Избранное

1926-й ГОД

В работе сознательно перевожу себя на газетчика. Фельетон, лозунг. Поэты улюлюкают – однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть, настолько этим заниматься легко и никому, кроме супруги, не интересно.

Пишу в «Известиях», «Труде», «Рабочей Москве», «Заре Востока», «Бакинском рабочем» и других. Вторая работа – продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей. Езжу по городам и читаю. Новочеркасск, Винница, Харьков, Париж, Ростов, Тифлис, Берлин, Казань, Свердловск, Тула, Прага, Ленинград, Москва, Воронеж, Ялта, Евпатория, Вятка, Уфа и т. д., и т. д., и т. д.

1927-й ГОД

Восстанавливаю (была проба «сократить») «Леф», уже «Новый». Основная позиция: против выдумки, эстетизации и психоложества искусством – за агит, за квалифицированную публицистику и хронику. Основная работа в «Комсомольской правде», и сверхурочно работаю «Хорошо».

«Хорошо» считаю программной вещью, вроде «Облака в штанах» для того времени. Ограничение отвлеченных поэтических приемов (гиперболы, виньеточного самоценного образа) и изобретение приемов для обработки хроникального и агитационного материала.

Иронический пафос в описании мелочей, но могущих быть и верным шагом в будущее («сыры не засижены – лампы сияют, цены снижены»), введение, для перебивки планов, фактов различного исторического калибра, законных только в порядке личных ассоциаций («Разговор с Блоком», «Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут»).

Буду разрабатывать намеченное.

Еще: написаны – сценарии и детские книги.

Еще продолжал менестрелить. Собрал около 20000 записок, думаю о книге «Универсальный ответ» (записочникам). Я знаю, о чем думает читающая масса.

1928-й ГОД

Пишу поэму «Плохо». Пьесу и мою литературную биографию. Многие говорили: «Ваша автобиография не очень серьезна». Правильно. Я еще не заакадемичился и не привык нянчиться со своей персоной, да и дело мое меня интересует, только если это весело. Подъем и опадание многих литератур, символисты, реалисты и т. д., наша борьба с ними – все это, шедшее на моих глазах: это часть нашей весьма серьезной истории. Это требует, чтобы об нем написать. И напишу.

