Корабль призраков

Виктория Платова

Корабль призраков

Володе Танакову, с любовью

Все события и герои этого романа вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми случайно.

Автор

Тот, кто научится молиться, пусть выходит в море.

Д. Герберт, английский поэт

Часть I

Охотники

…Конечно же, я сразу вспомнила ее лицо.

Иначе и быть не могло, народ должен знать своих героев, тем более таких пикантных. Породистое лицо, растиражированное всеми музыкальными каналами; татуировка, идущая от левого виска к мочке уха, – маленький красно-черный лемур, похожий на полузабытое поджарое божество древних ацтеков. В жизни она была даже привлекательнее, чем на экране, к тому же от нее исходил слабый запах ванили, чуть позже я поняла его происхождение.

Чуть позже.

– Черт возьми, это действительно она! Клио… – шепнул мне на ухо оператор Вадик Лебедев, высоколобый тихушник, подпольный любитель Сартра, Хорхе Луиса Борхеса и съемок на восьмимиллиметровую пленку в стиле мягкого порно. Я и представить себе не могла, что этот неистовый адепт андеграунда следит за траекторией движения поп-звезд. А Клио была именно поп-звездой, любимой игрушкой МТВ и продвинутых молодежных журналов. Два стильных клипа на исходе осени, бесчисленное количество интервью в середине зимы и, наконец, выступления по элитным ночным клубам двух столиц в самом начале весны. В своих задушевных беседах с журналистами она выглядела не такой клинической дурой, как все остальные обитательницы эстрадного Олимпа, во всяком случае, была не прочь продемонстрировать некое подобие осмысленной самоиронии и приблизительное знание теории относительности Эйнштейна.

– Смотри шею не сверни, – посоветовала я оператору Вадику. – Или что-нибудь в этом роде.

«Что-нибудь в этом роде» было явным намеком на хорошо законспирированное мужское достоинство худосочного, подчеркнуто асексуального интеллектуала Вадика Лебедева. И ничего удивительного в этом не было. За поп-звездой Клио водился этот грешок, – как раз в духе отвязной сучки Шарон Стоун, – она умела возбуждать мужское поголовье одним своим присутствием. Даже на невинно-политический вопрос из серии «Как вы относитесь к проблеме этнических меньшинств?» она отвечала так, как будто бы хотела затащить к себе в постель все этнические меньшинства, включая народности тутси и намбиквара. Или не отвечала вовсе, а лишь закидывала ногу на ногу и отсылала назойливых корреспондентов с их назойливыми диктофонами к своему басисту (потрясающе красивому негру, который до встречи с продюсером Клио прозябал в аспирантуре Московского университета). Или к своему ударнику (потрясающе красивому филиппинцу, который до встречи с продюсером Клио горбатился в каком-то кафе на площади трех вокзалов).

Негр, филиппинец, две мулатки на бэк-вокале, два латиноса на подтанцовках, хорошо обработанная и хорошо поданная этническая музыка, двусмысленные фразочки, двусмысленные тексты, туманные теории о вреде бюстгальтеров, – словом, Клио была та еще штучка. А ее телевизионный флирт со всей страной был лениво-неагрессивен и в то же время так неприкрыт, что она всерьез претендовала на то, чтобы стать последним секс-символом уходящего столетия.

И вот теперь этот секс-символ находился в опасной близости от нас, в зачумленном аэропортишке маленького городка на самом востоке страны, где и слыхом не слыхали о VIP-персонах подобного масштаба. Клио прилетела сюда из Южно-Сахалинска, на частном самолете своего бой-френда, нефтяного магната с такой сомнительной фамилией, что при одном ее упоминании сразу же хотелось схватиться за пистолет. Знающие люди поговаривали, что, помимо постоянно озабоченного перекачкой за рубеж огромных сумм нефтяного магната, Клио спит еще и со всей своей командой, а также с половиной редколлегии модного музыкального журнала «Old Home Movie». Именно этот навороченный журналец для золотой молодежи негласно влиял на все эстрадные чарты в стране. Хотя, объективности ради, нужно было признать, что Клио занимала свои первые места совершенно заслуженно.

Что-то такое в ней было – легкая сумасшедшинка, немного заспанная сексапильность. И даже татуировка на лице ее не портила и казалась вполне естественной.

