Рубежи свободы

Анкета у этого Скамейкина была чистая. Не был, не участвовал, не привлекался, 1923 года рождения, беспартийный, из крестьян, с Вологодчины. Призывался в сорок первом, служил в 355-й стрелковой, Карельский фронт, это под Мурманском, в роте подвоза, при малогероичности занятия имел все ж медаль «За боевые заслуги» и ефрейторское звание, демобилизован в сорок четвертом. Круглый сирота – отец, Скамейкин Степан Алексеевич, 1898 года рождения, в РККА служил еще в Гражданскую, затем в колхозе работал, в сорок первом мобилизован и под Ленинградом без вести пропал. Мать, Акулина Ивановна, 1899 года рождения, умерла в сорок шестом. Брат младший, Трофим, умер еще перед войной, в 1939-м, от туберкулеза. Вроде нормально – но Валька сделал то, что до него отчего-то никто не додумался: не только послал в Вологду формальный запрос в местное ГБ, но и потребовал, чтобы кто-нибудь съездил в ту самую деревню, показал фото нашего Скамейкина и попытался разыскать там его фотографии. Ведь деревня – тут не только все друг друга хорошо знают, но и часто состоят в родне! И очень бережно относятся к семейным фотографиям, которые после смерти родителей могли остаться у кого-то еще!

И пришел ответ, что по фото деревенские товарищи опознали приятеля нашего Федора, заезжавшего проездом в сорок шестом. Как раз тогда и мать, баньку для гостя истопив, после сама решила попариться, так и сгорела. С войны было: с товарищем по случаю весть домой передать – это святое. И подумать не могли местные, что этот гад свидетельницу убирал (а заодно и все фотографии со стены из дома прихватил). А еще Валя вспомнил то дело с англичанами, где были не только показания Свиньина, но и нарисованные по его описанию портреты – запросил срочно из архива, и по фототелеграфу, один оказался вроде бы на нашего Скамейкина похож.

– Я, когда эту сволочь взяли, первый вопрос ему задал: «Ты зачем мать убил, которая и так сына от твоей руки потеряла?» Оказалось, ехал настоящий Федор Скамейкин после дембеля на Севмаш, в пути с попутчиком разговорился и выложил ему про себя все как на исповеди, шпион и решил воспользоваться моментом. Кстати, был он не британцем по крови, а сынком какого-то белоэмигранта. И держался нагло – отчего-то веря, что мы его после на кого-то из наших попавшихся обменяем. И ведь могли бы (хотя после Севмаша вряд ли, но теоретически…). Так что напоследок, до того как его по этапу в Москву отправить, я ему от себя персональный подарок вручил – даже если его обменяют, детей у этого козла точно не будет, после хорошего удара сапогом по причинному месту!

– Валя, а этот Нелин какое отношение к тому делу имеет? Или ты считаешь, что…

– Да, именно так. Вредительство ведь и таким может быть – через доведение чего-то до абсурда. Ну и врагов Советской власти плодить.

Три дня ушло на проверку, которая установила, что Нелин настоящий, без подмены, не шпион, а дурак. Ну что ж – будет тебе сюрприз.

С утра восьмого, день выходной. И праздник – а у нас партсобрание (или партийный суд, как считать). Нелин гоголем сидит – думает, тут Логачева будут исключать (как заведено, перед осуждением, судом или трибуналом – ведь коммунист преступником быть не может). Нет – первым пунктом разбираем дело Нелина О.А. Обвиняемого в неправильном толковании линии партии, дезорганизации производственного процесса военного завода, ведущей к ущербу для обороноспособности СССР. Зачитывание свидетельских показаний (Нелин пытался вмешаться, но слова ему никто не давал), и в завершение я говорю:

– Что ж, товарищи, вина гражданина Нелина (уже не товарища) в извращении указаний товарища Сталина и ошибочном уклоне от линии партии доказана полностью. Мое предложение – из партии исключить. Проведем голосование.

И поднимаю руку за. Единогласно! Хотя сейчас вроде бы дискуссия и иное мнение (в разумных пределах, конечно, и только внутри партийных кругов) вполне дозволяются – демократический централизм! Отчасти потому Нелин и решился мне такое высказать. Но у большинства товарищей привычка – «Кто мы такие, против линии партии идти?»

