Свадьба по-английски

– Где список гостей? – Боевой задор разгорался в муже, как лесной пожар в Греции. – Вы их с женами считали? Некоторые приедут с детьми! Почему так мало? Где список? – вопил Василий, уже наматывая третий круг по гостиной, беспорядочно хватая вещи и кидая их как попало.

Юлия обреченно встала с пола и побрела в кабинет за списком. Один из ста экземпляров лежал посередине мужниного стола и был зачитан им чуть ли не до дыр.

– Так. – Муж уставился в бумаги. – Почему так мало депутатов? Я же сказал: не стесняться, звать всех, кто на экране мелькает. Почему спортсменов нет? Олимпийцев надо позвать, человек пять как минимум. Я же тебе давал список с телефонами.

– Вася, а мы с ними знакомы? Я имею в виду себя и невесту с женихом.

– Да какая разница? Прочтут приглашения – сразу примчатся! Это ж светское мероприятие такого уровня! А почему телевизионщиков нет? Малахов, Эрнст, Познера можно позвать!

– Зачем?

– Чтобы в прессе освещенность была. Не абы за кого выходим – за английского маркиза!

– Василий! Одумайся! – Юлия поднялась с пола и глубоко втянула в себя воздух, готовясь к долгой и нелегкой обороне. – Свадьба – это семейное торжество, и толпы посторонних людей нам ни к чему. Особенно жениху с невестой. Они сразу об этом сказали. Особенно Джордж.

– Я не знаю, чего там хочет ваш Джордж, может, у нищих английских лордов на нормальную свадьбу ни денег, ни фантазии не хватает, но даже какой-то Плющенко, всего-то навсего фигурист, и то за свадьбу два с половиной миллиона выложил. Да что мне этот Плющенко? Ты помнишь, во что свадьба Мельниченко обошлась? Сорок лимонов! Вот это размах! Так о нем все мировая пресса больше года взахлеб писала, до сих пор забыть не могут. Вот на кого равняться надо! – Василий, багряный, как закатное солнце, носился по гостиной.

– Ну, по некоторым источникам, реальная стоимость его свадьбы составляет всего четырнадцать миллионов. Это раз. Во-вторых, такой разгул в мировом сообществе считается варварством. Вот Мадонне, например, свадьба с Гаем Ричи обошлась всего в три миллиона, а чета Бэкхемов отделалась двумя.

– Подумаешь, миллиардеры нашлись! – презрительно фыркнул Василий.

– Зато мы заполучили Алена Дюкасса, это известнейший в мире кулинар, он обслуживал свадьбу твоего дорогого Мельниченко. – Лицо Василия несколько смягчилось. – К тому же нам не надо арендовать зал или виллу. Замок Хантли – один из древнейших и красивейших в Англии и Шотландии. И ни у кого другого в мире нет и не будет возможности отпраздновать там свадьбу, – с легкостью парировала Юлия, ибо тоже не теряла зря времени и навела кое-какие справки, предвидя этот всплеск амбиций.

– Ладно, с поваром все в порядке. А петь на свадьбе кто будет?

– Кажется, какой-то шотландский фольклорный ансамбль, знаешь, килты, волынки, очень колоритно.

– Вы что, опозорить меня хотите? У меня дочь выходит замуж, – на этой фразе Юлия расплылась в глупой неуместной улыбке, поскольку Василий действительно полюбил ее детей как родных, что, согласитесь, нечасто случается, – а вы какую-то самодеятельность пригласили!

– Успокойся, это невероятно знаменитый ансамбль.

– И речи быть не может. Только на разогреве!

– А ты чего хотел? Ансамбль песни и пляски Советской Армии?

Юлия брякнула и тут же представила: сорок дюжих молодцов в военной форме горланят под грохот барабанов и литавр. Легко представить реакцию гостей, когда во время церемонии под замковыми сводами они грянут «Калинка, малинка, малинка моя...». Она приготовилась захохотать, но случайно бросила взгляд на Василия и осеклась.

– А что, – не спеша проговорил Василий. – В этом что-то есть. Сколько помню, у них дирижер такой представительный, весь в наградах. А как звучат? – Его голос становился громче и решительнее. – А форма? А!

– Василий, ты спятил! Англичане решат, что это экспансия, и вызовут войска! Нам не нужен международный конфликт.

