Внимание: неверный муж!

– Вот и молодец, чучело! Трескай лучше и не провоцируй меня!

Он снова загремел посудой, наваливая себе целую гору ножек. Со стуком поставил тарелку на стол, двинул стулом, опускаясь, и тут же запоздало порекомендовал:

– Их нужно есть вот с этим соусом.

Ася, не споря, пододвинула к себе соусник. Послушно плеснула молочно-кисельной бурды на край тарелки, обмакнула туда хлебную горбушку и опасливо отправила хлеб в рот.

– У-умм, а здорово, Вань. Правда здорово! Хоть ты и зверь, но готовить умеешь. – Ася даже глаза зажмурила от вкуса пряной подливки. – Чего ты туда намешал, если не секрет?

– Секрет, – огрызнулся ирод и виновато глянул на нее исподлобья. – Ты прости меня, Аська. Я зверею, когда во мне сомневаются. Особенно ты…

– Так ничего такого я тебе и не сказала, просто пошутила. К тому же это не то песня, не то частушка, включил бы ее в свой репертуар.

– Издеваешься, да? Ну, ну, давай, продолжай в том же духе! – Он укоризненно мотнул лобастой головой, обгрыз куриную косточку и положил ее на край салфетки. – Кости не выбрасывай. Заберу собаке дворовой, она всегда меня ждет, в отличие…

– От кого? – Ася просто так спросила, без всякого любопытства, без тайных мыслей и побуждений, по инерции спросила, а Ванька тут же сделался мрачнее тучи, что бороздили небо с самого утра. – Ну, извини, извини. Я ведь ничего о тебе не знаю, Вань, в последнее время… Я же не могу знать, кто и когда разбил тебе сердце. Ой! Я, кажется, опять сморозила что-то не то, да?

А вот тут он почему-то не обиделся, а даже улыбнулся и снисходительно пробормотал:

– Сморозила, сморозила. Ешь лучше.

Доедали они в полной тишине. Иван почти не поднимал глаз от тарелки, с аппетитом расправляясь с куриными ножками. Ася же украдкой бросала на него взгляды. Воровато разглядывала его и находила все новые и новые перемены во внешности брата.

Во-первых, вопреки ее критике, он сильно похудел. Страдает, решила она. Отчего тут же взыграло любопытство. Влюбился! Несчастная любовь! Вон и складки носогубные появились, а раньше их не было. И вокруг глаз морщин прибавилось, а ему всего-то ничего – тридцать три. Во-вторых, что-то такое сделалось с его взглядом. Как будто мелькала в его глазах какая-то недоговоренность. Причем недоговоренность эта носила отчетливый тоскливый оттенок.

Точно, страдает…

И вот тут ее кольнуло. А ведь вполне может быть, что это не он Сашку бросил, а она его! Почему нет? Никто же из них Асе причин разрыва не объяснял, все имеющиеся у нее выводы она делала, исходя из своей чисто женской логики и солидарности. К тому же, наученная горьким супружеским опытом, Ася не могла думать иначе. В соответствии опять-таки с женской логикой и солидарностью все мужики – козлы и сволочи. Но бывает ведь и по-другому. Так что и тут, у Саши с Ванькой, вполне может быть как раз тот, другой, случай.

Бедный, бедный Ванька… В горле у Аси немедленно запершило от жалости. Она его обвиняла, ругала, не разговаривала с ним, а он всего лишь жертва обстоятельств. Прямо как она сейчас. Вспомнив о себе, Ася окончательно расстроилась, и в горле засаднило уже невыносимо.

– Ты чего это рассопливилась? – буркнул вдруг Ванька недовольно, сразу перестав казаться ей несчастным. – Расскажи лучше, чего тебе твой дятел начирикал.

– Вань! Я же просила без оскорблений!

– Дятел – это прежде всего тварь божья, – с противной ухмылкой произнес ирод, взял в руки чайник и начал разливать кипяток по чашкам. – Чай, кофе, сударыня?

– Чай… – Она дождалась, пока пакетик в чашке начнет распускать в кипятке коричневые фалды, и потянулась к сахару. – А дятел, как ты изволил выразиться, с одиннадцати ноль-ноль был дома. Так что его причастность к ночному происшествию больше не обсуждается.

– Не факт, – упрямо мотнул головой Ванька. – Этому еще надо найти подтверждение. Болтать он может что угодно.

