Мэри, или Танцы на лезвии

– Ну что – почем ставишь?

– Давай по штуке пока, там видно будет.

На этот раз повезло Артуру. Потом пару раз выиграл Влад, воодушевившийся удачей и поднявший ставку до пяти тысяч. Он снова выиграл. Так продолжалось минут двадцать – и вот тут ему резко перестало везти. Он проигрывал кон за коном, бледнел, краснел, а стопка денег между Костей и Артуром становилась все внушительнее. Я уже не успевала следить, какие суммы ставятся.

Через час Влад встал, пошатываясь, как пьяный, и вывернул карманы брюк:

– Что ж ты делаешь, сволочь?! Я ж все до нитки спустил!

Костя спокойно закурил, смел со стола на пол карты и спросил, глядя прямо в пошедшее белыми пятнами розовое и все в испарине лицо Влада:

– Ты разве не знаешь – не играешь, не садись? Нет денег – не садись? Я что – силой тебя сюда приволок? Я тебя заставил? Вон девочка сидит – свидетельница, что сам ты пришел, сам играть предложил, сам деньги достал. Не так?

Влад перебегал взглядом с Кости на Артура, молча сидевшего на стуле и крутившего в пальцах вилку, с меня на охранников, словно искал поддержки.

– Костя-джан… потерпи с долгом, а? – униженно залепетал он, вытирая лоб платком. – Я рассчитаюсь… нет у меня таких бабок… клянусь здоровьем – нет! Но я найду… займу…

Неожиданно Костя стукнул кулаком по столу так, что подскочили тарелки и стаканы:

– А ты, ишак, не знал, что бабла нет, когда садился катать?! Карточный долг – святое, сдохни, а верни!

– Мы ж не на зоне, Костя-джан…

– Да ты на зоне шагу из-за стола бы не сделал, если бы сел играть без бабок, – вяло бросил Артур, воткнув наконец вилку в долму.

– Я отдам… отдам, Костя… – бормотал Влад, но Костя уже не слушал его.

– Езжайте с ним. Возьмите нотариуса, пусть сразу и оформит. Я больше ждать не собираюсь – раз спустил, другой… Ненавижу, когда борзеют. Этого накажем – остальным наука будет.

Охранники подхватили вмиг обмякшего Влада под руки и потащили к выходу, а Костя и Артур вдруг расхохотались и бойко заговорили по-армянски, перебивая друг друга. Я интуитивно понимала, что на моих глазах они вдвоем «раздели» этого Влада, а нотариус должен будет оформить все его имущество на имя братьев, но верить как-то не хотелось. Неужели так бывает в жизни, а не только в романах? Кошмар…

– …и киоскеру заплати, когда завтра появишься, молодец дедок, хорошо колоду отработал, не придерешься, – услышала я. Интересно… значит, и киоскер, торгующий газетами, с ними в доле? Карты помогает метить, что ли? – Ну что, Мария? Страшно было? – обратился ко мне Костя, и я вздрогнула.

– Что?! А-а… нет. Противно.

Они расхохотались.

– Брат, она правильная, смотри, не ошибись, – выговорил сквозь смех Артур.

– Не ошибусь, – заверил Костя, наливая коньяк в три рюмки. – Вот теперь можно и выпить. За тебя, Мария. За удачу, которую ты принесла.

Не скажу, что меня обрадовал тост… У меня было ощущение, что я вляпалась во что-то мерзкое, и теперь единственным желанием было скорее попасть домой и отмыться от впечатлений этого вечера.

Максим, к счастью, дежурил, а потому не видел того, как я вышла из «Мерседеса» Кости в районе часа ночи.

Дома сразу направилась в ванную, встала под душ и ожесточенно принялась тереть себя мочалкой. Господи, как ужасно… Но, с другой стороны, в словах Кости была своя правда – он действительно не заставлял Влада играть, напротив – по ходу игры пару раз предлагал остановиться, но тот уже вошел в раж и никаких аргументов не слышал. Получается – обманутый сам желает быть таковым? Сам идет в расставленные сети, сам загоняет себя в кабальные условия выплаты долга? А как иначе? Я не оправдывала Костю – но и поведение Влада далеко от правильного. Да, игромания – болезнь… Но ведь насильно за стол никого не сажают. В общем, все это оказалось выше моего понимания.

Назавтра с утра в дверь позвонили. Я спросонья решила, что это Макс забыл ключи – он часто их забывал, – и открыла, даже не потрудившись надеть халат. На пороге стоял незнакомый мужчина с огромным букетом роз:

– Это вам.

