Тайны «Монастырского приюта»

– Ну, во-первых, он мог ошибиться дверью. А умер… Я все-таки изучал медицину, пошли, поглядим, пока никто не проснулся.

Поспешно одеваясь, Прозоров с подозрением глянул на Сиверса и спросил:

– Мне тоже кое-что не ясно: где ты был ночью?

– Засиделся в библиотеке, – не моргнув, ответил Александр Юрьевич. – Здесь просто кладезь редких книг.

– Люблю, когда врут больше меня, – усмехнулся Прозоров, выпустив в лицо сокурсника облачко сигарного дыма. – Двинулись.

В коридоре Сивере остановился возле первой двери.

– Ты говорил – у тебя третий номер от лестницы, а оказывается четвертый. Переехал, что ли?

– Нет. Эта дверь – не в счет. Забыл тебя предупредить.

Александр Юрьевич коснулся рукой железных створок. Дверь действительно была меньше остальных, примерно в половину человеческого роста. И почему-то без замочной скважины.

– Куда же она ведет? – спросил он.

– В Преисподнюю! – оскалил желтые прокуренные зубы Прозоров.

3

Переходя вслед за старым приятелем из правого крыла монастырской гостиницы в левое, Сивере вновь вспомнил о Багрянородском. С кем же тот коротал ночь? Среди постояльцев, подсчитал Александр Юрьевич, было шесть женщин. Плюс жена и дочь Тошика Полонского. Двух пожилых супружеских дам, а также тетушек Алису и Ларису приходилось исключить. Вряд ли в номере частного детектива могла также находиться жена молодого лейтенанта Дембовича. Остается еще Анна Горенштейн, но стала бы она связываться со столь противной личностью, тем более что ее в собственном номере ждал Сивере?

Впрочем, женская натура – загадка. И царица может клюнуть на конюха. Но Александру Юрьевичу не хотелось верить, что его подозрения обоснованны. Слишком пошло это все выглядело бы. Тогда пришлось бы признать, что он сам круглый идиот, которого с какой-то целью обвели вокруг пальца. Он решил, что, скорее всего, в номере Багрянородского веселилась смазливая дочка хозяина – хорошо упитанная девица лет двадцати. Если только тот не любитель пожилых дам. Чепуха какая-то получается…

Оставив выяснение этого вопроса до лучших времен, Сивере подвел Прозорова к келье Матвея Матвеевича. И зачем-то постучал в дверь.

– У тебя совсем крыша поехала, – насмешливо произнес герой и всеобщий любимец их курса, этакая смесь Печорина со Ставрогиным. – Думаешь, старикан поднимется, впустит нас, поблагодарит за заботу, а потом ляжет на койку и вновь примет естественное для трупа состояние? Не дури.

Нажав на дверную ручку, он пропустил Сиверса вперед. Затем вошел следом, в пустой номер. Покойника не было.

– Ничего не понимаю! – смущенно произнес Александр Юрьевич, оглядываясь. – Что за дела творятся? Мертвец лежал здесь, на койке. Куда он мог исчезнуть?

– Не огорчайся, – ответил Прозоров. – Возможно, его снова перетащили в твой номер. Блуждающий труп, очень эффектно. А что, если ты сам в темноте ошибся дверью? Тем более что находился в стрессовом состоянии. Давай-ка, поглядим у соседей.

– Соседи только одни – братья Афонины, которые сами исчезли неизвестно куда и как, – уныло отозвался Сивере. – А номер опечатан.

– Распечатаем, – усмехнулся Прозоров, вынимая из кармана связку ключей. – В моей богатой прошлой жизни я научился проникать сквозь любые двери.

Под ногами у него что-то хрустнуло. Это был пластмассовый очечник Матвея Матвеевича.

– Кто-то лишил старика последней пары очков, – пояснил Александр Юрьевич. – Не связано ли это как-то с его смертью?

– Выводы будем делать потом. Когда найдем труп, – ответил Прозоров, выпуская колечко дыма. Похоже, он не расставался с сигарой даже во сне.

Приятели вышли из номера, прикрыв дверь. У соседней кельи их поджидал сюрприз. Бумажка с печатью уже была кем-то сорвала до них и валялась теперь на полу. А в замке торчал ключ.

– Не трогай! – предупредил Прозоров, приложив палец к губам. – Слышишь? Мне кажется, там кто-то есть. И едва ли это твой Матвей Матвеевич. Если только он не решил размять кости, а заодно и поговорить сам с собой. А может быть, вернулись братья Афонины?