– …Ну и телка, мать твою, – не смог сдержаться откомандированный для встречи московской знаменитости старпом Вася. – За один только просмотр нужно деньги брать. Даже зачесалось все.

– Чаще мыться надо, – с непонятной ревностью ответил Вадик и вскинул видеокамеру.

А я подумала о том, что нас ждут веселенькие две недели в открытом море. Если эта сексапилка Клио будет по поводу и без повода шастать по палубам, то мужички перестреляют друг друга из подведомственных карабинов, и рейс сразу же оправдает название экстремального.

…Мы с оператором Вадиком торчали в этом дальневосточном захолустье уже два дня. Пара идиотов-подвижников, рекрутированные малоизвестной туристической фирмой для съемок видового фильма о новом маршруте. Маршрут имел романтическое название «Скорбное безмолвие тюленей» и стоил бешеных денег. Летние каникулы в Швейцарских Альпах, зимние каникулы на Сейшелах и рождественская неделя в Париже на полном пансионе обошлись бы пресытившимся нуворишам гораздо дешевле. А именно на них и был рассчитан весь дерзкий замысел руководителей турфирмы, представившихся нам с оператором Вадиком Лебедевым Петром и Павлом. Почти апостолы, подумала я при первой встрече с ними. Два брата-акробата с глазами проворовавшихся вице-президентов фондовой биржи.

Но красота и изящество замысла поразили меня: долой окультуренную Юго-Восточную Азию и заплеванную туристами старушку Европу, да здравствует Охотское море и прочие задворки исторической Родины. При ближайшем рассмотрении идея Петра и Павла оказалась содранной с кенийского сафари и в их изложении выглядела следующим образом: в маленьком порту желающих принять участие в круизе уже ждет корабль, на котором они отправляются за тюленями (ничего криминального, лицензия на охоту, квоты на отстрел ластоногих и все соответствующие документы уже получены). Больше всего «апостолы» упирали на слово «экстремальный». Экстремальным было время года, выбранное для круиза (апрель в Охотском море изобиловал большим льдом и минусовой температурой); экстремальными были условия пребывания на судне: никаких расслабляющих бассейнов с подогревом на верхней палубе, никакой развлекательной программы до четырех утра, никаких дорогих шлюх с повадками выпускниц психологического факультета, никакого стриптиза – ни мужского, ни женского. Дурно пахнущая корабельная реальность и полное подчинение суровому капитану в свитере из исландской шерсти, из всех прелестей – только охота. Иных увеселений во льдах нет и не будет. Хотя…

Все это выглядело несколько тухловато, но Петр и Павел уверили нас, что в скором времени от желающих отбоя не будет, это ведь не просто отдых, а еще кое-что из области психоанализа, ноу-хау. И первую партию сумасшедших миллионеров-мазохистов ожидают сюрпризики. Да такие, что закачаетесь, господа кинематографисты. Мы над этим проектом полтора года бились, уж вы поверьте, скучать не придется. Раскрывать карты апостолы не стали, пообещав нам, что мы узнаем обо всем на месте. А наша задача – добросовестно зафиксировать все на пленку и по приезде в Москву сочинить десятиминутный рекламный ролик о скорбном безмолвии тюленей. За это Петр с Павлом пообещали нам кругленькую сумму в тысячу долларов на каждое кинематографическое рыло, бесплатный проезд за счет фирмы в оба конца и отдельную каюту на корабле. Перспектива получить тысячу долларов да еще бесплатно полюбоваться на красоты большого льда в конце концов перевесила сомнительное удовольствие провести две недели в обществе стерильного Вадика Лебедева.

И я согласилась.

Вадик тоже согласился. Попробовал бы он не согласиться, – дома его ждали безработная жена («Моя пиранья», – меланхолично называл ее Вадик) и мальчики-двойняшки, постоянно изводившие папочку жутковатыми просьбами о киндер-сюрпризах.

Перед самым отъездом я встретила в букинистическом на Кузнецком мосту капитана Лапицкого, своего демона-искусителя. Совершенно случайно. Когда-то давно, в самом начале моей неудавшейся карьеры суперагента, я назначила ему первое деловое свидание именно в этом букинистическом.

– Пожалуй, Москва тесновата для нас двоих, Ева, – заметил Лапицкий, ничуть не удивившись нашей встрече. – Все время сталкиваемся. Как ты?

