Нашедшие Путь

Попрощавшись с Катей, Алексей отправился домой. Мысли его не путались, а просто сжались в тугой клубок и выдали на поверхность единственную фразу из старого анекдота: «Зачем думать?! Трясти надо!». Алексей достал телефон и позвонил Борису:

– Привет. Завтра свободен?.. Приходи: посидим, поболтаем.

***

Подходил к завершению очередной рабочий день Алексея; оставалось лишь дочитать последнюю лекцию. Произнося почти автоматически хорошо знакомый текст, в мыслях своих он был уже далеко.

– Вас тоже уже успели «задолбать» сегодня? – вдруг спросила Лариса.

– Нет… Сегодня – не успели… Забыли, наверное… А с чего ты это взяла, что «задолбали»?

– Вроде, видно по вам.

– А ты – психолог!

– Ошиблась ведь.

– А «ошиблась» преднамеренно, чтоб небольшой перерыв устроить? От писанины устали?

В этот момент дверь распахнулась, в аудиторию вошла Носова и, окинув взглядом студентов, грозно спросила:

– Вставать уже разучились?! – она выдержала паузу, дожидаясь пока все встанут. – Садитесь. Чем у нас Упрямова недовольна?

Лариса промолчала, Алексей – тоже.

– Ладно, – понятно, – заключила Носова и подошла к Маше Ратиборовой. – Мария, почему утром опоздала?

Маша молча поднялась и, плотно сжав губы, слегка отвернулась.

– Дина Олеговна, она же на электричке ездит, – сдержанно напомнила Татьяна.

– Тебя, Арбузова, не спрашивают! – закричала Носова. – Она сама ответит.

Маша продолжала молчать. Носова опустила взгляд на стол и, найдя новый повод, вновь закричала:

– Почему семечки на столе?! Ты где находишься, – в деревне своей?!

Маша не выдержала и ответила:

– Если я – деревенская, это ещё не значит, что меня надо унижать и что на меня надо орать… Да, я из деревни, но за то я, в отличии от вас, никому «задницу не лижу» и «лизать» не собираюсь.

– Выйди из аудитории! – заорала Носова.

Брезгливо взглянув на Носову, Маша вышла; следом вышла и Носова, громко хлопнув дверью.

– Теперь эта мразь выгонит Машку, – забеспокоилась Татьяна.

– Нет, не думаю; студентов и так мало, – возразил Алексей.

– Если они будут нас выгонять за любую мелочь, – тогда их самих разгонят, – добавила Лариса.

Когда лекция закончилась, Лариса подошла к Алексею с вопросом:

– Значит, плохой из меня психолог?

– Нет, нет; психолог из тебя, пожалуй, хороший.

– Но я же ошиблась.

– Ты не можешь быть в курсе всех обстоятельств.

– А вы поспешили эти обстоятельства замаскировать?

– Верно… Умная ты, – просто не перестаю восхищаться.

– Без иронии?

– Без.

***

Будучи не в состоянии заниматься чем-то другим, Алексей обдумывал предстоящий разговор с Борисом. «Скатиться по наклонной плоскости можно очень быстро, – рассуждал он, – однако нельзя же его отчитать как школьника; нет, надо лишь слегка поддержать, а для начала – попробовать разобраться».

Когда вечером пришёл Борис, Алексей засыпал его вопросами. Борис отвечал уклончиво и сдержанно, а потом вдруг как бы подвёл общий итог:

– Короче, во всём – «облом», Лёха… Не знаю, что делать… На заводе одна «пьянь» осталась, да старики… Да, кстати, молодой один появился, – из вашего училища выгнали, – Ванька Емельянов.

– Знаю, знаю, – тут же вспомнил Алексей. – Он чуть больше года проучился еле-еле, «двоек» нахватал, – его и выгнали; теперь, вероятно, пропадёт.

– Это почему?

– А его на заводе кто-то перевоспитывать будет?

– Нет… Издеваться – будут; вернее, уже издеваются: называют «Иваном-царевичем», намекая тем самым на совсем другой сказочный персонаж.

– В «шараге» его так же называли многие, в том числе и заместитель директора.

– Разве можно так в учебном заведении?.. И, кстати, почему ты училище «шарагой» называешь?

– Студенты так называют, когда начальства рядом нет, – вот и я привык… Правильно называют… Ещё «гадюшником» называют, имея в виду тот, с позволения сказать, «коллектив», который целенаправленно формирует вокруг себя директор, выживая людей приличных и оставляя холуёв.

