От ненависти до любви

– Я отвернусь, – сказал он, – хотя сквозь стекла все равно ничего не видно. – И улыбнулся.

Я захлопнула дверцу, а затем задрала повыше юбку и перелезла на место Севы. Замятин направился к нему навстречу, чтобы помочь справиться с мокрой, в клочьях лишайника лесиной, которую тот, чертыхаясь, тащил на плече.

Мужчины поднесли ее к луже. Лесина оказалась слишком длинной и сучковатой, и они какое-то время тщетно пытались затолкать ее под колеса. Наконец Сева взялся за топор, пытаясь отрубить верхушку. Он перемазался с головы до ног, но уже не обращал на это никакого внимания. Замятину тоже досталось. Лицо его вспотело и покрылось грязными разводами.

Лезвие топора отскакивало от мокрой древесины, как мячик.

– Ну, паскуда! – в сердцах ругнулся Сева и оттолкнул ногой лесину. – Листвяг попался. Надо что-то другое поискать.

– Наруби лапника, – посоветовала я из машины.

– Где тот лапник, а где я, – с досадой отозвался Сева. – Гляди, тут до макушек все ободрали. Самое гиблое место – Глухая Падь. И хворост весь подобрали. Да, дорога, – почесал он в затылке, – видно, дьявол ее мостил за грехи наши тяжкие!

– Как же мы ночью эту яму проехали? – спросила я с недоумением. – Даже не заметили.

– После нас тут лесовозы прошли, – раздраженно пояснил Сева. – Разбили все в хлам, чтоб им колеса оторвало!

– Лес возят? – поинтересовался Замятин.

– То, что от него осталось, – буркнул Сева. – Москвичи все леспромхозы в округе скупили. Лес валят, что бреют. Заметь, о восстановлении речи не идет, зато все подчистую, вплоть до опилок вывозят. В Китай! И никто им не указ, даже прокуратура. – Он посмотрел на небо и с досадой сплюнул в лужу: – Опять туча заходит, чтоб ей пусто было!

Я проследила за его взглядом. Туча еще не закрыла солнце, но краем уже зацепила горы. Едва слышно порыкивал гром, мелькали багровые сполохи. Приближалась гроза, в лесу – сущее бедствие. Хорошенькая перспектива попасть в переделку посреди грязной лужи!

«Собираешься в тайгу, одевайся, как в зиму!» – любил повторять мой сосед дед Игнат, по кличке Шихан. Не знаю, откуда пошло это прозвище. Возможно, от слова «жиган», а то и «шихан» – так у нас называют одинокую гору в тайге. Дед подходил под все эти определения. Сколько помню – а появился он в наших краях, когда мне было лет пять, – все время жил бобылем, и был не только хитрым и удачливым охотником, но и мастером баек на все случаи жизни. И так мастерски их рассказывал, что не поймешь, где правда, а где тебя очень ловко разводят. Правда, при чужих людях обычно помалкивал. В селе его считали нелюдимым, но мы с ним дружили. Шихан по-отечески заботился обо мне, и много ошибок в начале службы я избежала благодаря его наставлениям или, как он говорил, «поучилкам». Вчера пренебрегла его заветами, не прихватила теплую куртку, а на ноги надела не кроссовки, а туфли, пускай на низком каблуке, но все же обувь для тайги не приспособленную.

Ветер уже раскачивал кроны деревьев, внизу рокотала река, тайга глухо шумела: первый признак того, что скоро зарядит дождь – и надолго!

– Ничего себе! – воскликнул Замятин и посмотрел на Севу. – Может, в машине отсидимся? А тем временем какой-нибудь грузовик проскочит. Или те же лесовозы вернутся.

– Ага, как мы проскочили! – Сева сплюнул в лужу, затем наклонился и заглянул в машину. – Жива еще?

– Твоими молитвами, – вздохнула я.

