Полная версия
Принцип перевоплощения
– А ты, киса, что же – ни разочку? – тут же отреагировал на ее отрицательное мычание режиссер.
– Нет, – честно ответила Кэт и стала пятиться к двери, понимая, что «собеседование» для нее закончено.
– Стоять, – скомандовал он. Она послушно замерла. – Покрутись. – Кэт сделала полный оборот вокруг своей оси. – Тело отличное. Сиськи здоровые. Какой размер? Четвертый? – Она подтвердила. – Потрогай себя, – велел он. Кэт, стараясь ничем не выдать своей стыдливой растерянности, проделала то, что от нее хотели. Александр Геннадьевич остался ею доволен: – Молодец, киса, – похвалил он, но тут же погрозил пальцем: – Врешь, что нигде не снималась. Уж больно уверенно держишься. Обычно новички, едва оголившись, тушуются…
– Мне к обнаженке не привыкать, – пожала плечами Кэт. – Каждую неделю на сцену голой выходила…
– Актриса? – приподнял кустистую бровь Александр Геннадьевич.
Кэт утвердительно кивнула.
– Где училась?
– В N-ском театральном училище.
Он присвистнул – слышал, видно, о таком и знал, каков его престиж. Спасибо и на том, что не стал в расспросы вдаваться, только уточнил, на самом ли деле Кэт хочет у него работать, и, получив положительный ответ, щелкнул ее по лобку со словами «Можешь одеваться». То же самое он велел сделать еще троим, остальных же продолжил опрашивать на предмет разнообразия практикуемых ими видов любви. В результате тестирования отсеялись еще трое, включая девицу из метро и последнего представителя мужеского пола. Оставшихся девушек Александр Геннадьевич заставил имитировать оргазм. Что они и сделали, огласив своими стонами похожее на читальный зал помещение. Режиссер остался ими доволен, хотя они явно переигрывали, и велел одеваться.
Когда девушки облачились в свои вещички, Александр Геннадьевич усадил их перед собой и торжественно сообщил, что они ему подходят. Это означало, что в следующий понедельник они должны явиться сюда же с паспортами и справкой из вендиспансера, красиво подбритыми лобками, разгоряченными лонами, разработанными анусами (для этого каждой из них выдали по паре фаллоимитаторов разных калибров) и желанием стать порнозвездами.
Услышав такое, Кэт приуныла, поскольку ничего кроме паспорта и справки предъявить режиссеру не могла. На интимную прическу у нее не было денег, лоно ее, отвыкшее от секса, было холодным, как айсберг, совать в себе латексную дубинку, чтобы разработать «рабочие» места, она страшилась, а уж о карьере порнопринцессы она тем более не мечтала. Да и следующий понедельник Кэт не очень подходил! Ей хотелось приступить к делу прямо завтра, чтобы сразу же получить гонорар и благополучно его потратить на новые башмаки (старые держались на честном слове и клее «Момент») и нехитрые продукты – раньше ей кое-что перепадало из ресторанной кухни, но за неявку на рабочее место ее, наверняка, уже уволили, и до понедельника надо только чем-то питаться. Однако у Кэт хватило ума оставить свои думы при себе, а режиссера заверить в своей готовности явиться в понедельник в полном ажуре. На том и распрощались.
* * *До следующего понедельника Кэт кое-как дотянула.
Едва она переступила порог студии, как ее буквально скрутил Александр Геннадьевич и потащил в уголок с креслом, чем-то напоминавшем гинекологическое, возле которого крутилась вертлявая черненькая барышня в тонких медицинских перчатках. «Врач, – решила Кэт. – Гинеколог. Сейчас осмотр будет проводить…». Но она ошиблась – брюнетка оказалась гримершей. Затолкав Кэт на кресло и устроившись между ее ног, она стала замазывать раздражение после неумелого бритья и маскировать шрам от аппендицита. Пока она делала свое дело, Александр Геннадьевич торопливо объяснял Кэт, что прямо сейчас она должна будет выйти к камере и сыграть роль Госпожи.