– К нему заходила… Саша. – Асе пришлось это сказать, потому что Ванька в противном случае стоял бы на своем. – Она иногда заходит к нам по пятницам и…

– Мне неинтересно, – оборвал ее сводный брат на полуслове. – Ладно, допустим, что он в одиннадцать был дома. И что? Кто мешал ему перед уходом из квартиры шарахнуть свою даму сердца головой об угол комода?

– Там не было комода!

– Я, к примеру, Ась, не будь тупой. – Иван с шумом отхлебнул кофе из литровой кружки и, откусив почти полбулки с маком, пробубнил с набитым ртом: – Это мог быть шкаф или угол комнаты, или ручка двери… Да что угодно! Он ее бьет, поджигает квартиру и смывается. Все сходится, милая!

– Ничего не сходится, милый! – вернула братцу Ася его елейную нежность. – Свет в квартире зажегся около десяти. В половине одиннадцатого он погас. То есть когда Леня ушел. А в два он снова зажегся и уже больше не потухал. А потом заполыхали занавески. Вопрос к тебе: как могло случиться так, что свет зажегся, если Леньки там уже не было, а дама была без сознания. Это она, по-твоему, свет включила? Полежала, полежала за диваном, потом встала, включила свет, подожгла занавески и снова легла за диван. Так, что ли?

Ванька из природного упрямства промолчал. С диким присвистом выцедил остатки кофе. Поднялся и принялся сгребать тарелки со стола. Спорить он больше не спорил, но отчаянно пытался найти в ее словах брешь. Не нашел…

– Логика в твоих словах есть, это факт. Но все равно, твой пегас не может быть не замешанным. Зачем-то он на эту квартиру поперся!

– А то ты не знаешь, зачем, – вырвалось у Аси. – Я вот что думаю…

– Что? – Ванька как раз принялся мыть посуду и на нее не смотрел. – Что ты думаешь, чучело? Какие еще оправдывающие этого козла моменты отыщешь?

Крупные мышцы ирода перекатывались под туго натянутой на спине футболкой, руки сновали туда-сюда чуть ли не по локоть в мыльной пене, тарелки громыхали, чашки со свистом развешивались на крючках. Столовая тряпка просто играла в его руках, вытирая стол, мойку и край сияющей раковины. Все это легко и непринужденно. Ну, находка просто, а не мужчина. Почему же до сих пор так никто из представительниц женской половины рода человеческого не захотел стать счастливой? Наверное, потому, что характерец у сводного братца был еще тот… Хотелось, ох как хотелось Асе предъявить сейчас ему счет за козла, но она сдержалась. Спор затянется, а времени нет. Дома Ленька, и он ждет ее, и он голодный. А в багажнике ее машины пакет с продуктами валяется со вчерашнего вечера. Нет, спорить некогда, нужно спешить домой…

– Я думаю, что к барышне приложился либо ее ухажер, либо муж, либо любовник. Любая из этих категорий тянет на приобретенные рога, поэтому мотив преступления очевиден. – Ася встала, потянулась с хрустом и пробормотала: – Так что, Ванька, хочется тебе или нет, Ленькина вина здесь только в том, что…

– Что он никогда не любил тебя по-настоящему, – прокаркал Ванька, не поворачиваясь. – Что он изменял тебе с этой курвой. Так? Это ты вменяешь ему в вину и, не моргнув глазом, прощаешь?

– Но он же никого не убивал! – возмутилась Ася, подлетела к ироду и с силой опустила на его крепкую спину туго сжатые кулачки. – Чего ты к нему привязался?! Что ты вообще ко мне привязался?! Твое-то какое дело, кого и за что я прощаю?!

Футболка на Ванькиной спине натянулась так, что, казалось, еще мгновение, и она точно треснет. Бычья шея с выбритым затылком словно окаменела. А руки, занятые до сего момента мытьем раковины, молниеносно напряглись, заиграв мускулатурой.

– Прости меня, Вань, – попросила жалобно Ася и попятилась. – Ну, прости меня, я не хотела.

– Не хотела чего? – спросил он чужим, неузнаваемым голосом.

– Не хотела будить… этого, как его… зверя… – И она отчетливо ненадуманно всхлипнула. – Я больше так не буду!

Ему на спину словно сыпанули раскаленных камней. Лопатки дернулись и потянулись к позвоночнику, собрав туго натянутую футболку морщинами. Потом Ванька бодливо мотнул головой и глухо бормотнул:

– Проехали, чучело.