Я лучше Замятина понимала, в какую задницу мы попали. Мне снова стало жалко Севиного боевого командира. Но я не подала виду: Олег Матвеевич не похож на человека, который нуждается в жалости, тем более в сочувствии незнакомых женщин.

Сева протер грязные руки замызганным полотенцем и снова посмотрел на небо.

– Придется заночевать в тайге, – сказал он решительно. – Здесь неподалеку заимка охотничья. До нее чуть больше километра. В избушке и печурка есть, и запас дровишек какой-никакой. Обсохнем и согреемся, если какой-нибудь чудило дрова не сжег.

– В лесу без дров не останемся, – бодро заявил Замятин и направился к багажнику.

– То и говорю: худо-бедно переночуем, а завтра как бог подаст! – изрек Сева и открыл дверцу машины: – Выбирайся, подруга, пока нас не прихватило!

Он подал мне руку и дернул на себя, не слишком сильно, но я птичкой перелетела на относительно сухое место. Каблуки увязли в сырой почве. Я представила, во что превратятся мои туфли после ходьбы по таежной тропе.

Видно, мужчины прочитали мои мысли по глазам, потому что переглянулись, а Замятин покачал головой:

– Вы ж через сотню метров без обуви останетесь.

– Что ж делать? – спросила я не слишком вежливо. – Развалятся туфли, пойду босиком!

– Это не выход! – Замятин покосился на Севу. – Сержанта мы разуть не сможем, он нам нужен живым и здоровым, а вот у меня в заначке есть кроссовки и пара теплых носков. Мы вас переобуем, затянем потуже шнурки, авось доковыляете до заимки.

Он прошелся взглядом по моим ногам:

– Надеюсь, вы их не потеряете?

– Если я в них не утону, – огрызнулась я, потому что мне не нравилось, когда меня окидывают подобным взглядом. Словно прицениваются. Я понимала, кроссовки – лучший выход из положения. Но, если судить по ботинкам Замятина, они размеров этак на шесть больше той обуви, которую я обычно носила.

Замятин извлек из багажника свой рюкзак, следом – сумку и чехол с удочками. Сева вытащил два огромных пакета с провизией и бутылками.

– Как знал, закупился по самую макушку! – сказал он весело. – Жалко, что не дома ваш приезд отметим. Там и шашлычки замастырить можно, и ушицу по-сибирски. Но ведь не в последний раз посидим?

– Конечно, не в последний, – рассмеялся Замятин. – Погощу у тебя с месячишко, не внапряг?

Он снизу вверх посмотрел на Севу – в этот момент затягивал мне шнурки на кроссовках. Толстые шерстяные носки доходили мне до колен. Вид еще тот! Но кроссовки, бесспорно, удобнее в условиях бездорожья, чем туфли. Да и ногам теплее, а то я совсем продрогла в тонких колготках. Ветер насквозь продувал мою форменную тужурку, и я невольно поежилась.

Замятин вмиг накинул на меня офицерскую куртку. Он только на мгновение задержал руки у меня на груди, затягивая «молнию», но я заметила, как напрягся Сева. Взгляд его помрачнел, и он отвел его в сторону.

«А ты ревнивец, оказывается?» – подумала я. Хотя какое мне дело до его ревности?

Замятин закинул сумку на одно плечо, рюкзак – на другое, взял в руки чехол с удочками. Сева захлопнул дверцу машины и подхватил пакеты с продуктами.

– Давай помогу, – предложила я.

– Иди уже, – проворчал он, – а то как бы тебя нести не пришлось.

– Не беспокойся! Уж как-нибудь продержусь! – ответила я с вызовом.

Сева спорить не стал и двинулся к опушке, обогнув нас с Замятиным. Я молча протянула руку к чехлу с удочками. Замятин, также молча, улыбнулся и отдал его мне. И мы вслед за Севой вступили на едва заметную в траве тропинку.