– Товарищи, опомнитесь! – орет Нелин, наконец получивший слово. – Без партии мне не жить! Я ж за коммунизм, себя не жалея – чтобы не смели, когда мировой империализм грозит нам атомной войной, и – вместо того чтобы стране максимум отдать, себе взять минимум, самого необходимого – растаскивать все по собственным карманам и углам! Сам я свое все сдавал – как на фронте, денежное довольствие и премию за подбитый немецкий танк, в фонд обороны! И в отпуск не ходил – просил компенсацию деньгами, и всю ее тоже… Вы что, не понимаете все, что творите? Вы коммунизм в гроб загоняете!

– Там (рукой указываю куда-то) в море ходит американский флот, – говорю я, – авианосцы, с палуб которых уже взлетали самолеты с атомными бомбами. И если завтра война, они пойдут на Москву, на Ленинград, на все наши города. И чтобы их топить еще до взлета, нам в море ваши правильные слова посылать вместо подлодок? Слова хороши, когда есть результат, тогда это правильные лозунги и хорошая политработа. А когда они делу во вред, этому никакого оправдания быть не может!

Зал аплодирует. С криками «правильно!».

– Моральное разложение еще хуже войны! – кричит Нелин. – Товарищ Лазарева, ну скажите хоть вы, что я вам вчера, это ж выходит взращивание нашего внутреннего буржуя! Вместо того чтобы его давить без жалости! На железки, процент плана – коммунистическое воспитание размениваем, основное наше богатство! Ленин говорил, лучше меньше да лучше – в сорок первом выстояли, выдюжим и сейчас как-нибудь. Даже если будем чуть менее готовы, но более сознательны! Ну сколько там в Сиани погибло народу, двести тысяч – это ж в войну были допустимые потери для битвы вроде Днепра! Так лучше уж после – иметь двести тысяч мертвых героев-коммунаров, чем двести тысяч живых обывателей мещан! Или вы все так их Бомб боитесь, так всем не хочется умирать? А надо иногда – ради победы коммунизма!

– Так, имеем еще и публичный призыв к снижению военной мощи СССР, – усмехаюсь я, – что есть уже прямое вредительство. Товарищ прокурор?

Состав преступления налицо – и скоро поедет Нелин далеко и надолго. Причем сам напросился, никто тебя за язык не тянул. Как сам хотел, на своих товарищей собирая и записывая, что кто сказал и даже «издевательским тоном пел». Погибнуть бы тебе в войну героем – может, было бы и лучше! Ну, а я вспоминаю, как смотрела на компьютере фильм из будущего про стиляг, и песня про «скованных одной цепью» – это теперь я вроде как в роли председательши подобного суда? Так с благой целью – не какой-то цвет пиджаков обсуждаем, а оборонную мощь СССР! Да и приговор выносить другие товарищи будут и в другом месте – партия ведь напрямую за уголовный суд не отвечает? Вижу, товарищ прокурор, здесь присутствующий, уже в блокноте что-то строчит и на Нелина смотрит нехорошо. Так что гулять тебе на свободе, товарищ бывший секретарь, до конца дня (вот отчего арестовывать обычно ночью приходят?). Был бы ты женат, с семьей бы попрощался – а так хоть водки выпей напоследок!

– Партбилет в учетный отдел сдадите, гражданин Нелин. И свободны – пока.

Вторым пунктом в повестке дня были выборы нового секретаря парторганизации. Надеюсь, что товарищ, чью кандидатуру одобрили, сегодня увиденное на всю жизнь запомнит – и со своей стороны не допустит в эту сторону даже смотреть. Ну, и третий пункт – снятие всех претензий с товарища Логачева. Поскольку он не против Советской власти выступил, а был до глубины души возмущен словами и делами врага народа Нелина. Все завершилось хорошо, справедливость восторжествовала?

Нелин Октябрин Артемович в учетный отдел не явился. Не было его и дома. При том, как удалось узнать, у него имелось оружие (парабеллум, приказом командира части оставленный ему как наградной) – так что Юрка и Валя всерьез заподозрили готовящуюся месть террориста-одиночки. А кто наиболее вероятные объекты – Иван Семенович и я.

– Я к Логачеву двоих ребят послал, Деда и Гвоздя, – сказал Валька, – и к вам, Анна Петровна, просьба убедительная: без охраны никуда. Кроме как в свой номер с товарищем адмиралом, и то сначала наши проверят, не ждет ли там кто. Хотя Нелин по квалификации не снайпер и не подрывник, обычная пехота. А одиночку с пистолетом мы перехватить сумеем!