Он сунул мне букет и сразу ушел, а я, захлопнув дверь, изумленно уставилась на прекрасные бледно-розовые розы. Внутри букета оказалась небольшая открытка с надписью: «Спасибо за удачу. Ты – мой талисман». Подписи не было – да и к чему, когда и так все понятно?

Вместо Штутгарта мы с Иваном – он сменил гнев на милость и раздумал меня бросать – поехали на сборы в московский клуб «Фокстрот». Наша руководительница Тамара дружила с тамошним главным тренером, а потому сумела договориться даже на бесплатное посещение семинарских занятий.

– У них там какой-то очень крутой спонсор, оплачивает все – и профилакторий, и спорткомплекс. Вам нужно будет только за индивидуальные тренировки заплатить. Ну, ничего, подзажметесь немного, потянете. Это вам, в конце концов, нужно, сообщила она нам за три дня до поездки.

Не знаю, как Ивану, а мне информация не понравилась. Свободных денег почти не было, а индивидуальные занятия у московских тренеров стоили дорого. Но выхода нет – чтобы поддерживать уровень, надо заниматься, а я еще и после травмы, так что придется искать где-то.

Иван, видимо, уловил ход моих мыслей, потому что когда мы вышли из кабинета Тамары, ткнул меня в бок и предложил:

– А ты попроси у этого своего…

Я окатила Ванюшу недобрым взглядом и сообщила точный адрес, по которому ему следовало пройти.

– Ты не понимаешь? Тебе мало ожогов на руках? Ты хочешь, чтобы он еще и со мной что-нибудь сделал, да?

– Красота моя, да ты глаза-то раскрой пошире – он же за тебя порвать готов! Он за одно твое слово будет землю жрать – или как там у них принято выражать преданность?

Я рассердилась. Разговоры о Косте вообще в последнее время вызывали у меня какие-то странные ощущения. Вроде как я не хотела, чтобы его имя произносилось в моем присутствии, но в тот же момент мне было приятно, что Костя на самом деле почти влюблен. Однако просить у него денег я не стала бы даже при угрозе тотального голода.

И в этой ситуации меня неожиданно удивил отец. Когда я заехала к нему, он оказался абсолютно трезв, что случалось с ним раз в год, серьезен и даже приготовил ужин.

– Слышь, Мария… я тут подумал… – начал он, сев напротив меня и наблюдая за тем, как я с удовольствием ем жареную картошку с салатом. – Мать оставила кое-какое золотишко свое – ну, кольцо там с камнем, цепочку, еще кое-что. Ты это… себе забери, а то пропью ведь.

Я поперхнулась – мало того что он до сих пор ухитрился не сделать этого, так еще и сознавал, что может!

– Ты возьми, пригодится. Или продай – там золото старое, тяжелое, много дадут.

Он тяжело поднялся и, шаркая тапками, ушел в комнату, долго брякал там ящиками старого комода, а вернувшись, поставил передо мной небольшую шкатулку из лакированного дерева, на крышке которой была изображена стройная девушка с шалью на плечах.

– Вот, – буркнул отец, усаживаясь на прежнее место и закуривая очередную «беломорину».

Я откинула крышку. На алом бархате лежало тяжелое кольцо с голубым прозрачным камнем, длинная цепочка, два кулончика – один в виде золотой капли с маленькой жемчужиной внутри, другой – в виде резного золотого листика. Пара сережек и еще одно кольцо – тонкое, с крупной жемчужиной в центре, обрамленной россыпью крошечных бриллиантов. Так странно – я не помнила ничего из этих вещей. Ничего – кроме вот этого последнего колечка. Мама надевала его по праздникам, и я помнила, как видела на ней это кольцо в последний раз – на моем первом конкурсе, где мы с Ванькой сразу же попали в финал и заняли третье место. Я, в ярко-красном платьице и туфельках на маленьком каблуке, бежала к маме, размахивая грамотой и придерживая на шее бьющуюся туда-сюда медаль, а мама протягивала ко мне руки и улыбалась счастливо… Через полгода она погибла…

Я смахнула слезы и посмотрела на отца. Тот курил, отвернувшись и глядя во двор, откуда в открытое окно доносились детские крики и смех.

– Спасибо, пап…

– За что? Это твое.

– Ты не будешь против, если я продам кое-что? Мне очень нужны деньги, на сборы едем в Москву, тренировки дорогие…

– Я же сказал – это твое, делай, как нужно.