Из номера доносились чьи-то приглушенные голоса. Неожиданно дверь открылась, на пороге возникли комиссар Куруладзе и Макс. Немая сцена длилась несколько секунд. Кто был удивлен больше, сказать трудно.

– Ранние пташки? – усатый полицейский первым нарушал молчание, оглядывая пижамный ансамбль Сиверса. – Что это вы тут шляетесь?

– Совершаем утренний моцион, – пробормотал Александр Юрьевич.

– А я просто хожу, где хочу, как кот, – нагло добавил Прозоров. – Ну и как продвигается расследование, комиссар? Нашли труп?

Куруладзе сунул в рот трубку. Прозоров – сигару. Оба выпустили друг в друга по облачку дыма.

– Нашли, – ответил за своего начальника Макс. – Вон он. Тот, да не тот.

Посторонившись, он показал рукой на кровать, где лежал Матвей Матвеевич. Казалось, покойник даже радуется такому скоплению людей. Но объяснить ничего не хочет.

4

До принятого по монастырско-гостиничному распорядку завтрака было еще далеко, но в трапезной уже сидели четыре человека, а сам Тошик Полонский, поднятый с постели по такому экстренному поводу, подавал им кофе, сливки и яичницу с ломтиками жареного бекона. Затем и сам он пятым пристроился за общим столом. Единственное, о чем настоятельно попросил, – не курить в трапезной, поэтому и трубка, и сигара оставались незажженными.

Макс поглощал пищу со свирепостью вепря. Прозоров и Куруладзе ели с умеренным аппетитом. А Сивере, успевший к этому времени сменить пижаму на спортивный костюм, едва ковырял вилкой. К тому же он чувствовал себя неуютно под постоянным пристальным вниманием комиссара.

– Ваша комната находится рядом с номером братьев Афониных, – сказал местный Мегрэ. – Когда мы с Максом решили сегодня перед отъездом еще раз заглянуть туда, печать уже была кем-то сорвана, а дверь не заперта. Но главное – на кровати лежал труп старика. Вскрытие еще покажет, отчего он умер, но пока мне хотелось бы знать, где вы провели ночь?

– В своей постели, – вяло отозвался Александр Юрьевич, решив до конца придерживаться этой версии. – А вышел, потому что послышались чьи-то голоса.

– Допустим. А вы, уважаемый? – комиссар посмотрел на Прозорова. – Ваше объяснение меня не устраивает.

– У меня бессонница, я вообще страдаю лунатизмом, вот и брожу, где попало, – усмехнулся тот. – К тому же часов до четырех утра я заигрался в нарды.

– С кем?

– С ним, – кивнул Прозоров в сторону Тошика.

– Подтверждаю, – произнес хозяин гостиницы. – Сильный мастер. Сколько знаю, все время меня обыгрывает.

Для Сиверса это заявление прозвучало несколько неожиданно. Он и не предполагал, что его сокурсник и Полонский такие заядлые игроки и приятели. Но комиссара услышанное не удивило.

– Что ж, ладно. По моим предположениям, судя по окоченению трупа, смерть наступила где-то около часа ночи. Но как покойник мог оказаться в опечатанном номере?

– Видите ли, замки в дверях довольно простые, при желании можно открыть шпилькой, – сказал хозяин. – Да и запасные ключи лежат за стойкой бара, почти на виду. У нас никогда не было случаев воровства, а уж тем более – убийств. Учтите, что Матвей Матвеевич был почти слепой. Он попросту вошел не в тот номер… и умер.

– Очень у вас все просто получается, – проворчал Куруладзе. А Сивере теперь догадывался, что, очевидно, так все и произошло, как объяснял Полонский. Только Матвей Матвеевич вначале очутился в его номере, где отчего-то скончался, а потом уж сам он по ошибке перетащил покойника не в его келью, а в комнату братьев Афониных. А дверь в нее по какой-то причине оказалась открытой. Рассуждение логичное, а другого пока нет.

– А я думаю вот что, – произнес вдруг Макс, доедающий вторую порцию: – Вы все врете, а бекон ваш с тухлятинкой. Старик не мог ошибиться дверью.

– А его слепота? – спросил Сивере.

– Она к тому времени уже прошла, – насмешливо отозвался комиссар. – Потому что с носа покойника мы сняли вот это.

Он полез в карман и выложил на стол очки с толстыми стеклами.