Глава 5

Поначалу я пару раз запнулась и столько же поскользнулась, и всякий раз Замятин успевал подхватить меня под локоть. Но затем приноровилась к чужой обуви и двигалась уже без посторонней помощи. Сева шел первым, быстро, не оглядываясь. Тропа то уходила вниз, то круто взбегала вверх. Постоянно приходилось огибать лужи, россыпи камней, особенно трудно было сладить с корнями деревьев. Мои ноги путались в них и скользили. А еще мешал свежий валежник – результат недавней бури, промчавшейся над тайгой. В одном месте его набросало так густо, что Севе пришлось взяться за топор, чтобы расчистить дорогу. Все это замедляло движение. Путь, который мы могли пройти за полчаса, растянулся на час, а заимка все не показывалась и не показывалась.

Мне очень хотелось узнать у Севы, не ошибся ли он? Но помалкивала, понимая, что ему и так нелегко. Тяжелые пакеты оттягивали руки, к тому же ему приходилось орудовать топором, и я не хотела напрасно отвлекать его внимание. Вдобавок он то и дело останавливался, отчего я никак не могла поймать ритм ходьбы. Кроссовки плохо слушались, колени ныли от напряжения. В конце концов я запнулась за сучок, потеряла равновесие и едва не растянулась на тропе.

– Дайте руку, – сказал мне Замятин. – Только сначала надену рюкзак, а то все плечо оттянул.

Мы остановились. Пока он управлялся с рюкзаком, я перевела дух и огляделась. Глухая тайга расстилалась вокруг. Сама тропа больше напоминала звериную: я не заметила следов человека, кроме наших, естественно.

– Я готов, – сообщил Замятин.

Лицо его покраснело, на лбу выступили капельки пота. Нелегко дались Севиному командиру таежные километры, но он бодро улыбнулся и взял меня за руку. Его пальцы сжали мою ладонь, крепко, но не больно, опять же в отличие от Севы, который не прочь продемонстрировать дурную силушку. После его рукопожатий я долго трясу рукой и ругаюсь, а Сева хохочет, отчего я злюсь еще больше.

Тропа вильнула вправо, и Сева оглянулся.

– Уже близко! – крикнул он. – Дальше будет легче! – Взгляд его был не слишком любезным, отчего Замятин хмыкнул и отпустил мою руку.

– Давайте понесем вашу сумку за ручки, – предложила я, – а то она все время сползает у вас с плеча.

– Ну уж нет, – покачал головой Замятин. – Хватит с вас удочек!

– Что вы там застряли? – окликнул нас Сева.

Оказывается, за разговором мы не заметили, что снова замедлили шаг.

– Вон уже избушка видна! – снова прокричал Сева.

В этот миг блеснула молния, за ней другая, почти в то же мгновение оглушительно ударил гром.

– Быстрее! – истошно завопил Сева и со всех ног бросился по тропе.

Огромная туча закрыла небо над головой, как одеялом.

– Бежим! – Замятин снова взял меня за руку, но недостаточно крепко. Я сразу запнулась за камень и рухнула на тропу, пребольно ударив колени. Чехол с удочками отлетел в кусты, я попыталась подняться, поскользнулась снова и непременно свалилась бы в грязь, но Замятин в мгновение ока подхватил меня за талию и привел в вертикальное положение.

Я посмотрела на ноги. Колготкам – каюк! Огромные дыры красовались на коленях, а сквозь них проглядывали ссадины, которые кровоточили и болели.

– Боже! – Замятин присел на корточки. – Вас нужно срочно перевязать!

– Только не здесь! – я попробовала сделать шаг, другой. Жгло как огнем.

Я скривилась от боли. Замятин исподволь наблюдал за мной, а затем решительно сбросил сумку с плеча.

– Нет, так не пойдет! – сказал он весело и подхватил меня на руки.

– Что вы делаете? – завопила я. – Тут близко!

– Разговорчики в строю! – Замятин расплылся в улыбке.