К ней он так и не повернулся. Какие чувства обуревали ее сводного брата в тот момент, Ася могла лишь догадываться. Но догадываться она не стала. Она спешила домой. Очень спешила. Да и пауза, повисшая после этой дурацкой сцены, оказалась очень напряженной, что опять-таки подвигло ее на скорые сборы.

– Я в машине, – обронила она уже от двери, зашнуровав ботинки и застегнув куртку. – Ты не копайся тут. Давай быстрее.

Ася вышла на крыльцо дома и едва не задохнулась от сильных порывов ветра, швырнувших ей в лицо пригоршни ледяного дождя.

Вот тебе и апрель…

Пора бы уже, ой давно пора солнцу приниматься за работу! Разорвать в клочья тугие упрямые облака, сыплющие на землю студеной водой. Поскорее затянуть раскисшие колеи. Заставить замершую от холодов и утренних заморозков траву всколыхнуться буйной сочной зеленью. Просушить дворовые скамейки и песочницы и наполнить улицы и дворы счастливым детским щебетом. А то что это за весна: то мороз, то ветер, сшибающий с ног, то дождь ледяной! В воздухе даже никакой свежести будоражащей не носится, как бывает обычно с приходом апреля. Никакого вам ни птичьего щелканья, ни набухших почек. И ручьи по городу тянутся лениво, неторопливо, будто и не гонит их никто…

Ася сошла со ступеней и тут же против воли выругалась. Так она и знала!

Мамашины дорожки насквозь пропитались водой. Ноги в коротких ботинках утопали по щиколотку. Гравий расползся, напоминая кисель. Ну, что за глупая баба ее мачеха! Выстелили бы подъездную дорожку плиткой либо заасфальтировали. Нет же, не модно это сейчас. И экологически не так чисто… И еще была масса доводов, идущих вразрез с Асиными представлениями о существе разумном.

Кое-как пробравшись сквозь каменистое болото, Ася остановилась у машины и огляделась. Унылый пейзаж был в полном порядке. То есть, как всегда, порядок отсутствовал. Березы, их молодая поросль, обступающая поляны. Гнилая прошлогодняя листва, глянцево поблескивающая под дождем. Когда-то еще сквозь нее трава пробьется… Уныло, черт. Так уныло, что впору с разбегу за руль и на скорости отсюда. Но нельзя. Нужно Ваньку-ирода еще забрать, раз уж сюда потрудилась доставить.

Ася села в машину, зябко передернулась всем телом и завела мотор. Тот чихал, капризничал, но потом все же загудел ровно и непрерывно.

Ванька соизволил явиться, когда температура в салоне поднялась настолько, что Ася стянула с себя куртку. Сначала он долго топтался на крыльце, еще дольше запирал дверь, потом бесконечно долго дефилировал по расползающимся под ногами гравийным дорожкам. «Мамкина идея», – так и просился у Аси с языка язвительный комментарий, но она решила быть благоразумнее.

Эта тема давно навязла на зубах и походила порой на вечный и бесполезный разговор невестки о любимой свекрови. Ванькина мамаша не была Асиной свекровью и быть ею не могла. Поэтому Ася и промолчала. Она с терпением, которое давно граничило с отчаянием, наблюдала за тем, как Иван подходит к машине. Потом очищает о березовый ствол грязные ботинки, отряхивает от дождя куртку и непокрытую коротко стриженную голову. Но стоило ему усесться рядом с ней, как она резко нажала на газ и рванула с места с такой скоростью, что едва не снесла чудом уцелевший столбик давно сгнившего частокола.

– Ты чего это, девочка, так разошлась? – поинтересовался Ванька, напугать которого было делом достаточно проблематичным. – Ждать устала?

– Допустим, – коротко обронила Ася в ответ, раздражаясь из-за мельтешащих перед глазами дворников.

– Да… Терпением тебя господь, стало быть, не наградил…

– Все? – прорычала она, выезжая на дорогу.

– Все!

– Тогда заткнись!

– О-о, как все серьезно-то… – философски-покровительственно изрек сводный братец, что Асю всегда бесило. – Как мы успели соскучиться-то…

– Я просила тебя заткнуться? Просила! – Тут она так неаккуратно совершила объездной маневр, пытаясь обойти раздолбанный «газон», что их едва не занесло на блестевшей от дождя дороге. – Вот! Видишь, что ты делаешь?! Хочешь, чтобы мы в аварию попали?! Хочешь?!