Я была многим обязана ему. Документы, по которым я жила и с которыми собиралась умереть, были сделаны в его конторе. Царский подарок, вот только приручить меня Лапицкий так и не смог. Или не захотел.

– Пока еще живу. Несмотря ни на что, – исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

– Слышал, ты теперь внедрилась на студию документальных фильмов? Поднимаешь отечественную документалистику?..

– Слышал или знаешь?

– Сдаюсь-сдаюсь. – Он поднял руки, защищаясь. – Конечно, знаю. Вынужден присматривать за тобой, чтобы ты не вляпалась еще в какую-нибудь историю. На твой век их, пожалуй, хватит.

– Я тоже так думаю.

– Может быть, пообедаем как-нибудь? Следующий вторник тебя устроит?

– Увы. В следующий вторник я буду совсем в другом месте. И совсем в другом часовом поясе.

– Подвернулась работенка?

– Что-то вроде того, – мне не хотелось вдаваться в подробности, а фээсбэшник Лапицкий чересчур явно напоминал о прошлом, от которого я так хотела избавиться.

– Береги себя, – сказал он мне на прощание, сунув под мышку «Опыты» Монтеня 1884 года издания.

Я бежала от него, как бегут с поля боя поверженные войска, теряя на ходу амуницию и походные кружки. В Москве хозяйничал апрель, а в сумочке у меня уже лежал билет на самолет Москва – Южно-Сахалинск с промежуточной посадкой во Владивостоке.

…Встреча на Кузнецком мосту была всего несколько дней назад, и вот теперь мы с Вадиком Лебедевым и старпомом Васей встречали в дальневосточном аэропорту эстрадную диву. Клио была предпоследней в списке из тринадцати человек, согласившихся на авантюру в Охотском море, почему меня не насторожило тогда это число? Наверное, потому, что под номером четырнадцать и пятнадцать шли мы с Вадиком Лебедевым, не пассажиры и не обслуга, промежуточное звено в истории эволюции…

Клио стояла предпоследней в списке, но прилетела последней. Она была восхитительно одинока на трапе частного самолетика в песцовой шубе до пят и солнцезащитных очках, – никакого эскорта, только дорожный баул из хорошей кожи и зачехленное ружье.

…Идея увязаться за старпомом и отснять приезд Клио принадлежала Вадику. Еще никто из прибывших за последние сутки туристов не удостаивался такой чести, хотя их список внушал уважение и мог составить конкуренцию как экономическому форуму в Давосе, так и воровской сходке авторитетов в предместье Ростова-папы. В числе приглашенных в круиз были управляющий крупного коммерческого банка, преуспевающие бизнесмены с задатками сырьевых королей, парочка типов с явно криминальными подбородками, один известный хоккеист, один политик федерального масштаба, одна иностранка, кажется из Швейцарии. И даже один ребенок.

Девочка лет тринадцати, дочь банкира. Я не успела узнать ее имени, только один раз слышала, как отец назвал ее Карпиком. Карпик была откровенно некрасива, и к тому же бедная крошка едва заметно прихрамывала на левую ногу.

Впрочем, у нас еще будет время познакомиться со всеми поближе, две недели в море этому поспособствуют.

Пока я предавалась подобным размышлениям, Клио спустилась с трапа и была тотчас же облаяна двумя аэропортовскими собаками, единственными, кроме нас, свидетелями ее прилета. Встреча поп-звезды прошла на уровне, ничего не скажешь, я даже почувствовала нежность к косматым дворнягам. Впрочем, Клио все сразу же поставила на свои места, подняв с земли камень и запустив им в собак, провинциальное детство научило ее держать стойку. Собаки, поджав хвосты, отправились под ржавеющий вертолет сельхозавиации, а Клио наконец-то обратила свой взор на встречающих.

– Эй, беби, – повелительно сказала она Вадику, – греби-ка сюда.

Вадик, с работающей камерой на плече, ринулся на зов. Мы со старпомом Васей последовали за ним.

– Значит, так, беби, – Клио подняла на оператора чуть тяжеловатые веки, – сейчас ты свернешь свой хобот и больше не сделаешь ни кадра в моем присутствии. А если попытаешься химичить, я тебя укокошу, – для убедительности Клио похлопала по зачехленному ружью. – У меня есть лицензия на отстрел таких вот сохатых. На будущее учти, что эксклюзивное право на съемки нужно получать у моего продюсера. Так что халява у тебя не пройдет. И вообще, я на отдыхе, так что адьес, мучачос.