Его лицо очутилось совсем близко. Тонкие лучики морщинок проявлялись всякий раз, когда он улыбался, а еще я заметила, что на висках у него пробивается седина.

– Обнимите меня за шею, – приказал он и отвел взгляд, видно, не понравилось, что я слишком пристально его рассматриваю.

Я покорно закинула руки ему на плечи. И тут хлынул дождь!

– Е-мое! – вскрикнул Замятин и припустил в сторону заимки.

«Ничего себе, – подумала я, – он еще и бежит с такой-то ношей!»

Из-за деревьев показался Сева. Он успел избавиться от пакетов и, натянув на голову джинсовую куртку, спешил нам навстречу. Струи дождя секли, как кнутом, а по лицу Замятина вода бежала ручьем. Я вмиг промокла до нитки. Меня трясло от холода, и я прижалась теснее к его груди.

– Сумку захвати! – крикнул он на бегу, слегка задыхаясь.

Сева, подобрав сумку, вскачь помчался за нами. Через минуту мы оказались рядом с избушкой.

– Что случилось? – догнал нас Сева.

– Вот, девушка поранилась! – Замятин осторожно поставил меня на крыльцо.

– У девушки имя есть, – буркнула я и, спохватившись, сменила тон: – Спасибо за помощь, а то ковыляла бы до вечера.

– Быстро в избушку! – приказал Замятин и смерил меня насмешливым взглядом: – Хороша Маша, да не наша!

Настроение у меня вмиг испортилось. Я эту присказку не раз слышала от Севы и особо не расстраивалась. А тут меня вдруг зацепило. Я даже стиснула зубы, чтобы не разразиться гневной тирадой в адрес Замятина. С чего вдруг, спрашивается? Какое мне до него дело? Как приехал, так и уедет! Вряд ли наши пути пересекутся в обозримом будущем. Так отчего злюсь? Отчего нервничаю?

Я взялась за ручку входной двери, но Сева перехватил ее.

– Постой, – сказал он, – я первым войду! Кто его знает, что там?

Пригнув голову под низкой притолокой, я шагнула следом. Мы миновали крошечные сени с небольшой поленницей дров и рассохшейся деревянной кадкой и перешагнули порог единственной комнатушки. Свет с трудом проникал в стекла единственного оконца, затянутого пылью и паутиной. Но вскоре глаза привыкли к сумраку, и я смогла кое-что рассмотреть. Моему взгляду открылось крохотное пространство, большую часть которого занимали деревянные нары с наброшенным поверх старым ватным одеялом. В правом углу виднелась печка-«буржуйка» с выведенной через окно трубой. А чуть дальше находился стол, сколоченный из грубых деревянных плах. Рядом на стене висел открытый шкафчик из трех полок. На них – стеклянные банки, жестяная коробка из-под чая, закопченный котелок и пара мисок с облупившейся эмалью. На столе – две алюминиевые кружки, помятые, с характерным налетом внутри. Обитатели избушки от души баловались чифирем. Впрочем, в тайге это порой единственный способ поддержать жизненный тонус.

Сева полез под нары и извлек оттуда допотопную керосиновую лампу «летучая мышь». Удивительно, но стекло у нее оказалось целым, хотя и закопченным. Сева снял стекло, потряс лампу и радостно воскликнул:

– Ого! И фитиль цель, и керосин не испарился!

Он поставил лампу на стол и взгромоздил на него пакеты. Я похромала к окну и села на один из трех чурбаков, заменявших здесь стулья.

– Давай разберусь с продуктами, – предложила я Севе, – а вы пока растопите печку и повесьте куртки сушиться. Вон веревка. – Я показала на бечеву, протянутую от окна до порога.

– Сначала за водой сбегаю. Тут родник в двух шагах.

Сева взял котелок и вышел наружу. Я принялась выкладывать из пакетов продукты, прикидывая, что из них можно приготовить. Сева расщедрился, как никогда: дорогая колбаса, копченая семга, балык осетра, банки, баночки, коробки… Три литровые бутылки водки, фрукты, конфеты… Рот у меня наполнился слюной. Оказывается, я жутко проголодалась.

