Несбывшееся (сборник)

Солдаты ловко перебросили с катера на доски брезентовые вещевые мешки цвета хаки с привязанными на ремешках скатками шинелей, бережно сложили чехлы с автоматами «АК» (об этом уже доложили старшие мальчишки, не сомневающиеся, что так аккуратно в тёмно-зелёный брезент укладываются только автоматы Калашникова), выгрузили деревянные ящики с патронами и, видимо, с пиротехникой и взрывпакетами, потому как к имуществу тут же приставили военного, небольшого роста в начищенных яловых сапогах, в новых брюках-галифе и укороченной по последней армейской моде гимнастёрке. На голове пилотка, тоже новая, с ярко-красной звёздочкой. Двое солдат ловко подхватили под мышки военного в плаще, поставили на причал. Тот снял плащ, одёрнул шерстяную гимнастёрку с погонами лейтенанта и, чётко ступая, подошёл к Константину, приняв его за старшего. Доложил, негромко, но с характерной для военных артикуляцией:

– Отделение комендантского взвода прибыло для проведения военно-спортивной игры «Зарница». Старший группы – помощник начальника политотдела дивизии по работе с комсомолом лейтенант Гущин, – помолчал, добавил уже неофициально: – Лев.

– Старший пионервожатый, замдиректора пионерлагеря Константин Смирнов. С прибытием, товарищи военные, мы вас ждали! Пока пища горячая, прошу пройти сразу в столовую. А потом мы разместим вас на жительство…

– Служил? – сразу спросил офицер. – Можно на «ты»?

– Естественно, – сказал Костя, – замкомвзвода, три года на границе…

– Уважаю ваш службу, рад знакомству, три года – почти военное училище окончил, – лейтенант не скрывал своего расположения к вожатому, – а сыты мы по горло, нас так на рыбзаводе накормили, с собой дали упаковок, еле до катера добрели…

– Хорошо, идёмте к месту вашего проживания, – Костя так радовался прибытию военных, что это было видно по его лицу. – В доме два входа, с торцов, по четыре койки с каждой стороны, вода, нагреватели, туалет, правда, с выходом на море, но вещь удобная и чистая, привыкнете… Вы надолго, товарищ лейтенант?

– Как только, так сразу… – заулыбался офицер. – До особой команды на вашу радиостанцию. У вас, мне передал командир, сложности с квартирантами-соседями, придётся наводить порядок. А заодно обучим пионеров воинским премудростям, даже постреляем, разрешили небольшой тир оборудовать. Да и для нашей страховки это полезно… Вот так, товарищ старший пионервожатый. А я любил мальчишкой отдыхать в пионерлагерях. Кость, тяжёлое время было, помнишь, долго раны залечивали после войны, только в пионерлагерях и отъедались, честно-то говоря. А у нас ещё и со спортивным уклоном отдых был, поэтому кормили, как на убой. И лишь в конце смены пацаны стали недоедать порции, просили поменьше класть, чтобы не оставалось на тарелках: не могли себе простить, чтобы гречневую кашу выбрасывать… – Лейтенант шёл по сыпучему песку, который шуршал под его хромовыми сапогами, плащ перекинул через плечо, помогал солдатам, таща за лямки, кроме своего, ещё два вещмешка.

У финского дома стояли директор и завхоз, смотрели на приближающихся военных. Костя успел шепнуть офицеру, кто здесь главный, опять пошли представления, знакомства, наконец, разделив солдат по количеству четыре и один да плюс офицер, зашли с двух сторон в одноэтажное, довольно просторное помещение. Оружие и боекомплект к нему, взрывпакеты и пиротехнику командир приказал сложить на своей половине дома, попросил у Степана Петровича амбарный замок и проушины. Завхоз пообещал в течении пары часов оборудовать хороший «схрон», добавил:

– Хотите, собаку поселим с вами, точно уж никто не войдёт!

Когда улеглась первая колготня и солдаты с разрешения командира разобрали кровати и устроились на «длинный тихий час» (ночь они фактически не спали, спешили к утру прибыть в пионерлагерь), директор взял офицера за локоть и повёл к бухточке, напротив фактории. Они сначала стояли на ветру, потом спрятались за мысок, ходили по песку не меньше часа, только вдвоём, говорил в основном директор, офицер молчал, слушал, потом что-то чертил палкой на земле, затирал подошвой сапога нарисованное или написанное и снова превращался в инструктируемого.

