Рабы Парижа

Вдруг старик замолчал и прислушался. Лицо его нервно подергивалось.

Андре тоже прислушался. Но тут дверь отворилась, и на пороге возник пестрый, надушенный и напомаженный юный Ганделю, по обыкновению очень довольный собой.

Старик вздрогнул и пошатнулся.

Но юный шалопай, ничего не замечая и даже не сняв шляпы, развязно произнес:

– Здравствуй, папа, как ты сегодня чувствуешь себя?

Несчастный отец задрожал сильнее.

– Прочь от меня, – закричал он, – не подходи ко мне!

Тот остановился, повернулся на каблуках и развязно заявил:

– А, вы опять в дурном настроении…

Подрядчик схватил трость и взмахнул ею.

Андре бросился между ними. Но старик уже овладел собой. Отбросив трость в угол, он холодно произнес:

– Не пугайтесь, я еще не сошел с ума.

Гастон явно струсил, но, пытаясь сохранить достоинство, заявил:

– Что все это значит? Хочу вам заметить, что я вовсе не желаю этих театральных сцен. Здесь не водевиль…

Он не успел окончить. Андре сжал его руку и прошептал ему в самое ухо:

– Молчите! Ни слова больше!

Но идиоту-сыну такой совет пришелся не по нраву.

– Чего он вечно придирается ко мне? Хорошо вам говорить «молчите». Он же не молчит!

– Не молчу, потому что должен я когда-нибудь облегчить душу, – с горечью произнес старик. – Послушайте, Андре, вы поймете мои страдания. Этот несчастный, который был моей гордостью, моим счастьем, способен держать пари на мою смерть!

– Ну, это уж слишком, – вскричал шалопай, стараясь казаться возмущенным. – Это черт знает что такое!

Отец презрительно обернулся.

– Может, вы скажете, что это неправда? На прошлой неделе вы объявили, что с минуты на минуту я должен умереть, и под это пари старались занять сто тысяч франков! Жалкое существо! Имей хотя бы твердость выслушать перечень своих пороков и преступлений!

– Однако, папа…

– Молчи! Катен – мой друг, и он не станет мне врать. Он только что был здесь. Жаль только, что я слишком поздно все это узнал!

Затем он повернулся к Андре и продолжил свою мучительную исповедь.

– На прошлой неделе я довольно серьезно заболел. Насколько серьезно, что решил составить завещание. Послал за адвокатом. Этой мой старый друг – Катен. А этот бандит ни на минуту, как и подобает хорошему сыну, не отходил от меня. Я про себя радовался… Значит, он меня любит! Если я умру, будет кому меня оплакать! Хорошо иметь сына!

Увы! Я жестоко ошибался. Я только сегодня узнал, что ему нужна моя смерть, а не жизнь! Смерть, которая передаст в его руки мое состояние. Он ведь обещал своим кредиторам огромные проценты, если я проживу дольше! Если я выздоровею, он обещал уплатить не сто, а двести тысяч франков!

Подрядчик остановился. Он задыхался от тяжести собственных слов…

– Он подыскал даже врача, который засвидетельствовал его кредиторам мое тяжелое состояние, иначе ему не хотели верить.

Бедный старик тяжело опустился в кресло.

Андре подошел к нему.

«Боже, – подумал он, – человек действительно может вынести все…»

В то же время он подумал, что когда этот гордый старик придет в себя, вряд ли он простит себе, а заодно и ему, то, что он сейчас рассказал.

Андре ошибался. Старик Ганделю считал, что перед человеком, которого он уважает, можно открыться.

– И что же, – продолжал тот. – На зло всем: доктору, кредиторам, даже родному сыну, Бог поднял меня! Сделка не удалась! Мой сынок не получил обещанных ста тысяч франков!

Закончив, оскорбленный, убитый горем, отец зарыдал.

– И что тебе стоило, – обратился он к сыну, – накапать мне вместо двух, трех капель, десять. Это ведь яд. Тогда я бы мог не узнать то, что я теперь знаю. А при помощи мошенника-врача ты бы ускользнул от правосудия!

Андре слушал старика, не сводя глаз с Ганделю-младшего. Но совершенно напрасно он надеялся обнаружить хотя бы следы раскаяния! Нет, Гастон казался раздосадованным, но отнюдь не печальным и раскаявшимся.

– И, главное, ради чего все это делалось, – не унимался старик, – ради кого разваливается состояние, которое я наживал всю жизнь? Ради развратной девки, его любовницы, которой он присвоил титул «маркизы де Шантемиль». Маркиз Гастон, маркиза де Шантемиль! Достойная пара!

На этот раз «маркиз» подскочил, как ужаленный.

– Ну, этого я не потерплю, чтобы моя Зора…

Отец нервно рассмеялся.