Замятин возле печки отделял охотничьим ножом от полена щепу – готовил растопку. Дело у него спорилось, словно он всю жизнь только тем и занимался, что растапливал «буржуйки».

– С пистолетом никогда не расстаетесь? – спросил он, увидев, что я смотрю на него.

– Заметили? – усмехнулась я.

– Да нет, нащупал, – Замятин прищурился. – Оперативная кобура? При Севе не стал спрашивать. Вдруг ему не стоит знать?

– Ничего страшного! – отмахнулась я. – В тайге нельзя без оружия. Если…

Я не договорила. Скрипнула дверь, и на пороге появился Сева с полным котелком воды. Под его ногами сразу образовалась лужа.

– Ну и погодка! – сказал он, отдуваясь. – Надолго, видать, зарядило!

– Не боишься, что твою машину разденут? – спросил Замятин. Он поднялся с колен и посмотрел на Севу. – В смысле колес, зеркал и прочей требухи?

– Не разденут! – коротко ответил Сева и поставил котелок на печь, в которой стараниями его командира весело отплясывал огонь. – Мои номера по всей округе знают. Пусть только попробуют. Найду, голову оторву!

– В такой ливень на дорогу никто не сунется, – добавила я. – Поедут по окружной трассе. Дальше, зато безопаснее.

– Тогда какого лешего мы сюда сунулись, если есть объезд? – удивился Замятин и подошел к столу.

– Головой не подумали! Ночью проскочили, как на лыжах, вот и прокололись, – пояснил Сева, стаскивая с себя промокшую насквозь куртку.

Впрочем, футболка под ней была не суше. Он потянул ее через голову. Голос через мокрую ткань звучал глухо.

– Кто знал, что лесовозы сегодня пройдут? Обычно они в воскресенье отдыхают. Видать, пока лето, решили весь лес подчистую вывезти!

Он справился с футболкой и отправил ее вслед за курткой на веревку сушиться.

– С чего вас понесло в ночь? – продолжал допытываться Замятин.

Он взял в руки банки с икрой и маслинами, задумчиво повертел их в руках, хмыкнул и вернул на место.

– Двух хулиганов пришлось доставлять в милицию, – ответила я за Севу. – Вам повезло, что мы оказались в райцентре, а то бы пришлось добираться на автобусе.

– Так тут еще автобус ходит? – пуще прежнего удивился Замятин.

– Я же сказала! Кружным путем. Это на сотню километров дальше. Заходит в несколько деревень, к нам прибывает только вечером.

– Шутите? – рассмеялся Замятин. – Хотя как сказать. Может, и повезло. – И он опять смерил меня тем самым взглядом, который мне крайне не нравился.

– Олег Матвеевич, – подал голос Сева, – что так поздно позвонили? Я б заранее подготовился. И не на этой развалюхе встретил бы, а на джипе. Как белого человека.

– А сейчас вроде негра, что ли? – улыбнулся Замятин и кивнул на стол: – С выпивкой – явный перебор, а вот закуска – отменная.

– Хлеба жалко нет! – Сева огляделся по сторонам. – Посмотреть разве, может, сухари какие остались.

– Твои сухари давно уже мыши скушали, – сказала я. – Тут, похоже, с зимы живая душа не ночевала.

– Да нет, дольше, наверно, – отозвался Сева.

Пристав на цыпочки, он все же осмотрел полки, но, кроме сухого пучка каких-то травок, ничего не нашел.

– Как Зямка в тайге сгинул, так сюда никто не заглядывает, – сказал он, вытирая руки носовым платком. – Я ж говорю, гиблое место. Глухая Падь!

– Какой еще Зямка? – удивилась я. – Почему ничего не знаю?

