Хроника одного побега

Оставшись один, Сармини закрыл ноутбук, забросил за голову руки и мечтательно посмотрел в потолок.

Данилу и Камиллу вели по лестницам бывшего полицейского управления. Охранники шли позади пленников и о чем-то тихо переговаривались.

– Может, обойдется? – шепнула женщина.

– Хотелось бы, – успел ответить Данила.

Конвоиры и конвоируемые спустились на площадку ниже. В коридоре у открытой двери одного из многочисленных кабинетов стоял на широко расставленных ногах Хусейн. Он курил, прикрыв огонек неплотно сжатым кулаком. Рядом с ним расположились еще четверо повстанцев. Запах, похожий на дым от паленой тряпки, не оставлял сомнений в том, что курят они не табак.

На губах Диба при виде русских пленников появилась нехорошая улыбка. Он быстро вышел на площадку и загородил дорогу.

– Куда? – по-арабски развязно спросил он. – А ну, поворачивай!

Камилла взвизгнула, когда двое боевиков схватили ее под руки. Данила рванулся к ней, но его тут же скрутили.

– В кабинет их! – приказал Хусейн.

Приказ тут же исполнили. Теперь шесть боевиков и их командир разглядывали русскую тележурналистку. Двое из них держали Данилу, заломив ему руки за спину.

– Ненавижу, – произнес Хусейн и хохотнул. – Чего вам этот очкарик наговорил? То-то я смотрю, вы повеселели.

– Не трогай меня! – выкрикнула Камилла, когда Диб протянул к ней руку.

– Это еще почему? – удивился Хусейн.

– Отойди. Отпустите его! – От волнения Бартеньева заговорила по-русски, но Диб и по тону понимал, о чем идет речь.

– Вы шпионы Асада, – убежденно произнес командир. – И сейчас в этом сознаетесь на камеру. Ясно?

– Мы не будем себя оговаривать! – прокричал Данила, пытаясь вырваться, но держали его крепко.

– Это мы сейчас посмотрим, – проговорил Хусейн и принялся вместе с подручными срывать с Камиллы одежду.

Женщина извивалась, умудрилась даже укусить Диба за руку, но обкуренного командира это только распаляло. Через минуту она уже была в одном белье.

– Сволочи, – рвался из рук бандов Ключников.

– Попридержи язык, – посоветовал Диб. – Его можно и отрезать, если надоест твое нытье. Вы шпионы, и я могу сделать с вами все, что захочу. Мои бойцы воюют за веру, им нужно развлечение. А у тебя есть красивая женщина. От нее не убудет, если мои парни поимеют ее.

– Вы не мусульмане! Настоящие мусульмане не могут себе такого позволить, – крикнул Данила, пытаясь хотя бы воззвать к религиозным чувствам, все же боевики исправно молились в положенное для молитв время.

– Тут ты ошибаешься. Наш шейх издал фетву, что воины джихада могут насиловать женщин-христианок и даже неверно исповедующих ислам – алавиток и шииток. Они – наша законная добыча воинов. Так что заткнись. Если хотите остановить изнасилование, то согласитесь признать на камеру свою вину.

– Нам не в чем сознаваться!

– Как хочешь.

Двое боевиков схватили Камиллу, нагнули ее, бросили грудью на стол. Третий расстегнул брюки, стал сзади и начал неторопливо мастурбировать. У Камиллы уже не было сил кричать, она лишь дергалась. Ей не давали поднять голову, и она только могла по сопению боевика догадываться, что происходит у нее за спиной.

Боевик уже возбудился, звонко хлопнул Камиллу по голой ноге и потянулся, чтобы сорвать с нее белье. Бартеньева пронзительно завизжала. Данила рванулся вперед, они упали все трое – и он, и те, кто держал его. Ключников вскочил первым, ненависть придала ему силы. Он ногой врезал боевику в пах, тот с проклятиями согнулся пополам. Но это оказалось единственной победой оператора. Хусейн был куда проворнее. Он с размаху ударил Данилу по почкам, и у того мгновенно потемнело в глазах. Оператор рухнул на пол. Ему казалось, что раскаленная арматура мало того что вонзилась ему в поясницу, так еще и проворачивается в теле.

Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял взбешенный Сармини с пистолетом в руке. Выстрела в воздух хватило, чтобы Хусейн не нанес удара ногой по корчившемуся Даниле.

– Остановиться! Отпустить ее! – закричал Сабах, грозно сверкая очками.