– Я много чего хочу, чучело. Сейчас вот, например, мне очень хотелось бы надрать тебе задницу. Чтобы ты перестала наконец казниться от сознания собственной вины перед своим козлом…

– Я же просила тебя! – заорала Ася в полный голос, все набирая и набирая скорость. Машину швыряло в глубоких лужах, грязная вода заливала стекла. – Я просила тебя!..

– Да помню, помню: просила, чтобы я не оскорблял его, – вполне миролюбиво заявил Ванька и вдруг предложил: – Слушай, давай не будем больше ругаться, а? Мы так давно не виделись, а увиделись – и все время цапаемся. Непорядок же, а, чучело?

– Не зови меня чучелом, Вань. – Ася всхлипнула и начала сворачивать на обочину. – Я уже не та девочка-подросток, которую ты трепал за косы и все время дразнил чучелом!

– Тебя это задевало… – еле слышно произнес он и с болезненной гримасой хмыкнул: – Я же не со зла, Аська. Я же не знал тогда, что…

– Что? – Она заглушила мотор и уставилась на него, знакомого до боли и совсем-совсем чужого сейчас. – Что ты не знал тогда, Вань? Что я вдруг подрасту и обрежу эти дурацкие косы?

И тут он сграбастал ее голову своей огромной ручищей, потянул к себе, прижал к мокрой куртке на своей груди и глухо проговорил:

– Я же не знал тогда, что это все изменит…

Она слышала сквозь толщу мокрой ткани, как, беспокоясь за нее, колотится его огромное сердце. Слышала его голос, который вдруг снова стал казаться родным и совсем незабытым. И ей вспомнился другой день. Тот самый, несколько лет назад…

Точно так же Ванька прижимал ее тогда, когда она бросилась ему навстречу из обезьянника. Грязная, потная, с размазанной по лицу тушью и диким желанием доказать всему миру, что она ни в чем не виновата. Мир тогда отвернулся от нее в одночасье. Кто-то выставил тогда впереди себя щитом укоризну, как ее отец, например. Другие, такие, как мачеха, отгородились от нее удобной для того момента недоуменной брезгливостью. Один Ванька понял ее в тот день. Один Ванька не оттолкнул, хотя потом и ругался. Он так же, как сейчас, прижимал ее голову к себе своей огромной, как лопата, ладонью. Поглаживал по затылку и то и дело повторял:

– Ну, не плачь, чучело… Чего это ты рассопливиться решила… Ну, ну, все в порядке… Давай, заканчивай…

А она все рыдала и рыдала и не могла успокоиться. И от его участия, и от того, что он не выбежал из дежурки, как ее отец. И не отвернулся, как его мать, с фырканьем норовистой лошади. А просто держал ее в своих руках и утешал неуклюже и по-мужски. И сердце, Ванькино сердце так же колотилось тогда: бешено и беспокойно…

– Вань, я знаешь что думаю… – проговорила вдруг Ася тихо, потому что он внезапно и надолго замолчал.

– Что? – Его пальцы тихонько перебирали короткие волоски ее глупой стрижки.

– Я, наверное, никого из нашей семьи так не люблю, как тебя. – Она прислушалась: большущее Ванькино сердце вдруг остановилось, потом резво подпрыгнуло и тут же дико, перебивая само себя, застучало. – Правда, Вань! Даже отца так не люблю, как тебя. А ты, Вань? Ты-то меня любишь? Или так же, как и мама твоя…

– Эх ты, чучело! – Его пальцы с силой вонзились ей в шею. Ванька вздохнул так, что ее голова подпрыгнула на его груди. – Конечно, я люблю тебя! Кто же еще тебя будет любить, как не я?! А что касается матери… Не суди ее слишком строго, Аська. Ей нелегко с тобой.

– А мне? Мне легко? – Она чуть было не вскочила, но его рука властно держала ее на мокрой куртке, и Асе пришлось подчиниться.

– Она злится на тебя, и в этом есть свой резон, – проговорил Ванька и успокаивающе потрепал ее по щеке другой рукой. – Но она тоже любит тебя, Аська. Злится, но любит, поверь мне. Я же никогда тебя не обманывал.

– Не помню, – все еще не хотела она сдаваться. – Кажется, нет. Но…

– Нет, не обманывал. Значит, ты должна верить мне. Мать любит тебя. Любит, но злится очень.