– Кого? – переспросила Катя удивленно, поскольку на ум ей сразу пришла госпожа Бовари, но она сомневалась, что Александр Геннадьевич собирается снимать фильм о ней.
– У нас сейчас садо-мазо сцена, – он дернул плохо выбритым подбородком в сторону освещенной софитами площадки, посреди которой красовалась самая настоящая дыба. – Два артиста – раб и госпожа. С рабом все в порядке – паренек проникся, поскуливает, а девка, – режиссер зло ткнул костяшкой согнутого пальца в сконфуженную голую девицу, державшую в руках плетку и ворох кожаной одежды, – никак в образ войти не может. Не бьет, дура, а гладит… – Он жестом приказал горе-актрисе сложить барахлишко на диван, а самой убираться с глаз долой. – Был бы просто поточный фильм, я бы плюнул, а это заказуха, сечешь? – Кэт не очень-то секла, но предположила, что Александр Геннадьевич имеет в виду кино, снятое по специальному заказу какого-нибудь озабоченного богатея и на его же деньги. Она оказалась права: – И если заказчику не понравится, придется переснимать, а то и часть денег возвращать, кому это надо?
Кэт покивала, соглашаясь с тем, что это никому не надо, после чего отправилась одеваться. Режиссер кричал ей вслед:
– Лупи этого чмыря посильнее. Чтоб красные полосы оставались. В заказухе главное – натурализм, поняла? – Кэт вновь кивнула, а он добавил: – Полупишь его малость, потом сапоги заставь лизать…
Кэт брезгливо передернулась, но продолжала молча внимать. Когда же все инструкции были получены, а она одета, съемка началась.
В общем, первый день в роли порноактрисы был для Кэт довольно необременительным. Ей даже не пришлось заниматься сексом! Зато по окончании съемок заплатили пятьдесят баксов, и она ушла с киностудии с твердым убеждением, что это самые легкие деньги в ее жизни. Потом, так она думала, будет такая же халява…
Но Кэт ошиблась! Уже через неделю ее задействовали в съемках групповухи, и режиссера не волновало, что она никогда в жизни не занималась сексом сразу с тремя мужчинами. Ее мучили четыре часа, после чего вручили все тот же полтинник и велели приходить через пять дней.
Вывалившись за дверь «киностудии», Кэт твердо решила, что больше сюда не вернется. Но когда чувство омерзения притупилось, а полтинник был потрачен на поношенные «гриндерсы», Кэт уже не была столь категоричной. И как только миновало пять дней, она переступила порог «кукольного театра» Александра Геннадьевич, чтобы стать в нем одной из самых востребованных марионеток.
* * *Прошел год. За это время Кэт снялась в дюжине картин и стала второй звездой студии после Дэнди – симпатичного бисексуала с таким огромным детородным органом, что только за его демонстрацию со сцен стрипбаров ему платили тысячу долларов. Еще он выступал в элитном пип-шоу, постоянно мелькал на телеэкране – в любую передачу о сексе его приглашали в качестве эксперта, и вел в мужском журнале рубрику «Хотите доставить женщине удовольствие – спросите меня, как». Короче, Дэнди был признанной порнозвездой. Его даже на улице узнавали. Да и не мудрено! Ведь Дэнди всегда был в «образе»: и когда в Останкино ехал, и когда отправлялся в булочную за «Бородинским». Штаны в обтяжку, рубашка расстегнута до пупа, в пупе сережка в виде фаллоса, на резинке трусов, неизменно выглядывающих из-за пояса, надпись «Секс-машина».