Закончив тираду, Клио обворожительно улыбнулась. И маленький бриллиант, вправленный в ее передний зуб (интересно, сколько стоит это удовольствие?), ослепительно сверкнул. Ну и сука, восхищенно подумала я.

– Ну и сука! – шепотом озвучил мои мысли старпом Вася. – Кого угодно с ума сведет.

Обмякший Вадик нехотя пробормотал полагающиеся случаю слова извинения и зачехлил камеру. Клио, даже не удосужившись выслушать его до конца, равнодушно осмотрела наше блеклое трио и остановила взгляд на Васе.

– Ну, где ваша лоханка? – спросила она.

– Не понял? – Вася даже опешил от такого пренебрежения к кораблю, который он представлял.

– Господи ты боже мой! Где плавсредство-то? Или так и будем торчать в этой дыре до Страшного суда?

Это было сильно сказано, особенно если учесть, что самолет Клио приземлился всего несколько минут назад

– Собственно, все ждут только вас. – Я нашла нужным вмешаться, очень уж мне не понравился тон этой зарвавшейся Мадонны российского разлива. – А Страшный суд без вашего участия потеряет всю свою прелесть.

Смотрите-ка, кто разговорился, – именно эти эмоции отразились на холеном личике Клио, даже вытатуированный лемур надменно приподнял хвост; но скандалить с дамочкой в вытертой собачьей дохе (эту доху с барского плеча бросил мне старпом Вася, ужаснувшийся моему легкомысленному московскому пальтецу) певица посчитала ниже своего достоинства.

– Тогда поехали. – Клио с ружьем в руках – ни дать ни взять маленькая охотница, заблудившаяся амазонка, – двинулась в сторону одиноко стоявшего у кромки поля «козла», она безошибочно выбрала направление. Дорожный баул так и остался стоять на полуразвалившейся бетонке, певица следовала своим собственным правилам игры, включавшим обязательное присутствие гостиничных «боев», пусть даже и без униформы.

На этот раз старпом Вася оказался проворнее оператора. Он моментально подхватил вещички Клио и отправился следом за ней. Мы с Вадиком тоже потянулись к «козлу». Клио уже ждала нас у машины. Она брезгливо стукнула носком хорошо начищенного сапога (та же добротная кожа, из которой сделан баул, надо же, какой ансамбль, машинально отметила я) по шине и попеняла подошедшему Васе:

– Не лимузин, однако.

То ли еще будет, голубушка, с тихим злорадством подумала я, ты еще не видела «Летучий голландец», на котором мы собираемся выйти в море, – поверь, он не стоит и четверти тех денег, которые отвалил за этот круиз полумифический нефтяной магнат… Не в меру засуетившийся старпом открыл заднюю дверцу «козла» и радушно распростер руки:

– Прошу!

Клио хмыкнула, но в машину все-таки села, и даже без особых стенаний, не такая уж ты законченная стерва, какой кажешься на первый взгляд. Стараясь не оскорбить Клио своей чрезмерно демократичной дохой, я осторожно плюхнулась рядом и подобрала ноги под себя. Вадик же устроился на переднем сиденье рядом с Васей, ничего другого ему не оставалось.

– Долго ехать? – спросила Клио.

– Не очень. Минут двадцать пять, не больше, – ответил угнездившийся на водительском месте старпом Вася и повернул ключ зажигания.

В двадцати пяти минутах езды от зачумленного аэропортишки, в маленькой, забитой льдами бухте, находился его сводный брат по материнской линии – такой же зачумленный порт: отвратительного вида сейнера и траулеры, несколько неповоротливых туш зверобойных судов, почивший в бозе портовый кран и халупа, гордо именуемая головным административным зданием. На ближних подступах к порту высились терриконы из окаменевших на морозе внутренностей животных: все тот же абориген-старпом Вася пояснил нам, что два последних года зверофермы отказывались брать их на переработку. Можно только представить себе, как все это размерзшееся великолепие будет подванивать к середине августа, слава богу, что к тому времени экспериментально-экстремальный круиз «Скорбное безмолвие тюленей» забудется как страшный сон.

…Некоторое время мы ехали молча. Но Клио, видимо, была не из тех, кто может долго сохранять молчание.

– Может быть, познакомимся?

– Ева, – скромно сказала я. – А это Вадим, наш оператор.