1922. 1928

Поэмы

ОБЛАКО В ШТАНАХ

Тетраптих(Вступление)Вашу мысль,мечтающую на размягченном мозгу,как выжиревший лакей на засаленной кушетке,буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.У меня в душе ни одного седого волоса,и старческой нежности нет в ней!Мир огромив мощью голоса,иду – красивый,двадцатидвухлетний.Нежные!Вы любовь на скрипки ложите.Любовь на литавры ложит грубый.А себя, как я, вывернуть не можете,чтобы были одни сплошные губы!Приходите учиться —из гостиной батистовая,чинная чиновница ангельской лиги.И которая губы спокойно перелистывает,как кухарка страницы поваренной книги.Хотите —буду от мяса бешеный– и, как небо, меняя тона —хотите —буду безукоризненно нежный,не мужчина, а – облако в штанах!Не верю, что есть цветочная Ницца!Мною опять славословятсямужчины, залежанные, как больница,и женщины, истрепанные, как пословица.1Вы думаете, это бредит малярия?Это было,было в Одессе.«Приду в четыре», – сказала Мария.Восемь.Девять.Десять.Вот и вечерв ночную жутьушел от окон,хмурый,декабрый.В дряхлую спину хохочут и ржутканделябры.Меня сейчас узнать не могли бы:жилистая громадинастонет,корчится.Что может хотеться этакой глыбе?А глыбе многое хочется!Ведь для себя не важнои то, что бронзовый,и то, что сердце – холодной железкою.Ночью хочется звон свойспрятать в мягкое,в женское.И вот,громадный,горблюсь в окне,плавлю лбом стекло окошечное.Будет любовь или нет?Какая —большая или крошечная?Откуда большая у тела такого:должно быть, маленький,смирный любеночек.Она шарахается автомобильных гудков.Любит звоночки коночек.Еще и еще,уткнувшись дождюлицом в его лицо рябое,жду,обрызганный громом городского прибоя.Полночь, с ножом мечась,догнала,зарезала, —вон его!Упал двенадцатый час,как с плахи голова казненного.В стеклах дождинки серыесвылись,гримасу громадили,как будто воют химерыСобора Парижской Богоматери.Проклятая!Что же, и этого не хватит?Скоро криком издерется рот.Слышу:тихо,как больной с кровати,спрыгнул нерв.И вот, —сначала прошелсяедва-едва,потом забегал,взволнованный,четкий.Теперь и он и новые двамечутся отчаянной чечеткой.Рухнула штукатурка в нижнем этаже.Нервы —большие,маленькие,многие! —скачут бешеные,и ужеу нервов подкашиваются ноги!А ночь по комнате тинится и тинится, —из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.Двери вдруг заляскали,будто у гостиницыне попадает зуб на зуб.Вошла ты,резкая, как «нате!»,муча перчатки замш,сказала:"Знаете —я выхожу замуж".Что ж, выходите.Ничего.Покреплюсь.Видите – спокоен как!Как пульспокойника.Помните?Вы говорили:"Джек Лондон,деньги,любовь,страсть", —а я одно видел:вы – Джоконда,которую надо украсть!И украли.Опять влюбленный выйду в игры,огнем озаряя бровей загиб.Что же!И в доме, который выгорел,иногда живут бездомные бродяги!Дразните?"Меньше, чем у нищего копеек,у вас изумрудов безумий".Помните!Погибла Помпея,когда раздразнили Везувий!Эй!Господа!Любителисвятотатств,преступлений,боен, —а самое страшноевидели —лицо мое,когдаяабсолютно спокоен?И чувствую —"я"для меня мало.Кто-то из меня вырывается упрямо.Allo!Кто говорит?Мама?Мама!Ваш сын прекрасно болен!Мама!У него пожар сердца.Скажите сестрам, Люде и Оле, —ему уже некуда деться.Каждое слово,даже шутка,которые изрыгает обгорающим ртом он,выбрасывается, как голая проституткаиз горящего публичного дома.Люди нюхают —запахло жареным!Нагнали каких-то.Блестящие!В касках!Нельзя сапожища!Скажите пожарным:на сердце горящее лезут в ласках.Я сам.Глаза наслезненные бочками выкачу.Дайте о ребра опереться.Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!Рухнули.Не выскочишь из сердца!На лице обгорающемиз трещины губобугленный поцелуишко броситься вырос.Мама!Петь не могу.У церковки сердца занимается клирос!Обгорелые фигурки слов и чиселиз черепа,как дети из горящего здания.Так страхсхватиться за небовысилгорящие руки «Лузитании».Трясущимся людямв квартирное тихостоглазое зарево рвется с пристани.Крик последний, —ты хотьо том, что горю, в столетия выстони!2Славьте меня!Я великим не чета.Я над всем, что сделано,ставлю «nihil».Никогданичего не хочу читать.Книги?Что книги!Я раньше думал —книги делаются так:пришел поэт,легко разжал уста,и сразу запел вдохновенный простак —пожалуйста!А оказывается —прежде чем начнет петься,долго ходят, размозолев от брожения,и тихо барахтается в тине сердцаглупая вобла воображения.Пока выкипячивают, рифмами пиликая,из любвей и соловьев какое-то варево,улица корчится безъязыкая —ей нечем кричать и разговаривать.Городов вавилонские башни,возгордясь, возносим снова,а боггорода на пашнирушит,мешая слово.Улица муку молча перла.Крик торчком стоял из глотки.Топорщились, застрявшие поперек горла,пухлые taxi и костлявые пролеткигрудь испешеходили.Чахотки площе.Город дорогу мраком запер.И когда —все-таки! —выхаркнула давку на площадь,спихнув наступившую на горло паперть,думалось:в хорах архангелова хоралабог, ограбленный, идет карать!