Я отнесла кольцо с топазом, цепочку и одну из подвесок в небольшую частную лавочку и там получила довольно крупную сумму – как раз достаточную для оплаты занятий. Кольцо с жемчугом решила оставить себе – на память о маме, тем более что оно пришлось мне впору. Оставалась еще одна проблема – Максим. В последнее время он начал относиться к моим поездкам неприязненно, сразу замыкался в себе, злился и не разговаривал. Я никак не могла объяснить, что это моя работа – такая же работа, как его ночные дежурства в больнице.

Однако Макс не слушал – он считал, что я должна оставить занятия танцами и начать думать о какой-то другой профессии. О какой?! В моем дипломе было ясно написано – «педагог-хореограф бального танца». Кем еще я могла работать при такой специальности?

– Пойди на курсы какие-нибудь, найди нормальную работу, – настаивал Максим. – Почему тебе непременно нужна принадлежность к какой-то богемной тусовке? Какие-то разъезды, костюмы за бешеные деньги, постоянные тренировки – не свои, так у учеников? Зачем тебе это?

– Потому что это единственное, что я умею! – пыталась объяснить я, но он не слушал:

– Не знаю, кто вбил тебе это в голову, но существует масса профессий, которые не связаны со всем этим. Почему тебе не стать бухгалтером, например?

– Еще чего скажи! – разозлилась я.

Не то чтобы у меня были возражения по поводу профессии бухгалтера – нет, но лично для себя я там не то что перспективы – вообще никакой возможности не видела. Нельзя заниматься тем, что тебе неинтересно, это не работа, это каторга.

Разумеется, на почве моего отъезда мы поссорились. Максим, оказывается, планировал поездку в загородный дом отдыха, не сказав мне ни слова – но и это не решило бы ничего, потому что сборы были уже оплачены. Макс вышел из себя, впервые в жизни накричал на меня и уехал к себе. Я всю ночь проплакала, и, когда наутро за мной приехал на такси Иван, даже не стала накладывать макияж – смысла не было. Ванька всю дорогу допытывался, что случилось, но я молчала. Перелет почти не помню – напилась и уснула, и Ванька едва растолкал меня перед самой посадкой. Еще и посмеивался:

– Вот уж не думал, что ты такая пьяница! Гены, что ли? – про алкоголизм моего отца он знал прекрасно.

– Господи, да отвяжись ты! – простонала я, с трудом разлепив веки и пытаясь сесть.

– Как ты автобусом-то поедешь – там еще четыре часа, да до места сбора – электричка и метро? – Иван помог мне встать, достал с полки мою сумку. – Что у тебя случилось, а? Может, поделишься?

– Не поделюсь.

– Ну, как знаешь.

Пансионат оказался очень приличный, с хорошим ремонтом, с бассейном, с прекрасным паркетным залом. Ну, и тренера, конечно… Когда при перекличке выясняли классы, оказалось, что международный только у нас с Иваном, и это сразу дало нам фору – главный тренер «Фокстрота» вызвался работать с нами сам. Нас это устроило – он отличный педагог и судья, часто выезжает за рубеж и берет семинары у известных педагогов там.

Режим дня оказался аховый: в шесть утра подъем и пробежка (правда, мне разрешили работать по индивидуальному графику в связи с недавней травмой), потом зарядка, завтрак и индивы, обед, пара часов отдыха, снова занятия – и так до вечера, до десяти часов. Я с непривычки, да еще после больницы очень уставала, каждую свободную минуту проводила в постели.

Только на третий день я начала различать хоть какие-то лица вокруг – до этого все напоминало сплошной хоровод. На утренней пробежке я заметила молодую женщину – рослая, крупная, с яркой внешностью и чудесными каштановыми волосами, она совершала неторопливую прогулку по той тропинке, что и мы. У нее было открытое лицо и почти детское выражение глаз, почему-то это сразу оказалось заметно. Когда она смотрела на кого-то, то чуть наклоняла голову к плечу – очевидно, из-за высокого роста. Она стала попадаться мне и в профилактории – на обеде и ужине, просто в коридоре. Я начала приветливо кивать головой при встрече и в ответ получала открытую улыбку и приветствие.

И все бы ничего – если бы не Максим. Мои попытки помириться наталкивались на стену непонимания и злобы, граничившей порой с хамством. Во время одного такого разговора я не выдержала и хлопнула о стену свой мобильник. Он разлетелся вдребезги, а я упала на постель и заплакала. И в этот момент в номер постучали. Это оказалась та самая девушка. Мне было не до разговоров, хотелось реветь и проклинать Макса, а она уселась на стул и начала рассказывать, что, мол, является спонсором «Фокстрота» – и все такое. Я не нашла ничего лучше, как нахамить, – и в глазах девушки, назвавшейся Марго, увидела непонимание и искреннюю обиду. Да и черт с ней!