Боевики неохотно освободили Камиллу, она стояла у стола, то и дело пыталась прикрыть наготу руками, но ее узких ладоней на это явно не хватало.

– Все вон! – прокричал Сабах, размахивая пистолетом.

– Сабах, чего ты разошелся? – примирительно начал Хусейн. – Воины устали, им надо развлечение.

– Выйдем, поговорим, – предложил Сармини. – Я скоро вернусь, – бросил он Камилле.

Данила его не слышал, пронзительная боль всецело завладела его телом, парализовав зрение и слух. Боевики вместе с Сармини и Дибом вышли в коридор. Дверь закрылась. Камилла бросилась перед Данилой на колени:

– Что с тобой?

– Боль. Невыносимая боль, – прошептал Ключников, открывая глаза. – Где они все?

– Сабах их ненадолго увел. Обещал вернуться.

– Оденься. – Превозмогая себя, Данила сел, придерживаясь за спинку стула, с трудом поднялся на ноги.

Бартеньева стала торопливо одеваться, словно одежда могла ее защитить от следующей попытки изнасилования. Из коридора доносился разговор на повышенных тонах. Взгляд Бартеньевой зацепился за письменный стол, она уперлась в его кант, стала толкать к двери.

– Ты что делаешь?

– Надо забаррикадироваться, – уверенно произнесла женщина.

– А дальше что? – прозвучал закономерный вопрос.

– Я не могу больше, помоги, – ноги Камиллы скользили по полу, стол не хотел двигаться.

В коридоре раздались два выстрела, и стало тихо. Вскоре в кабинет зашел Сармини, тут же прикрыл за собой дверь. Присмиревшие русские журналисты с надеждой смотрели на него.

– Я никого не убил. Просто тут так принято спорить – с криками и стрельбой. Быстрее доходит, – Сабах сунул еще дымящийся пистолет в карман.

– Жаль. Бородача стоило бы пристрелить, – кривя губы от боли, произнес Данила и опустился на стул.

– Иногда и мне так кажется. Он не умеет налаживать отношения с людьми. Хороших новостей у меня для вас нет. Вы же видите, какой здесь контингент. Мне далеко не всегда удается удерживать людей под контролем. Вам еще повезло, что я услышал крики и вовремя прибежал. Они в самом деле свято верят, что фатва шейха позволяет им насиловать. У меня для вас совет, соглашайтесь. Вы же не спецагенты, не воины, вы – журналисты, мирные, штатские люди. Почему вы должны держаться до самого конца?

– Почему мы должны себя оговаривать? – спросила Бартеньева.

– А это вы у Хусейна спросите! Он вбил себе в голову, что вы агенты Асада. И с этим уже никто ничего не может поделать.

– Допустим, мы скажем на камеру то, что хочет ваш Хусейн Диб. Но где гарантии, что после этого нас не расстреляют как шпионов?

Сармини позволил себе улыбнуться.

– Он дурак, но не идиот. Он хочет получить за вас выкуп. Хусейн ошибся, захватив вас в плен, и теперь не желает признавать ошибку. У него только один путь более-менее приемлемого решения возникшей проблемы. Единственный шанс сохранить лицо. Сделать из вас шпионов, а затем взять за вас выкуп.

– Неужели все так плохо? – спросила Камилла.

– Единственное, чего я от него добился, – это оставить вас в покое, после того как вы сделаете признание на камеру. На то, чтобы вас уговорить, у меня еще осталось, – Сабах взглянул на часы, – пять минут. Вот и все. Не согласитесь, и я уже не смогу их остановить. Решать вам.

Камилла в деталях представила себе, что произойдет. И поняла, что не переживет этого, даже если останется в живых. Она вопросительно взглянула на Данилу.

– Только не делай этого из-за меня, – сказала женщина.

– Придется согласиться, – произнес мужчина, опуская голову.

– Наконец-то, – вздохнул Сармини. – С вами все же легче, чем с ними, кивнул он на дверь. Я даже помогу вам составить текст признания. Потому что Хусейн не сможет толком объяснить, чего он хочет. А я уже привык понимать его желания.

– Это обязательно? – спросила Камилла.

Взгляд Сармини стал жестким:

– Если вы хотите остаться в живых, то – да.

Около часа ушло на то, чтобы Сабах составил текст признания. Вначале спорили о главном, потом о мелочах, которые по большому счету ничего не меняли. Наконец на штативе была установлена камера. Загорелась индикаторная лампочка. Данила с Камиллой рядом сидели на стульях.