Завхоз и старший вожатый вернулись к первому корпусу, к ним подходили вожатые, получали от Константина задания, Степан Петрович проинструктировал дежурный отряд по наведению порядка на территории, сказал, что через час, у склада, вручит им инструменты для починки забора. Как-то незаметно подошёл директор, сразу сказал:

– Я уложил и Льва спать, они всё время были в дороге. Ай, молодцы, ребята, так оперативно сработали! Он всё понял, о вчерашнем инциденте я ему тоже рассказал в подробностях (до Кости даже не дошло, о чём идёт речь, хотя мужчины характерно переглянулись). Решили так: на ночь они будут выставлять два поста с холостыми (так решили обозначить боеприпасы) патронами. Они сами знают, как, что и где надо делать, служат в комендантском взводе, это главная часть их военной жизни. Строго между нами: кроме игры «Зарница» никто не должен знать об их второй цели, никто. Кость, сделай Льву выдержки из плана работы по военно-патриотическому воспитанию. Это первое. Второе: распиши в подробностях, как мы представляем подготовку и саму игру. На основании этого он подготовит план обучения ребят в отрядах, свяжется с медиками по оказанию первой медпомощи, в общем, сдаст нам график занятий по дням и даже часам, будем только следить за его исполнением… Самое разумное – игру провести с субботы на воскресенье, в два дня, когда грянет всесоюзный праздник – День рыбака. Мы завершим его салютом: не зря же они и пиротехнику с собой привезли. Вот так, други мои!

Директор остался доволен происходящими событиями, а главное, он знал: дети в безопасности, ночью магазины «АК» будут иметь боевые патроны. Всё законно сделано, комар носа не подточит: солдаты привезли оружие, пиротехнику, взрывпакеты, это хозяйство надо охранять, поэтому и военные взяты из комендантского взвода, в этом и есть их основная функция. «Ах, Кузгинов, вот, голова, ну, мудр, генерал… – не раз выговаривал Виктор Сергеевич, – вечный должник теперь я перед ним! Не жалко, ничего не жалко, только бы за детей было спокойно».

* * *

Связь с заводом по рации состоялась быстрая и надёжная, Виктор Сергеевич просил оператора передать слова благодарности директору за то, что встретили, накормили и оперативно переправили военных в пионерлагерь. Просил выделить двух плотников на постройку забора, больше людей не надо, сказал, что старших ребят станем приучать к труду. А вот заготовить тёс, брус и краску – большая необходимость, объёмы передаст завхоз в следующий сеанс связи. По срокам просил не тянуть, через пару дней ждёт исполнения. Если выйдет на связь оператор от генерала Кузгинова, передайте, сказал директор пионерлагеря, слова самой большой благодарности: люди прибыли, салют доставили, их разместили с питанием, всё нормально.

С десятком ребят второго дежурного сегодня отряда к заливу отправился сам Степан Петрович, за ним шёл отрядный вожатый, у всех на плечах лопаты, несколько ломов и кирок. Юрий по просьбе завхоза нёс длинный пожарный багор, сам Степан Петрович не расставался с «тулочкой» в чехле, которую для маскировки ещё обернул и байковым одеялом. Забор должен идти прямо от воды: благо за Бараньим лбом практически не чувствовалось влияние отливов и приливов, природная каменная махина сама регулировала подъём и спуск водоёма, словно у неё был свой собственный залив.

Рассчитали метраж, рулеткой отмерили двадцать две секции до самого леса, где кончался старый забор, приступили к рытью ям, правда, завхозу пришлось вкратце рассказать, какую технологию применяют для того, чтобы потом «бутить» столбы, на которые крепятся секции из досок или штакетника. Слушали нормально, за лопаты взялись с удовольствием, искали компромисс, когда натыкались на россыпь валунов, спорили, как скажется подвижка в расстоянии на прочности секций. Дело шло споро.

Выйти ребятам на работу предложил завхоз, директор задумался, но вскоре согласился: пусть, если что, видят соседи, что их не боятся, и жизнь в пионерлагере не остановишь. А ближе к обеду попросили символически поучаствовать в строительстве забора солдат, выспавшихся, вышедших познакомиться с окрестностями. Пусть хоть пару ямок выкопают, думал Степан Петрович, этот шаг тоже запишется в детскую копилку.