– Я, вообще-то, много плохого об этом заведении слышал. Многие с иронией и с издёвкой называют это училище «театральным», «показушным», некоторые даже с тюрьмой сравнивают, студентов жалеют.

– За то в газетах хвалят и по местному телевидению.

– Понимаю твою иронию… Городские средства массовой информации трудно заподозрить в правдивости и свободомыслии.

– «Народ безмолвствует», а холуи тем временем показухой занимаются; показуха же всегда держится на принудиловке. Люди терпят из-за того, что боятся работу потерять; горе-начальникам, однако, этого уже мало, – им нужны доказательства холуйской преданности.

– Лёха, а когда ты в поликлинике работал, там не лучше ли было?

– В каком-то смысле, возможно, там и лучше; такой «гнили» как в училище там не было…

– Вот и возвращайся обратно.

– Это не реально. Я и ушёл-то оттуда, прежде всего, потому, что аллергические реакции у меня были. Когда из-за аллергического коньюнктивита глаза режет так, что приходится их на какое-то время закрывать, можно и на амбулаторной операции пациента угробить, не заметив своевременно какой-нибудь кровоточащий сосуд.

– А лечиться не пробовал?

– Пробовал… Пробовал и понял, что положительные результаты в подобных ситуациях бывают только по телевидению в передаче «Здоровье», но не в реальной жизни… Жить же постоянно на антигистаминных и сосудосуживающих препаратах – довольно утомительно; а отсутствие побочных действий и осложнений – враньё с целью рекламы этих препаратов… Если бы я остался в поликлинике, вероятно, «загнулся» бы уже. Там ведь помимо испарений антисептиков ещё из неисправной вытяжки всякая гадость летела.

– Из какой вытяжки? – не понял Борис.

– Там под хирургическим кабинетом почему-то расположен зубопротезный… Зубной техник использует абразивные материалы; у него-то эту пыль затягивает, а далее через дырявую трубу всё вылетает не на улицу, а на второй этаж.

– А начальство куда смотрело?

– Говорил я главному врачу; но ему – наплевать… От зубопротезного он, видимо, какой-то доход имеет, так же как и от сдачи в аренду помещений под какие-то склады и что-то ещё; трубу по-настоящему чинить – не в его интересах.

– У тебя ведь, вроде, помимо хирургии ещё какие-то специализации есть?

– Да, да: и эндоскопия, и трансфузиология, и онкология, и массаж, и лечебная физкультура; только всё это – теперь недействительно.

– Почему?

– Вышло какое-то маразматическое постановление о том, что надо на каждую специальность ещё по четыре месяца отучиться и новые документы получить… Мне такой идиотизм уже не осилить.

– Значит, держишься за училище потому, что больше некуда податься?

– Отчасти – да, но не только. Мне ведь, слава Богу, общаться больше приходится со студентами, чем с сотрудниками и с начальством; а студенты, в основном, – хорошие. Среди них даже есть такие, которые, фактически, стали моими друзьями; в гости иногда заходят, и не только нынешние, но и бывшие.

– А фотографии есть?

– Есть… Фотографий много.

– Посмотреть можно?

– Да вон альбомы на полке: бери, да смотри… А ты, однако, хитрый… Я хотел о твоих делах поговорить, а ты, значит, на меня «стрелку перевёл».

– Да ладно, Лёха… Устал я что-то… Пойду, пожалуй; лучше спать пораньше лягу… Потом как-нибудь поговорим ещё.

– Ладно, как скажешь.

После ухода Бориса Алексей испытывал душевный дискомфорт. Вместо того, чтобы попытаться чем-то помочь, он потратил время на рассказы о собственных проблемах. Теперь он не знал, что делать. Испытывая чувство вины, Алексей почему-то незаметно уплыл в воспоминаниях к моменту своего первого прихода в училище. Он вспомнил затянувшееся ожидание у двери кабинета директора, когда, не желая зря тратить время, решил побеседовать со своим предшественником. Поднявшись этажом выше, Алексей вошёл в кабинет, поздоровался, представился и спросил:

– Могу я узнать причину вашего увольнения?