– …мы перед лицом неопровержимых доказательств, – говорила Бартеньева, – вынуждены признаться…

Она произносила слова, в которых не было и капли правды, при этом стоявший рядом Сармини следил за тем, чтобы признание выглядело достоверным. Бартеньева утешала себя лишь тем, что сложила крестиком указательный и средний палец. Так делают дети, когда врут. Она то и дело подносила ладонь к лицу и надеялась, что кто-нибудь потом, когда будет смотреть запись, заметит этот наивный жест, поймет, что все произнесенное – ложь. Поговорка не врет, утопающий и в самом деле цепляется за соломинку.

Глава 4

Единственной светлой стороной тюрьмы в Абу-эд-Духуре было то, что здесь практически не существовало строгого распорядка дня. Единственным исключением из этого отсутствия правил являлось то, что пленников после вечерней молитвы загоняли в камеры и запирали на ночь. А вот утром – с рассветом, камеры отпирали, и делай что хочешь. Конечно, на отведенной для этого территории.

Лязгнул засов. Охранник даже не удосужился заглянуть в камеру к Ключникову. Данила вышел в коридор, который понемногу наполнялся узниками. Он постучал в железную дверь к Камилле. Никто ему не ответил. Приоткрыв дверь, Ключников заглянул внутрь. Женщина сидела на тюфяке, закрыв лицо руками.

– Это я, – негромко сказал оператор.

Бартеньева вздрогнула, но ладоней от лица не оторвала. Данила присел перед ней на корточки, взял за запястья, отвел ладони от лица. Камилла тут же зажмурилась и отвернулась.

– Что с тобой? – спросил он.

– Мне стыдно смотреть тебе в глаза, – прошептала Бартеньева.

– Ты ничего такого не сделала, за что можно стыдиться, – не слишком уверенно проговорил Данила.

– Вчерашний день многое изменил во мне. Давай не будем об этом. Я хочу побыть одна.

– Так не пойдет. Ты будешь сидеть, думать, накручивать себя. Ты же классический интроверт. Тебя нельзя оставлять одну.

Ключников силой поднял женщину. Камилла стояла, рассеянно глядя перед собой. Данила взял в охапку тюфяк. Вместе они вышли на улицу. Охранник уже раздавал завтрак – черствые пшеничные лаваши и чай. Свободным в тени оставалось только одно место – под стеной, рядом с французским инженером. Он был не против, чтобы русские устроились неподалеку. Инженер рвал лепешку, макал ее в чай и неторопливо рассасывал, растягивая удовольствие.

– Как дела? – поинтересовался он.

– Спасибо, неплохо, – дежурной фразой ответил Данила.

Камилла молча грызла свой лаваш.

– Вас ночью куда-то водили? – спросил француз. – Выбивали выкуп?

Даниле не очень-то хотелось обсуждать эту тему, и так на душе было муторно. Теперь при свете дня, когда стресс после попытки изнасиловать Бартеньеву всем бандитским отрядом отошел на второй план, сказанное на камеру казалось ужасным. За такие признания, будь они правдой, расстрел был бы вполне справедливым наказанием.

– Что-то вроде этого, – расплывчато ответил он.

– Будем надеяться, что у нас все будет хорошо, – пообещал француз. – Мне эта тюрьма в каком-то смысле пошла на пользу.

– Каким образом? – Камилла наконец-то хоть чем-то заинтересовалась.

– Узнал, что моя жена полная мразь, – без тени сожаления в голосе признался француз. – Она отказалась за меня платить, хотя деньги есть. Если выберусь отсюда, подам на развод, суд в такой ситуации ей ничего из моего имущества не оставит.

– Есть другие варианты получения выкупа? – спросил Данила.

– Остается работодатель. Зря я, что ли, на фирму двадцать пять лет ишачил?

Стальные ворота открылись. Во двор вкатил «Лендровер» Сармини. Сабах сам сидел за рулем. Он посигналил, сгоняя с насиженных мест группку пленных арабов, после чего загнал машину в освободившуюся тень у самой стены. Прихватив с собой раскладной походный стульчик, он направился прямиком к французу. Поддернул брюки и сел напротив, саквояж поставил рядом. Смотрел слегка насмешливо сквозь поблескивающие стекла очков.

– Они согласились за меня заплатить? – не выдержал француз.

– Есть плохая новость. Ваша фирма отказалась от вас. Никто не любит расставаться с деньгами.