Ветер стих, солнышко стало припекать по-летнему, солдаты сняли гимнастёрки, с удовольствием разминали лопатами и ломами мускулы, на которые с нескрываемой завистью смотрели мальчишки. Перед самым обедом военные поставили на спуск к третьему корпусу двух пацанов сторожами, тем самым перегородив дорогу случайным посетителям заповедного места, разделись до гола и давай прыгать и нырять с каменного плато. Степан Петрович плавал вместе с ними и говорил, что вода уже пятнадцать градусов, ни сегодня-завтра прогреется до восемнадцати и что старшим отрядам, наконец-то, разрешат купаться.

А сам всё время посматривал на береговую линию нефтехранилища, думая, видно ли оттуда солдатиков, можно ли различить военную форму с такого расстояния. В голове у него рождался план: на днях вывезти их вместе с лейтенантом на станцию, пусть обойдут посёлочек, зайдут на платформу, в магазин, пройдутся по строящимся веткам до гражданских сторожей, дежуривших с карабинами на плече, мимоходом познакомятся, скажут, что прикомандированы к пионерлагерю для организации военно-патриотического воспитания детей и подростков. Это будет иметь эффект разорвавшейся бомбы, слухи за один день облетят всю округу, дойдут и до ушей расконвоированных осуждённых. А потом посмотрим, кто из них осмелится сунуться на территорию военно-спортивного лагеря.

* * *

Они подъехали на площадку к воротам пионерлагеря на военном уазике в конце тихого часа. У входа дежурили вожатый второго отряда Юрий, двое ребят из тех, кто покрепче, из обслуги – электрик интеллигентного вида в очках и клетчатой кепке. Из кабины справа от водителя выскочил плотный, с приличным брюшком офицер выше среднего роста, в кителе с ремнями и полевыми погонами капитана, в брюках-галифе и хромовых сапогах. С сиденья он достал фуражку с тусклой кокардой, надел на голову, поправил ремни и направился к воротам. Электрик приоткрыл дверь, спросил:

– Вы к кому, и как вас представить?

– Хорошо забаррикадировались, ёшкин кот… Капитан Жибрик, из комендатуры колонии-поселения. Надо встретиться с начальством пионерлагеря…

– Машину оставьте на стоянке, вас проводят к директору, Виктору Сергеевичу. Юра, – обратился электрик к вожатому, – сделай милость, пройди с товарищем офицером до столовой, я видел, как Виктор Сергеевич проходил туда…

На вожатого пахнуло такой крепкой кислятиной перегара, что он невольно отвернулся. Офицер понял, что запах, исходящий от него, сильно смутил студента, рассмеялся:

– Не успел, в отличие от вас, ни пообедать, ни выпить, не дают дела, начальство загоняло…

– Не пьют у нас, сухой закон… – сказал вожатый.

– Вольному воля, вы сами свой путь выбрали.

До столовой дошли молча, ремни на кителе капитана поскрипывали, хромовые сапоги покрылись налётом мелкой песчаной пыли. На пороге у дверей стояли близняшки-посудомойки, как будто специально поджидали гостя. «Ах, какие аппетитные, – почти промурлыкал капитан, – вас бы в наш клуб, с танцем живота на сцену…» – посмотрел на реакцию женщин, перевёл взгляд на вожатого. Юрий уже вошёл в столовую, направился в незаметную в углу комнату, где обычно после всех ели директор, Степан Петрович, редко Константин. На шестиместном столе дымились две тарелки наваристого борща, горкой лежал в тарелке белый и чёрный хлеб, в лукошке красовались пупырчатые, ярко-зелёные огурцы из парников рыбзавода.

– Виктор Сергеевич, извините, из комендатуры гость, сказал, что срочно надо вас увидеть, – вожатый смутился, поняв, что не дал людям спокойно пообедать, начал как-то боком уходить из комнаты.

– Ничего, Юра, найди Константина и офицера Гущина из политотдела дивизии, приведи их сюда… Слушаю вас, товарищ капитан.

– Моя фамилия Жибрик, Станислав Иванович, я из комендатуры колонии-поселения, от которой и образован участок с осуждёнными, работающими на нефтебазе. Правда, мы находимся в соседней с вами области, но это неважно да и знать это ни к чему…

Перехватив голодный взгляд офицера, выразительно осмотревшего скромный обеденный стол, директор сказал:

– Присаживайтесь, Станислав Иванович, отобедайте с нами… Да и в ногах правды нет. Степан Петрович, – представил директор завхоза, – мой заместитель, сейчас принесёт минералочки, распорядится, чтоб вам накрыли стол.

Вернулся Петрович через минуту, неся за горлышко бутылку «Боржоми», пустые стаканы под компот стояли рядом с огурчиками. Открыл пробку, налил полный стакан прозрачной жидкости без пузырьков, поставил стакан и бутылку перед капитаном.