Вадик с готовностью потряс затылком, а я продолжила:

– Будем снимать весь круиз для рекламного ролика.

– Милое дело, – равнодушно поощрила наши начинания Клио. – Ничего, если я закурю? Это не оскорбит ничьих религиозных чувств?

Эту фразу в ее исполнении я уже слышала в одной из псевдоаналитических музыкальных программ, которые упорно старалась не смотреть. И все равно смотрела. И даже знала, что последует после этой фразы: она достанет трубку, маленькую шкатулку и специальную машинку для забивки табака. На всю процедуру у нее уйдет не больше тридцати секунд.

– Курите, курите, – сказал старпом Вася, на дух не переносивший табачного дыма. Это была большая жертва с его стороны.

Клио тотчас же вынула из недр своего песца все ритуальные принадлежности и проделала все ритуальные жесты: на это ей действительно хватило тридцати секунд. Откинувшись на сиденье, она затянулась и выпустила из ноздрей первую порцию дыма, сильно отдающего ванилью. Так вот откуда шел этот запах! Он тотчас смешался с сильнодействующими духами Клио и забил все остальные ароматы «козла»: подтекшего бензина, холодного кожзаменителя на сиденьях и стойкого мужского пота.

Старпом Вася только крякнул, но от комментариев воздержался. А я подумала о том, что он не только крякнул, а и многозначительно хмыкнул, если бы увидел то, что увидела я. Трубка Клио – вот что занимало мое воображение все оставшееся до порта время. Должно быть, она была сделана на заказ, а если и куплена, то только в недрах бесстыжей Латинской Америки, которую, по утверждению ее продюсера, Клио так любила и в которой отсняла все свои клипы.

Сама трубка представляла собой искусно вырезанного невозмутимого индейца, сидящего лицом к курящему, а вот чубук ее был не чем иным, как… Незакомплексованный районный сексопатолог назвал бы это эрегированным членом.

Забавная штучка, ничего не скажешь, пощечина общественному вкусу.

Певица почти не выпускала ее из губ, и это выглядело откровенной провокацией. Я представила себе этот занимательный предмет в тесной кают-компании, в активной, начиненной оружием и пропитанной запахом тюленьей крови мужской среде, и даже поморщилась.

– Не хочу вмешиваться, – тихо сказала я Клио, – но ваша трубка… Не слишком ли двусмысленно?

– Вас это шокирует? – весело спросила она.

– Меня – нет.

– Так в чем же дело? Или мы уже подрастеряли все завоевания демократии?

– На борту, кроме взрослых, есть тринадцатилетний ребенок.

Клио обворожительно улыбнулась и выпустила мне в лицо струю дыма:

– Мальчик или девочка?

– Девочка.

– Тем лучше. Думаю, когда она вырастет, она меня не осудит.

Исчерпывающий ответ, прения можно закрыть, во всяком случае, на ближайшие две недели. И вообще заткнуться и молча наблюдать, как приближаются тусклые огни порта на самой оконечности земли… Свет фар нашего «козла» выхватил из темноты залежи смерзшихся внутренностей животных. И несметное количество чаек, копошащихся в них.

– Жизнеутверждающее местечко, – прокомментировала их появление Клио. – Во всяком случае, теперь я знаю, как выглядит рай для птичек…

Спустя несколько минут машина свернула к дальнему причалу, у которого был пришвартован корабль, – на ближайшие две недели он станет нашим домом. После тесного общения со старпомом Васей, который отвечал за связи с общественностью, мы уже имели о нем некоторое представление, но полноценная экскурсия была обещана нам только по приезде всех пассажиров.

Клио была последней в списке. Теперь приехала и она.

Значит, сегодня, в крайнем случае – завтра утром, мы наконец-то обстоятельно все осмотрим. Нельзя сказать, что это вызывало во мне какой-то особенный энтузиазм: слишком крутые трапы, слишком низкие потолки («Подволоки», – методично поправлял меня старпом Вася), слишком навязчивое аварийное освещение… Но после возвращения в Москву мой тоскливый бюджет режиссера-монтажера пополнится на тысячу долларов, так что на неудобства можно закрыть глаза…

– Ну, считайте, что добрались, – провозгласил молчавший до сих пор старпом Вася и заглушил мотор. – Добро пожаловать на «Эскалибур».

И, как всегда, запнулся на почти непроизносимом для русского человека названии корабля. Это заметила не только я, но и Клио.

