Бася что? Ездит на своей честно заработанной машине, живет в родительской квартире… Так что Эд выезжал на одних парфюмах. А между прочим, человек не бедный, гонорары получает немаленькие, мог бы и раскошелиться!

Ну а что ему еще, скажем, записать в послужной список? Что-нибудь положительное для разнообразия! Может быть, какие-то особенные мужские достоинства? Необычайную сексуальность? Мастерство в амурных делах?

Ну было ей с ним в постели хорошо. Ну ладно, очень хорошо, божественно хорошо первые два месяца, а потом то, се… Эд стал приходить на свидания усталым (он много снимался в то время), и стало все как у нормальных людей. Раз ничего не было, никакого секса – «давай просто поговорим», два – ничего… Бася не роптала, чтобы упрекнуть любовника – ну что вы, ни-ни…

Потом наладилось все. Опять стали буржуазными и невоздержанными, но тем не менее сказать, что Эд наделен какой-то особенной сексуальной мощью, она не может. Да, внешность героя и сложен божественно, но любовники небось и получше бывают.

Ну-с, что ему еще в зачетку? Самовлюбленный, эгоцентричный тип, с которым решительно не о чем поговорить! Его же, кроме ролей, ничего не интересует. Вот хоть раз он поинтересовался, как живет Бася, чем живет Бася? Нет!

Да ладно любовь, но ведь он даже никакого уважения к ней не испытывал… К ее творчеству относился весьма снисходительно.

Допустим, она и сама не слишком серьезно к нему относится, слава богу, мании величия у нее пока что нет, но любовник мог бы относиться к тому, что она делает, иначе, тем более что получил немалый гонорар, снимаясь в фильме по ее, подчеркнем, сценарию. И вообще на ней зарабатывает целая куча людей в издательстве!

Она, конечно, не Эвора – остров не прокормит, но все-таки…

А он ей запросто мог сказать, этак с пренебрежением:

– Вот ты все пишешь, пишешь… А когда наконец мы (зачем-то это дурацкое «мы» ввернул) дождемся от тебя чего-нибудь значительного?

Бася в ответ угрюмо: мол, осмелюсь спросить, вы о чем?

– Ну когда ты выдашь какую-нибудь нетленку?

– Нетленка, нетленка! Для начала объясни мне, что это такое!

– Ну, – задумался Эдуард, – например, Маркес, «Сто лет одиночества».

М-да! Разве любящий мужчина будет Маркесом глаза колоть, намекая на несопоставимость масштабов?

Вот именно! Между прочим, в народе говорят, что надо избегать людей, которые лишают нас веры в себя, а Эд явно пытался ее этой веры лишить. И вообще если посчитать и все припомнить, то плохого, может, даже больше, чем хорошего, наберется!

Как ни крути, а Эд в качестве любовника – дурной вариант.

Она с ним как тот зайчик в анекдоте, который дерьмо и понюхал, и на вкус попробовал, осталось только еще наступить.

И вот получается форменный казус, и без этого дерьма она жить ну никак не может! Болезнь, что ли? Наваждение?

* * *

Опять дверной звонок.

На пороге возникла уже знакомая тетка-почтальонка.

– Снова здрасте! – не слишком доброжелательно отозвалась Бася.

Но тетку советской закалки не проймешь – тычет своей телеграммой.

Бася хвать – и прочла быстренько.

Послание и на сей раз поражало воображение: «Балканы беременны войной!»

И все. Без разъяснений.

– Вы что мне носите? – едва не рыдая, спросила Бася.

Тетка зыркнула с вызовом:

– Что не так, женщина?

«Женщина!» Самой лет шестьдесят в обед!

– Что вы мне за ерунду носите?

– Что посылают, то и носим! – с вызовом ответила почтовый работник.

– Так вот, не носите больше! Не возьму!

– Не орите, гражданка! – строго одернула ее тетка. – Много вас таких орущих, никаких нервов с вами не хватит! – И ушла.

Бася осталась в полном замешательстве.

«Балканы беременны войной!» Каково? Видать, совсем решили ее доконать.

Она закурила и погладила кошку, чтобы снять стресс, – не помогло. С такими тотальными уродами никаких сигарет и кошек не хватит!

Она представила Эда, его приторно-красивое лицо и яростно затушила окурок. Вот так! Кончено. Жирная точка.