Однако когда она ушла, мне вдруг сделалось совсем худо. Почему-то казалось, что именно Марго сможет понять и посочувствовать – ну, не Ивану же жаловаться, в самом деле! Извиняться я не была приучена с детства, для меня сказать «извини» равносильно тому, чтобы таракана съесть. Но вот почему-то перед этой Марго я извинилась бы запросто – захоти она меня выслушать.

Случай представился буквально на следующий день. Мы с Иваном работали танго, Марго вдруг заглянула в зал, а тренер сразу засуетился, забегал, пригласил ее войти и представил нас с Иваном. Титулов хватало, нам было чем гордиться – за свою танцевальную карьеру мы выиграли много турниров хорошего уровня и несколько лет были бессменными чемпионами региона по десяти танцам. Марго выслушала это все, присела на стул и приготовилась смотреть. Мы не делали ничего интересного – работа по технике, это всегда нудно и скучно, но я краем глаза видела, что ей интересно все.

С этого дня мы начали сближаться. Я с удовольствием проводила редкое свободное время с Марго и иной раз диву давалась, насколько мы похожи. Внешне, конечно, ничего общего, но внутри… Я не уставала поражаться – как это, я только начала фразу, а Марго уже знает, о чем речь? Бывает ли так? Оказывается, бывает… Я начала почему-то звать ее Лёлькой – даже не знаю с чего. Она не возражала, только всякий раз, слыша это обращение, улыбалась и чуть склоняла голову набок. Мне очень нравилась эта ее манера – лицо Марго в такие минуты выглядело открытым и совсем детским. Почему-то именно эта «детскость» так притягивала меня к ней. Хотелось обнять ее и защитить. Хотя со стороны казалось, что Марго совершенно непробиваемая, уравновешенная, уверенная в себе, этакая женщина-монумент. И только я знала, что за этим фасадом кроется глубоко несчастная, недолюбленная, затурканная в детстве девочка, которая отчаянно ищет человека, который не будет упрекать ее, осуждать, корить – а просто примет такой, как есть, и будет считать любую ее черту достоинством. Я полюбила Марго как родную, она стала мне ближе, чем сестра – бывает такое единение душ.

У Марго оказалась весьма интересная профессия и совсем немаленькая должность. Кроме того, что она была владелицей фирмы, спонсировавшей «Фокстрот», она являлась еще и начальником пиар-службы крупной московской компании, занимавшейся сделками с недвижимостью и масштабным строительством по всей стране. Даже в моем городе существовал торгово-развлекательный комплекс, построенный этой самой «Золотой улицей», а мы с Иваном даже танцевали в концертной программе на его открытии. Надо же – а ведь как раз Марго организовывала тот концерт.

После сборов я осталась в Москве еще на две недели – шила новые платья, а Иван, сделав пару примерок, уехал домой. Забирать его фрак и рубашки на латину должна была я – все равно часто бывала в ателье, так какая разница, а Ванька торопился домой. В августе клуб начинал работать, и мой партнер стремился заработать побольше.

Я поселилась в гостинице, но проводила там очень мало времени – в основном была с Марго. Она водила меня по Москве, показывала любимые улицы, парки, возила в какие-то музеи… Скучать было некогда. И именно в тот момент в моей жизни появился Алекс.

Было это форменным кошмаром. Марго привезла меня в гостиницу, мы договорились, во сколько встретимся завтра, и она уехала к себе, а я поднялась в номер, приняла душ и уселась на низкий широкий подоконник, отдернув штору. Был теплый вечер, улица светилась огнями, внизу на большой площади катались на велосипедах подростки. Я налила себе чуть-чуть коньяка, закурила и впала в приятное забытье. Даже то, что я почти не разговаривала с Максимом за это время, не беспокоило – что толку выяснять отношения по телефону? Приеду – объяснимся.

Я даже не поняла, что происходит, когда в темном окне вдруг увидела мужской силуэт. Темноволосый мужчина, явно не русский, и почему-то имя – Алекс. И еще четкое ощущение связи с Марго… Я завизжала, и видение исчезло.

Дрожащими руками я набрала Марго эсэмэску: «Кто такой Алекс?», сопроводив кучей вопросительных знаков. Ответ пришел незамедлительно: «Не поняла». Я повторила. Марго молчала. Ответ пришел только через несколько минут: «Это мой бывший муж. Почему ты спросила?» Здрасте, приехали… С чего ради я вижу в окне пятнадцатого этажа бывшего мужа Марго?! Не пора ли прекратить пить?