А улица присела и заорала:«Идемте жрать!»Гримируют городу Круппы и Круппикигрозящих бровей морщь,а во ртуумерших слов разлагаются трупики,только два живут, жирея —«сволочь»и еще какое-то,кажется, «борщ».Поэты,размокшие в плаче и всхлипе,бросились от улицы, ероша космы:"Как двумя такими выпетьи барышню,и любовь,и цветочек под росами?"А за поэтами —уличные тыщи:студенты,проститутки,подрядчики.Господа!Остановитесь!Вы не нищие,вы не смеете просить подачки!Нам, здоровенным,с шагом саженьим,надо не слушать, а рвать их —их,присосавшихся бесплатным приложениемк каждой двуспальной кровати!Их ли смиренно просить:«Помоги мне!»Молить о гимне,об оратории!Мы сами творцы в горящем гимне —шуме фабрики и лаборатории.Что мне до Фауста,феерией ракетскользящего с Мефистофелем в небесном паркете!Я знаю —гвоздь у меня в сапогекошмарней, чем фантазия у Гете!Я,златоустейший,чье каждое словодушу новородит,именинит тело,говорю вам:мельчайшая пылинка живогоценнее всего, что я сделаю и сделал!Слушайте!Проповедует,мечась и стеня,сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!Мыс лицом, как заспанная простыня,с губами, обвисшими, как люстра,мы,каторжане города-лепрозория,где золото и грязь изъязвили проказу, —мы чище венецианского лазорья,морями и солнцами омытого сразу!Плевать, что нету Гомеров и Овидиевлюдей, как мы,от копоти в оспе.Я знаю —солнце померкло б, увидевнаших душ золотые россыпи!Жилы и мускулы – молитв верней.Нам ли вымаливать милостей времени!Мы —каждый —держим в своей пятернемиров приводные ремни!Это взвело на Голгофы аудиторийПетрограда, Москвы, Одессы, Киева,и не было ни одного,которыйне кричал бы:"Распни,распни его!"Но мне —люди,и те, что обидели —вы мне всего дороже и ближе.Видели,как собака бьющую руку лижет?!Я,обсмеянный у сегодняшнего племени,как длинныйскабрезный анекдот,вижу идущего через горы времени,которого не видит никто.Где глаз людей обрывается куцый,главой голодных орд,в терновом венце революцийгрядет шестнадцатый год.А я у вас – его предтеча;я – где боль, везде;на каждой капле слезовой течираспял себя на кресте.Уже ничего простить нельзя.Я выжег души, где нежность растили.Это труднее, чем взятьтысячу тысяч Бастилий!И когда,приход егомятежом оглашая,выйдете к спасителю —вам ядушу вытащу,растопчу,чтоб большая! —и окровавленную дам, как знамя.3Ах, зачем это,откуда этов светлое веселогрязных кулачищ замах!Пришлаи голову отчаянием занавесиламысль о сумасшедших домах.И —как в гибель дредноутаот душащих спазмбросаются в разинутый люк —сквозь свойдо крика разодранный глазлез, обезумев, Бурлюк.Почти окровавив исслезенные веки,вылез,встал,пошели с нежностью, неожиданной в жирном человекевзял и сказал:«Хорошо!»Хорошо, когда в желтую кофтудуша от осмотров укутана!Хорошо,когда брошенный в зубы эшафоту,крикнуть:«Пейте какао Ван-Гутена!»И эту секунду,бенгальскую,громкую,я ни на что б не выменял,я ни на…А из сигарного дымаликерною рюмкойвытягивалось пропитое лицо Северянина.Как вы смеете называться поэтоми, серенький, чирикать, как перепел!Сегоднянадокастетомкроиться миру в черепе!Вы,обеспокоенные мыслью одной —«изящно пляшу ли», —смотрите, как развлекаюсья —площаднойсутенер и карточный шулер.От вас,которые влюбленностью мокли,от которыхв столетия слеза лилась,уйду я,солнце моноклемвставлю в широко растопыренный глаз.Невероятно себя нарядив,пойду по земле,чтоб нравился и жегся,а впередина цепочке Наполеона поведу, как мопса.Вся земля поляжет женщиной,заерзает мясами, хотя отдаться;вещи оживут —губы вещинызасюсюкают:«цаца, цаца, цаца!»Вдруги тучии облачное прочееподняло на небе невероятную качку,как будто расходятся белые рабочие,небу объявив озлобленную стачку.Гром из-за тучи, зверея, вылез,громадные ноздри задорно высморкая,и небье лицо секунду кривилосьсуровой гримасой железного Бисмарка.И кто-то,запутавшись в облачных путах,вытянул руки к кафе —и будто по-женски,и нежный как будто,и будто бы пушки лафет.Вы думаете —это солнце нежненькотреплет по щечке кафе?Это опять расстрелять мятежниковгрядет генерал Галифе!Выньте, гулящие, руки из брюк —берите камень, нож или бомбу,а если у которого нету рук —пришел чтоб и бился лбом бы!Идите, голодненькие,потненькие,покорненькие,закисшие в блохастом грязненьке!Идите!Понедельники и вторникиокрасим кровью в праздники!Пускай земле под ножами припомнится,кого хотела опошлить!Земле,обжиревшей, как любовница,которую вылюбил Ротшильд!Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,как у каждого порядочного праздника —выше вздымайте, фонарные столбы,окровавленные туши лабазников.Изругивался,вымаливался,резал,лез за кем-товгрызаться в бока.На небе, красный, как марсельеза,вздрагивал, околевая, закат.Уже сумашествие.Ничего не будет.Ночь придет,перекусити съест.Видите —небо опять иудитпригоршнью обгрызанных предательством звезд?