– Появилось место в стационаре; а здесь оставаться, честно говоря, и сил больше нет: надоели уже и постоянные придирки, и грубое давление со стороны администрации из-за любой мелочи, фактически – диктат; хотя закон и даёт преподавателю существенную независимость, но это – формально, а фактически – даже коллективные пьянки по поводу многочисленных праздников тут возведены в ранг обязательных мероприятий.

Алексей удивился и хотел-было продолжить разговор, но прибежала взволнованная секретарь директора и позвала Алексея:

– Что же вы ушли?! Идите быстрее! Директор вас ждёт.

Алексей извинился и, подгоняемый секретаршей, вновь направился вниз. Он вошёл в кабинет и поздоровался. Из глубины кабинета на Алексея глядело некое существо среднего рода и неопределённого возраста. Хотя директор сидел в кресле, но Алексею показалось, что взгляд его будущего начальства направлен сверху вниз и выражает какую-то крайнюю степень презрения. Вздёрнутый кверху нос и неестественно светлые волосы, казалось, подчёркивали высокомерие руководителя.

Получив приглашение сесть, Алексей опустился на стул и приготовил документы. В тот же момент в кабинет, извиняясь и на словах и всем своим видом, вошла пожилая женщина с бульдожьим выражением лица и, как-то заискивающе взглянув на директора, явно собиралась что-то сказать, но не успела.

– Присядьте, Маргарита Ивановна, – властно приказал директор.

Последовавший разговор заставил Алексея почувствовать себя то ли мебелью, то ли каким-то другим неодушевлённым предметом; он молча наблюдал, как Маргарита Ивановна, сжавшись и глядя на директора снизу вверх, ловила каждое его слово, поддакивая и кивая. Не улавливая в разговоре какого-либо смысла, Алексей отвлёкся и даже не заметил, как директор переключился на него.

– …и никакого панибратства со студентами! – продолжал тем временем директор. – Держите дистанцию!

Ещё не понимая смысла этих слов, Алексей кивнул, как бы показывая, что ещё не уснул и продолжает внимательно слушать.

– Кстати, нам ещё нужен преподаватель педиатрии, – продолжал директор. – Не знаете случайно кого-нибудь, кто подходил бы на эту должность?

– Нет, – коротко ответил Алексей и отрицательно покачал головой.

Уже в ближайшие дни Алексей узнал, что преподаватель педиатрии в училище давно имеется, к тому же, очень хороший преподаватель, пользующийся заслуженным уважением студентов, но не стремящийся угождать директору.

От воспоминаний настроение у Алексея испортилось окончательно. Желая избавиться от мыслей, он решил поработать с макиварой. Наработка правильного движения вскоре превратилась в активную медитацию; настроение выровнялось, сознание стало похожим на поверхность чистого озера при отсутствии ветра. Такое состояние вполне устроило Алексея.

***

Утро выдалось морозное. Покрывшись тонким слоем снега, улицы стали светлее. Алексей издали увидел Катю на перекрёстке и, приближаясь, поинтересовался:

– Опять поджидаешь чтоб напугать?.. Привет.

– Приветик… Гляди, – Катя указала в сторону дороги. – Минуты две как «скорая» отъехала, теперь менты тормозной путь меряют, будто так не ясно.

– А что случилось?

– Какой-то «урод» девчонку «мелкую» сбил, школьницу, прямо на пешеходном переходе; на красный сигнал светофора ехал, вернее – «летел», сволочь; хорошо хоть, что и машину разбил об столб.

– Ублюдок-то, судя по машине, из тех, которым всё с рук сходит… Пойдём-ка отсюда, пока менты не «загребли» в качестве свидетелей.

– Пошли… Дня не проходит, чтоб не увидела, как кто-нибудь так же грубо правила нарушает.

– Я помню время, когда люди берегли свои машины и соблюдали правила; деньги могли копить на машину всей семьёй долгие годы; а теперь: и шпана ездит, и жульё ездит – все те мерзавцы, которым и на деньги – наплевать, и на машины – наплевать, и на чужие жизни – наплевать.

– Хочешь сказать, что при коммунистах лучше было?

– В каком-то смысле – да; во всяком случае такого беспредела, как при нынешних псевдодемократах, я тогда точно не видел; правда, другой мерзости хватало… Надоело всё это: всё о плохом, да о плохом…

– А у нас сейчас педиатрия, – сменила тему Катя, – «классно»… – единственный нормальный преподаватель.

– Только вчера о ней вспоминал.

– Правда, что она раньше завучем была?