Марго позвонила сама, начала задавать вопросы, и мне показалось, что она считает меня не совсем вменяемой. Потом вдруг разговор прервался. Я забралась с ногами на постель, завернулась в одеяло и тряслась, как в лихорадке. Что происходит, почему мне так страшно? Дрожь только усиливалась, я чувствовала себя все хуже, и тут снова позвонила Марго.

– Мария… словом, не знаю, как сказать… в общем, он у меня увидел твое фото на компьютере, теперь рвется с тобой пообщаться.

Я вдруг успокоилась, поняв, что это не моя галлюцинация, а совершенно реальный человек. Мне даже стало легче.

– Не стоит, – совершенно спокойно сказала я и отключила телефон.

С этого дня со мной стали происходить странные вещи. Я совершенно не переносила квартиру Марго – стоило только войти, как меня начинало трясти, как в лихорадке. Бедная Марго пугалась, пыталась помочь, но тщетно. Подобное повторялось регулярно и выглядело ужасающе – судя по реакции Марго.

А потом я вернулась домой – и буквально через пару дней на экране моего компьютера во включенной аське появилось сообщение: «Здравствуй, Мэри. Это Алекс». У меня затряслись руки… К этому времени я уже представляла, как он выглядит – Марго показала пару фотографий. Просто карма какая-то – чем-то неуловимым он напоминал Костю. Ха-ха – неуловимым! Очень даже уловимым – национальностью.

С этого дня он начал возникать в моей жизни периодически – с этой фразой. И именно с этого дня я для всех стала Мэри. Я подписывалась так в эсэмэсках и письмах, но никому не приходило в голову звать меня вот так, с растяжкой – «Мэри»… как он…

О чем говорили? Обо всем. Он рассказывал, я слушала – и наоборот. Чем хорошо виртуальное общение – никаких обязательств.

Зато мои отношения с Максимом обострились – дальше некуда. Он стал вдруг подозрительным, нервным, постоянно проверял меня, звонил в самое неожиданное время, мог заехать в клуб, даже не предупредив. У меня возникло впечатление, что он старательно ищет компромат на меня. Возможно, я отчасти сама была виновата – переписка с Марго была бурной, и я никак не могла доказать Максиму, что это просто подруга, женщина, а не мужчина. Я показывала ему эсэмэски, пыталась рассказать то, что сама знала о Марго, – тщетно, Максим отказывался слушать, называл мои рассказы чушью и нелепым бредом. Я замкнулась, перестала упоминать о своей новой знакомой, старалась сделать так, чтобы наше общение было как можно менее заметно для Макса. Он злился, подозревал меня все сильнее, позволял себе выражать недовольство вслух, стал невоздержан на слова. Я терпела. Я действительно любила его, не хотела терять. В этот период даже Костя как-то уменьшил свою бурную деятельность и перестал появляться на горизонте. Меня это радовало – лишний раздражитель в наших и без того напряженных отношениях сейчас совсем ни к чему. Однако ничего не налаживалось, скорее, наоборот.

И однажды все закончилось скандалом. Макс ворвался ко мне в ванную, попытался вырвать телефон, я не дала. И тогда он с размаху дал мне пощечину. Этого оказалось достаточно. Я смочила горящую щеку холодной водой и сказала два слова: «Вон отсюда», – ровным спокойным голосом.

Макс, моментально отрезвев, начал извиняться, но я уже не слушала, молча выкинула ему под ноги его же спортивную сумку, дав понять, что с меня довольно.

Нестеров ушел через полчаса. Я лежала в комнате на кровати лицом вниз и мечтала умереть. Никто не бил меня по лицу – никто и никогда, это оказалось так унизительно… Но еще хуже было то, что он не пожелал выслушать, не поверил. Не захотел поверить – так правильнее. В голове стали вдруг рождаться какие-то строчки, я не поленилась, дотянулась до тумбочки и взяла блокнот и карандаш:

Он боялся обжечься —Она догорела одна.«Все пройдет, – улыбалась, —Как грипп —Никаких осложнений,Не волнуйся.А можно забраться к тебе на колени?»Он не видел,Что в светлых ее волосах —Седина,На душе —Бурелом,Ветер тянет тоскливую ноту,А улыбка вот-вот соскользнет,Словно сорванный флаг,«Все пройдет, —Повторяла она, —Это просто сквозняк»,Отвернувшись молчком,Со слезами глотала заботу.Он боялся обжечь —Его тоже терзала вина,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.