Пришла.Пирует Мамаем,задом на город насев.Эту ночь глазами не проломаем,черную, как Азеф!Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы,вином обливаю душу и скатертьи вижу:в углу – глаза круглы, —глазами в сердце въелась богоматерь.Чего одаривать по шаблону намалеванномусиянием трактирную ораву!Видишь – опятьголгофнику оплеванномупредпочитают Варавву?Может быть, нарочно яв человечьем месивелицом никого не новей.Я,может быть,самый красивыйиз всех твоих сыновей.Дай им,заплесневшим в радости,скорой смерти времени,чтоб стали дети, должные подрасти,мальчики – отцы,девочки – забеременели.И новым рожденным дай обрастипытливой сединой волхвов,и придут они —и будут детей креститьименами моих стихов.Я, воспевающий машину и Англию,может быть, просто,в самом обыкновенном Евангелиитринадцатый апостол.И когда мой голоспохабно ухает —от часа к часу,целые сутки,может быть, Иисус Христос нюхаетмоей души незабудки.4Мария! Мария! Мария!Пусти, Мария!Я не могу на улицах!Не хочешь?Ждешь,как щеки провалятся ямкоюпопробованный всеми,пресный,я придуи беззубо прошамкаю,что сегодня я«удивительно честный».Мария,видишь —я уже начал сутулиться.В улицахлюди жир продырявят в четырехэтажных зобах,высунут глазки,потертые в сорокгодовой таске, —перехихикиваться,что у меня в зубах– опять! —черствая булка вчерашней ласки.Дождь обрыдал тротуары,лужами сжатый жулик,мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,а на седых ресницах —да! —на ресницах морозных сосулекслезы из глаз —да! —из опущенных глаз водосточных труб.Всех пешеходов морда дождя обсосала,а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;лопались люди,проевшись насквозь,и сочилось сквозь трещины сало,мутной рекой с экипажей стекалавместе с иссосанной булкойжевотина старых котлет.Мария!Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?Птицапобирается песней,поет,голодна и звонка,а я человек, Мария,простой,выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.Мария, хочешь такого?Пусти, Мария!Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!Мария!Звереют улиц выгоны.На шее ссадиной пальцы давки.Открой!Больно!Видишь – натыканыв глаза из дамских шляп булавки!Пустила.Детка!Не бойся,что у меня на шее воловьейпотноживотые женщины мокрой горою сидят, —это сквозь жизнь я тащумиллионы огромных чистых любовейи миллион миллионов маленьких грязных любят.Не бойся,что снова,в измены ненастье,прильну я к тысячам хорошеньких лиц, —«любящие Маяковского!» —да ведь это ж династияна сердце сумасшедшего восшедших цариц.Мария, ближе!В раздетом бесстыдстве,в боящейся дрожи ли,но дай твоих губ неисцветшую прелесть:я с сердцем ни разу до мая не дожили,а в прожитой жизнилишь сотый апрель есть.Мария!Поэт сонеты поет Тиане,а я —весь из мяса,человек весь —тело твое просто прошу,как просят христиане —"хлеб наш насущныйдаждь нам днесь".Мария – дай!Мария!Имя твое я боюсь забыть,как поэт боится забытькакое-тов муках ночей рожденное слово,величием равное богу.Тело твоея буду беречь и любить,как солдат,обрубленный войною,ненужный,ничей,бережет свою единственную ногу.Мария —не хочешь?Не хочешь!Ха!Значит – опятьтемно и понуросердце возьму,слезами окапав,нести,как собака,которая в конурунесетперееханную поездом лапу.Кровью сердце дорогу радую,липнет цветами у пыли кителя.Тысячу раз опляшет Иродиадойсолнце землю —голову Крестителя.И когда мое количество летвыпляшет до конца —миллионом кровинок устелется следк дому моего отца.Вылезугрязный (от ночевок в канавах),стану бок о бок,наклонюсьи скажу ему на ухо:– Послушайте, господин бог!Как вам не скушнов облачный кисельежедневно обмакивать раздобревшие глаза?Давайте – знаете —устроимте карусельна дереве изучения добра и зла!Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,и вина такие расставим по столу,чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пухмурому Петру Апостолу.А в рае опять поселим Евочек:прикажи, —сегодня ночью жсо всех бульваров красивейших девочекя натащу тебе.Хочешь?Не хочешь?Мотаешь головою, кудластый?Супишь седую бровь?Ты думаешь —этот,за тобою, крыластый,знает, что такое любовь?Я тоже ангел, я был им —сахарным барашком выглядывал в глаз,но больше не хочу дарить кобыламиз сервской муки изваянных ваз.Всемогущий, ты выдумал пару рук,сделал,что у каждого есть голова, —отчего ты не выдумал,чтоб было без мукцеловать, целовать, целовать?!Я думал – ты всесильный божище,а ты недоучка, крохотный божик.Видишь, я нагибаюсь,из-за голенищадостаю сапожный ножик.Крыластые прохвосты!Жмитесь в раю!Ерошьте перышки в испуганной тряске!Я тебя, пропахшего ладаном, раскроюотсюда до Аляски!Пустите!Меня не остановите.Вру я,в праве ли,но я не могу быть спокойней.Смотрите —звезды опять обезглавилии небо окровавили бойней!Эй, вы!Небо!Снимите шляпу!Я иду!Глухо.Вселенная спит,положив на лапус клещами звезд огромное ухо.