А ему, наверное, глубоко плевать на ее страдания. Небось новой дуре вешает на уши романтический бред, произносит монологи из заученных ролей! Жалкий, ничтожный лицемер, повторяющий слова любви в бесчисленных фильмах, как попугай, зазубривший три слова. На самом деле он понятия не имеет о любви! И страдал в этой жизни, наверное, только от мигрени!

Это она знает, что такое любовные страдания! Это она сидит с сорванной крышей, в которую хлещут дожди и ветра!

Бася всхлипнула, однако разреветься не получилось – похоже, выревела весь годовой лимит. От сигарет уже тошнило. Алкоголь тоже не казался утешением. В общем, Бася серьезно задумалась о спасении души.

В этих невеселых раздумьях прошло три дня, а утром двадцать восьмого декабря она задумалась: поехать, что ли, к стилисту, поменять голову, соорудить что-нибудь новенькое, вдруг поможет, крышу поправит?

Иначе она совсем закиснет…

* * *

Как известно, жизнь женщины полна предательств и разочарований, до тех пор пока однажды она не встретит своего парикмахера. Басе повезло – она встретила. Со стилистом Мариной у них полное взаимопонимание.

Вот и сегодня, увидев Басю, Марина сразу спросила:

– Что-то случилось?

– Разве у меня на лбу написано?

Марина смутилась и перевела разговор:

– Что будем делать?

– Перемен требуют наши сердца! – выдохнула Бася.

Марина понимающе улыбнулась, ага, мол, понятно, мужик бросил, не иначе.

Бася мрачно усмехнулась: «Оно самое!»

– Ну, значит, будем менять голову! – Марина решительно чикнула ножницами.

– Причем радикально! – подхватила Бася. – А давай, – она на минуту задумалась и вдруг решила: – Огненно-рыжий! Как «Пятый элемент»! Менять так менять! И голову, и жизнь!

– Ты точно решила? Так радикально…

– Приступай без лишних рассуждений! – отрезала Бася.

– Ну ладно, – вздохнула Марина. – Как скажешь, не плачь потом…

Через два часа Бася получила «новую голову», взглянула в зеркало и остолбенела – довольно необычные ощущения: на нее смотрела апельсиново-яркая девица с короткой стрижкой. В комплекте с голубыми глазами вроде выглядело неплохо.

Минусы – Басин гламур явно ушел в минус. Вот просто весь вышел. Плюс – она потеряла где-то лет десять. Молодило – это факт.

Бася быстро оценила минусы и плюсы, но так и не поняла, в чью пользу счет. Похоже, с жаждой перемен она погорячилась…

– Ну? – нервно спросила Марина. – Не убьешь?

– Живи пока! – рассмеялась Бася. – Как ты думаешь, какая жизнь может быть у женщины с такой головой?

– Яркая, – робко предположила Марина.

И Бася устремилась навстречу новой яркой жизни…

* * *

Сев в машину, она задумалась: куда податься одинокой женщине? Домой возвращаться не хотелось. Может, шопинг в качестве верного средства для снятия стресса? Собиралась же она на днях купить вечернее платье к Новому году! Конечно, платье представляло ценность именно потому, что в праздничный вечер его должен был увидеть Эд, а теперь, когда намечается Новый год в одиночестве и слезы под елкой, необходимость в нем вроде отпала. Хотя почему, собственно? Плакать в одиночестве – так хоть красивой! Вот пойдет сейчас – и купит платье! Будет несчастная, но красивая!

В дорогом бутике Бася перемерила несколько нарядов и наконец остановилась на очень изысканном платье от известного дизайнера. «К нему отлично подойдет нитка любимого жемчуга», – с удовлетворением отметила она.

В таком платье будет, пожалуй, приятнее заходиться в рыданиях новогодним вечером! Платье правильное – выгодно подает ее и облегает, будто обнимает, не выпячивая, а подчеркивая то, что хочется подчеркнуть!

Вот не сдаст она рукопись в январе, и закончатся брендовые шмотки от Армани! Придется ходить в изделиях фабрики «Славяночка», бывшая «Большевичка».

– Ваш мужчина будет поражен! – зачем-то сказала идиотка-продавщица, упаковывая наряд.

«Какая грубая дешевая лесть, – сморщилась Бася, – уволить бы тебя, милочка, за такой сервис. Ладно, прощаю…»

Она притормозила неподалеку от дома и зашла в ресторан пообедать. Есть, впрочем, не хотелось, даже любимые фруктовые пирожные не радовали.

Она сидела у окна, разглядывая проспект, украшенный к празднику.