– Да за что? За что ей на меня злиться-то?! – Асе удалось выпростать свою голову из-под его пальцев, и она недоуменно уставилась на тяжелый профиль сводного брата. – Та давняя история с моим расследованием давно предана забвению и…

– И тут же, не задумываясь, ты решила затеять еще одну, – укоризненно качнул он головой. – С тобой ведь никогда не знаешь, на что нарвешься, Аська. Взять хотя бы твое скоропалительное замужество, которого никто не ожидал и…

– Так, стоп! – Она прижала холодные пальцы к его жестким горячим губам. – Замолчи немедленно, иначе мы снова повздорим. Замужество – факт свершившийся, и ругать меня за него как бы уже и поздно. А что касается новой истории… Так о ней мы просто забудем, и все!

– Как забудем?! – Ванька грубо оторвал ее руку от своего рта. Тяжело развернулся на сиденье в ее сторону. И злобно прошипел, высверливая зверским взглядом на ее лице дырки: – То есть как это забудем?

– А так! – Она все еще хотела казаться беспечной. – Пожар потушен? Потушен. Женщине жизнь спасли? Спасли. Чего же еще? Затевать расследование я уж точно не собираюсь на этот раз, будь уверен. Одним беспокойством меньше…

– Та-ак! – Ванька с такой силой ударил по дверной панели, что, казалось, едва не вынес хлипкую дверь старого «жигуленка». – Стало быть, ты хочешь повесить на Виталика покалеченную бабу и слинять? Втянула, значит, его в идиотскую историю и умываешь руки? Он по доброте душевной не смог тебе отказать, а ты теперь как бы и ни при чем! Я все правильно излагаю? Нигде ничего не перепутал?

Ася промолчала. Она недоуменно разглядывала насупленное Ванькино лицо и силилась понять, что и где она пропустила. А пропустила она явно что-то важное, и из-за этого ее угнетало неприятное беспокойство.

Понятно ей было лишь одно: Ванька непоследователен. То она не должна была связывать себя никакими обязательствами в отношении раненой женщины, то вдруг он начал полыхать праведным гневом, призывая ее к ответственности.

Непонятно было другое – где же здесь логика? Что за прозрение его посетило с прошлой ночи? Что за идея родилась в его лобастой голове? Уж не движим ли он желанием обличить ее Леньку в свершенном злодеянии? А что, чем не мысль?!

– Короче, слушай меня внимательно, сестренка. – Ребро громадной Ванькиной ладони с прежней силой опустилось на переднюю панель. – Слушай и запоминай… С этой девкой, что ты навязала Витальке, будешь разбираться сама.

– Каким, интересно, образом? – Ася постаралась примирительно улыбнуться, но вышло очень кисло и неубедительно. – Заделаться ее сиделкой?

– Может быть, и так. Виталик скажет, что и как тебе нужно будет сделать. Ты поняла меня, Аська? Если понадобится, то станешь ей не только сиделкой, но и родной матерью и будешь горшки из-под нее выносить! – Ванька-ирод вдохновлялся все круче. – Это будет тебе хорошим уроком на будущее.

– И что, по-твоему, я должна буду почерпнуть из этого урока? – Ася завела мотор и, уступив дорогу отчаянно рвущему рычаг сигнала дальнобойщику, медленно выехала на трассу.

– Первое – ты должна будешь сама во всем разобраться.

– А второе – я во всем должна разобраться сама? Так, что ли? – Ася догадливо ухмыльнулась. – Я поняла твою мысль, Вань.

– Да что ты поняла, чучело? Возьми левее! Левее бери, говорю! Прицеп, видишь, как заносит, или нет? Ну, чучело, ей-богу, чучело… Ездить с тобой – та еще радость.

– Иными словами, – не обращая внимания на его инструкторские экзерсисы, продолжила Ася развивать свою мысль, – ты хочешь ткнуть меня в то, что буквально у меня под носом. Женщина очнется и сможет все мне рассказать. А если не очнется, то тот, кто не сумел убить ее, непременно попытается довести свое дело до конца. И вот тогда-то я точно узнаю, каким мерзавцем является мой муж. Я должна буду… Нет, я буду вынуждена признать, что он преступник и что ему не место рядом со мной. И вот как только справедливость будет восстановлена, все встанет на свои места. Устроится, одним словом. Папа признает свою дочь заново. Мачеха наконец перестанет на меня злиться. А ты перестанешь называть меня чучелом. Все счастливы и смеются. Все, конец истории…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.