1914-1915

ФЛЕЙТА-ПОЗВОНОЧНИК

За всех вас,которые нравились или нравятся,хранимых иконами у души в пещере,как чашу вина в застольной здравице,подъемлю стихами наполненный череп.Все чаще думаю —не поставить ли лучшеточку пули в своем конце.Сегодня яна всякий случайдаю прощальный концерт.Память!Собери у мозга в залелюбимых неисчерпаемые очереди.Смех из глаз в глаза лей.Былыми свадьбами ночь ряди.Из тела в тело веселье лейте.Пусть не забудется ночь никем.Я сегодня буду играть на флейте.На собственном позвоночнике.1Версты улиц взмахами шагов мну.Куда уйду я, этот ад тая!Какому небесному Гофманувыдумалась ты, проклятая?!Буре веселья улицы узки.Праздник нарядных черпал и черпал.Думаю.Мысли, крови сгустки,больные и запекшиеся, лезут из черепа.Мне,чудотворцу всего, что празднично,самому на праздник выйти не с кем.Возьму сейчас и грохнусь навзничьи голову вымозжу каменным Невским!Вот я богохулил.Орал, что бога нет,а бог такую из пекловых глубин,что перед ней гора заволнуется и дрогнет,вывел и велел:люби!Бог доволен.Под небом в кручеизмученный человек одичал и вымер.Бог потирает ладони ручек.Думает бог:погоди, Владимир!Это ему, ему же,чтоб не догадался, кто ты,выдумалось дать тебе настоящего мужаи на рояль положить человечьи ноты.Если вдруг подкрасться к двери спаленной,перекрестить над вами стёганье одеялово,знаю —запахнет шерстью паленной,и серой издымится мясо дьявола.А я вместо этого до утра раннегов ужасе, что тебя любить увели,металсяи крики в строчки выгранивал,уже наполовину сумасшедший ювелир.В карты бы играть!В виновыполоскать горло сердцу изоханному.Не надо тебя!Не хочу!Все равноя знаю,я скоро сдохну.Если правда, что есть ты,боже,боже мой,если звезд ковер тобою выткан,если этой боли,ежедневно множимой,тобой ниспослана, господи, пытка,судейскую цепь надень.Жди моего визита.Я аккуратный,не замедлю ни на день.Слушай,всевышний инквизитор!Рот зажму.Крик ни один имне выпущу из искусанных губ я.Привяжи меня к кометам, как к хвостамлошадиным,и вымчи,рвя о звездные зубья.Или вот что:когда душа моя выселится,выйдет на суд твой,выхмурясь тупенько,ты,Млечный Путь перекинув виселицей,возьми и вздерни меня, преступника.Делай что хочешь.Хочешь, четвертуй.Я сам тебе, праведный, руки вымою.Только —слышишь! —убери проклятую ту,которую сделал моей любимою!Версты улиц взмахами шагов мну.Куда я денусь, этот ад тая!Какому небесному Гофманувыдумалась ты, проклятая?!2И небо,в дымах забывшее, что голубо,и тучи, ободранные беженцы точно,вызарю в мою последнюю любовь,яркую, как румянец у чахоточного.Радостью покрою ревскопазабывших о доме и уюте.Люди,слушайте!Вылезьте из окопов.После довоюете.Даже если,от крови качающийся, как Бахус,пьяный бой идет —слова любви и тогда не ветхи.Милые немцы!Я знаю,на губах у васгётевская Гретхен.Француз,улыбаясь, на штыке мрет,с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,если вспомнятв поцелуе роттвой, Травиата.Но мне не до розовой мякоти,которую столетия выжуют.Сегодня к новым ногам лягте!Тебя пою,накрашенную,рыжую.Может быть, от дней этих,жутких, как штыков острия,когда столетия выбелят бороду,останемся толькотыи я,бросающийся за тобой от города к городу.Будешь за море отдана,спрячешься у ночи в норе —я в тебя вцелую сквозь туманы Лондонаогненные губы фонарей.В зное пустыни вытянешь караваны,где львы начеку, —тебепод пылью, ветром рваной,положу Сахарой горящую щеку.Улыбку в губы вложишь,смотришь —тореадор хорош как!И вдруг яревность метну в ложимрущим глазом быка.Вынесешь на мост шаг рассеянный —думать,хорошо внизу бы.Это япод мостом разлился Сеной,зову,скалю гнилые зубы.С другим зажгешь в огне рысаковСтрелку или Сокольники.Это я, взобравшись туда высоко,луной томлю, ждущий и голенький.Сильный,понадоблюсь им я —велят:себя на войне убей!Последним будеттвое имя,запекшееся на выдранной ядром губе.Короной кончу?Святой Еленой?Буре жизни оседлав валы,я – равный кандидати на царя вселенной,и накандалы.Быть царем назначено мне —твое личикона солнечном золоте моих монетвелю народу:вычекань!А там,где тундрой мир вылинял,где с северным ветром ведет река торги, —на цепь нацарапаю имя Лилинои цепь исцелую во мраке каторги.Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,выщетинившиеся,звери точно!Это, может быть,последняя в мире любовьвызарилась румянцем чахоточного.3Забуду год, день, число.Запрусь одинокий с листом бумаги я.Творись, просветленных страданием словнечеловечья магия!Сегодня, только вошел к вам,почувствовал —в доме неладно.Ты что-то таила в шелковом платье,и ширился в воздухе запах ладана.Рада?Холодное«очень».Смятеньем разбита разума ограда.Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.Послушай,все равноне спрячешь трупа.Страшное слово на голову лавь!Все равнотвой каждый мускулкак в рупортрубит:умерла, умерла, умерла!Нет,ответь.Не лги!(Как я такой уйду назад?)Ямами двух могилвырылись в лице твоем глаза.Могилы глубятся.Нету дна там.Кажется,рухну с помоста дней.Я душу над пропастью натянул канатом,жонглируя словами, закачался над ней.Знаю,любовь его износила уже.Скуку угадываю по стольким признакам.Вымолоди себя в моей душе.Празднику тела сердце вызнакомь.Знаю,каждый за женщину платит.Ничего,если покатебя вместо шика парижских платьеводену в дым табака.Любовь мою,как апостол во время оно,по тысяче тысяч разнесу дорог.Тебе в веках уготована корона,а в короне слова мои —радугой судорог.Как слоны стопудовыми играмизавершали победу Пиррову,Я поступью гения мозг твой выгромил.Напрасно.Тебя не вырву.Радуйся,радуйся,ты доконала!Теперьтакая тоска,что только б добежать до каналаи голову сунуть воде в оскал.Губы дала.Как ты груба ими.Прикоснулся и остыл.Будто целую покаянными губамив холодных скалах высеченный монастырь.Захлопалидвери.Вошел он,весельем улиц орошен.Якак надвое раскололся в вопле,Крикнул ему:"Хорошо!Уйду!Хорошо!Твоя останется.Тряпок нашей ей,робкие крылья в шелках зажирели б.Смотри, не уплыла б.Камнем на шеенавесь жене жемчуга ожерелий!"Ох, этаночь!Отчаянье стягивал туже и туже сам.От плача моего и хохотаморда комнаты выкосилась ужасом.И видением вставал унесенный от тебя лик,глазами вызарила ты на ковре его,будто вымечтал какой-то новый Бяликослепительную царицу Сиона евреева.В мукеперед той, которую отдал,коленопреклоненный выник.Король Альберт,все городаотдавший,рядом со мной задаренный именинник.Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!Весеньтесь жизни всех стихий!Я хочу одной отравы —пить и пить стихи.Сердце обокравшая,всего его лишив,вымучившая душу в бреду мою,прими мой дар, дорогая,больше я, может быть, ничего не придумаю.В праздник красьте сегодняшнее число.Творись,распятью равная магия.Видите —гвоздями словприбит к бумаге я.