В итоге горячих многочасовых дебатов обеим сторонам пришлось пойти на уступки. Количество и состав гостей не изменились. Представители английской прессы, на которых настаивал Василий, приглашены не были, российской также. Но зато, по настоянию Василия, для развлечения гостей были ангажированы Рене Флеминг, «золотой стандарт сопрано», и всемирно известный тенор Андреа Бочелли. Только их гонорары заставили Василия отказаться от дикой необдуманной шутки жены по поводу ансамбля Советской Армии. Больше она себе шуток по поводу свадьбы не позволяла. На этот экстравагантный выбор жаждущий потратиться олигарх согласился лишь после того, как убедился, что они пели на свадьбе князя Монако, а заодно уж пригласили и Сару Брайтман по Юлиной личной просьбе – гулять так гулять. Присутствие звезд значительно удорожило торжество и пролилось целебным бальзамом на душу господина Ползунова. Конечно, ему хотелось пригласить кого-то более модного и попсового, но Джордж состроил такую жалостную физиономию по скайпу, что Василий смирился с выбором молодых. Хотя, судя по блеску, который Юлия заметила в глазах Вероники, она бы не отказалась от Кристины Агилеры.

Их с Василием дочурке Маруське нет еще и годика, но теперь Юлия начала с ужасом ждать дня ее свадьбы, уж тогда Василия ничто не удержит от безумства.

Но все хлопоты и споры уже остались позади, и от дня свадьбы семейство отделяла неделя, которую они должны были провести в замке Хантли, наслаждаясь жизнью традиционного загородного поместья.

Насладились.

На этом Юлия погрузилась в долгие безутешные рыдания.

Глава 7

17 июня. Узница

Вероника потянулась, улыбнулась слепящему сквозь закрытые веки солнцу и повернулась, чтобы обнять Джорджа, но потом вспомнила, что в замке они спят в разных комнатах. Разочарованно вздохнула и открыла глаза.

Шок, который девушка испытала, был, наверное, еще более острым, чем тот, который ей довелось пережить вчера.

Когда начался этот кошмар, поток мыслей словно замедлился, застыл, стараясь уберечь ее психику от неминуемой травмы. Мысли текли словно во сне. Но сегодня сомнений в реальности происходящего уже не было.

Она встала и умыла лицо холодной водой. Сегодня Веронике хотелось иметь ясную, свежую голову. Теперь она ей понадобится.

– Господи, какой ужас! – Ника села на кровать, обхватив руками голову.

Как же все это случилось? Что ей теперь делать? В Англии смертная казнь есть?

– Тьфу ты! Какая глупость! – отогнала она от себя дикие беспорядочные мысли, толкущиеся в несчастной обезумевшей голове. – Какая казнь, я ни в чем не виновата!

Ника похлопала себя по щекам, чтобы вернуть чувство реальности.

«Вчера же должны были приехать родители», – вспыхнула в ее голове первая светлая позитивная мысль. Теперь они вместе с Джорджем вытащат ее отсюда! Слава богу!

Тяжеленный пудовый камень упал с души, подарив чувство надежды и унеся прочь ощущение бесконечного вселенского одиночества, которое навалилось на Веронику в этих казенных стенах.

– Мамочка! Любимая! Уж они-то с Васиком все с ног на голову перевернут, но вытащат меня отсюда, – повторяла она на все лады, пока покой и некое подобие гармонии не воцарились в ее перепуганной насмерть душе.

Ника блаженно растянулась на койке, глядя в белый скучный потолок. Странно, что они вчера еще не объявились. Могли бы прийти повидаться. Она перевернулась на бок. С другой стороны, Англия – это вам не Россия. Связей у них здесь никаких нет, а ей, как подследственной, встречи с родственниками, наверное, не положены. У Джорджа наверняка и то возможностей больше. Скорее всего, он уже хлопочет о ее освобождении. На сердце сразу стало тепло. Вчера у него, конечно, был шок от всего случившегося. Убили мать, да еще таким зверским способом! Но сегодня он наверняка уже оправился и что-то предпринимает, к тому же мама с Васей приехали. Только бы он спровадил из дома эту мерзкую ораву, Бредфордов. Впрочем, Чарльз с папашей не так уж плохи. Чарльз шалопай, конечно, но не вредный. Зато сестрица с мамашей те еще гарпии, так и смотрят, как бы из тебя кусок мяса вырвать. А уж как перед Эстер хвостами виляли, спали небось и видели, как она на них завещание переписывает. Да хоть бы они подавились ее деньгами, им с Джорджем своих хватит. Ника сердито шмыгнула носом и снова перевернулась на спину.