Шел снег. Почему-то вспомнилось, как в этом самом ресторане они когда-то ужинали с Эдом, и в чашку с кофе упала слеза…

* * *

В парадном Бася вытащила из почтового ящика конверт. Адрес отправителя не значился.

Бася задумалась – открывать или нет? Кто его знает, вдруг какая-нибудь вражина применила бактериологическое оружие? Бася, значит, хвать лапкой листок, а его заботливо обработали спорами чумы или еще какой-нибудь пакости. Рассылали же в Америке подобные «письма счастья»!

После минутного раздумья она махнула рукой на безопасность – один черт, жизнь не радует – и разорвала конверт.

В письме оказался вырванный из какого-то журнала листок с Басиной фотографией. Соль была в том, что на снимке кто-то выколол ей глаза. Аккуратненько так продырявил, иголкой, наверное.

Больше в конверте ничего не оказалось.

Послание изрядно опечалило Басю. Неприятно. Очень даже неприятно. Мысли нехорошие сразу возникли: мол, а что будет завтра? Вымажут ей дверь дерьмом?!

Еще с порога она услышала, как заливается телефон. Прямо в сапогах побежала к аппарату и, запыхавшись, схватила трубку.

– Ха-ха, – гнусно рассмеялся хорошо знакомый металлический голос. – Ну как ты там?

– Слушай, оставь меня в покое!

– Ага! Нервничаешь! – обрадовался голос.

– Это ты мне всякую гадость посылаешь?

– Погоди, то ли еще будет! Ты это… По улицам ходи осторожно!

– А то что?

– Не ровен час – плеснут серной кислотой в рожу!

Смешок, и короткие гудки…

Что делать? Поменять телефон? Заявить в милицию, пусть вычислят этого доморощенного маньяка? Сейчас у нее и сил нет куда-то звонить, заявлять, заниматься этим…

Странно все-таки – вот живешь, ничего плохого никому не делаешь, не так чтобы строго следуешь христианским заповедям, но точно не подличаешь, не воруешь, а при этом тебя все равно кто-то ненавидит!

«Хотя так ли ты безгрешна? – остановила саму себя Бася. – Прелюбодействовала, матушка, имеешь грех… Но неужели за невинные женские слабости так уж сразу нужно наказывать серной кислотой в морду? Сурово и несправедливо!»

А тварь своего, между прочим, добилась – настроение, которое Бася так отчаянно пыталась поднять, стремительно ухудшалось, как говорят в физике, стремилось к нулю.

Прошлое разбито неверным любовником, в настоящем – протекающая крыша, а будущее пугает своей неопределенностью и мрачными перспективами!

Кстати, о будущем и мрачных перспективах. А не пойти ли к оракулу? Попытать о будущем, разогнать туман, прояснить разные непонятности?

Тем более что далеко ходить не придется. Персональная гадалка имеется, можно сказать, прямо под боком – в соседней квартире.

Глава 4

Дышите глубже, вы взволнованы!

В старом доме на Мойке, где проживала Барбара, на лестничной клетке располагались две квартиры – Басина и профессора психиатрии Павла Петровича Дубровского. С ним проживали внук Павел и дальняя родственница Наина, дама весьма средних лет и весомых достоинств, как в смысле габаритов, так и широты души. Не имея собственной семьи, Наина опекала профессора, а заодно Павлика и вела домашнее хозяйство Дубровских, поскольку после смерти супруги профессор остался один.

В прошлом Наина была швеей, и, видимо, довольно успешной, поскольку и сейчас к ней обращались старые клиентки, однако главный ее талант составляло умение гадать на картах.

К услугам Наины Бася обращалась неоднократно и убедилась, что многие предсказания на самом деле сбывались, то есть врала Наина примерно через раз.

Например, в свое время она предупредила Басю, что ее связь с профессорским внуком плохо закончится: «Баська, шельма ты этакая, и карты бросать не надо, чтобы понять – не к добру ты с мальчишкой закрутила… Поиграешь и бросишь, а ему страдать!» И вот надо же – так и вышло.

И про Эда Наина предупреждала: «Из-за этого брюнета тебе плакать придется!» И вот, пожалуйста, плачет, прямо заливается! Как в воду тетка глядела!

Увидев Басю, Наина охнула:

– Это что, теперь так носят?

Басина новая апельсиновая голова явно произвела на Наину впечатление.

– Нравится?

Бася кокетливо пригладила волосы.

– Экстравагантно! – фыркнула большая, грузная Наина и прищурила черные, всегда насмешливые глаза.