5

Александр Юрьевич маячил перед входом в трапезную, поджидая Анну Горенштейн. Уж если она не придет к завтраку, значит, действительно что-то произошло и следует пуститься на ее поиски. Или поставить в известность комиссара Куруладзе, который сейчас готовился вместе с Максом и двумя сыновьями Полонского к транспортировке покойника на фуникулере в город.

Мимо Сиверса чинно прошли две пожилые супружеские пары, затем – говорливые тетушки Алиса и Лариса. Прошествовали один за другим три старика, внимательно оглядев Александра Юрьевича. Держась за руки, пробежали молодожены Дембовичи. Появился Багрянородский, заговорщически подмигнув историку и нагло похлопав его по плечу. Несколько раз туда-обратно пробежала дочка хозяина, покачивая упругими бедрами.

Наконец Александр Юрьевич, готовый уже покинуть свой пост, увидел Анну, которая почему-то шла под руку с лысым князем Романовым, столь похожим на мертвеца. Брюнетка выглядела еще бледнее обычного. А старик тяжело опирался на самшитовую трость, еле волоча ноги. Когда картинная парочка поравнялась с Сиверсом, тот, еле сдерживая обиду, резко бросил:

– Послушайте, как прикажете это понимать? Может быть, вы все-таки объясните ваше поведение?

– Мы разве знакомы? – холодно спросила Горенштейн.

– Что вам угодно, милейший? – надменно добавил князь.

– М-мм… э-э… – промямлил удивленный Александр Юрьевич, уступая путь. К его ногам незаметно упал скомканный бумажный шарик. Такого поворота событий Сивере не ожидал. Ну, хорошо хоть жива. Поглядев им вслед, Сивере нагнулся и подобрал бумажку. Затем вышел в гостиничный холл и развернул. Неровным почерком там было написано следующее:

«Умоляю, не заговаривайте со мной при людях! Я вам потом все объясню. Случилось нечто ужасное. ОН здесь». Причем слово «ОН» было не только жирно обведено, но еще и подчеркнуто дважды. Александр Юрьевич несколько раз перечитал текст, но мало что понял. Что случилось и «кто» «здесь»? Не имеет ли он дело с очередной сумасшедшей? Все вокруг основательно запутывалось. Со злостью бросив бумажку в урну, Сивере отправился на утреннюю прогулку за пределы монастыря.

Собственно, побродить тут можно было лишь вдоль каменных стен, спуститься чуть ниже по склону к площадке для фуникулера или подняться по крутой тропке к вершине с вечной снежной шапкой. Но добираться до самого пика горы было необычайно сложно и рискованно. К подножию скал когда-то вела прорубленная местными жителями и монахами тропа, но еще несколько веков назад она была разрушена землетрясением. В ущелье до сих пор виднелись ее части. Очевидно, только опытный скалолаз или старожил сумел бы пройти этот путь, от подножия до монастыря и дальше – к вершине горы.

Встав на краю обрыва, Сивере поглядел вниз, и ему стало дурно. Он с детства боялся высоты. Когда-то давным-давно, еще в студенческие годы, ему привиделся странный сон: маленькая фигурка человека, распластавшегося на острых камнях, бросившегося вниз – и этим самоубийцей был он, Сивере. Страшный сон, который все последующие годы таился где-то в глубине сознания. И сейчас вновь выплыл наружу. Не потому ли, что ущелье внизу так напоминало то место, которое было явлено ему в сновидении? Вздрогнув, Александр Юрьевич поспешно отступил.

Весь монастырь казался огромным Ноевым ковчегом, выброшенным на уступы горы, а его обитатели – последними людьми в земной истории. Что связывало их с раскинутым внизу миром? Стальная нить фуникулера, и только. Память и нравственные законы, которые можно стереть и написать новые. Больше ничего.

6

В кабину фуникулера заносили объемный пластиковый мешок черного цвета. Сивере догадался, что в нем находится труп Матвея Матвеевича. Накрапывал дождь. Неподалеку стояли хозяин гостиницы и его сухощавая жена, с одним зонтиком на двоих.

– В книге «Когелет» сказано: человек не знает своего будущего, – произнес Полонский, взглянув на Александра Юрьевича. – А я добавил бы: и не хочет знать, хотя его тыкают носом.

У супруги Тошика были припухшие, покрасневшие глаза, словно она совсем недавно долго плакала. Лицо невзрачное, осунувшееся, типичное для восточной женщины сорока лет. Готовой терпеть семейный деспотизм мужа до гробовой доски.

– Мне бы хотелось покопаться в монастырской библиотеке, – сказал Сивере. – Это не противоречит правилам?