– Со знакомством, Станислав Иванович, – улыбнулся директор, – мы минералку пьём только на выходных днях и в городе… Приятного аппетита.

Офицер всё прекрасно понял, заулыбался, благодарно кивнул и поднял стакан:

– И вам, приятного аппетита. За знакомство и спасибо, за заботу, а то поесть, чесслово, некогда. – Оттопырил мизинец, не спеша, с чувством достоинства и не отрывая от губ, выпил содержимое стакана до дна. Лицо оставалось непроницаемым, дотянулся до огурца, взял кусок хлеба и только после этого энергично заработал челюстями. Вошла тётя Шура, заулыбалась, увидев гостя, в руках несла большущую тарелку розового борща.

– Ой, вот голова дырявая, холодного компотику-то не поставила, щас будет, целую миску приготовила для вас…

Жибрик буквально набросился на первое, хлебал долго, закусывая большими кусками чёрного хлеба. Когда в тарелке стало видно дно, он притормозил скорость поедания борща, раскраснелся, расстегнул на боку рубашки, под воротником, застёжку на галстуке.

– Ну, вы даёте, ребята! Предупреждайте, когда таким-то угощаете… Ай, хорошо-то как, по всем жилочкам разлилось, разбрелось. Не поверите, некогда было с утра не то, что поесть… Всё время были в дороге. А водителя покормите где-нибудь, ладно, хороший парень, срочную служит…

– Не беспокойтесь, товарищ капитан, – сказал Степан Петрович, – о нём уже позаботились. Так что вас привело к нам?

– На вас коллективная жалоба, мои поселенцы просят защитить их от банды во главе с авторитетом из Прибалтики по кличке Витас. Вот, мол, разместились в старом пионерлагере, прикрылись небольшой группой детишек и творят беспредел… О нефтебазе намекают: уж не взорвать ли её хотят, может, вообще диверсантов прячут тут. Вот такая информация. Сразу я не смог выбраться, ЧП было у нас, вот только сейчас приехал. И скажу я вам на всё это как старый пионервожатый: ну, мудаки, клейма негде ставить, что творить-то стали, раньше так не фраерили… Хотя по одной позиции есть неопровержимый факт: человек попал в больницу, разрыв селезёнки, пришлось удалять. Говорят, что били его всем лагерем, на глазах детишек. Что можете сказать, товарищ директор?

– Волосы дыбом встают! Не знаю, смеяться или плакать, Станислав Иванович, дайте отойду о такого вероломства, такой чудовищной лжи…

Тётя Шура принесла на подносе ежи с картофельным пюре, с подливой и кусочками красных помидоров, приговаривала:

– Ешьте, только у нас такие ежи готовят, на всём побережье не сыщете! На здоровье!

Степан Петрович достал два стакана, плеснул в них минералки, большую часть бутылки вылил в стакан офицера, сказал:

– Давайте спокойно доедим второе блюдо. Кормить ещё раз до ужина никто не будет. – Поднёс стакан к губам, выпил содержимое одним глотком. Директор последовал за ним, а Жибрик втянул воздух носом, пил долго, цедя сквозь зубы две трети стакана. Ел второе блюдо, громко чавкая, закапал галстук и рубашку подливой, не обращая на это никакого внимания.

Дверь в комнату открылась, вошли и поздоровались Константин, лейтенант Гущин, который надел почему-то не фуражку, а солдатскую пилотку, на ногах – кирзовые сапоги. Последним в дверях стоял Николай, физрук.

– Заходите, не стесняйтесь, – сказал директор, – обеда вам не будет, вы уже отобедали. А вот компот обещала принести тётя Шура. Опять, наверное, закрутилась, запамятовала…

Когда все расселись за столом, Виктор Сергеевич почти торжественно произнёс:

– Знакомьтесь, товарищ капитан, напротив вас – физрук пионерлагеря, Николай, он же мастер спорта международного класса, чемпион Советского Союза по современному пятиборью, член сборной команды страны, призёр чемпионатов мира и Европы, которые проходили, естественно, за границей. По вашей версии, он – Витас, авторитет из Прибалтики…

Глава 10

Капитана Жибрика, мертвецки пьяного, уложили на свободную койку в гостевом доме. Туда же отправился после сытного обеда и водитель уазика, естественно, трезвый. Уезжали они из пионерлагеря с первыми петухами: их пение со двора завхоза прорывалось сквозь неприятные крики чаек. Степан Петрович специально поднялся пораньше, просчитав, что двенадцати часов сна для представителя комендатуры вполне достаточно. Он собирался передать, скорее, не ему, а солдатику, несколько бутербродов с подкопчённым палтусом, яички, огурцы и трёхлитровую банку домашнего кваса, всё, что с вечера припасла жена, завернула в большую чистую тряпицу и выставила в прохладных сенях.