Но тут нам сообщили, что Нелина нашли. В парке на Первомайской, где я когда-то гуляла с Михаилом Петровичем, у памятника Ленину, где в хорошую погоду вручали комсомольские билеты и повязывали красные галстуки. Нелин застрелился, и не в висок, а в сердце, чтобы пуля пробила партбилет в нагрудном кармане – на выстрел и прибежали люди и патруль. Умер коммунистом.

– И черт с ним! – изрек Валька. – Сам себя загнал, и кто ему доктор? На одном энтузиазме не уедешь далеко, это как мотор на форсаже, для особого режима необходимо, ну а постоянно так гонять – запорешь движок прежде времени. На войне погиб бы героем – но вот не повезло ему до мирных дней дожить. Ну как берсерк у викингов, кто рано или поздно рехнется, вообразив, что враги кругом. Повезло еще, что сам и себя одного – а не стал всех вокруг, как «предателей». Не бери в голову, Анка! Можем его с почестями похоронить, и довольно. А нам жить дальше и исполнять свои обязанности, как у Фадеева написано.

– Да паршиво что-то стало, – отмахиваюсь я. – Может, просто устала? И верно мой Михаил Петрович говорит, отдохнуть летом – это уже насущная необходимость.

А ведь праздник сегодня – наш, Восьмое марта, и вечер в Доме офицеров. Я еще и с девчонками посидеть, поболтать успела – из нашей, еще военной команды «стерв», кто здесь остался (как Ленка, тогда у меня в помощницах ходила, а сейчас замужем за капитаном 1-го ранга Золотаревым, двое детей уже). А после кружилась в вальсе с моим Адмиралом – а рядом Лючия со своим Юрой. Итальянка выглядела как королева бала – в вечернем платье, которое сообразила с собой из Москвы захватить, в отличие от меня. Но обижаться на подругу нечего, тем более что сама виновата, о том не подумав.

И Логачев здесь, со своей Танечкой, счастливые. Через три дня должны в квартиру въехать (в жилотделе мне клятвенно обещали). Жаль немного ту семью с тремя детьми, что уже заселиться успела – но Иван Семенович заслуг имеет больше, и на заводе седьмой год, а те лишь пять месяцев, как из деревни приехали, и им положено не раньше чем через год, при отсутствии замечаний по работе. Так что по справедливости все и по закону!

Письмо по адресу: Москва, Кремль.Отправлено из Молотовска 8 марта 1953 г.

Товарищ Сталин! Я, Нелин Октябрин Артемович, 1920 года рождения, фронтовик, имеющий награды, был и остаюсь истинным коммунистом. И потому я не могу молчать, когда вижу, как искажается сама коммунистическая идея – и более того, те, кто поставлен следить за ее чистотой, потворствуют этой лжи!

В последние годы я наблюдаю, как идет активная подмена понятий – вместо передового отряда всего человечества на пути к лучшему будущему, мы превращаемся в обычное государство, такую же страну, «как все». А от некоторых я даже слышал слова «Красная империя». При этом никто не понимает, что коммунистическая идея – это не государственная идея!

Коммунизм требует неуклонного движения вперед. С короткими передышками, чтобы подтянуть тылы – но ни в коем случае не остановка, не перемирие на достигнутых рубежах. Все должно быть подчинено этой победе, не считаясь даже с потерями, мы за ценой не постоим. А государство – поскольку за всю историю не было ни одной всемирной империи – это обязательно закрепление на некоторых рубежах и с некоторого момента мирное сосушествование с соседями.

Коммунизм – это безусловное подчинение своих интересов общим. Когда каждый думает прежде всего о социалистическом Отечестве, и лишь в последнюю очередь – о себе. Подобно тому, как в военные годы мы работали по четырнадцать часов, без выходных и отпусков, и сдавали заработанные деньги на постройку танков, самолетов, кораблей, для фронта, для Победы. Все – ради конечной Победы. Но если эта цель недостижима, то начинается разложение. Идея выродится в мертвые лозунги (от увлечения которыми, «не знать ни теории, ни практики») нас предостерегал Ленин. Реальным же смыслом для людей станет собственное обустройство – под вопросы «а отчего в Америке еще нет революции». Что, вкупе с поощрением собственных буржуазных инстинктов, неминуемо приведет к превращению нашего советского государства в буржуазное государство.