– Скажи, пожалуйста! Ну, так обожди, пока тебе исполнится двадцать один год! А до тех пор я прикажу всех твоих маркиз и виконтесс посадить в тюрьму, чтобы они не связывались с несовершеннолетним!

– Что? Нет, вы не сделаете этого! Папа, вы не сделаете…

– Непременно сделаю. Спасибо, Катен объяснил мне все мои права. Вы – несовершеннолетний идиот, а ваша Зора – ловкая интриганка. Суд снизойдет к просьбе отца. А закон для таких особ ясен и неумолим. Я сам его только что читал.

– Но, папа! Ради Бога!..

– И не проси! Я долго терпел, но теперь вижу, надо положить конец этому безумству. Это уже не шалости, а преступление. Жалоба прокурору написана, и сегодня же Катен подаст ее. Так что еще до наступления ночи ваша маркиза или виконтесса получит по заслугам!

Последний удар оказался не по силам самозванному маркизу. Он побелел и разревелся, как ребенок.

– Но, Зора – в тюрьме! Зора – под арестом! – всхлипывал он, захлебываясь слезами.

– Вот именно. Сначала в полиции вместе с карманниками и пьяными воришками, а потом в Сен-Лазаре!

Это оказалось слишком для жалкого потомка. Он закричал, забился на полу, выкрикивая:

– Вы злоупотребляете своими родительскими правами! Так знайте, мы явимся в полицию, я с друзьями, назло вам и вашему Катену, и освищем вас обоих. Я сяду рядом с ней на скамью подсудимых. Накуплю ей бриллиантов, а когда дождусь совершеннолетия, все равно женюсь на ней. Что, взяли? Все журналы будут писать об этом! Мне это будет очень приятно!

Отец медленно поднимался со своего места.

В эту минуту Андре схватил юного негодяя за шиворот и вытолкал за дверь.

– Зачем вы это сделали? – строго спросил старик. – Теперь он побежит к этой… предупредит ее, и она ускользнет от рук правосудия. Этого не должно случиться.

– Не надо, успокойтесь, – говорил Андре, пытаясь его удержать.

Но старик оттолкнул его и, шатаясь, вышел из кабинета.

– Быть беде, – подумал Андре, ожидая развязки.

Минут через десять старый Ганделю вернулся. Он стал спокойнее, но лицо его оставалось грустным.

– Я запер его, а ключ отдал надежному слуге. К ней он теперь не попадет. Но мне от этого не легче. Ох, совсем не легче…

– Надо проследить, чтобы он что-нибудь не сделал с собой, – обеспокоился Андре.

Старик пожал плечами, губы его скривила жалкая улыбка.

– Это он-то? – презрительно спросил он, – скорее от его пальто можно ждать решительного поступка, чем от него! Разве он мужчина? Посмотрите на него. Валяется на постели и льет слезы, Пора давно мне одуматься и, вместо того, чтобы потакать ему, взять его в жесткие руки. Завтра же соберу семейный совет и объявлю, чтобы никто не давал ему ни сантима! Пусть подумает над тем, что деньги в его возрасте пора зарабатывать. А его девку непременно посажу. Пусть хоть все журналы разом поднимают скандал!

– Может быть, вы все-таки найдете другое средство… – заметил Андре.

– Нет, другого средства быть не может. Надо научиться переносить скандалы и мнимые бесчестия, чтобы не прийти к настоящим. Не известно, с кем он связался, сам бы он до махинации с кредиторами не додумался бы.

Любящий отец пытался найти оправдания своему непутевому сыну.

– Пора, однако, заняться делом. Прошу вас, забудьте те неприятные минуты, которые я невольно заставил вас пережить. Идемте на стройку…

Выходя, он оглянулся вокруг.

– М-да, печальная картина. Все разбито вдребезги. А какая хорошая была мебель… Сколько труда в нее вложено. Видите, как нехорошо поддаваться своим эмоциям.

Он обернулся и крепко пожал Андре руку.

– Бог наградит вас. Сегодня вы спасли жизнь моему сыну, а следовательно и мне. Таких услуг я не забываю. Теперь займемся делом, которое нас ожидает. Но по дороге зайдем куда-нибудь перекусить…

Андре с удовольствием принял предложение. Он гордился уважением этого простого, но глубоко честного человека.

Прийдя на стройку, они застали там более дюжины молодых художников и скульпторов, но, против обыкновения, подрядчик не уделил им внимания. Все его мысли были на улице Шоссе-д'Антен, возле сына.

Минут через пятнадцать он подошел к Андре.

– Я, пожалуй, вернусь к себе, – проговорил он устало, – о деле поговорим завтра…

И быстро ушел…

Художники и рабочие переглянулись.