– И это после того, что я для них сделал? – Инженер стал впадать в прострацию.

– Но есть и хорошая, – рассмеялся Сабах. – Ваш страховщик согласен заплатить за вас. Как только к нам поступят деньги, вы будете свободны.

– Страховщик? – не понял француз.

Сармини доходчиво объяснил ему интерес страховщика к тому, чтобы сохранить своему клиенту жизнь. Инженер буквально залучился от счастья.

– Я бы до такого не додумался. Жена отказалась, дети, работодатель. А тут вдруг – страховщик. Вы финансовый гений.

– Поздравляю, – ухмыльнулся Сабах. – Приятно слышать в свой адрес комплименты. – Сказав это, он повернулся к русским: – А вот с вами возникли проблемы. Телеканал, на который вы работаете, отказывается за вас платить. Причем не просто отказывается.

Данила и журналистка нервно жались друг к другу.

– До владельца я еще не дошел, но генеральный продюсер послал меня прямым текстом. Это плохо, очень плохо. Примерно такая же ситуация с вашим британским продюсером. Вот только англичане словесно оформили все более культурно, но с тем же результатом – иди, мол, подальше. Кто еще может за вас заплатить два миллиона? Напрягите память, это в ваших интересах.

– Два миллиона? – изумился Данила.

– Журналисты дорогой товар. Особенно если они одновременно и шпионы.

– Мы не стоим таких денег, – нервно проговорил Ключников. – Никто за нас столько не заплатит. Еще двести, триста тысяч – это реальная цифра.

– Вы недооцениваете себя, – губы Сармини кривились. – Напрягайте память.

– За нас не станут платить такие огромные деньги. Уменьшите выкуп, – попросила Камилла. – Намного уменьшите.

– Не продавать же мне вас в рабство бедуинам, – не теряя оптимизма, произнес Сармини. – Так работать – это работать себе в убыток. Я упрощу задачу. Среди ваших знакомых есть такие, кто располагает миллионами? Скажем, ваш знакомый, с которым вы связывались по скайпу этой ночью? Он человек не бедный. Я учился в Москве и знаю, сколько может стоить квартира-сталинка, где спальня размером с небольшой спортзал. Его, кажется, зовут Виктор Павлович, и он далеко не последний человек в России, даже депутат парламента.

– Из него вы денег не выбьете, – убежденно произнес Данила.

– Мы бьем только тех, из кого можно что-то выбить. Остальных или не трогаем, или убиваем, – взгляд Сармини стал жестким. – У него есть такие деньги?

– Есть, но…

– Не надо меня недооценивать, – Сабах достал из саквояжа планшетник. – Диктуйте никнейм его скайпа, номер мобильника. Я попробую.

Данила продиктовал. Камилла морщила лоб, потом все же решилась спросить:

– Насчет фетвы, разрешающей насиловать немусульманок, это правда?

– Видите, вы не теряете надежды отсюда выбраться, раз в вас проснулась профессиональная журналистка. Насчет фетвы – чистая правда.

– И как это соотносится с законами шариата?

– Зря вы так насмешливо говорите о законах шариата. Они значительно справедливее тех законов, по которым живете вы. Ваши правители могут сто раз переписывать и конституцию, и законы под себя. А в мусульманском мире даже абсолютный монарх не может изменить в законах шариата ни единого слова. Они священны, их дал Аллах через своего пророка Мухаммеда. Я доходчиво вам объяснил?

Странно, но на этот пассаж Камилла не нашлась, что возразить.

Планшетник Сабах уже не прятал в саквояже. Сармини пошел вдоль сидевших на земле пленников, сверяя лица со своей виртуальной картотекой.

Камилла тяжело вздохнула:

– У нас нет шансов выпутаться из этой истории.

– Шанс всегда есть.

– Но не у нас. Зря мы оговорили себя. Нас это не спасет. Признайся, ты сделал это ради меня? Я не хочу услышать – «да».

– Наши ночные признания не были напрасными. Я оттягиваю время. Единственное, что может нас спасти, – это побег.

– Но как?

– Надо думать.

Сармини тем временем был занят странным на первый взгляд делом. Он выводил в центр двора людей. Ставил их двумя группками. Всего вывел пять человек. Среди них выделялся антиохийский священник в пыльных черных одеяниях. Он стоял, щурился на еще низкое солнце и беззвучно шевелил губами, скорее всего, молился.

