
Полная версия
Райна, королевна Болгарская
2
Только взяв Преслав – столицу Болгарского царства, Святослав в повести мог познакомиться с изображениями царя Петра и дочери его Райны. Но в источниках о взятии Святославом Преслава ничего не говорится. В первом своем походе, о котором рассказывает здесь автор, князь удовольствовался занятием Дунайской Болгарии, и в том числе Переяславца – Малого Преслава на Дунае, по-видимому, без боя. Но во время отлучки Святослава в Киев провизантийская группировка при дворе нового царя Бориса одержала верх; Переяславец был осажден и затем захвачен болгарами. «Повесть временных лет» сообщает, что в 971 г., вернувшись из Киева, «пришел Святослав в Переяславец, и затворились болгары в городе. И вышли болгары на битву против Святослава, и была сеча велика, и стали одолевать болгары. И сказал Святослав своим воинам: «Здесь нам и умереть! Постоим же мужественно, братья и дружина!» И к вечеру одолел Святослав, и взял город приступом, и послал к грекам со словами: «Хочу итти на вас и взять столицу вашу, как и этот город». Последние слова летописца ясно показывают, что в столкновении с болгарами Русь винила греков. Именно на них, а не на царя Бориса в Преславе двинул Святослав своих воинов. – А. Б.
3
О посольстве греков рассказывает Лев Дьякон. «С Святославом, предводителем Российской рати, он (император Иоанн. – А. Б.) решил примириться. Итак, отправляет к нему послов с требованием, чтобы он, получив обещанную Никифором награду, по случаю похода против Мисян, возвратился в свои области, к Киммерийскому Боспору, и оставил Мисию, принадлежащую Римлянам, как древнюю часть Македонии». Здесь отчетливо видно коварство византийцев, дезавуировавших своего посла калокира и решивших не только лишить Святослава Дунайских гирл, но и присвоить себе суверенное Болгарское царство! Святослав поступил мудро, не вступая в пререкания о толковании договора и предоставляя грекам самим разорвать его. Он «дал послам Римским следующий гордый ответ: «Что он не оставит сей богатой области, если не дадут ему великой суммы денег, если не выкупят завоеванных городов (во Фракии) и пленных. Ежели Римляне, говорил он, не захотят мне столько заплатить, то да переселятся они из Европы, им не принадлежащей, в Азию!» Второе посольство Цимисхия сообщило руссам: «…советуем вам, как друзьям, немедленно и без всяких отговорок выступить из земли, вам не принадлежащей; не послушав сего совета, вы разорвете союз наш, а не мы». Далее следовали оскорбления и угрозы. «Не вижу никакой необходимости, побуждающей Римского государя к нам итти, – ответил Святослав, – посему да не трудится путешествовать в нашу землю: мы сами скоро поставим шатры свои пред Византийскими воротами…» Император «по невежеству своему… считает Русских слабыми женщинами и хочет устрашить их своими угрозами, как пугают детей разными чучелами». Любопытно, что даже в передаче византийского автора Святослав высказывается красноречивее, чем Иоанн Цимисхий. – А. Б.
4
«Феофана, – пишет Лев Дьяков, – будучи из незнатного рода, превосходила всех женщин красотою и свежестию своего тела; и потому император Роман сочетался с него браком». После смерти Романа она с сыновьями Василием и Константином приняла «от Совета и патриарха Полиевкта власть самодержавную». Никифор Фока, захватив с помощью армии престол, решил легализировать захват власти: «Обручился с супругою императора Романа, прекрасною лакедемонянкою, и, после воздержанного образа жизни, получил склонность к мясоядению». «Чрезвычайно плененный ее красотою, – говорит о Никифоре хронист, – он имел к ней чрезмерную благосклонность». Нетрудно было предположить, что сего могучего воина хватит ненадолго: и действительно – вскоре мы видим Фоку предающимся по ночам молитвам и спящим на полу. Неутомимая Феофания вызывает в столицу соратника Никифора – Иоанна Цимисхия, прячет его у себя, впускает ночью в опочивальню императора, отдыхающего «на полу на барсовой коже и красном войлоке». Вырвав Никифору бороду, заговорщики изрубили его и провозгласили Иоанна императором. Но патриарх Полиевкт, «муж святой, престарелый, но пламенный духом», потребовал у Иоанна соблюсти видимость благополучия, казнив заговорщиков и сослав Феофанию. Предпочтя императорский венец пожилой императрице, Цимисхий так и поступил. – А. Б.
5
Действительно, в Азии византийцы не сталкивались с серьезной пехотой и сами основным родом войск считали уже тяжеловооруженную конницу. Скоротечные столкновения кавалерии, в которой одна сторона поспешно спасалась бегством, засады и ловушки стали основой тактики, описанной не только в хрониках, но и в трактате Никифора Фоки «О сшибках с неприятелем». Показательно, что Лев Дьякон, посвятивший свое сочинение почти исключительно описанию войн, специально подчеркивает стойкость только у воинов Руси. «Как скоро Римские войска сошлись к городу Дористолу, – пишет он, – …то Тавроскифы, сомкнув щиты и копья, наподобие стены, ожидали их на месте сражения… Войска сошлись; и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобретшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно». Византийцы «видят отважное стремление Россов»; признают, «что сей народ отважен до безумия, храбр, силен»; передают, «что побежденные Тавроскифы никогда живые не сдаются неприятелям». Знаменательны и слова, сказанные, согласно хронисту, Святославом под Доростолом, когда в крайнем положении кто-то предложил прорываться на Русь: «Погибнет слава, спутница Российского оружия… если мы теперь постыдно уступим Римлянам. Итак, с храбростию предков наших и с тою мыслию, что Русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно… У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями, или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою!» – А. Б.
6
Переговоры эти описаны Львом Дьяконом: император «в позлащенном вооружении, на коне приехал к берегу Истра, сопровождаемый великим отрядом всадников, блестящих доспехами. Святослав переезжал через реку в некоторой скифской ладье и, сидя за веслом, греб наравне с прочими без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста, не слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином, посреди их вставленным. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная. Итак, поговорив немного с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился назад». – А. Б.
7
«Повесть временных лет» так описывает гибель великого князя: «Заключив мир с греками, Святослав в ладьях отправился к порогам. И сказал ему воевода отца его Свенельд: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». И не послушал его, и пошел в ладьях. А переяславцы послали к печенегам сказать: «Вот идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных без числа». Услышав об этом, печенеги заступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остался зимовать в Белобережье, и не стало у них (русских. – А. Б.) еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову. …Когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, и пили из него». В Тверской летописи есть запись XI–XII в., что «чаша сия и доныне хранима в казнах князей печенезких, пия же из нея князи со княгинею в чертозе, егда поимаются, глаголюще сице: «каков был сий человек, его же лоб есть, таков буди и родившея от нас». – А. Б.