Глава 24

Андре переоделся в рабочую одежду.

Только он принялся за работу, как к нему подбежал один из учеников и сказал, что какой-то хорошо одетый господин непременно хочет его видеть.

Андре с досадой оторвался от работы и сбежал вниз. Но вся его досада исчезла, как только он увидел барона Брюле-Фаверлея.

– О, вас я всегда рад видеть, – воскликнул он, – извините, не могу подать руки, весь в алебастре.

Вдруг он заметил, что барон чем-то расстроен.

– Что случилось? – спросил он, бледнея. – Сабине плохо?

Гонтран опустил голову.

– Если у вас есть время, то поехали ко мне. Здоровье мадемуазель Мюсидан поправилось, но… но, час от часу не легче…

– Господи! Что там опять произошло? – произнес потрясенный художник, – обождите, я сейчас переоденусь…

– Да бросьте…

– Но я же в блузе и весь испачкан!

– Да какое это имеет значение?

– Для вас имеет. Встретится кто-то из вашего круга, пойдут ненужные разговоры…

– Да пусть болтают, что хотят, поехали скорее, – сказал тот и, схватив художника за рукав, потянул его за собой.

– Что же, все-таки, случилось? – нетерпеливо спросил Андре.

– Да потерпите же, сказать об этом я могу только дома, у себя в кабинете!

Добравшись до дома, они тут же заперлись в кабинете, и барон заговорил:

– Сегодня утром я случайно оказался в районе улицы Матиньон. Вдруг вижу – Модеста. Вся в слезах, она кинулась ко мне и сказала, что с двенадцати часов дожидается вас, а вы все не идете.

– Я действительно опоздал, но это произошло помимо моей воли. Так что же случилось?

– Вот вам письмо от Сабины.

Андре судорожно сорвал печать и стал читать вслух:

«Бесценный друг мой!

Я никогда не перестану вас любить. Но обстоятельства таковы, что мы никогда больше не увидимся с Вами. Это письмо будет последним.

То, что побуждает меня к этому, настолько важно, что я не могу противиться, не потеряв уважения к своему имени.

В скором времени Вы, вероятно, услышите о моем замужестве. Не надо проклинать меня, лучше пожалейте… И помните, что как бы ни было велико Ваше отчаяние, оно все равно не сравнится с моим.

Бог поможет перенести нам наше горе. Постарайтесь забыть меня. Я же до того несчастна, что не могу искать даже смерти.

Позвольте мне, в последний раз, назвать Вас своим единственным, самым близким и дорогим другом, и – простимся навсегда!..

Душой навеки ваша, Сабина».

– Только не предавайтесь отчаянию, – испуганно проговорил барон, – нужно держаться…

Но Андре не дал ему договорить:

– Я не собираюсь отчаиваться, – сухо проговорил он, – я мог рыдать, когда она умирала. Но я мужчина и, если надо бороться за свою любовь, так я буду бороться.

Что это за брак, на который она обрекает себя, как на заклание? Опять какая-то гнусность. Сабина не такова, чтобы испугаться угроз семьи. Она не раз говорила мне, что если они начнут злоупотреблять своей властью, так она открыто уйдет ко мне. И не будет мучиться от угрызений совести. И я верю ей…

Нельзя сказать, что рассуждения Андре не нашли отклика у Брюле-Фаверлея. Что-то подобное складывалось и у него в сознании…

– Давайте вспомним все, что предшествовало болезни Сабины, – продолжал художник. – Болезнь возникла ни с того, ни с сего. Вы оставили ее после своего объяснения здоровой и счастливой. Затем приезжает какой-то барон Кленшан. С вашей точки зрения – сумасшедший. Но, тем не менее, именно после его визита она поднимается к себе наверх, падает в обморок и уже не поднимается. По рассказам Модесты, сам барон уезжает далеко не в лучшем состоянии. Во время болезни Сабины граф и графиня, не отличающиеся родительскими чувствами, ни на минуту не отходят от Сабины, обмениваясь между собой странными взглядами, причем, не разговаривая между собой.

После болезни, едва придя в себя, Сабина пишет мне это письмо. Пишет, что «не может искать даже смерти». Не ясно ли из всего этого, что она становится жертвой какой-то грязной игры. Ее ведь так легко обмануть!

– В одном вы, безусловно, правы, – серьезно заметил барон, – мне всегда казалось, что в семье Мюсиданов есть какая-то семейная драма. Если Сабина, с ее ранимой душой, случайно наткнулась на нее, то, конечно, такое открытие могло потрясти ее до глубины души.

– Вот как? Вам действительно давно это казалось? – быстро спросил Андре.

– Да.

– Значит, мои догадки верны! Тайна существует. И ее надо раскрыть.