– Всем прекратить разговоры и слушать! – крикнул Сармини, рядом с ним уже появились вооруженные автоматами боевики. – Перед вами пример того, какой может быть ваша дальнейшая судьба, – обращался он ко всем пленникам сразу. – Вы все – наши враги, и за это должны расплатиться с нами, – теми, кто воюет за освобождение Сирии. Одни из вас поняли это, раскаялись, сотрудничают с нами, их родные и друзья находят деньги для выкупа. За этих двоих уже заплатили, – Сабах показал на священника и стоящего рядом с ним бедуина. – Они сегодня же выйдут на свободу. А эти трое не сумели или не захотели найти деньги, – он указал на трех арабов, стоявших с опущенными головами. – И они сейчас будут казнены. Выбирайте свою судьбу.

Двое боевиков схватили старика-араба, потащили его и поставили лицом к стене. Затем отошли и вскинули стволы. Грохотнули короткие очереди. Пули врезались в стену, сбивая штукатурку. Старик дернулся и упал на пыльную землю. Боевики потащили на казнь следующего несчастного. Пленники, сидевшие у стены, притихли. Каждый из них думал о своей судьбе.

И тут оставшийся стоять в одиночестве молодой араб побежал. Даниле с Камиллой сперва показалось, что это просто от отчаяния и безысходности. Куда убежишь с окруженного высокой каменной стеной двора? Но юноша, за которого не нашлось, кому заплатить, знал на что рассчитывал. Шансов спастись у него было немного, но это были реальные шансы. С разбегу он запрыгнул на капот стоявшего в тени стены «Лендровера». Еще прыжок – и он очутился на крыше машины. Проворный юноша оттолкнулся ногой от пулемета и вскарабкался на стену. Всего метра четыре теперь отделяли его от криво нависавшей бетонной плиты разбомбленного завода. Высота такая, что сорвешься – разобьешься насмерть. И все же он, не раздумывая, прыгнул. Ему улыбнулось счастье, одной рукой он уцепился за выступавшую из треснутого бетона арматуру. Уцепился и повис.

Один из боевиков вскинул автомат – цель была легкой. Но Сармини почему-то отдал приказ:

– Не стрелять.

Сабах стоял и щурился на раскачивающегося под плитой юношу. Пленники, затаив дыхание, следили за беглецом, желая ему удачи. Даже антиохийский священник перестал молиться. Юноша обернулся и затравленно посмотрел на бандитов. Потом немного подтянулся на одной руке, качнулся и забросил на плиту ногу.

– Давай же, давай, – прошептала Камилла.

– Ему повезет, – Данила переводил взгляд то на беглеца, то на вскинутый ствол автомата.

Боевик только и ждал, когда Сармини даст ему отмашку на выстрел. А тот почему-то медлил. Смельчак вскочил на ноги, быстренько показал своим палачам непристойный жест и побежал в глубь разрушенного здания. Его силуэт мелькал между колонн. Парень бежал изо всех сил, чувствуя на своей спине прицел автомата. Ему страстно хотелось упасть, затаиться, но он знал: только быстрые ноги смогут его спасти. Беглец не заметил натянутой между двумя колоннами на высоте сантиметров в пятьдесят тонкой рыболовной лески. Он зацепил ее ногой. Кольцо с разогнутыми усиками вырвалось из запала. Чека кувыркнулась в воздухе. Хлопушкой отозвался капсюль. Юноша даже не успел понять, что произошло. Громыхнул взрыв. Десятки осколков вспороли его тело. Кровь брызнула на бетон.

У пленников, следивших за побегом, синхронно вырвался крик. Пыль, поднятая взрывом, медленно рассеивалась, ее тащил за собой легкий ветерок. У людей еще оставалась надежда, что беглец жив. Но вскоре ее не осталось. Из рассеявшегося дыма показалась безжизненно свисающая рука с оторванными пальцами. Сармини издал победный крик.

– Вокруг все заминировано. Запомните это. У вас есть только один шанс спасти свою жизнь – заплатить выкуп. Даже выбравшись за стену ограды, вы обречены, – Сабах сделал несколько шагов к машине.

Араб, обреченный на смерть, о котором временно забыли, маленькими шажками отходил в сторону, к другим пленникам, надеясь затеряться среди них. Но от него отходили, как от прокаженного. Сармини хлопнул себя ладонью по лбу и бросил боевикам:

– Чего ждете? Его же пристрелить надо.

Данила вскочил, рванулся вперед. Сухо затрещали автоматы.