– Так это еще до тебя было. То есть когда ты в городе училась, – пояснил Сева, как я заметила, с большой неохотой. – Татарин у нас появился неизвестно откуда, лет десять назад. Рыбачил, охотничал, из тайги не вылезал. Все его Зямкой звали. То ли имя у него такое было, то ли кличка. Эту избушку облюбовал и жил в ней, почитай, безвылазно. Она ничейная стояла с тех пор, как хозяин дед Фрол – он из староверов был – помер. Никто не хотел селиться. Говорят, по ночам здесь странные дела творятся. – Сева пожал плечами. – У нас ведь какой народ? До сих пор в лешего верят, в русалок. Зямка говорил, что нечисть его пуще креста боится, но и сам исчез, даже костей не нашли.

– Фу, страсти-мордасти! – сказала я насмешливо. – Не хватало нам! Ты веришь в эти сказки?

– Верю, не верю, какая разница? – уклончиво ответил Сева и отвел взгляд. – В тайге всякое случается.

– Будем надеяться, что твоей нечисти с нами не справиться, – сказал Замятин.

– Маша, может, подсуетишься? – Сева покосился на меня. – Колбасу нарежешь, сыр. Что-то живот подвело с голодухи. И выпить чуток не мешало бы.

– Погоди, – остановил его Замятин. – Надо даму в божеский вид привести. Вода уже согрелась. – И кивнул на чурку. – Присаживайтесь, Маша. Будем залечивать ваши раны.

– Отвернитесь! – приказала я мужчинам, и они дружно повернулись ко мне спиной.

Избавиться от колготок – минутное дело, правда, они присохли к ссадинам, и хотя я осторожничала, мои раны снова закровили. Я скомкала колготки и бросила в печку. Попутно снова надела туфли и почувствовала себя уютнее и как-то спокойнее, что ли?

– Все, – сказала я с облегчением, – можете повернуться!

– Вы зря сняли носки, – строго заметил Замятин, – в них теплее, и можно обойтись без обуви.

Мне очень не понравились назидательные нотки в его голосе. Ну, чисто школьный педагог в разговоре с нерадивой ученицей. Тут я подумала, что именно в таком тоне сама разговариваю с Севой, и решила промолчать.

Замятин пододвинул чурку ближе к огню и хлопнул по ней ладонью.

– Приземляйтесь! – и, взяв с печки котелок с водой, опустился передо мной на колени.

Сева покосился на мои раны и подошел к столу.

– Займусь-ка я обедом, чтобы время не терять.

Замятин порылся в сумке, достал упаковку носовых платков и коробку с аптечкой. Затем осторожно коснулся влажным платком ссадины на колене.

– Ничего страшного, главное, кости цели.

– Спасибо, успокоили, – буркнула я, чтобы скрыть странное ощущение, которое я испытывала всякий раз, когда он прикасался ко мне.

Замятин смерил меня взглядом, но ничего не сказал в ответ. Он быстро и сноровисто промыл ссадины водой, затем достал тюбик с какой-то остро пахнущей мазью и обработал ранки. Я с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть от боли.

– Ничего, – поднял голову Замятин, – жжение скоро пройдет, зато ранки затянутся быстрее.

И, правда, жжение тотчас прекратилось, а он с той же ловкостью забинтовал оба колена.

– Вот и все! До свадьбы точно заживет!

Наши взгляды встретились. Замятин смотрел на меня строго и вместе с тем удивленно. Я оцепенела. Казалось, незримая нить между нами натянулась и зазвенела от напряжения. Я испугалась, что она лопнет, и Сева услышит звон. Стало стыдно, словно меня поймали на чем-то нехорошем. Я отвела взгляд, приказав себе не поддаваться на дешевые провокации.

Глава 6

Я уснула, как убитая: сказалась бессонная ночь, да и выпить пришлось немного за приезд Севиного командира. Мужчины вполголоса вели беседы, за окном мерно шелестел дождь, но гроза прекратилась. В избушке было тепло, свет керосиновой лампы едва пробивал темноту. И даже жесткое ложе – я соорудила себе постель на нарах, отдав одеяло мужчинам, – не помешало мне сразу провалиться в сон.