Я вижу выход – во всемерном ускорении формирования коммунистической морали. Никакого потакания мещанским инстинктам, даже ценой неизбежных издержек, материальных и моральных – конечная цель оправдает все! Следует прежде всего категорически запретить так называемое «материальное поощрение», упирая на сознательность: «Ты помог делу коммунизма, спасибо тебе!» Можно также расширить список трудовых орденов и медалей. Но не поощрять внутреннего обывателя, а то очень скоро дойдет до того, что «коммунизм канарейками будет побит». Причем заслуженные товарищи должны первыми показывать пример, сами отказываясь от всех излишних благ.

Я понимаю, что эта мера может вызвать самое яростное сопротивление таких, как тов. Сирый, действующих, возможно, из лучших побуждений, но за деревьями не видящих леса. «Опять сорок первый» – но не будет ли даже такое меньшим злом, чем самое лучшее оружие в руках обывателей мещан, а не коммунаров? Как французы строили свою линию Мажино, будучи морально совершенно не готовыми к войне.

Также я предлагаю самой эффективной мерой – обратить внимание на воспитание подрастающего поколения. Общественное воспитание детей с внушением им истинно коммунистических принципов – в первое время на добровольной основе, но также с обязательным изъятием детей у тех, кто уличен во внутреннем мещанстве. Что позволит в целом перейти к коммунизму уже через двадцать-тридцать лет, при неизбежной смене поколений.

Указанные меры могут быть осуществлены лишь при самой жесткой диктатуре, мерами принуждения. Которые ни в коем случае не могут быть ослаблены, как бы ни хотелось «выпустить пар». Будет трудно, но надо перетерпеть эти двадцать-тридцать лет, дальше будет уж легче – когда войдет в жизнь новое поколение, не знающее слова «мое».

Очень жаль, что я этого не увижу. Я не знаю – те, кто устроил надо мной судилище, действовали из потакания собственному мещанству, или как сознательные враги. Пусть это квалифицируют те, кому положено. Но эти современные «клопы» – «за что воевали! Желаем, чтоб теперь мой дом – это полная чаша!» – оправдывают свои поступки тем, что «линия партии дозволяет» и даже «товарищ Сталин ничего против не сказал». Я обращаюсь к вам, товарищ Сталин, как коммунист к коммунисту – дайте этому гнусному явлению верную коммунистическую оценку! Иначе коммунизм будет побит обывательским болотом.

Умираю коммунистом. Не из-за трусости, а потому что не вижу своей жизни вне партии. О.А. Нелин.

(Резолюция на документе: Тов. Пономаренко! Внести предложения, что с такими делать.)Лючия Смоленцева (Винченцо)

Я считаю себя русской коммунисткой. Но и остаюсь итальянской католичкой. В Москве еженедельно хожу на исповедь к отцу Серджио, послу Святого престола в СССР – я знаю его с весны сорок четвертого года, когда он был легатом церкви на территории красных гарибальдийских бригад и сыграл очень большую роль в том, что я стала женой моего рыцаря, лучшего из всех мужчин. Теперь же отец Серджио милостливо согласился принять обязанности моего духовника. А так как о многих конкретных вещах я говорить не могу, подписку давала (и надеюсь, Господь меня простит, ведь в сокрытом мной нет зла), то беседуем мы обычно на общие темы. Например, обсуждаем сходство между коммунизмом и прочими религиями.

– Если принять, что коммунизм как вера, – говорю я, – во главе всего вера в рай, только земной, который надлежит нам самим построить. Именем этой веры правят ее служители, то есть партия – они, и только они решают, что по вере правильно, а что есть ересь. Которая вовсе не чужая вера, а извращение веры своей. Если и та инквизиция с еретиками боролась – но не с мусульманами, например, это уже не в ее компетенции было. Так и Нелин – это коммунистический еретик! Придумал собственную ересь по отношению к утвержденной коммунистической вере – и показал себя еретиком закоренелым, упорствующим, не желающим раскаяться и признать свою неправоту, когда Аня, представитель инквизиции, высший авторитет в вопросе веры в том месте и в тот момент, прямо указала ему на ошибочность его мнения. Тогда инквизитор должен, с печалью в сердце, квалифицировать степень ереси как безнадежную, изгнать еретика из своей веры и церкви и передавать светским властям для последующего наказания. Что и было сделано.