– Верно, была; с этой должности её выжили, а полностью из училища – до сих пор выжить не могут.

– Чем она им не угодила?

– В том-то и дело, что не угодила, не угождала и угождать, явно, не собирается, не «кланяется» директору, «смеет своё суждение иметь», – этого они терпеть не могут.

За разговорами время пролетело незаметно. Перед зданием училища Алексей замедлил шаг, а Катя убежала вперёд.

Новый рабочий день принёс Алексею новую мороку. Почти с порога, нагнетая, по своему обыкновению, нервозность, Носова направляла всех сотрудников в кабинет директора. Алексей, кивнув в ответ, прошёл, тем не менее, сначала в свой кабинет, переоделся, привёл себя в порядок и лишь потом неспеша направился к начальству. Он вошёл в кабинет последним, не обращая внимания на раздражённые реплики в свой адрес.

– Вы у нас – ответственный по гражданской обороне, начальник штаба гражданской обороны, а приходите последним! – почти прокричал директор Алексею, поднимаясь с кресла.

Алексей никогда не рвался заниматься гражданской обороной; он считал всю деятельность в этом направлении показухой и бессмыслицей, однако вынужден был этим заниматься.

– Нам оказано большое доверие! – продолжал директор. – Принято решение о проведении учений по гражданской обороне на базе нашего училища… Здесь будут присутствовать наблюдатели от городской администрации, от управления по делам ГО и ЧС города и, возможно, области!

Последние слова прозвучали так торжественно, что у Алексея возникло чувство глубокого отвращения. «Начинается очередная показуха, – думал он, – и заведение это выбрано не случайно; вероятно, руководители других учреждений холуйствуют не столь усердно. После инструктажа, видимо, начнутся усиленные тренировки».

Алексей не ошибся: всем преподавателям было велено тщательно проинструктировать студентов и готовиться к тренировочной эвакуации.

Первым занятием у Алексея была лекция. Появившись в аудитории с опозданием, он сразу принялся разъяснять ситуацию:

– Пришлось задержаться у директора… Послушайте внимательно!.. В училище намечается очередная показуха по гражданской обороне… Хочу прежде всего сказать о том, что имеет наибольшее значение для вас… Когда начнётся, так называемая, «эвакуация», вас, наверняка, погонят бегом, поскольку администрации важно показать высокие результаты по времени… Предупреждаю, что бежать всей толпой – опасно: стоит кому-то одному оступиться или подвернуть ногу – и могут упасть и травмироваться многие… Не обращайте внимания на крики Носовой или кого-нибудь ещё; выходите спокойно, постарайтесь захватить с собой верхнюю одежду и успеть сменить обувь… Никакие репрессивные меры со стороны администрации не стоят вашего здоровья и безопасности.

– Это вы, типа, инструктаж нам проводите? – спросила, дремавшая до этого, Лариса, потягиваясь и приподнимая от стола помятое лицо.

– «Типа», да, – ответил Алексей, подстраиваясь под, заданный Ларисой, тон.

– Вас за такой инструктаж «расстреляют», – Лариса ещё раз потянулась и под дружный смех студентов протяжно зевнула. – Лично я всегда выхожу последняя и тепло одетая.

– Ты, прямо, самая разумная… Не перестаю тобой восхищаться.

– Я тоже не перестаю собой восхищаться, – заявила Лариса, окончательно проснувшись и вызвав новую волну смеха.

– Ещё раз прошу не теряться, когда начнут нагнетать истерию, и помнить то, что я сказал; постарайтесь также на перемене предупредить своих знакомых с других курсов… Хотя, – Алексей вспомнил про телефон и полез в карман, – можете отправить сообщения.

***

Как и ожидал Алексей, тренировочная эвакуация взбесила директора. Не смотря на то, что Носова прилагала максимум усилий для создания паники, студенты выходили без спешки и беготни, успевали переобуться и одеться. Повторно собрав сотрудников, покрывшийся от гнева бледными и красными пятнами, директор демонстративно принял какую-то таблетку, чем сильно напугал Носову и Авоськину; Алексею же было одновременно и смешно и противно.

***

День показательных учений с самого начала был пропитан, искусственно нагнетаемой, нервозностью.

От очередного директорского инструктажа Алексея клонило в сон; расценивая своё заторможенное состояние как защитную реакцию, препятствующую раздражению от выслушивания, и без того хорошо знакомых, но зачем-то повторяемых, требований, он вяло наблюдал за окружающей суетой и даже не пытался во что-либо вникать.