– Пожалуйста, – равнодушно отозвался Полонский. И кивнул в сторону жены: – Ключи у Терезы. Матвей Матвеевич тоже любил просиживать там время. В этом вы схожи.

Последняя фраза прозвучала несколько зловеще. С намеком.

– А вас, вижу, древности не интересуют?

– Прошлое иногда бывает смертельно опасно. Я приобрел монастырь и сделал из него гостиницу, а что тут было до меня – неважно. Я практик, а не историк.

– Уж это точно, – согласился Сивере, уловив настороженный взгляд супруги Полонского. Она будто опасливо ждала чего-то, каких-то еще непроизнесенных фраз. Или сама хотела что-то сообщить, но не могла.

Погрузка в фуникулер закончилась. Двое сыновей Тошика и Макс вошли внутрь, Куруладзе остался на площадке.

– Отправляйте! – махнул он рукой.

Тошик, передав зонт жене, забрался в крытую будку, включил пусковой механизм. Колесики закрутились, и кабина плавно поползла по стальному тросу.

– Мы едем-едем-едем в далекие края… – запел Полонский, высовываясь из будки. Судя по всему, он был чему-то чрезвычайно рад.

– Пойдемте, – сказала его супруга. – Я открою вам библиотеку.

Минут через десять Сивере уже стоял в хранилище книг, где минувшим днем проводил свои допросы комиссар Куруладзе. Стеллажи занимали все стены, от пола до потолка, а вытянутое в длину помещение делилось на несколько отсеков, полукомнат.

В первом же из них Александр Юрьевич застрял надолго. Вначале он лишь бегло пробежал глазами пыльные корешки древних фолиантов и более современных книг. Тут были собрания сочинений святых отцов Церкви, патерики, жизнеописания подвижников и мучеников, истории развития христианства в различных странах. Книги по богословию, записи Вселенских и архиерейских соборов, толкование чудодейственных явлений и библейских текстов. Литература по вероотступническим сектам, ересям, лжеучениям. Научные труды и трактаты, охватывающие иные религии: буддизм, иудаизм, ислам, индуизм. Множество справочников, законников, вспомогательных пособий. Хроники и летописи, словари и библиографии. Целые ряды книг по медицине, истории, географии, естественным наукам. Примерно треть всего этого – на древних языках.

– Светская литература у нас в соседнем зале, – произнесла жена Полонского. Оказывается, пока Сивере, охваченный азартом, перебирался со стремянкой от одного стеллажа к другому, она все время находилась здесь.

– Экое богатство… – пробормотал он смущенно. Александр Юрьевич, когда он был чем-то очень увлечен, разговаривал сам с собой, и теперь подумал: не выглядел ли смешным со стороны? Чтобы скрыть неловкость, он спросил:

– А есть что-нибудь по истории этого монастыря?

– Не знаю, – просто ответила Тереза. – Может быть. Я книг не читаю, некогда.

– Ну да, хозяйство, – согласился Сивере. – Трудно приходится?

– По-разному, – уклончиво отозвалась женщина. Но ей явно не хотелось уходить. Александр Юрьевич пригляделся к ней повнимательней. Очевидно, когда-то в юности она была очень привлекательной. Следы былой красоты еще и сейчас сохранились на ее лице.

В ней была какая-то загадочная невысказанность. А еще нечто неуловимо знакомое. Будто он уже встречал Терезу прежде. Но этого не могло быть, Сивере знал точно.

– Вы давно здесь живете? – спросил он.

– Как купили гостиницу. Семь лет.

– И… нравится?

– Выбора нет.

Ответ Терезы Сиверсу не понравился. Что значит «выбора нет»? Выбор есть всегда. Что она имеет в виду? За этой фразой стояла какая-то тоскливая обреченность.

– Климат не подходит?

– Напротив.

– Скучно? – попробовал угадать Александр Юрьевич.

– Ну что вы! Я, пожалуй, пойду. – Она двинулась к двери, но неожиданно задержалась. Затем, повернувшись к Сиверсу, произнесла: – По преданию, в одиннадцатом веке здесь произошло чудовищное убийство. С тех пор это место проклято.

Тереза шагнула за порог, а Сивере успел выкрикнуть:

– Погодите! Откуда вам это известно?

– Я ведь из местных, – ответила она, посветлев лицом. И дверь за ней закрылась.