Время тянулось ужасно медленно, как-то незаметно прошли завтрак и обед. А она все лежала и лежала на своей тюремной кровати и ждала, когда родители заберут ее отсюда.

Вот так же она когда-то в детстве лежала в больнице с аппендицитом. Ей было пять лет. Родителей почему-то не пускали, и она лежала целыми днями и ждала, когда же ее заберут из этого ужасного места, где так больно и страшно.

Мысли бродили по кругу, возвращаясь к одному и тому же. Устав от ожидания, Ника стала думать о противном семействе Бредфорд, раздражение, тут же появившееся, ее немного подбодрило. А может, это они и грохнули Эстер, пришла вдруг Веронике в голову неожиданная мысль, и она подскочила на кровати.

– Елки-палки! Я же видела, как Эстер с сестрой поругались вчера утром, кажется, леди Кэролайн клянчила у нее деньги, и, судя по всему, нужны они ей были позарез. Так, где была семейка во время убийства? А кто их знает, где они были. Полиция этим не сильно интересовалась. Их вообще, кроме меня, никто не интересовал! Негодяи!

Вероника вскочила с кровати и забегала по камере. Здесь, в Англии, особенно в этой проклятой деревне и в замке, она чувствовала себя бесправным узбекским гастарбайтером. И никому не было дела до ее образования, успехов, воспитания, манер и состояния. Для них она была чуть ли не беженкой из нищей, дикой России, и все. Это так несправедливо! Если бы не Мардж, Ника бы, наверное, плюнула на все и сбежала в Лондон. Пожениться можно и там, и пусть потом Джордж выбирает: либо они живут в поместье, либо его гадкая мамаша. А прислугу всю немедленно рассчитать! Накопившиеся за последнюю неделю обиды так и кипели в девушке.

С тех пор как они приехали в Хантли, все было просто ужасно! А ведь она так радовалась, так ждала свадьбы, так готовилась! Ей так хотелось понравиться этой жабе, леди Эстер, но той, кажется, приятнее было породниться с гадюкой при условии, что она родилась на замковых болотах, чем с Никой.

А экономка? Эта сушеная двухметровая вобла презирала девушку ничуть не меньше хозяйки. А остальные? То прибор за обедом забудут положить, то туалетную бумагу в ванную комнату, чтобы Ника потом бегала по замку и унижалась. А этот проклятый звонок вызова прислуги?

«Извините, мисс, должно быть, он сломался». «Ах, должно быть, никого не было в людской. Извините, мисс, у Кайлы болит ухо, она еле слышит, бедняжка». И прочее в том же духе со сладкой издевкой на лице.

А комната? Когда они приехали, выяснилось, что эта мерзавка, будущая Вероникина свекровь, приказала подготовить ей комнату на чердаке, там раньше, лет сто назад, квартировал учитель танцев, которого нанимали для господских детей. Нет, Джордж, конечно, настоял, чтобы ей немедленно подготовили угловую спальню с окнами в сад, раньше она принадлежала его бабке, двадцать седьмой маркизе Хантли. И мисс Пейн, поджав губы, все выполнила, но как это было мерзко! Мардж почему-то сразу выделили лучшую из гостевых спален и кланялись ей в пояс, чуть ноги не лизали.

Лицемеры! А сами и ее не выносят. Ника слышала, как леди Эстер, разговаривая с экономкой, жаловалась, что мало ей русской интриганки, так еще эту рыжую вертихвостку придется терпеть. А еще она говорила, что в детстве все были уверены, что Джордж женится на Мардж, так он был в нее влюблен. Эти подробности настроения Нике тоже не подняли. Да и Джордж хорош! Мамочка! Мамочка! Его будущую жену, можно сказать, с грязью мешают, а он только: «Потерпи, дорогая, после свадьбы все уладится». Мужик называется.

Веронике вдруг не к месту вспомнились все те обидные мелочи и ссоры, которые произошли у них за последние несколько дней. Ей даже стало казаться, что любовь вдруг исчезла. Растаяла, как только они переступили порог Хантли-холла.

Джордж словно отстранился от нее. Постоянно какие-то заботы, вечные поездки «по делам». А она сиди одна в замке с этой старой ведьмой, его мамашей.

А чего стоил званый ужин, который был устроен в честь приезда лорда Хантли, про Нику и их с Джорджем свадьбу никто и не вспомнил бы, если бы не гости?