1915

ВОЙНА И МИР

ПРОЛОГХорошо вам.Мертвые сраму не имут.Злобук умершим убийцам туши.Очистительнейшей влагой вымытгрех отлетевшей души.Хорошо вам!А мнесквозь строй,сквозь грохоткак пронести любовь к живому?Оступлюсь —и последней любовишки кроханавеки канет в дымный омут.Что им,вернувшимся,печали ваши,что имкаких-то стихов бахрома?!Имна паре б деревяшекдень кое-как прохромать!Боишься!Трус!Убьют!А такполсотни лет еще можешь, раб, расти.Ложь! Я знаю,и в лаве атакя буду первыйв геройстве,в храбрости.О, кто же,набатом гибнущих годинзванный,не выйдет брав?Все!А яна землеодинглашатай грядущих правд.Сегодня ликую!Не разбрызгав,Душусумел,сумел донесть.Единственный человечий,средь воя,средь визга,голосподъемлю днесь.А тамрасстреливайте,вяжите к столбу!Я ль изменюсь в лице!Хотите —тузанацеплю на лбу,чтоб ярче горела цель?!ПОСВЯЩЕНИЕ

Лиле

8 октября.1915 год.Даты времени,смотревшего в обрядпосвящения меня в солдаты.«Слышите!Каждый,ненужный даже,должен жить;нельзя,нельзя ж егов могилы траншей и блиндажейвкопать заживо —убийцы!»Не слушают.Шестипудовый унтер сжал, как пресс.От уха до уха выбрили аккуратненько.Мишеньюна лобнацепили крестратника.Теперь и мне на запад!Буду идти и идти там,пока не оплачут твои глазапод рубрикой«убитые»набранного петитом.ТРА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РАТРА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РАИ вотна эстраду,колеблемую костром оркестра,вывалился живот.И начал!Рос в глазах, как в тысячах луп.Змеился.Пот сиял лачком.Вдруг —остановил мелькающий пуп,вывертелся волчком.Что было!Лысины слиплись в одну луну.Смаслились глазки, щелясь.Даже пляж,расхлестав соленую слюну,осклабил утыканную домами челюсть.Вывертелся.Рты,как электрический ток,скрючило «браво».Браво!Бра-аво!Бра-а-аво!Бра-а-а-аво!Б-р-а-а-а-а-в-о!Кто это,кто?Эта массомясаябыкомордая орава?Стихам не втиснешь в тихие томикикрик гнева.Это внуки Колумбов,Галилеев потомкиржут, запутанные в серпантинный невод!ТРА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РАТРА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РА_РАА там,всхлобучась на вечер чинный,женщиныраскачивались шляпой стопёрой.И в клавиши тротуаров бухали мужчины,уличных блудилищ остервенелые таперы.Вправо,влево,вкривь,вкось,выфрантив полей лоно,вихрились нанизанные на земную оськарусели Вавилонищ,Вавилончиков,Вавилонов.Над нимибутыли,восхищающие длиной.Под нимибокалыпьяной ямой.Людиили валялись,как упившийся Ной,или грохотали мордой многохамой!Нажрутся,а после,в ночной слепоте,вывалясь мясами в пухе и вате,сползутся друг на друге потеть,города содрогая скрипом кроватей.Гниет земля,ламп огни ейвзрывают кору горой волдырей;дрожа городов агонией,люди мруту камня в дыре.Врачиодноговынули из гроба,чтоб понять людей небывалую убыль:в прогрызанной душезолотолапым микробомвился рубль.Во все концы,чтоб скорее вызлитьсмерть,взбурлив людей крышам вровень,сердец столиц тысячесильные Дизеливогнали вагоны зараженной крови.Тихие!Недолго пожили.Сразужелезо рельс всочило по жилев загар деревень городов заразу.Где пели птицы – тарелок лязги.Где бор был – площадь стодомым содомом.Шестиэтажными фавнами ринулись в пляскипубличный дом за публичным домом.Солнце подымет рыжую голову,запекшееся похмелье на вспухшем рте,и нет сил удержаться голому —взятьне вернуться ночам в вертеп.И еще не успеетночь, арапка,лечь, продажная,в отдых,в тень, —на неераскаленную тушу вскарабкалновый голодный день.В крыши зажатые!Горсточка звезд,ори!Шарахайся испуганно, вечер-инок!Идем!Раздуем на самокноздри,выеденные зубами кокаина!ЧАСТЬ IIЭто случилось в одну из осеней,были горюче-сухивсе.Металось солнце,сумасшедший маляр,оранжевым колером пыльных выпачкав.Откуда-тона землюнахлынули слухи.Тихие.Заходили на цыпочках.Их шепот тревогу в гр'уди выселил,а страхпод черепомрукой краснойраспутывал, распутывал и распутывалмысли,и стало невыносимо ясно:если не собрать людей пучками рот,не взять и не взрезать людям вены —зараженная землясама умрет —сдохнут Парижи,Берлины,Вены!Чего размякли?!Хныкать поздно!Раньше б раскаянье осеняло!Тысячеруким врачамланцетами розданооружье из арсеналов.Италия!Королю,брадобрею лиясно —некуда деться ей!Уже сегодняреялинемцы над Венецией!Германия!Мысли,музеи,книги,каньте в разверстые жерла.Зевы зарев, оскальтесь нагло!Бурши,скачите верхом на Канте!Нож в зубы!Шашки наголо!Россия!Разбойной ли Азии зной остыл?!В крови желанья бурлят ордой.Выволакивайте забившихся под ЕвангелиеТолстых!За ногу худую! По камню бородой!Франция!Гони с бульваров любовный шепот!В новые танцы – юношей выловить!Слышишь, нежная?Хорошопод музыку митральезы жечь и насиловать!Англия!Турция!..Т-р-а-а-ах!Что это?Послышалось!Не бойтесь!Ерунда!Земля!Смотрите,что по волосам ее?Морщины окопов легли на чело!Т-с-с-с-с-с-с… —грохот.Барабаны, музыка?Неужели?Она это,она самая?Да!НАЧАЛОСЬ.
ЧАСТЬ IIIНерон!Здравствуй!Хочешь?Зрелище величайшего театра.Сегоднябьютсягосударством в государство16 отборных гладиаторов.Куда легендам о бойнях Цезарейперед былью,которая теперь была!Как на детском лице заря,нежна ейсамая чудовищная гипербола.Белкой скружишься у смеха в колесе,когда узнает твой прах о том:сегоднямирвесь – Колизей,и волны всех морейпо нем изостлались бархатом.Трибуны – ск'алы,и на скале там,будто бой ей зубы выломил,поднебесья соборовскелет за скелетомвыжглисьи обнеслись перилами.Сегоднязаревом в земную плешь она,кровавя толп ропот,в неболюстрой подвешенацелая зажженная Европа.Пришли,расселись в земных долинахгостив страшном наряде.Мрачно поигрывают на шеях длинныхожерелья ядер.Золото славян.Черные мадьяр усы.Негров непроглядные пятна.Всех земных широт ярусывытолпила с головы до пят она.И там,где Альпы,в закате грея,выласкали в небе лед щеки, —облаков галереейнахохлились зоркие летчики.