Глава 5. Такая история

1

Листая страницы фолиантов, Александр Юрьевич не замечал, как бежит время. Прошел один час, другой, третий. Где-то далеко, за пределами сознания, прозвучал гонг к обеду. Но Сиверсу было не до подобной ерундистики: он весь находился в прошлом. На столе перед ним лежали книги, которые много проясняли в истории края и самого монастыря.

Особого внимания заслуживала одна из них – изданная в конце прошлого века русским путешественником и этнографом Семеном Горельским, прожившим среди монастырской братии полтора года. Довольно объемистый труд, вобравший в себя хронологическую летопись от создания храма, жизнеописания различных подвижников и настоятелей, царедворцев и простых мирян, окормлявшихся в этих стенах. А также множество легенд и преданий, которые сопутствуют любому прошедшему сквозь века памятнику.

Этот Семен Горельскнй был, несомненно, сам по себе очень любопытным экземпляром, дотошным и любознательным, хотя и совершенно неизвестным как профессиональный историк. По крайней мере, Сиверсу прежде никогда не встречалась его фамилия. Очевидно, дилетант. Но его скрупулезному, насыщенному подробностями и фактами труду надо было отдать должное.

Не исключено, что за спиной Горельского стоял какой-то ученый монах, которому его смирение не позволяло признать грех авторства. Ведь писательство – та же гордыня. А укрыться за псевдонимом или вообще не оставить подписи – обычное явление в среде священнослужителей. Так или иначе, но записки Семена Горельского поведали много нового московскому историку.

Александр Юрьевич, разумеется, хорошо знал, что Закавказская цивилизация – одна из древнейших в мире. Старее лишь египетские пирамиды, шумерская клинопись и другие очаги культур в Двуречье, на Крите, в Микенах, долинах Инда и на территориях китайского государства Инь. В девятом веке до нашей эры здесь находилось могущественное царство – Урарту, со столицей на Армянском нагорье возле озера Ван. Но к памятникам архитектуры этого времени – циклопическим крепостям – монастырь принадлежать не мог, хотя, как убедился Сивере еще по дороге сюда, в местности сохранились старинные цитадели, погребальные менгиры и дольмены. Как правило, они стояли на холмах или высоких утесах. Вообще, скальные сооружения Закавказья очень близки культуре соседних Ирана, Ассирии, Митании, Хеттского государства: все эти прорубленные в горах лестницы, террасы, площадки, культовые ниши, крепостные стены толщиной подчас в три, а то и в пять метров.

После падения Урарту, области Закавказья входили сначала в состав Индийского царства, затем державы Ахеменидов, а потом и эллинической державы Селевкидов. Отсюда во многом позаимствован античный стиль в храмах и дворцах Колхиды, Иберии, Армении, а позднее и в Албании – нынешнем Азербайджане. Это уже потом албанцы унесли название своей страны в глубь Европы. История – одна из самых сложных и увлекательных наук, гораздо мудренее высшей математики и ядерной физики; она подбрасывает терпеливому исследователю задачи со множеством неизвестных, а найденные ответы отвергаются новыми поколениями.

Александр Юрьевич, бормоча себе под нос обрывки фраз, теснившихся в голове, все больше погружаясь в море теней, высказал невидимому собеседнику, может быть, самому Семену Горельскому, устроившемуся напротив него, или тому таинственному монаху, – предположение, что монастырь, в котором они имеют честь пребывать, относится, скорее всего, к скальному зодчеству I–III веков нашей эры. И сродни некоторым композиционным сооружениям пещерного города Уплис-цихе, высеченному в горах левого берега Куры. Те же переработанные формы греко-римской архитектуры, восьмигранные и квадратные кессоны, украшающие цилиндрические своды, залы с пилястрами, фасад в виде фронтонов над аркой и многое другое.

А весь готический «макияж» появился гораздо позднее, десять веков спустя. «Если принять эту версию, – то ли вслух, то ли про себя изрек Сивере, – то основателем монастыря был не кто иной, как армянский царь Тигран II, грозный покоритель городов Малой Азии, Сирии и Месопотамии, переселявший в свою страну и греков, и иудеев. Достаточно сравнить выстроенную им Гарнийскую крепость на скале над ущельем реки Азат с «Монастырским приютом».

– Тогда придется сместить временные рамки к первому веку до нашей эры, – ответил Сиверсу то ли Семен Горельский, то ли таинственный монах, маячивший за плечом путешественника.

– А?.. – произнес Александр Юрьевич. Кто-то тронул его за плечо, и он обернулся, с трудом возвращаясь в реальный мир.