А вот Кэт в обычной жизни выглядела так, что никто не признавал в ней Кису Горячеву (под этим псевдонимом она снималась), чье имя было на устах у многих любителей отечественной порнушки. Отснявшись, она смывала яркий грим, снимала иссиня-черный парик, стаскивала эротичное белье, вынимала серьгу из соска, оттирала фальшивую татуировку на ягодице, после чего облачалась в джинсы, свитер, «гриндерсы» и выходила за порог студии невзрачной девушкой, мимо которой пройдешь – не заметишь! Кэт не желала уподобляться Дэнди и становиться частью порноиндустрии, ей просто нужно было чем-то зарабатывать на жизнь, а за съемки в фильмах категории «ХХХ» Кисе Горячевой платили отлично, ее ежемесячный доход был сравним с заработком менеджера высшего звена крупной корпорации.
У остальных актеров гонорары были гораздо скромнее, но для некоторых вопрос оплаты был не первостепенным, так как съемки в порно они совмещали с другой работой, а у Александра Геннадьевича просто «подкалымливали». Еще среди так называемых коллег Кати были особы, готовые сниматься бесплатно. Звали «альтруистов» Кики и Микки, они были мужем и женой, но на съемочной площадке предпочитали заниматься сексом не друг с другом, а с посторонними. В порно они подались ради новых ощущений. До этого Кики и Микки успели, как говорится, сполна вкусить плод наслаждения. Чего они только ни пробовали! И всевозможные игры с переодеваниями и приспособлениями из секс-шопа, и экстремальный секс в люльке воздушного шара, и садо-мазо, и вуйеристические эксперименты, и эксбицианистские совокупления в разгар празднования Дня города… Короче, всем пресытились, и решили попробовать себя в порно!
Попробовали, понравилось, и с тех пор они соглашались на любые предложения. Правда, снимались они нечасто, ибо внешностью своей супруги могли не столько разжечь, сколько погасить желание. Кики была худой, ребристой, как батарея, теткой с прыщами на заду (гримерши, бедные, изводили на нее кучу тона), а Микки зубастым недомерком с такими огромными ушами, что казалось, взмахни он ими – сможет оторваться от земли. В фильмы их приглашали, как правило, в тех случаях, когда бюджет был ограничен, или при нехватке статистов для съемок в свальной групповухе, где не видно ни рож, ни прыщей.
Кэт относилась к Кики и Микки со смешанным чувством зависти и брезгливости. Эти похотливые ничтожества вызывали у нее легкую тошноту, как, например, слизняки! Но одновременно и зависть, потому что Кэт, при всей своей приобретенной циничности, никак не могла относиться к «траху» перед камерой, как к приятному времяпрепровождению. Правда, и отвращения к нему испытывать перестала. А вот к деньгам, которые ей за это платили, привыкла. Гонораров ей хватало на безбедную жизнь: Кэт снимала отличную квартиру, прекрасно питалась, покупала одежду, ездила отдыхать… И постепенно приходила в себя!
За год Кэт из измученной депрессией мизантропки превратилась в нормального человека. Она вновь стала улыбаться людям, говорить с ними без раздражения, радоваться мелочам: солнечному дню, запаху свежей листвы, шуршанию песка под ногами… Но главное: она вновь почувствовала себя АКТРИСОЙ – ощутила желание играть, и уверенность в том, что теперь у нее это получится. Кэт это несказанно радовало, а вот Александра Геннадьевича не очень:
– Киса, рожу попроще сделай! – то и дело орал он во время съемки очередного эпизода. – Мы тут не психологическую драму снимаем, а порнуху! Похоти побольше! И губы, дура, не кусай, а облизывай… – Потом он поворачивался к ассистенту и жаловался ему: – Ох уж эти мне актрисули профессиональные! Вместо того чтоб ноги пошире раздвинуть, начинают тут трагедию личности играть…
Кэт сама понимала, что не давать выход своей творческой энергии и дальше неправильно, но все никак не могла набраться решимости для первого взмаха крыльями. Нужен был толчок. И вот однажды…
Было утро. По телевизору шла передача о кино. Рассказывали о хитовых кинопремьерах последнего месяца. Среди них фигурировал отечественный фильм с банальным названием «Мой ангел». Едва на экране замелькали кадры рекламного клипа, как сердце Кэт судорожно сжалось, а шрамы на запястьях начали невероятно чесаться. Это был фильм Славы! Тот самый, из-за которого он отказался от нее (а вернее сказать – предал!). Вышел, значит!