Завхоз добросовестно выполнил поручение директора, так щедро угостил спиртом представителя ИТУ, что у того можно было выведать все служебные и личные тайны. Ради спокойной жизни детей и взрослых в пионерлагере он совершил этот не очень благовидный поступок, но в результате ему кое-что удалось выяснить.

Во-первых, термин расконвоированные осуждённые не совсем, честно говоря, подходил для бесплатной рабочий силы, применяемой на стройке, соседствующей с пионерлагерем. Все сто с лишним человек за вычетом ЛТПешников относились к разряду сидельцев колонии-поселения. Конечно, они тоже осуждённые, но по другим, более мягким статьям УК, чем отъявленные головорезы. «У меня на стройке, – бросил капитан, – всего два сверхсрочника с пустыми кобурами да трое солдатиков следят за ними. А охрана объекта – это уже другие конторы, этим «карабинеры» (капитан долго хохотал над этим словом) из МПС занимаются и спецвойска, пока объект не передадут в эксплуатацию флоту. Отсюда и бардак с дисциплиной, и пьянство, и набеги на близлежащие магазины, и поиски любовных приключений».

Во-вторых, Жибрик заверил, что закрыл сигнал, поступивший от осуждённых, списав всё на их неправильное поведение в присутствии пионеров. Оказывается, драка произошла между двумя подростками старшего отряда и зэком, который оскорбил слух пионерки матерными словами, близкими к склонению к половому акту, за что получил бы намного более тяжкую статью, как за изнасилование несовершеннолетней. Так что он должен благодарить пионеров: они удержали его от тяжелейшего преступления. Константин по просьбе капитана написал фамилии очевидцев-свидетелей происшествия, которые могут подтвердить ЧП, произошедшее по дороге в пионерлагерь.

– По Витасу, – почти шёпотом сказал капитан, – пусть ваш чемпион поцелует меня в одно место… Язык надо держать! Смотрящие везде есть, а уж на зонах – само собой разумеющееся. Не знаю, насколько ваш физрук их заинтересовал, но наш авторитет, хоть и находится аж в соседней области, имя его точно запомнил. Почему так быстро доходит информация? Поезда, машины с дальнобойщиками идут… Да мало ли: вплоть до звонков межгорода, даже через наши конторы. А тут сферы влияния задеты, это вам не шуточки…

В-третьих, на стройке собраны тихие осуждённые, таков был заказ министерства, а там вроде как эксперимент проводят, сказал капитан, всё это связано с гуманизацией нашей системы, перевоспитанием и так далее. Поэтому на территории нет вышек, собак и прочей атрибутики. «Вы бы посмотрели их жилой блок, столовую, – зло усмехнулся комендант, – санаторий, а не филиал колонии… Думаю они, с разрешения смотрящего, захотевшего позабавиться-повеселиться (скучновато, наверное, живут), просигналили о нападении пионеров на зэков…»

В-четвёртых, забор у пионерлагеря хорош, но только у ворот, и Жибрик сказал, чтобы срочно отгородились, ввели систему оперативного реагирования и слежения за дорогой. И в случае появления зэков собирали команду и гнали их так сильно, чтоб те бежали до самой стройки. «Даже самые подлые не будут идти на детей (хотя не всегда это факт), – акцентировал внимание Степана Петровича капитан, – а главное, у них – УДО[5] и окончание отсидок по своим статьям. Им нельзя залетать даже по мелочам!»

При всей сложности ситуации с головным мозгом у пьяного Жибрика завхоз всё же получил ответ и на свой терзавший его вопрос, что произошло с Василием. «Ты его знал? – спросил капитан. – У них что-то не сложилось с Налимом… Но ты не лезь в эти дела. Я уже семнадцать лет капитан, прошёл огни и воды, но в их дела не лезу. Себе дороже…» – «А что, Налим здесь, на стройке?» – не удержался от вопроса Степан Петрович. «Ты и его знаешь, ушлый ты мой?! Нельзя тебе знать всё это: лучше будешь спать и долго жить… Береги себя!» – Он отключился в долю секунды, храп, словно пропеллер одномоторного самолёта заработал, заполнил комнату гостевого дома.