– Позвольте уж, товарищ Смоленцева, адвокатом дьявола побыть, – усмехнулся Пономаренко. – «Капитал» – это, значит, как Святое Писание, ну а кто отступит, того на костер? Что девять лет назад в Ватикане Муссолини сожгли, это ладно – но тогда выходит, «не сметь свое суждение иметь»? А это линии партии никак не соответствует!

– Неправильно! – говорю я. – Во-первых, бездумное поклонение книге, а не слову служителя, – это не католический Святой престол, а протестанты: у них заведено, что правда не в проповеди священника, а в том, что было написано в Библии две тысячи лет назад – в других совсем условиях, вне контекста, зато прочесть может каждый сам, без посредника-церкви. А католическая церковь оказалась более гибкой, поскольку служители все же под время и место подстраивались, в этом ее преимущество. Во-вторых, наказанию подлежит не слово, а дело. То есть спорить не возбраняется, ведь даже в самое средневековье святая инквизиция диспуты как таковые не запрещала. Но делом вредить нельзя – чем Нелин и занимался!

– Положим, инквизиция и за книги жгла. Или за слова перед людьми.

– А слово становится делом, когда не на диспуте истину ищут в узком круге своих, а толпу призывают к чему-то. Пока церковью не одобрено – нельзя!

– Так это демократический централизм выходит, как в уставе партии, – заметил Пономаренко, – обсуждение между своими, принятие общего решения, а когда приняли, то следовать ему, не отклоняясь. Ну а кто не послушает, того на костер, с пастырским напутствием и любовью.

– Именно так! – поддержал меня мой муж. – «Линия партии устарела» – да кто он такой, чтоб о том судить? Даже на войне инициатива нужна, когда не противоречит прямому приказу. Я бы вообще выкинул этого Нелина из партии с формулировкой «за глупость, как безнадежного идиота», как Маркс кого-то там, из Первого Интернационала. Если образования и ума нет, так и нечего пытаться свое родить, вместо того чтоб поступать по уставу. Воля, характер, идейность – это все хорошо, но к ним в дополнение и мозги надо иметь!

У меня на душе покой – и нет сомнений. Я взяла от веры – веру в то, что мир, в котором я живу, справедлив, красив и гармоничен – а если это где-то в чем-то не так, то исключительно по воле Творца, высшего замысла которого мы просто не видим. А от идеи – стремление построить эту гармонию здесь, на земле, и если не сейчас, то в обозримом будущем. Страна мечты – это не сказка, а быль. В моем понимании, все люди – равны и не равны, одновременно. Равны в том, что Творец каждому от рождения вложил свою искру, которую можно и должно разжигать. А не равны – в том, что этот высший дар кто-то сбережет, поддержит и разовьет, на счастье и себе, и людям, а кто-то пренебрежет, или распорядится во зло. И мне рассказывали, что Ленин, самый первый из русских коммунистических вождей, сказал: «Наша цель – обеспечить трудящимся высокий уровень жизни? Нет, это и капиталисты дать могут. Наша цель – обеспечить каждому полное развитие его духовных, умственных и физических способностей, в меру его таланта». Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл был такой.

И советские в этом преуспели. Когда мы с Анной были в Ленинграде, моя подруга и наставница на Невском проспекте обратила мое внимание на красивое здание с башней, рядом с Гостиным двором.

– Бывшая Государственная дума, это как парламент был еще при царе. А вот там, позади башни – музыкальная школа, хотели меня туда отдать учиться, но слуха не оказалось. Эту школу для талантливых детей открыли в 1918 году по просьбе питерских рабочих. Она не закрывалась даже в блокаду.

А я вспоминаю, как моя мама, работая прислугой в Риме, покупала мне книжки – каждый раз выбирая между ними и лишней булкой, или куском сыра, или бутылкой молока! Маркс прав – что для капиталиста идеальными работниками были бы придатки к машинам, чапековские «роботы», а не люди; образование им нужно лишь столько, чтобы выполняли работу (и лучше – меньше, дешевле будет платить). А в СССР я видела, как людей всячески побуждали получать образование, заниматься в каких-то кружках – понятно, что иные из них были важны для армии: как водить машину, нырять с аквалангом, метко стрелять, знать радиодело. А к чему тогда отнести организованные походы рабочих с заводов в театры, экскурсии в музеи? Не говоря уже о том, что само образование тут очень доступно!