Клип закончился. На экране появился ведущий и представил гостей студии: режиссера фильма «Мой ангел» Бэллу Конову и исполнителя главной роли Ярослава Ракова. Первой слово взяла режиссерша, и пока она вещала о проблемах с финансированием, затормозивших на целых полгода выход «Моего ангела» на экран, Кэт не отрывала глаз от Славы и не узнавала его, хотя за эти полтора года внешне он практически не изменился, разве что прическу сменил. Был вихрастым, стал аккуратно подстриженным, а в остальном – прежний Ярослав: нежный юноша с огромными лучистыми глазами и влажным ртом. Эльфё околдовавший и режиссершу, и ведущего, и оператора – тот не отрывал объектива камеры от его безупречного лица, и только на Кэт чары Славы не действовали… Уже не действовали! Она видела в уголках его красивого рта слабоволие, в крыльях тонкого носа – жестокость, в сияющих глазах – гордыню, в улыбке – фальшь…
Ненависть, когда-то вернувшая Кэт к жизни, стала вновь в ней разгораться. Когда же Ярослав заговорил, она полыхнула так, будто Катина душа – канистра с бензином, а его слова – спички. Слава рассказывал ведущему, как долог и тернист был его путь к славе. В красках он живописал трудности, с которыми столкнулся, переехав в столицу. Оказывается, Ярослав голодал, ночевал на вокзалах, ночами разгружал вагоны. Он был один в большом враждебном городе. Ему некому было помочь, некому его поддержать, но он выдержал, не сломался, не отступил, как некоторые. «А то была у меня подружка, – бросил он со смешком. – Тоже из N-ска в Москву приехала за славой. Талантливая девчонка, но… не боец! Не получилось раз, два, сдалась… А я не сдался! Поэтому мое имя на афишах, а где она сейчас, я даже не знаю…»
– Подружка, значит, – прошептала Кэт с такой ледяной яростью, будто хотела этими словами остудить бушевавший в душе пожар. – Подружка, которая сломалась…
Ярослав улыбнулся с экрана и помахал на прощанье рукой. Кэт повторила его жест. И тоже улыбнулась, вернее, оскалилась хищно, и потом сквозь зубы процедила:
– Ну, ничего, скоро ты обо мне узнаешь!
* * *В тот же день Кэт явилась к Эльзе в агентство и с порога заявила:
– Я хочу стать звездой! Поможешь?
Эльза, невозмутимо пыхнув сигаретой, спросила:
– На что ты готова ради этого пойти?
– На все, – без промедления ответила Кэт.
– Тогда помогу, – заверила ее Эльза. – И начну прямо сейчас. – Она остро глянула на Кэт сквозь пелену дыма и деловито заговорила: – Режиссер Шанский ищет артистку на главную роль в своем новом фильме. Предупреждаю сразу, с ним придется переспать, но это не даст никакой гарантии, поскольку он тащит в постель всех соискательниц, а выберет, естественно, лишь одну. Сегодня одна из моих подопечных должна была с ним встретиться, но передумала. Как раз из-за этого. Если ты не погорячилась, заявляя мне, что готова на все, можешь сходить на «кастинг» вместо нее – я пока ничего не отменяла…
– Я готова на все, – эхом повторила Кэт.
– Тогда сегодня в семь в ресторане «Сулико». Оденься поскромнее. Краситься советую умеренно. Веди себя паинькой. А лучше – строй из себя целку. Когда дойдет до секса, делай вид, что такого огромного агрегата в жизни не видела. Можешь даже обморок изобразить, – напутствовала она Кэт. – А потом болевой шок!