Но среди ночи меня словно кто-то толкнул под ребра, и я мгновенно, будто по сигналу тревоги, открыла глаза.

Странный мерцающий свет заливал избушку. Мои попутчики мирно похрапывали на полу. В приоткрытой дверце печурки виднелись красные угли.

Я прислушалась, не понимая, что меня разбудило. Может, резкий звук? Птица прокричала или раскат грома? Но что-то встревожило меня даже сквозь сон. Тревога не проходила, хотя вокруг стояла тишина. Такая бывает только в тайге, и только после бури. И все же мне что-то мешало сосредоточиться – то ли необъяснимый шум в голове, то ли звон в ушах. Я потерла виски, но шум не исчез. А я вдруг поняла, что он существует отдельно от меня и что источник находится за стенами нашего убежища. То ли Сева, то ли Замятин, я не разобрала, кто именно, что-то пробормотал во сне, перевернулся на бок, храп прекратился. Но странный звук не исчез, правда, и громче не стал. Мне все время приходилось напрягать слух, чтобы понять, в конце концов, откуда он раздавался.

Похоже, с востока. Он не походил на завывание ветра или крик ночной птицы. Для птицы он звучал слишком долго и непрерывно, ветер тоже налетает порывами, и стоны в дымоходе отличаются от заунывного и монотонного звука, который разбудил меня. Казалось, в глубине леса кто-то задел огромную струну… Нет, не струну, исправилась я. Вообще ни на что, прежде слышанное мною. Оттого, видно, я и встревожилась. Чтобы избавиться от тревог, требуется определить их причину. А для этого нужно выглянуть в окно или, на крайний случай, выйти из избушки. Честно сказать, я не испытывала страха. В чертовщину не верила и считала, что всем чудесам можно найти простое объяснение. Просто не всегда это хочется делать – вера в чудесное неразрывно связана с нашими надеждами.

На какой-то миг я отвлеклась, и звук, казалось, пропал. Я натянула на себя куртку, спустила ноги с нар. Кто-то из мужчин завозился на полу. Я пригляделась. Это был Сева. Он повернулся на спину, вздохнул, но не проснулся. В свете луны его лицо казалось бескровным. Черные пятна глазниц, провал рта… Я вдруг поняла, что Сева спит с открытым ртом. Лица Замятина я не видела: он лежал ко мне спиной. Тут странный звук снова вторгся в мое сознание, мне показалось, что он стал чуть громче. Я перевела взгляд на окно.

«Луна взошла», – подумала я, но тут же вспомнила, что сегодня новолуние, а в наших широтах луна даже в полнолуние не дает такого яркого света.

Странно, откуда тогда свечение? Чтобы пробраться к окну, мне требовалось перелезть через спящих мужчин. Я решила их не беспокоить – пройти к выходу оказалось легче. Мужчины предусмотрительно устроились так, чтобы не загораживать проход. В голове промелькнула мысль, что не следует выходить в одиночку. Кто его знает, что там может поджидать. Совсем некстати вспомнились слова Севы о нечисти. Я усмехнулась. Как живучи в нас древние страхи! И все-таки, накинув на себя куртку, я не забыла прихватить пистолет. Нечисть там, не нечисть, но надо быть готовой ко всему.

У порога стояли Севины кроссовки. Он успел их просушить, и я натянула их на ноги, благо была в носках Замятина – он все-таки настоял, чтобы я спала в них.

Осторожно ступая, я миновала сени и вышла на крыльцо. На улице прохладно, и я сразу озябла. Небо закрыли тучи, но светло, как в полдень. Только свет другой, с желтовато-свинцовым оттенком. Над землей клубился туман, и это тоже показалось странным: после дождя туманов не бывает.