Камилла спрятала лицо в ладонях. Ключников не добежал, он внезапно замер, побледнел, схватился за бок и медленно осел на землю, упал спиной в пыль, широко раскинув руки. Его остекленевшие, широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в яркое солнечное небо.

– Вы убили его! – закричала Камилла, бросаясь к Даниле.

Сармини обернулся на крик, вскинул брови. Попасть в русского никто из боевиков вроде бы не мог, стреляли они в другую сторону. Доказательством этому являлся мертвый араб, из простреленной головы которого струйкой вытекала густая кровь. Но факт оставался фактом – распростертый на земле Ключников не подавал признаков жизни. Камилла склонилась над ним, приподняла голову.

– Даник, Даник… – причитала она.

Когда Сабах оказался рядом, женщина вскочила и набросилась на него, расцарапала ему лицо. Подоспевшие боевики оттащили ее.

– Убийцы! – закричала Бартеньева.

Сармини наклонился, видимых ран на теле у Данилы не было. Вот только лицо выглядело неестественно белым. Он приложил пальцы к артерии на шее, ощутил еле различимое, затухающее биение.

– Да никто в него не стрелял. Врач среди вас есть?! – выкрикнул он, обводя взглядом пленников.

Ответ мог бы дать и планшетник с базой данных, но Сармини забыл о нем. Он струхнул, терять выкуп за журналиста и получать проблемы из-за его гибели не хотелось. Он верил, что сможет выбить за него хорошие деньги. На этот счет кое-какой план в его голове уже сложился.

– Есть врач?!

Немолодой лысеющий мужчина уже поднялся возле стены и, прихрамывая, заспешил к Ключникову.

– Ты врач? – засомневался Сармини. – Ты же говорил, что уличный торговец.

– Поэтому и не хотел сразу признаваться, – произнес мужчина-араб и склонился над Данилой. – Аптечку принесите.

Он несколько раз надавил на ребра. Стал делать искусственное дыхание. Сармини метнулся к джипу, принес аптечку. Камиллу отпустили, она уже вела себя смирно.

– Значит, в него не стреляли? – тихо спрашивала она, но никто ей не отвечал.

Наконец Ключников дернулся, шумно вдохнул. Врач для надежности раздавил ампулу с нашатырным спиртом, сунул Ключникову салфетку под нос, придерживая голову ладонью. Данила открыл глаза. Он обвел стоявших возле него людей непонимающим взглядом.

– Где я? – спросил он так, словно только что родился на свет.

Облечь ответ в короткую доходчивую фразу никто не решился.

– Я здесь! – Бартеньева бросилась к своему оператору.

– А… Камилла… – тихо проговорил Данила, и по его взгляду стало ясно, что память уже возвращается к нему.

Врач поднялся с колен, вытер вспотевший лоб.

– Что с ним? – строго спросил Сармини.

– Не знаю. Смотреть надо.

– А ты какой специальности врач?

– Универсал, – принялся вновь «шифроваться» медик, который в прошлом был военным врачом, а потому и не хотел в этом признаваться. – Похоже на болевой шок, – добавил он.

– Его вчера били по почкам, – напомнила Камилла.

– Надо смотреть, – повторил медик.

– Какой смысл в осмотре? – проговорил Данила. – Разве он что-нибудь изменит?

Внимание людей переключается очень быстро, особенно если их окружает то, о чем не хочется думать. Пленники уже «забыли» о расстрелянных, появилось новое зрелище. Ключников лежал на соломенном тюфяке лицом вниз. Медик задрал ему рубашку и тут же обнаружил на спине шрам, оставленный операцией.

– Вам пересаживали почку? – сразу определил он.

– Четыре года тому назад, – ответил оператор.

– Почему ты мне никогда об этом не говорил? – изумилась Камилла.

– А затем, чтобы ты позволяла мне изредка выпивать, – нашел он в себе силы пошутить. – К тому же я не мог ждать, пока мне пересадят почку в России, пришлось делать это полулегально в Индии. Да и произошло это еще до нашего знакомства.

Врач принялся легонько простукивать спину Ключникову. Он ударял двумя пальцами по прижатой ладони. О реакции Данилы следил по тому, как он морщится.

– Вот так больнее всего? – легонько ударив, спросил он.

Данила снова побледнел.

– Будто прут раскаленный всадили.

– Все ясно, – сказал медик.

– Что именно? Это опасно для жизни? – уточнил Сармини, ему не хотелось терять деньги за возможный выкуп.