У нас в Италии человек из низшего сословия не мог и мечтать поступить в университет. Не только из-за того, что на него бы смотрели там как на плебея – но и потому, что у него не было денег заплатить за обучение. В СССР высшее образование пока что не бесплатно, но стоимость его (за год) меньше месячного заработка рабочего. И существуют многочисленные льготы, как, например, полная отмена платы для награжденных орденами и медалями (а таких среди советских мужчин после войны немало), или половинный размер для отслуживших в армии или отработавших после школы на производстве[8]. В целом же жизнь в СССР организована так, что каждый может развить свой талант, имея к тому желание. Что это, как не высшая справедливость?

– Так принципы не нами придуманы, – поддержал меня Валя Кунцевич. – Так же, как республику в Древней Греции изобрели. В церкви высший авторитет – это папа, или патриарх, а в партии вождь – товарищ Сталин. За ним идут архиепископы, или члены ЦК, ну как вы, Петр Кондратьич. Ниже – уже главноответственные на местах. И вниз по иерархии. Не может же любой мирянин веру толковать – зачем тогда священнослужители нужны? Так же, как в армии, – прав был Суворов, что «каждый солдат должен знать свой маневр», а не быть болванчиком, как у Фридриха Прусского, но что бы началось, если бы каждый рядовой командовать пытался? Ты свободу имей – но в пределах своей компетенции и образования. А уж от слов к делам переходить, линию партии извращая – это уже уголовно наказуемый поступок!

– Однако же кое-что он угадал? – спросил Пономаренко. – Про то, что через сорок лет случится. Значит, не такой уж и дурак.

– Так еще хуже: не дурак, а хунвейбин, – сказал Валя. – Перестройка – это страшно, только Пол Пот еще хуже. Уж лучше тогда наши девяностые – по крайней мере, три восьмых населения мотыгами насмерть не забьют. Нет, такие бешеные, как Нелин, тоже нужны – но на коротком поводке. А если сорвался – то извините, такого пристрелить проще, чем вразумить. Пассионарий, блин – это как раз и есть то, что в этнологии называется «пассионарным перегревом».

– Ну, хунвейбины были скорее «суб», – задумчиво произнес Пономаренко, – сродни нашим черносотенцам. Бей, громи, можно. Когда власть или вождь дозволяют. Но такие, как Нелин, действительно проблемой могут стать. Если их много. Кстати, вы для них предатели и оппортунисты – у которых не примат общего над личным, а по справедливости, наравне, «как все ко мне, так и я ко всем» – знаю, что в своем времени вы так привыкли. В войну это не так заметно было, мобилизовываться вы не разучились еще, ну а в мирное началось. Еще, для вас революция и Гражданская – это давняя история, ну а у нас многие товарищи вживую зверства «их высокородий» видели, и слова «Красная империя» для них как такая же тряпка для быка. Это ведь истина, что белое офицерье творило – колчаковцы «партизанские» деревни жгли так же, как немцы Хатынь. И сами старались, и под руку с японцами, а ваш «великий полярный исследователь» на полном серьезе пытался своим ближним сподвижникам в крепостничество земли, деревни и крестьян раздавать, это в Сибири-то, где крепостного права и при царях не ведали. И нэп тоже все помнят – что он не потому умер, что его Сталин волюнтаристски отменил, а потому, что не обеспечил решение задачи, экономический подъем страны, выходило помаленьку да понемножку, и страшно подумать, что было бы с бухаринскими ситцами и кулаком, да в сорок первый год.

– Можно представить! – сказал Валя. – Читал я какую-то книжонку в девяностые. Ситец, кулаки, аграрная страна – и немцы доходят до Поволжья, а дальше тоже вязнут. И тяжелейшая война на измор, а году, кажется, в сорок восьмом американцы сбрасывают атомную бомбу на Берлин, высаживаются в Европе и устанавливают всеобщую демократию. Мечта либераста, «вот жили бы мы как в ФРГ», не понимая, что если бы гансы не нужны бы были Америке как противовес СССР, то получили бы не экономическое чудо, а план Моргенау. И нас бы то же самое ждало при любом формате союзной победы. Так что в итоге получили бы то, что в Китае сейчас. Нет у нас в этом мире друзей, кто бы нас вытянул, если сами слабину дадим. Это лишь мы там могли тех же китайцев тянуть на своем горбу, и то, что получили взамен?