– Ладно.
– И не забудь сказать напоследок, что впервые испытала оргазм именно с ним.
– Боже мой! – простонала Кэт. – Старикану семьдесят, а он еще ведется на эти штучки…
– Как раз в семьдесят на эти штучки и ведутся, – мудро заметила Эльза и отправила Кэт домой, готовиться к «кастингу».
Ровно в семь часов вечера Кэт вошла в полутемный зал ресторана «Сулико». На ней было маленькое черное платье, элегантные босоножки, на шее нитка жемчуга. Волосы она убрала назад, макияж наложила такой умеренный, что казалось, будто его нет вовсе.
Федор Петрович Шанский (сам себя он велел называть Федюней) ждал ее за столиком. Обрюзгший, пропитой, плешивый, но одетый с иголочки и при дорогущей трубке, он сидел на диванчике и пил вино. Вошедшую в зал Кэт оценивающе осмотрел с головы до ног, остановился взглядом на обтянутой черным трикотажем груди, усмехнулся плотоядно и только после этого поднялся, чтобы помочь ей сесть.
Во время ужина Федюня норовил залезть Кэт под юбку, но она, памятуя о наставлениях Эльзы, строила из себя «целку», то есть натягивала подол на колени и смущенно опускала очи долу. А так как именно такое поведение распаляло престарелого кинодеятеля, то десерта они не дождались – поехали к режиссеру домой, чтобы вместе «почитать сценарий». По дороге Шанский слюняво целовал Кэт в шею и шарил потными пальцами по ее бедрам. Когда же добрались до квартиры, повалил ее на пол холла и отымел так быстро, что она не успела ничего изобразить: ни испуга, ни болевого шока, разве только выдала заранее заготовленную фразу:
– С вами я впервые испытала оргазм!
Услышав ее, Федюня расхохотался так оглушительно, что Кэт вздрогнула.
– Артистка ты действительно неплохая, не врала Эльза! – сказал он, отсмеявшись.
– Да? – растерянно протянула Кэт, не совсем понимая, к чему он это сказал.
– Только дура! – Федюня бесцеремонно сорвал с нее платье, лифчик и, схватив пальцами за сосок, гоготнул: – Или ты думала, я тебя без твоей боевой раскраски, парика и пирсинга не узнаю… А, Киса?
Кэт скривилась от боли и попыталась оттолкнуть его от себя, но Шанский, с силой вжав ее в пол, сурово сказал:
– Лежать!
Тут входная дверь, оказавшаяся незапертой, открылась, и в квартиру вошел мужчина средних лет, худой, сутулый, горбоносый, с крупным родимым пятном на шее. Кэт узнала его, это был известный продюсер Конев. При виде его Шанский заулыбался и сделал приглашающий жест. Кэт сначала подумала, что он просто хочет, чтобы тот прошел в комнату, а не стоял в холле, но оказалось, Федюня имел в виду другое:
– Присоединяйся, Коля, – бросил он Коневу, схватив Кэт за «хвост» на затылке, перевернув на живот, затем поставив на колени.
– Немедленно отпустите меня! – вскричала она и попробовала освободиться, но Шанский вцепился в ее волосы мертвой хваткой. Потом она услышала над ухом вкрадчивый голос Конева:
– Хочешь у Федюни сниматься? В главной роли?
– Хочет, хочет, – ответил за нее Шанский.
– Так чего тогда ломается? – притворно возмутился Конев, расстегивая ширинку. – Как будто в первый раз…
«Действительно», – подумала Кэт обреченно и перестала вырываться.