Последовавшее занятие превратилось в подготовку к сигналу тревоги. К моменту включения сирены почти все студенты были уже в верхней одежде. Ускорить эвакуацию представителям администрации вновь не удалось: студенты выходили медленно и лишь некоторые, шарахаясь от орущей Носовой, переходили на бег, но уже через несколько шагов вновь шли спокойно. Алексей вполголоса призывал, проходящих мимо, студентов не спешить и быть осторожными на лестнице, однако отвлёкся, когда из-за угла появилась Катя. Катя шла медленно и, намеренно запутавшись в рукаве куртки, проворачивалась, гоняясь за рукавом, как котёнок за хвостом, замедляя тем самым движение остальных.

– Кошкина!.. – взревела громоподобно Носова.

Катя остановилась и, так и не разобравшись с курткой, вся сжалась и уставилась на Носову, создав ещё более значительную помеху, и без того вялому, потоку студентов.

К, наблюдавшему за ситуацией, Алексею подошла Лариса и, посмотрев в ту же сторону, спросила:

– Издевается?

– Кто над кем?

– Да!.. Это – ещё вопрос… Катька, конечно, на зашуганного котёнка похожа, но, пожалуй, что это она пытается над Носовой издеваться.

– Кошкина!.. Выходи уже! – вновь заорала Носова и сорвала голос.

Катя повернулась и, продолжая копаться в рукаве, поплелась к выходу.

Алексей выходил в числе последних, вынося журнал и папку с документацией по гражданской обороне. Шедшая впереди, Лариса вдруг остановилась и, указав пальцем в сторону заснеженного газона, спросила:

– Это что?

– Ой, это, похоже, пиротехнический патрон установили для большей показухи… Не смотри туда, чтоб не ослепило, и рот держи приоткрытым, иначе уши «заложит», если сейчас рванёт.

– Бежать-то не надо?

– Не надо, – нет смысла, да и скользко, – «навернёшься» ещё на своих каблуках.

– А это кто такие с камерой, – журналисты что ли?

– Похоже на то.

В этот момент взорвался пиротехнический патрон, мимо пролетели обрывки его оболочки.

– И это всё?! – разочарованно воскликнула Лариса. – Пожадничали… Я-то думала: будет что-то вроде салюта.

Засняв взрыв, люди с камерой подошли к Ларисе с вопросом:

– Вы здесь работаете?

– Я здесь учусь, а работает он, – Лариса указала на Алексея.

– Как вы оцениваете учения? – не унимался журналист.

– Глупость! – не задумываясь, выдохнула Лариса.

– А вы? – журналист приблизил микрофон к лицу Алексея.

– Согласен со студенткой.

– Как же противодействовать чрезвычайным ситуациям?

– Не показухой надо заниматься, а всю систему менять: власть менять, отношение к людям менять…

– Почему вы считаете эти учения показухой?

– Не только учения; я бы взял шире: думаю, что всё пропитано формализмом. Могу это документально подтвердить, – Алексей открыл папку и вынул один из бланков отчётности. – Вот чем приходится заниматься, – Алексей указал пальцем на некоторые строки бланка. – Видите?.. Отчитываемся о наличии у училища самолётов, вертолётов, другой техники и так далее и тому подобное; короче, приходится ставить огромное количество нулей; при этом реальной работы нет и быть не может.

– Это интересно… А давайте как-нибудь обсудим это подробнее, – журналист протянул Алексею визитку.

– Хорошо, – Алексей кивнул, взял карточку и, следом за Ларисой, направился к месту сбора студентов.

– Прикольно!.. Мой одноклассник в оцеплении стоит, – Лариса указала рукой на милиционера. – Ленка перед ним скачет – над Мишкой издевается.

Подойдя к милиционеру, Лариса повертелась около него и, вернувшись к Алексею, показала магазин от автомата:

– Глядите: тут даже патрончики есть… А как их отсюда вытащить?

– Не вытаскивай… Верни ему это быстрей.

– А поиграть?

– Вот другие менты увидят: расценят твои действия как хищение боеприпасов, а это – уголовное преступление.

Изобразив испуг, Лариса вновь направилась к милиционеру, но сначала потянула за руку Лену и что-то шепнула ей на ухо. Улыбаясь и кивая, Лена поспешила чуть отойти, после чего, указав на автомат, сказала:

– Что-то тут было приделано, а теперь – только дырка.