– «Эскалибур», надо же! – Она выпорхнула из «козла» и, задрав голову, с сомнением оглядела нависшее на причал судно: контуры его верхней палубы терялись во тьме. – Только что придумали название, признавайтесь?..

Клио была недалека от истины, и я в который раз за вечер поразилась ее веселой нагловатой проницательности: еще совсем недавно, до модернизации и косметического ремонта, наша прогулочная яхта была зверобойным судном ледокольного класса, честно отпахала на Советскую власть десяток лет и называлась «Збруево».

Но Клио не торопилась подниматься на борт. Широко расставив ноги (точно так же делали ее обожаемые латиносы на подтанцовках), она несколько минут рассматривала общий абрис судна. С причала корабль казался огромным, но был явно недостаточно освещен. Да и вообще, нужно признать, не очень-то он смахивал на пассажирское судно.

– Н-да… Судя по всему, это не «Титаник». И не «Жорж Филиппар». Буду подавать рекламацию, – наконец вынесла свой вердикт она.

– Я тоже надеюсь, что не «Титаник», – заявил Вася. – Хотя отсутствие айсбергов гарантировать не могу.

По странному стечению обстоятельств вчера вечером, по агентурным сведениям Васи, в бильярдной смотрели именно «Титаник» с Леонардо ди Каприо, – там был установлен видеомагнитофон, а один из пассажиров, губернатор маленькой области на северо-западе, прихватил с собой целую коллекцию видеокассет.

– Ну ладно, пойдемте, – вздохнула Клио.

И первой поднялась по трапу. Мы потянулись за ней.

* * *

Я валялась на койке и пыталась читать прихваченного из Москвы Мелвилла[1] (его «Моби Дик» я нашла самой соответствующей случаю книгой), а Вадик ходил из угла в угол. Было видно, что чертова Клио произвела на него неизгладимое впечатление и не шла ни в какое сравнение с его безработной женой, которую я мельком видела в аэропорту (меньше всего она была похожа на пиранью, скорее на безмятежное парнокопытное).

– Ты можешь не мелькать? – наконец не выдержала я.

– Как она тебе? – наконец не выдержал Вадик.

– Кто?

– Да Клио!

– Ничего особенного. – Я мстительно улыбнулась. – Обыкновенная шлюха. Провокаторша. Поп Гапон в юбке.

Здесь я погрешила против истины – Клио явилась нашему взору не в юбке, а в разгильдяйских кожаных брюках а-ля Дженнис Джоплин.

– Ты думаешь?

– Вадик, будем смотреть правде в глаза. У тебя нет никаких шансов.

Вадик вздохнул и бросился к зеркалу у умывальника. Зеркало, почему-то заключенное в претенциозно-вычурную раму, было единственной достопримечательностью нашей спартанской каюты. Единственной, если не считать неважнецкой репродукции картины Доу «Потерпевшие кораблекрушение», – самый необходимый атрибут для начала круиза, ничего не скажешь.

«Потерпевшие кораблекрушение» висели прямо над памяткой пассажирам на все случаи жизни. Простенькая отксерокопированная памятка никак не вязалась с обшитыми дубом стенами и простенками, затянутыми гобеленовой тканью, – легкомысленные райские птички, не имеющие ничего общего с суровой действительностью, которую и предрекал перечень стихийных бедствий в памятке. Самым невинным из них было наше совместное пребывание в одной каюте – до сих пор я не воспринимала Вадика как мужчину, и он платил мне той же монетой.

Вадик занимал верхнюю койку, мне же досталась нижняя. Кроме двухъярусной кровати, сколоченной из того же дуба, что и стены, и умывальника, в узкой каюте место нашлось только бельевому шкафчику, небольшому столу и паре стульев, привинченных к полу. На столе в низкой вазе, больше напоминающей дешевую пепельницу, стояли орхидеи с розовыми глянцевыми лепестками – прощальный жест Москвы, воздушный поцелуй туристической фирмы, отправившей нас сюда. И корабельные часы-будильник, стилизованные под рулевое колесо. Я сильно подозревала, что эта каюта (в то время, когда «Эскалибур» носил еще ничем не примечательное имя «Збруево») принадлежала кому-нибудь из мелких корабельных сошек – то ли мотористам, то ли рулевым матросам. Интересно, какие апартаменты достанутся Клио?..