У ворот пионерлагеря завхоза, Жибрика и шофёра встретил солдат комендантского взвода в шинели, поскольку ночь простоять – не фунт изюма съесть. На плече у него красовался боевой «АК» с примкнутым штыком. Степан Петрович показал глазами по направлению к клубу: от него, к заливу, шёл второй солдат и тоже с автоматом, но только на груди. Капитан долго смотрел на одного, потом на другого часового, сказал:

– Серьёзно вы взялись за нас… Надо сказать своим: яйца здесь поотрывают за пять секунд. Вот тебе и «Зарница», ёшкин кот!

* * *

Степан любил лес, знал и понимал его, умел разговаривать с ним. На Севере не было непроходимых чащоб и лес, даже хвойный, выглядел просветлённым, на сопках он стоял ярусами, открытый солнцу и воздуху. Что ещё спасало лесорубов, так это отсутствие толстенных вековых стволов. Да, рассказывали иногда прибывающие с других мест, что ближе к Финляндии, особенно в Карелии, есть мощные вековые леса. И Степан тоже помнил, какие неохватные брёвна он видел мальчишкой на лесопилке у отца. Но леспромхоз расформировали из-за близости границы накануне войны с северным соседом. Больше там Степану побывать не удалось.

…Они расчищали промзону для будущего комбината-гиганта по производству редкоземельных металлов. Но для этого сначала пришлось проложить дорогу от посёлочка геологов, построить для себя высоченный забор с вышками, жилые бараки, подсобные помещения, медпункт, собственную комендатуру и оборудовать кладбище. Всё остальное возводили уже вольнонаёмные, завербованные в разных концах необъятной страны. За пять километров отсюда, на границе с геологами, строили для себя и будущих горняков дома, районную больницу и школу, продуктовую базу и железнодорожную ветку, по которой планировалось вывозить стратегически важную продукцию.

Бывшие пленные понимали – домой дороги практически нет: зима с октября по июнь месяцы, полярная ночь не так и длинная, но с такими морозами и вьюгами, что люди погибали при переходах от промзоны до бараков, а на внутренних лагерных дорожках, чтобы не сбиться с пути, натягивали канаты, свирепствовали болезни, туберкулёз, цинга… Но в этот период затихали все лагерные войны: чтобы выжить, важно найти компромисс в отношениях бывших пленных и уголовников.

Маленький, в коротких сапогах, в полушубке с чужого плеча и заячьем сером треухе уголовник подошёл к нарам: не мог стоять на месте, дёргался, переминался с ноги на ногу, заговорил невероятно писклявым голосом:

– Ты што ли Кирьяныч? Если ты, то тебя Бугор зовёт на кружку чая, – и заржал: – Ха-ха-ха-хи-и-и…

Степан посмотрел на весёлого молодого зэка, понял, это – шестёрка авторитета, решил поставить его на место:

– Как тебя зовут, юноша? Тебя что, не учили представляться старшим по возрасту? Ну…

– Меня-то Налим зовут. А ты чё, фраер, в кликухи, што ли, захотел поиграться? Щас тя Бугор окликнет, он так тя окликнет…

– Карпом зовут – слышал… А вот такого имени, как Налим, не слышал, – сказал Степан.

– Да это кликуха у него такая, – сказал один из бывших пленных, – скользкий, как налим… Рыба такая, в тине живёт, без чешуи, руками не ухватишь.

– Вот, значит, ты какой, скользкий, прыткий да вёрткий. Приходи к нам на площадку, научим тебя работать, хватит в бараке сидеть…

– Чё ты, фраер, я при делах, я с Бугром…

– Ну, пошли, посыльный, почётная миссия у тебя, – сказал Степан и направился в другой конец барака.

Когда вернулся, соседи ещё не спали, ждали своего бригадира. Степан рассказал о разговоре с авторитетом, подивился, что тот выступает за нормальные отношения, чтобы, значит, совместно пережить трудную зиму.

Один из бывших командиров поведал Степану: пусть, мол, авторитет приглядится к Налиму, тот хоть и шестёрка, а шустрый, служит и нашим, и вашим, случайно услышал, как вели они разговор с сообщниками, большое недовольство выражали Бугром. И Степан при удобном случае передал этот разговор авторитету. Через несколько дней Налим исчез из барака, позже выяснилось: его перевели в медблок, сделали рабочим по захоронению заключённых.