2

– Я вас искала, – промолвила Анна Горенштейн и прошла к книжным полкам. – А вы здесь. И заняты мертвыми. Интересно?

– Очень, – признался Сивере. – Это моя работа. Хочу разобраться.

– В чем?

– Откуда что взялось и куда исчезло. И вы не правы: эти мертвые живее нас с вами, они уже вошли в историю, а мы – нет. К тому же с ними гораздо легче найти общий язык, чем с окружающими. Потому что им некуда спешить.

– Странно. Тут, должно быть, был не такой уж тихий омут, как кажется. И в монастыре бурлили страсти?

– А вы как думали? Местность, где мы с вами находимся, была населена многими цивилизациями. Тут были и киммерийцы, и скифы, и вавилоняне, и хазары… Каждая народность оставляла свой след. А хетты, сирийцы, воины Македонского? Да что говорить! Библейский Ноев ковчег, по преданиям, находится на вершине горы в этих краях! – Александра Юрьевича понесло, он оседлал своего любимого конька. – Между прочим, где-то здесь спрятаны несметные сокровища урартских царей, а поклонялись они божествам гор. Так что, вполне возможно, все это лежит где-то в подземельях «Монастырского приюта».

– Шутите? Сколько веков прошло!

– Пройдет и еще столько же, а горы сохранят тайну. Есть версия о существовании золотой статуи армянской богини Анаит – не той, которую увез Антоний в Рим, а другой, гораздо большей, в полный человеческий рост, украшенной драгоценными камнями, изумрудами, ониксами и бериллами, с мечом из горного хрусталя. Упоминание о ней есть в каменной летописи Сардури II, в нише Ванской скалы. Сказано: кто коснется ее, голова того будет обречена на смерть.

– Такой недотрогой была эта Анаит? – насмешливо спросила Анна. Но Сивере будто не слышал ее слов. Он продолжил:

– Мидяне и персы также оставили тут немало древних реликвий. А что принес с собой Хайк, прародитель армян, вышедший со своим народом из страны Хайас, что лежала в долине Верхнего Евфрата? Бесценные знания, магические дары жизни и плодородия, которые стоят дороже золота и алмазов. И покоятся они в этих недрах. Я предполагаю, что прежде наш монастырь был одним из мегистанов, крепостей, возведенных в скалах, чтобы защищаться от римских войск. Возможно, он все же был разрушен, а потом отстроен заново при Аршакидах. Самая неприступная цитадель рано или поздно падет. Один мой сокурсник, Прозоров, любил в давние дни повторять: нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики, особенно за деньги. Большевиков в третьем веке в Сасанидском Иране еще не было, но, вероятно, и персы не раз захватывали и рушили этот монастырь. Уже во времена появления здесь христианства. Именно тогда, при Тиридате III, оно стало государственной религией. Древние святилища были конфискованы епископатом, а во главе церкви стал католикос из рода Григоридов. С тех пор, очевидно, в нашем храме и утвердились первые монахи. Об этом вы можете прочесть в трудах Фавстоса Бузанда, Лазаря Парпеци или Мовсеса Хоренаци, хотя историки эти дают весьма скудные и часто недостоверные сведения. В отличие от Агафангела.

– Боже мой! – воскликнула Анна. – И не подумаю забивать голову такой ерундой. – Вы-то сами еще не свихнулись от вашей истории?

– Я – нет, – ответил Сивере, понимая, что слишком увлекся, распыляя перед молодой женщиной свои мысли. Причем перед той, которая его обманула. Тут он вновь вспомнил события минувшей ночи и принял оскорбленный вид: – Кстати, я жду объяснений. Не худо бы, наконец, сказать правду.

– И вы ее услышите, – кивнула Анна. – Если наберетесь терпения и вновь придете сегодня ночью ко мне. А теперь – извините, меня ждут…

С этими словами она выскользнула за дверь, оставив Александра Юрьевича наедине с пыльными книгами.

3

В висках стало покалывать от переутомления. Захлопнув труд Семена Горельского, Сивере зевнул и потер глаза. «На сегодня хватит», – подумал он, начиная сожалеть о пропущенном обеде. Стрелки приближались к пяти часам вечера. Выходило, что он провел в библиотеке почти весь день. Но провел его далеко не напрасно. Кое-что в истории монастыря удалось выяснить, хотя по-прежнему в ней было много туманного, путаного. И книга Горельского, по сути, представляла собой не строго научное изыскание, а записки дилетанта с непроверенными фактами и преданиями. И самое главное: в ней отсутствовали некоторые страницы.