Оргия длилась всю ночь. Сил у мужчин благодаря «Виагре» хватило, задора тоже – за это спасибо кокаину, поглощаемому ими в диких количествах. Все происходящее было заснято Шанским на видео. Оказалось, он любил снимать не только для публики, но и для себя. Под утро, когда мужчины наконец насытились и отвалились, как пиявки, от измученной Кэт, Федюня выключил камеру и со смешком шепнул Коневу:
– Вот она и сыграла у меня главную роль!
Это было произнесено очень тихо, но Кэт все же расслышала. И поняла, что ее сегодняшняя жертва была напрасной – никто не собирался давать ей роль, ею просто воспользовались! В бешенстве Кэт развернулась к Шанскому, чтобы хоть в лицо ему плюнуть, но тут заметила, что он клюет носом и вот-вот уснет так же, как и его сотоварищ по сексуальным игрищам, и у нее возникла идея, как можно все исправить…
– Топай домой, – сквозь сон бросил Кэт Шанский. – Когда ты мне понадобишься для проб, я свяжусь с Эльзой…
Буквально через минуту они захрапели. Кэт тут же подошла к установленной на треноге камере, открыла крышку дисковода и вынула «болванку» с записью их оргии. Сунув ее в сумочку, она покинула квартиру.
* * *Утро следующего дня началось со звонка Эльзы:
– Ты не поверишь! – выпалила она, едва Кэт взяла трубку. – Шанский хочет тебя видеть! Собирайся поскорее и шевели помидорами в направлении его офиса – Федюня ждет тебя прямо сейчас…
И Кэт поехала.
Ждал ее Шанский не один, а в компании Конева.
– Диск у тебя? – хмуро спросил Федюня, едва Кэт вошла.
– Да, – коротко ответила она. – Желаете получить его назад?
– Сколько?
– Двадцать пять тысяч долларов.
– А не кучеряво будет? – брызнул слюной Федюня.
– Не горячись, – остудил его пыл Конев. – Сумма приемлемая.
– Только это не все, – улыбнулась Кэт одними губами. – Еще мне нужна роль.
– Какая еще…?
– Главная.
– Да ты, я смотрю, совсем оборзела!
– Да, Киса, это уже перебор, – разделил мнение друга Конев. – Бабки получишь без базара, а роль не для тебя.
– Она как раз для меня. Я читала сценарий, справлюсь.
– Допускаю, что ты отличная актриса. Но, детка, кроме этого ты еще порнушная звездулька. Федюня не может взять на роль в семейной мелодраме общаковую вагину… – Он уничижительно хмыкнул. – Или ты думаешь, что грим сделает тебя неузнаваемой? Так вот, ты ошибаешься. Профессионал сразу тебя узнает. По мимике, жестам, голосу. Да и рожа твоя, как ее не мажь, останется именно твоей рожей…
– Для этого мне и нужны деньги. Я сделаю пластику. Мимика сразу изменится. Голос тоже можно изменить и приучить себя к новым жестам…
– Роль ты не получишь, – отрезал Конев.
– Тогда вы не получите диск. А за несколько дней до премьеры вашего фильма (семейной мелодрамы, хочу напомнить) в Интернете появится не менее интересный фильм, снятый, между прочим, также вами, господин Шанский. В нем нанюхавшиеся коки режиссер-классик и солидный кинопродюсер будут трахать не только порнушную зведульку, но и друг друга. Отличная реклама для вашего совместного творения, не правда ли?
– Пятьдесят тысяч, – процедил Конев.
– Условия не обсуждаются.
– С огнем играешь, – угрожающе протянул он.
– Готова рискнуть, – спокойно парировала Кэт. – Но знайте, если со мной что-нибудь случится, запись все равно попадет в Интернет.
Шанский грязно выругался. Конев обратил к нему свое нахмуренное лицо и сказал устало:
– Да сними ты ее, Федь! Вишь, как девка работать с тобой хочет. У тебя все равно никого на главную роль нет…
Федюня тяжело глянул на Кэт и хрипло спросил:
– А где гарантии, что ты не воспользуешься диском потом?