И когдана аренувоинывышлипарадными парами,в версты шарахнув театром удвоенныйгрохот и гром миллиардных армий, —шар земнойполюсы стиснули в ожидании замер.Седоволосые океанывышли из берегов,впились в арену мутными глазами.Пылающими сходнямиспустилось солнце —суровыйвечный арбитр.Выгорая от любопытства,звезд глаза повылезли из орбит.А секунда медлит и медлит.Лень ей.К началу кровавых игр,напряженный, как совокупление,не дыша, остановился миг.Вдруг —секунда вдребезги.Рухнула арена дыму в дыру.В небе – ни зги.Секунды быстрились и быстрились —взрывали,ревели,рвали.Пеной выстрел на выстрелеогнел в кровавом вале.Вперед!СПА_СИ ГОС_ПО_ДИ ЛЮ_Вздрогнула от крика грудь дивизий.Вперед!Пена у рта.Разящий Георгий у знамен в девизе,барабаны:ТРА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТАТРА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТАБутафор!Катафалк готовь!Вдов в толпу!Мало вдов еще в ней.И взвилсяв небофейерверк фактов,один другого чудовищней.Выпучив глаза,маякиз-за горчерез океаны плакал;а в океанахэскадры корчились,насаженные мине на кол.Дантова ада кошмаром намаранней,громоголосие меди грохотом изоржав,дрожа за Париж,последнимна Марнеядром отбивается Жоффр.С югаКонстантинополь,оскалив мечети,выблевывалвырезанныхв Босфор.Волны!Мечите их,впившихся зубами в огрызки просфор.Лес.Ни голоса.Даже нароченв своей тишине.Смешались их и наши.И толькопроходятвороны да ночи,в чернь облачась, чредой монашьей.И снова,грудь обнажая зарядам,плывя по веснам,пробиваясь в зиме,армия за армией,ряд за рядомзаливают мили земель.Разгорается.Новых из дубров волок.Огня пентаграмма в пороге луга.Молниями колючих проволоксожраны сожженные в уголь.Батареи добела раскалили жару.Прыгают по трупам городов и сел.Медными мордами жрутвсё.Огневержец!Где не найдешь, карая!Впутаюсь ракете,в небо вбегу —с неба,красная,рдея у края,кровь Пегу.И тверди,и воды,и воздух взрыт.Куда направлю опромети шаг?Уже обезумевшая,уже навзрыд,вырываясь, молит душа:«Война!Довольно!Уйми ты их!Уже на земле голо».Метнулись гонимые разбегом убитые,и ещеминутубегут без голов.А над всем этимдьяволзарево зевот дымит.Это в созвездии железнодорожных линийстоитозаренное пороховыми заводаминебо в Берлине.Никому не ведомо,дни ли,годы ли,с тех пор как на полепервую кровь войне отдали,в чашу земли сцедив по капле.Одинаково —камень,болото,халупа ли,человечьей кровищей вымочили весь его.Вездешагиодинаково хлюпали,меся дымящееся мира месиво.В Ростоверабочийв праздничный отдыхзахотелводы для самовара выжать, —и отшатнулся:во всех водопроводахсочилась та же рыжая жижа.В телеграфах надрывались машины Морзе.Орали городам об юных они.Где-тона Ваганьковемогильщик заерзал.Двинулись факельщики в хмуром Мюнхене.В широко развороченную рану полкараскаленную лапу всунули прожекторы.Подняли одного,бросили в окоп —того,на ноже который!Библеец лицом,изо рваряса.«Вспомните!За ны!При Понтийстем Пилате!»А ветер ядерв клочки изорвали мясо и платье.У_ПО_КОЙ ГОС_ПО_ДИ ДУ_ШУ У_СОПША_ГО РА_БА ТВО_Е_ГОВыдернулась из дыма сотня голов.Не сметь заплаканных глаз им!Заволоклогазом.ВЕ_ЧНА_Я ПА_МЯТЬБелые крылья выросли у души,стон солдат в пальбе доносится.«Ты на небо летишь, —удуши,удуши его,победоносца».Бьется грудь неровно…Шутка ли!К богу на дом!У рая, в облака бронированного,дверь расшибаю прикладом.Трясутся ангелы.Даже жаль их.Белее перышек личика овал.Где они —боги!«Бежали,все бежали,и Саваоф,и Будда,и Аллах,и Иегова».У_ПО_КОЙ ГОС_ПО_ДИ ДУ_ШУ У_СОПША_ГО РА_БА ТВО_Е_ГОУхало.Ахало.Охало.Но уже не та канонада, —повздыхала ещеи заглохла.Вылезли с белым.Взмолились:– не надо! —Никто не просил,чтоб была победародине начертана.Безрукому огрызку кровавого обедана чёрта она?!Последний на штык насажен.Наши отходят на Ковно,на саженьчеловечьего мяса нашинковано.И когда затихливсе, кто нападали,легбатальон на батальоне —выбежала смертьи затанцевала на падали,балета скелетов безносая Тальони.Танцует.Ветер из-под носка.Шевельнул папахи,обласкал на мертвом два волоска,и дальше —попахивая.Пятый деньв простреленной головепоезда выкручивают за изгибомизгиб.В гниющем вагонена сорок человек —четыре ноги.ЧАСТЬ IVЭй!Вы!Притушите восторженные глазенки!Лодочки ручек суньте в карман!Этодостойная наградаза выжатое из бумаги и чернил.А мне за что хлопать?Я ничего не сочинил.Думаете:врет!Нигде не прострелен.В целехоньких висках биенья не уладить,если рукоплещутего барабанов трели,его проклятий рифмованной руладе.Милостивые государи!Понимаете вы?Боль берешь,растишь и растишь ее:всеми пиками истыканная грудь,всеми газами свороченное лицо,всеми артиллериями громимая цитадель головы —каждое мое четверостишие.Не затемвзвелапо насыпям тел она,чтоб, горестный,сочил заплаканную гнусь,страшной тяжестью всего, что сделано,без всяких«красиво»,прижатый, гнусь.Убиты —и все равно мне, —я или он ихубил.На братском кладбище,у сердца в яме,легли миллионы, —гниют,шевелятся, приподымаемые червями!Нет!Не стихами!Лучшеязык узлом завяжу,чем разговаривать.Этогостихами сказать нельзя.Выхоленным ли языком поэтагорящие жаровни лизать!Эта!В руках!Смотрите!Это не лира вам!Раскаяньем вспоротый,сердце вырвал —рву аорты!В кашу рукоплесканий ладош невме'сите!Нет!Не вмесите!Рушься, комнат уют!Смотрите,под ногами камень.На лобном месте стою.Последними глоткамивоздух…Вытеку, срубленный,но кровью выемимя «убийца»,выклейменное на человеке.Слушайте!Из меняслепым Виемвремя орет:«Подымите,подымите мневеков веки!»Вселенная расцветет еще,радостна,нова.Чтоб не было бессмысленной лжи за ней,каюсь:яодин виноватв растущем хрусте ломаемых жизней!Слышите —солнце первые лучи выдало,еще не зная,куда,отработав, денется, —это я,Маяковский, подножию идоланесобезглавленного младенца.Простите!В христиан зубов резцывонзая,львы вздымали рык.Вы думаете – Нерон?Это я, МаяковскийВладимир,пьяным глазом обволакивал цирк.Простите меня!Воскрес Христос.