Парень взглянул на автомат и, резко побледнев, начал осматриваться по сторонам.

Понаблюдав за страданиями знакомого, Лариса подняла магазин над головой и, повертев им, громко сказала:

– Вот они, твои патроны!.. Вон там валялись! – Лариса указала магазином куда-то в сторону. – На, приделай хорошенько, чтоб больше не отпали!

Вернувшись к Алексею, Лариса объяснила:

– Так ему!.. Мне когда-то пришлось на улице торговать; а его отец, тоже мент, гонял меня.

– Ты – на улице?! – удивился Алексей.

– А куда деваться? Пришлось… Денег-то не было.

– Никогда бы не подумал… А с оружием баловаться не надо, – опасно это… Меня как-то тоже студенты напугали: в гости пришли, нашли мой газовый револьвер и курок взвели, чуть не стрельнули…

– Ну вот!.. А нас не зовёте! Давайте тоже соберёмся как-нибудь.

– Ладно, только после получки.

– Договорились… Теперь я, соблюдая условия конспирации, соберу человек семь-восемь.

– Кошкину не забудь.

– Ладно… А куда это все побежали? Пошли, посмотрим!

Оказалось, что для обследования здания прибыл кинолог с собакой. Студенты обступили собаку, сняли с неё намордник и пытались чем-то накормить. Взяв у кого-то печенье, Лариса попыталась засунуть его собаке в рот, но всякий раз попадала то в нос, то в глаз.

– Ну что ты ей тычешь прямо в лицо своим печеньем?! – возмутилась Юля и предложила овчарке бутерброд с сыром.

– Собака дёрнулась, вылезла из ошейника и убежала за здание училища.

– Ну вот, Юла, ешь теперь сама свой бутерброд, – съязвила Лариса и отправилась вслед за собакой и милиционером.

Остальных студентов остановили преподаватели и сотрудники милиции. К Алексею подошла Катя и, дёрнув слегка за рукав, указала на директора:

– Гляди: вся рожа пятнами покрылась, вот-вот из ушей пар пойдёт.

– Пар, может, и не пойдёт; а вот с инсультом он когда-нибудь свалится при такой нейро-циркуляторной дистонии.

– При какой дистонии?

– При вегето-сосудистой.

– Это что, по роже видно?

– Ну да: видно же, что где-то – спазм, а где-то – атония сосудов; то же самое происходит и с сосудами мозга.

– Прикольно!.. А Носовой – можешь диагноз поставить?

– Я в психиатрии не очень… Хотя, пожалуй, интоксикацию, ведущую к психозу, может создавать хронический панкреатит.

– От него и «загнётся»?

– Возможно… Пойду-ка я за Ларисой… Что-то её долго не видно.

– За Лариску беспокоишься?!

– За собаку, – пошутил Алексей и направился в сторону училища.

В этот же момент из-за угла появилась Лариса, ведущая собаку, держа её за шкуру в области шеи. Лариса что-то говорила собаке и грозила ей пальцем; следом шёл милиционер-кинолог с окровавленной рукой.

Путь Алексею преградил милицейский майор:

– Подождите!.. Пусть обследуют здание.

– Похоже, что рука у кинолога повреждена.

– А та девушка – разве не медик?

– Вообще-то – медик… почти.

Алексей вернулся к Кате.

– Она, кстати, в гости напрашивается.

– Мне-то что?

– Ты же, вроде, с ней подружиться хотела?

– Не могу я её понять… Она, вроде, чем-то интересна: она – личность, индивидуальность, она умная, – всё это привлекает, но что-то и отталкивает.

– Эгоизм?

– Возможно.

– А меня её личностные качества иногда просто восхищают; за них же – её эти ненавидят, – Алексей кивнул в сторону представителей администрации училища.

– Они всех ненавидят, кроме доносчиков… Хотя, да, видимо, Лариску – больше; а «задолбать» её, пожалуй, не смогут, – слишком умная.

Ждать пришлось довольно долго. Когда кинолог вернулся, его правая кисть была аккуратно забинтована, а собаку вела на поводке Лариса.

Кинолог отчитался перед майором и, забрав собаку, направился к машине; а в здание училища вошли ещё какие-то люди в форме.

Лариса подошла к Алексею.

– Что-то долго же вы там были! – сказала Катя, многозначительно покачивая головой.