– Потом мне будет что терять так же, как и вам, – ответила Кэт. – Я уничтожу его (и все копии) в день премьеры. Обещаю!
– Ладно, черт с тобой, – выдохнул Шанский. – Считай, что ты утверждена! К съемкам должна будешь приступить не позднее, чем через полтора месяца. Не успеешь восстановиться после пластики – твои проблемы. – Он внимательно посмотрел ей в лицо. Впервые в его взгляде читалась профессиональная заинтересованность. – Рот помягче сделай, пополней. Убери носогубные складки, они тебя старят. Еще тебе не мешает немного похудеть. А волосы перекрасить в рыжий цвет… – Шанский распахнул верхний ящик стола, достал из него коробочку с кокаином и без стеснения втянул в ноздрю небольшую порцию порошка. Приняв дозу, он прикрыл глаза и умиротворенно молвил: – Деньги получишь завтра. Но учти, на большой гонорар за работу можешь не рассчитывать, так что не шикуй. А сейчас катись отсюда, Киса!
И Киса укатила!
На следующий день она, как было обещано, получила двадцать пять тысяч долларов. Малую их часть Катя потратила на банкет для своих уже бывших коллег – устроила «отходную» прямо на съемочной площадке их порностудии. Для всех Киса Горячева уезжала в Германию, чтобы стать там добропорядочной бюргершей: Кэт наврала, что в женихах у нее давно ходил один преуспевающий немец, который теперь позвал ее замуж, и ей поверили.
Спустя неделю она легла в клинику эстетической хирургии. А через полтора месяца приступила к съемкам в фильме, который сделал ее знаменитой.
Часть 2
Глава 1
Ноги болели невероятно. Каждый шаг отдавался такой мучительной болью во всем теле, что Игорь уже не мог сдерживать страдальческую гримасу. Он морщился и кусал губы, поднимаясь по высокому крыльцу дома своего лучшего друга Димона.
– Да что ж ты себя так насилуешь-то постоянно! – сквозь пелену боли услышал Игорь возмущенный голос друга. – У тебя же есть отличное кресло с дистанционным пультом, мог бы иногда им пользоваться!
– Я не инвалид, – рыкнул Игорь. Рычал он не от злости, а от боли, и Димон, зная это, сбежал по ступенькам, подхватил его под руку, чтобы помочь подняться. Игорь помощь принял, но не без ворчания: – Ты долго еще со мной нянчиться собираешься? Надоел мне уже своей опекой…
– Вот когда опять начнешь меня в теннис обыгрывать, тогда и перестану.
Игорь фыркнул. И он, и Димон знали – в теннис он уже никогда не сыграет. Но Димон упрямо делал вид, что верит в чудо исцеления, а Игорь делал вид, что верит ему.
Серов с Боярским (такая была фамилия Димона) познакомились больше двадцати лет назад, когда учились в институте. Сначала просто общались, потом подружились, хотя по характеру были абсолютно разными людьми. Игорь – немногословный, сдержанный, серьезный. Блестящий студент, успевающий и учиться на «отлично», и играть в волейбол за институтскую сборную. Димон – шалопай, болтун, выпивоха и весельчак. Учился еле-еле, экзамены пересдавал по пять раз. Но при этом ходил в любимчиках у всех преподавателей женского пола. А также у всех сокурсниц! И даже у злобных общежитских «вахрушек»! Димон был чертовски обаятелен, но совсем некрасив. У него была внешность деревенского простачка: светлые вихры, румяные щеки, нос картошкой и круглые голубые глаза с длинными белесыми ресницами. К тому же Димон был полноват, рыхловат и невелик ростом. Но это совсем не мешало ему очаровывать дам! Женщины попадали под обаяние Димона с первых мгновений, и потом уже не замечали ни его явных внешних недостатков, ни небрежно скрываемых внутренних.