Свилиодной любовьюс устами уста вы;Маяковскийеретикамв подземелье Севильидыбой выворачивал суставы.Простите,простите меня!Дни!Вылазьте из годов лачуг!Какой раскрыть за собойеще?Дымным хвостом по векам волочуоперенное пожарами побоище!Пришел.Сегодняне немец,не русский,не турок, —это ясам,с живого сдирая шкуру,жру мира мясо.Тушами на штыках материки.Города – груды глиняные.Кровь!Выцеди из твоей рекихоть каплю,в которой невинен я!Нет такой!Этотвыколотыми глазами —пленник,мною меченный.Я,в поклонах разбивший колени,голодом выглодал з'емли неметчины.Мечу пожаров рыжие пряди.Волчьи щетинюсь из темени ям.Люди!Дорогие!Христа ради,ради Христа,простите меня!Нет,не подыму искаженного тоской лица!Всех окаяннее,пока не расколется,буду лоб разбивать в покаянии!Встаньте,ложью верженные ниц,оборванные войнамикалеки лет!Радуйтесь!Сам казнитсяединственный людоед.Нет,не осужденного выдуманная хитрость!Пусть с плахи не соберу разодранные части я, —все равновсего себя вытряс,один достоинновых дней приять причастие.Вытеку срубленный,и никто не будет —некому будет человека мучить.Люди родятся,настоящие люди,бога самого милосердней и лучше.ЧАСТЬ VА может быть,большеу времени-хамелеонаи красок никаких не осталось.Дернется ещеи ляжет,бездыхан и угловат.Может быть,дымами и боями охмеленная,никогда не подымется земли голова.Может быть…Нет,не может быть!Когда-нибудь да выстеклится мыслей омут,когда-нибудь да увидит, как хлещет из тел ала.Над вздыбленными волосами руки заломит,выстонет:«Господи,что я сделала!»Нет,не может быть!Грудь,срази отчаянья лавину.В грядущем счастье вырыщи ощупь.Вот,хотите,из правого глазавынуцелую цветущую рощу?!Птиц причудливых мысли ройте.Голова,закинься восторженна и горда.Мозг мой,веселый и умный строитель,строй города!Ко всем,кто зубы ещезлобой выщемил,идув сияющих глаз заре.Земля,встань,тыщамив ризы зарев разодетых Лазарей!И радость,радость! —сквозь дымысветлые лица явижу.Вот,приоткрыв помертвевшее око,перваяприподымается Галиция.В травы вкуталась ободранным боком.Кинув ноши пушек,выпрямились горбатые,кровавленными сединами в небо канув,Альпы,Балканы,Кавказ,Карпаты.А над ними,выше еще —двое великанов.Встал золототелый,молит;«Ближе!К тебе с изрытого взрывами дна я».Это Рейнразмокшими губами лижетиссеченную миноносцами голову Дуная.До колоний, бежавших за стены Китая,до песков, в которых потеряна Персия.каждый город,ревевший,смерть кидая, —теперь сиял.Шепот.Вся землячерные губы разжала.Громче.Урагана ревомвскипает.«Клянитесь,больше никого не скосите!»Это встают из могильных курганов,мясом обрастают хороненные кости.Было ль,чтоб срезанные ногиискали бхозяев,оборванные головы звали по имени?Вотна череп обрубкувспрыгнул скальп,ноги подбежали,живые под ним они.С днищ океанов и морей,на реях,оживших утопших выплыли залежи.Солнце!В ладонях твоих изогрей их,лучей языками глаза лижи!В старушье лицо твоесмеемся,время!Здоровые и целые вернемся в семьи!Тогданад русскими,над болгарами,над немцами,над евреями,над всеми,под тверди небес,от зарев алой,ряд к ряду,семь тысяч цветов засиялоиз тысячи разных радуг.По обрывкам народов,по банде рассеяннойэхом раскатилосьрастерянное«А-ах!..»День раскрылся такой,что сказки Андерсенащенками ползали у него в ногах.Теперь не верится,что мог идтив сумерках уличек, темный, шаря.Сегодняу капельной девочкина ногте мизинцасолнца больше,чем раньше на всем земном шаре.Большими глазами землю обводитчеловек.Растет,главою гор достиг.Мальчикв новом костюме– в свободе своей —важен,даже смешон от гордости.Как священники,чтоб помнили об искупительной драме,выходят с причастием, —каждая странапришла к человеку со своими дарами:«На».«Безмерной Америки силу несу тебе,мощь машин!»«Неаполя теплые ночи дарю,Италия.Палимый,пальм веерами маши».«В холоде севера мерзнущий,Африки солнце тебе!»«Африки солнцем сожженный,тебе,со своими снегами,с гор спустился Тибет!»«Франция,первая женщина мира,губ принесла алость».«Юношей – Греция,лучшие телом нагим они».«Чьих голосов мощьв песне звончее сплеталась?!Россиясердце своераскрыла в пламенном гимне!»«Люди,веками граненнуюГерманиямысль принесла».«Всядо недр напоенная золотом,Индиядары принесла вам!»«Славься, человек,во веки веков живи и славься!Всякому,живущему на земле,слава,слава,слава!»Захлебнешься!А тут и я еще.Прохожу осторожно,огромен,неуклюж.О, как великолепен яв самой сияющейиз моих бесчисленных душ!Мимо поздравляющих,праздничных мимо я,– проклятое,да не колотись ты! —вот онанавстречу.«Здравствуй, любимая!»Каждый волос выласкиваю,вьющийся,золотистый.О, какие ветры,какого юга,свершили чудо сердцем погребенным?Расцветают глаза твои,два луга!Я кувыркаюсь в них,веселый ребенок.А кругом!Смеяться.Флаги.Стоцветное.Мимо.Вздыбились.Тысячи.Насквозь.Бегом.В каждом юноше порох Маринетти,в каждом старце мудрость Гюго.Губ не хватит улыбке столицей.Всеиз квартирна площадивон!Серебряными мячамиот столицы к столицераскинем веселие,смех,звон!Не поймешь —это воздух,цветок ли,птица ль!И поет,и благоухает,и пестрое сразу, —но от этогокостром разгораются лицаи сладчайшим вином пьянеет разум.И не только людирадость личьюрасцветили,звери франтовато завили руно,вчера бушевавшиеморя,мурлыча,легли у ног.Не поверишь,что плыли,смерть изрыгав, они.В трюмах,навек забывших о порохе,броненосцыпроводят в тихие гаванивсякого вздора яркие ворохи.Кому же страшны пушек шайкиэти,кроткие,рвут?Ониперед домом,на лужайке,мирно щиплют траву.Смотрите,не шутка,не смех сатиры —средь бела дня,тихо,попарно,цари-задирыгуляют под присмотром нянь.Земля,откуда любовь такая нам?Представь —тампод деревомвиделис Каиномиграющего в шашки Христа.Не видишь,прищурилась, ищешь?Глазенки – щелки две.Шире!Смотри,мои глазища —всем открытая собора дверь.Люди! – любимые,нелюбимые,знакомые,незнакомые,широким шествием излейтесь в двери те.И он, свободный, ору о ком я, человек – придет он, верьте мне, верьте!

1915-1918