Ее посадили в самом конце стола, между каким-то старым маразматиком, глухим на оба уха, и приходским священником. Джордж корчил со своего места такие жалостные лица в духе «прости, дорогая, это ужасная ошибка, но при гостях ее исправить невозможно». Когда же кто-то из гостей полюбопытствовал, когда они смогут познакомиться с его очаровательной невестой и почему она до сих пор не приехала в Хантли, надо было видеть выражение лица леди Эстер. Она-то, наверное, надеялась, что Ника стыдливо промолчит, залившись алым цветом, но не тут-то было. Ника встала и всем представилась, пусть потом объясняются по поводу такого пренебрежения к будущим родственникам. Так Джордж извертелся весь, объясняя, что Лесли – это их экономка —допустила ужасную промашку, разложив неправильно карточки за столом. Лесли, случившаяся тут же, просто посинела от возмущения, да деваться некуда, пришлось молчать!

В остаток вечера Ника перетянула все внимание гостей на себя и их с Джорджем свадьбу, заставив эту провинциальную элиту закатывать глаза и щелкать языком. Правда, леди Эстер попробовала укусить будущую невестку во время подачи первого блюда, просюсюкав со своего конца стола:

– Дорогая, надеюсь, вы не скучаете по русской кухне в Шотландии? Как же называется этот странный красный суп? Борстч, кажется?

– О нет, леди Эстер. Хотя хаггис и не столь изыскан, как борщ, о котором вы упоминали, но русская кухня во многом схожа с шотландской. Например, соленые огурцы и селедка с картошечкой у нас почитаются исконно русскими блюдами.

Дальнейшая беседа велась исключительно о сходстве и различии национальных кухонь, и Ника, естественно, оказалась в центре внимания, а Эстер буквально дымилась от злобы.

Хотя маркиза посчиталась с ней позднее, когда пролила красное вино на платье от Версаче, в отместку пришлось переодеться в сногсшибательное платье от «Дольче и Габбана», ярко-бирюзовое, с оригинальным декольте, дополнив его бриллиантовым колье от «Картье», которое Васик подарил Нике по случаю помолвки. Дамы пожирали его взглядами, а леди Эстер только молча скрипела зубами. Хотя маркиза и попробовала сделать ответный ход в духе «конечно, такая роскошь несколько вульгарна, но что возьмешь с бедной безродной девочки», но ее демарш полностью провалился.

Зато Ника изловчилась подменить персиковое пирожное на тарелке леди Эстер на апельсиновое. Когда та поняла, что ест, было уже поздно! Красная сыпь уже украсила блеклые щеки маркизы и зверски зудела, пришлось старушке покинуть вечер, который закончился полным Никиным триумфом. Разъезжаясь по домам, все только и говорили о ее восхитительной игре и музыкальном вкусе. Предвидя трудности в общении со свекровью, еще в Лондоне Вероника разучила отрывок из Шотландской симфонии Мендельсона и отрывок из фортепьянного концерта Маккензи, последний был основателем Шотландской консерватории, дабы однажды вечером порадовать леди Эстер. Труды ее не пропали даром, и надежды на то, что она не будет принята в местном обществе, которые питала леди Эстер, не сбылись.

Вот в таких милых, незатейливых развлечениях проходила Вероникина жизнь в замке.

Эти семейные радости так измотали будущую маркизу, что Ника едва не разорвала их с Джорджем помолвку. Спасло лишь то, что буквально накануне Нике случилось подслушать их с матерью разговор.

Леди Эстер категорически потребовала от Джорджа разорвать помолвку и отменить свадьбу, пригрозив лишить наследства, оставив все Бредфордам, но Джордж проявил похвальную твердость, сказав, что хоть и любит мать и дорожит ее мнением, но никакие деньги не заставят его отказаться от Вероники. После этого он поцеловал леди Эстер руку и, гордо подняв голову, вышел из кабинета, провожаемый такими междометиями, каких сложно было ожидать от шотландской маркизы.

А после завтрака преподнес Нике в подарок охотничью лошадь, чем окончательно растопил лед в ее сердце.

А на следующий день пристукнули маркизу. Что лично Веронике, учитывая приятность характера ее несостоявшейся свекрови, удивительным не показалось. Удивляет другое. При чем тут она? Этот вопрос крутился в ее голове как карусель – снова и снова.

Незаметно Вероника задремала, тяжелый, глубокий сон захватил ее, и она до утра металась на казенном матрасе, так и не раздевшись, а утром проснулась измотанная и несчастная. Вялость и апатия полностью поглотили ее, она лежала, почти не двигаясь, до тех пор, пока скрежет ключа в замке не помог ей встряхнуться. Она приподнялась на кровати.

– Мисс Осокина, к вам посетитель, – возвестил служитель тюрьмы, и Нику, едва успевшую пригладить волосы, вывели из камеры.

Глава 8

17 июня, утро. Джордж

Джордж стоял в гостиной второго этажа, прислонившись лбом к прохладному стеклу, не отрывая темных, наполненных ужасом глаз от геометрически правильных садовых дорожек. Его сильные длинные пальцы впились в стекло с отчаянием безысходности. С того самого момента, как он впервые увидел лежащую на садовой дорожке мать с остановившимися глазами и залитым кровью лицом, видение ни на секунду не покидало его. Ни во сне, ни наяву. Он боялся спать. Кровавое пятно, расползавшееся по ее лицу, заслоняло собой весь свет.

Он, Джордж Гордон, маркиз Хантли, считавший себя вполне уравновешенным, здравомыслящим человеком, уподобился истеричной горничной, кухарке, какой-нибудь миссис Хокинз.

Именно так. Поскольку всегда считал, что людям его круга подобные слабости недоступны, противоестественны. Поколения, воспитанные в строгих рамках условностей, правил, воли, разума, чести, сознания собственной незаурядности, уже давно изжили все природные, натуральные чувства, и их проявления сродни животным страхам, видениям и простонародной впечатлительности.

Но нет. Мистический ужас захватил Джорджа полностью, потрясение от смерти матери пробудило в нем глубинные, неведомые ему самому пласты его натуры. Спокойная, размеренная, полная удовольствий и красоты жизнь вдруг раскололась под ударом старой садовой тяпки, выпустив наружу примитивные, недостойные, низменные страхи и чувства.

Джордж со стоном попробовал оторваться от стекла, помогая себе в этом намерении, стукнул по нему кулаком так, что стекло зазвенело, вибрируя и грозя обрушиться на него миллионом мелких острых осколков. Это напугало его, он отдернул руки, глядя с испугом на холеные белые ладони, словно боясь увидеть их израненными, кровоточащими, такими, как ее голова.

Джордж взвыл, точно раненый зверь, силясь справиться с собой и пугаясь собственной слабости. Потом оглянулся пугливо и затравленно, словно опасаясь непрошеных свидетелей, резко развернулся и бросился прочь из гостиной.

Почти вбежав в кабинет, Джордж сейчас же налил себе стакан виски и выпил его жадными большими глотками, после чего обессиленно повалился в кресло.

Алкоголь не помогал. Он мутил разум, но не избавлял от кошмаров.

Джордж снова вскочил. Страстное желание избавиться от видения душило его. Он треснул кулаком по столу, потом еще и еще.

– Ты должен быть в тюрьме! Она там! Одна! Она ждет тебя! Вероника! Твоя невеста! – Каждое слово сопровождалось крепким, гулким ударом кулака по столешнице, словно, вбивая слова в твердую дубовую поверхность, он рассчитывал впечатать их в свою голову. – Тряпка! Тряпка! Тряпка!

Он стучал до боли, пока рука не начала неметь, а потом вдруг остановился, как-то неловко сполз по столу на пол и замер, прижавшись головой к его резной ножке.

Потом встал, медленно, удивительно спокойно окинул равнодушным взглядом кабинет и вышел.

Поднявшись к себе, он вызвал Тафта и велел собрать дорожную сумку, предупредив, что уедет на несколько дней. Потом сел на край кровати и замер в безмолвном отчаянии, но уже не бурном и мучительном, а пассивном, примирившемся.

Марджори влетела к нему с выражением злого укора на лице.

– Куда-то собрался?

– В Дублин.

– А Вероника?

Джордж взглянул на нее сухими, лишенными эмоций глазами.

– Мне надо спасать свой рассудок. Я хочу похоронить мать. – Голос Джорджа звучал как шелест газеты. – Когда она упокоится с миром, мне станет легче.

– Может, тогда кремация и прах развеять? – с какой-то неприятной язвительностью, зло спросила Мардж.

Резкий звон пощечины разорвал тишину комнаты.

Она тут же вскинула на него вспыхнувший взгляд, но, встретившись с глазами Джорджа, шагнула к нему и крепко прижала его голову к своему животу.

– Прости! Прости, пожалуйста! – Она гладила его по голове с нежностью и раскаянием.

Джордж поднял на подругу по-собачьи тоскливые, какие-то одичалые глаза и проговорил:

– Вчера я ясно сказал, что считаю Нику невиновной. Что это ошибка. Значит, она вскоре разъяснится. Ее отпустят завтра. В крайнем случае послезавтра. Когда я вернусь, я все ей объясню. Она поймет. Должна понять! Ника жива. Она здорова. Да, ей одиноко, наверное, страшно. Но я не могу. Не сейчас!

Вошел Тафт и доложил, что багаж в машине.

Джордж поднялся, поцеловал Мардж в щеку и тихо вышел, словно боялся лишнего шума.

Губы Мардж сжались в кривую недовольную линию.

«Бросил меня одну в этом склепе, наполненном страхом и ненавистью. Ладно. Таков долг дружбы. А долги надо отдавать, и лучше самому, а то заставят».

Мардж встряхнулась, сбрасывая с себя неприятные путы недавнего разговора, и обычной решительной легкой походкой вышла из комнаты.

Глава 9

17 июня. Уныние и безысходность

– Юль, я стараюсь. Но у них в Шотландии, оказывается, все свое – и полиция, и суды, и адвокаты. Кручусь как могу. Что зятек, еще не выгоняет на улицу?

– Нет. Я его почти не вижу и не слышу. А сегодня он, кажется, вообще уехал куда-то. Такое впечатление, что на несколько дней. Мне никто ничего не говорит, да и вообще со мной никто не разговаривает, кроме Мардж. Родственнички Джорджа готовы ее с потрохами съесть, но с нее как с гуся вода. К тому же она герцогиня, с ней так, как со мной, они себя вести не могут. Единственный человек, кто радуется моему обществу, – это Бани.

– Кто?

– Да какая-то дальняя родственница Джорджа. Баронесса Сент-Джон оф Безинг. Ей уже под сто. Ее близкие давно умерли, денег у нее нет, и она кочует по многочисленным родственникам. Милая старушка. – Юлия усмехнулась, вспомнив пожилую леди. – Каждый вечер обыгрывает меня в покер. Она почти слепая, еле слышит и ничего не соображает. Как ей это удается, уму непостижимо! Вчера обчистила меня на триста фунтов.

– Ладно, держись. Я постараюсь дня через три вернуться. Если получится – через два. Если бы не эта газетная шумиха, я бы уже давно все уладил. А теперь вообще неизвестно, согласятся они ее выпустить, пока следствие не закончено, или нет. Маруську поцелуй, скажи, папочка очень скучает. Как Эбби, справляется?

Первым Юлиным порывом было наябедничать Василию на няню, но потом она решила, что у него и так забот хватает.

– Нормально. Кажется, они сейчас с Масиком пошли лошадок смотреть.

Василий отключился.

Вчера вечером к Юлии зашла мисс Брайант и, покрывшись неровными красными пятнами, попросила расчет. Причина столь срочного увольнения была выбрана самая невинная. У ее кузины родился малыш, они остро нуждаются в ее помощи. Но, насколько Юлии было известно, вся семья мисс Эбигаль Брайант имела весьма скромный достаток, и жалованье, которое ей платил Василий, было им не по карману, а в родственную благотворительность себе в убыток она не верила. К тому же Эбби была не склонна к вранью и сейчас испытывала сильнейшие муки, вынужденная нести эту чушь. И все же ее было не жаль. Крысы никогда не вызывали у Юлии симпатии, и она бы с удовольствием отпустила няньку немедленно, но, увы, в данный момент поиск новой няни был слишком некстати, а в свете сегодняшних новостей найти ее на Британских островах становилось делом практически невыполнимым.

Поэтому Юлия убедила Эбби остаться как минимум на три недели, после чего она сможет покинуть семейство Ползуновых, если таково будет ее желание. В противном случае Юлия пригрозила наябедничать на мисс Брайант в агентство по найму и не дать положительных рекомендаций. Впрочем, последние ей, вероятно, не нужны. Семейство Ползуновых в Англии теперь на положении прокаженных. Поэтому-то мисс Брайант и стремилась так поспешно с ним распроститься. Ей было нестерпимо ловить на себе косые взгляды здешней прислуги, порочная тень падала и на нее, марая честное имя английской няни. Юлия горько усмехнулась.

В дверь тихо постучали.

– Войдите. – Кому пришла в голову отчаянная мысль посетить ее зачумленную келью, подумала Юлия, взглянув на дверь.