Вдруг лицо его приняло озабоченное выражение.

– Скажите, барон! Только прямо и откровенно, пожалуйста. Вам не приходила в голову мысль, что Сабина не любит меня?

– Да как вам такое могло прийти в голову? – возмущенно ответил барон.

– Ну, в таком случае, еще не все пропало! Я спасу мою Сабину! Давайте еще раз все взвесим…

Он взял стул и сел напротив барона.

– Первое. Видимо, еще до вашего отказа, граф сам готовил вам нечто подобное. Иначе почему бы ему не попробовать удержать вас? Ведь вы довольно завидный жених. Верно я говорю?

Барон с улыбкой отвечал:

– В принципе, да.

– Разве приказ не принимать вас не был отдан еще до вашего письма?

– По словам Модесты, действительно так.

– Значит, этот гнусный брак совершается не только против воли Сабины, но и против воли ее родителей! В силу той самой тайны, наличия которой не отрицаете и вы!

Теперь ответьте мне: какими же качествами должен обладать этот человек, чтобы жениться не только против воли девушки, но и ее родителей. Да ведь только полнейший негодяй может пойти на такое!

Собственно говоря, что-то подобное крутилось в голове и у барона, просто он еще не мог так четко сформулировать свои ощущения.

– Вполне логично. – заметил он. – но все-таки, что же нам предпринять?

– Пока ничего, – ответил Андре. – Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем имени этого подлеца. Вначале я было подумал, что надо найти его и убить, как собаку. Но потом решил, что этого делать нельзя.

– Еще бы, – заметил барон, – после этого ваш брак с Сабиной просто стал бы невозможен.

– Сабина просит меня забыть ее. Я постараюсь этого не делать. Я выслежу мерзавца и выведу его на чистую воду. Надеюсь, что вы поможете мне в этом. После всего, что вы для меня сделали…

Барон был взволнован. Его жизнь, до того бесцветная и одинокая, наполнялась поистине рыцарским содержанием. Помогать бывшему сопернику, защищать счастье той, что была дороже всего на свете… Это ли не достойное дело для дворянина!

– Я ваш, – ответил он, – понадобятся деньги – у меня их достаточно. Понадобится жизнь, я и ее отдам с удовольствием, лишь бы Сабина была счастлива!

В дверь кто-то резко постучал. И звонкий женский голос заставил их улыбнуться:

– Гонтран! Вы что, с ума там посходили, что ли? Почему вы не открываете мне?

Барон бросился к дверям.

И через минуту виконтесса Буа-д'Ардон, усталая и расстроенная, упала на диван.

– Что случилось, Клотильда? – спросил барон.

– Гонтран, вы можете меня спасти?

– Если это в моих силах…

– Мне просто необходимо прямо сейчас двадцать тысяч франков!

Барон облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Перестаньте плакать, сейчас пошлю человека, через полчаса они будут у вас.

Подойдя к столу, он набросал несколько слов на карточке и послал слугу, приказав ему обернуться как можно скорее.

Виконтесса тут же успокоилась и вытерла глаза.

– Кроме денег, Гонтран, мне необходим еще ваш совет.

Полагая, что молодой женщине может быть неудобно говорить при нем, Андре встал, намереваясь выйти из комнаты.

– Нет, нет, останьтесь, прошу вас, – сказала виконтесса. – Со мной случилась очень странная история. Сегодня утром ко мне зашел маркиз Круазеноа!

– Брат того Краузеноа, который лет двадцать тому назад так таинственно исчез?

– Вот именно!

– Он что, входит в число ваших друзей?

– Да мы с ним едва знакомы, мы и виделись раза два-три в обществе! Он приехал просто так, привез рекомендацию от маркизы де Арланж. Я думаю, вы ее знаете?

– Конечно, бабушка прелестной графини Комарен.

– Привез он мне от нее письмо, где она просит оказать ему услугу. У нее разыгрался ревматизм, поэтому она сама приехать не может, и вот посылает его. Он очень остроумен, мы смеялись… И вдруг вбегает Ван-Клопен, весь красный, со сверкающими глазами.

– Ван-Клопен? Кто это?

– Мой портной! И можете представить, с чем он ко мне явился?!

– Я предполагаю, что ему нужны были деньги.

– Да! Но я никогда не задерживала его платежи. К тому же он устроил мне скандал при постороннем человеке!

– Действительно непостижимо.

– Я приказала ему убираться вон, а этот негодяй стал кричать, что сейчас отправится к моему мужу.

Брюле знал, что муж виконтессы, обожавший свою жену и отпускавший огромные суммы на ее туалеты, терпеть не мог, когда она делала долги.

– Действительно, огромная угроза для вас, – полушутливо произнес барон.

– Я попросила его об отсрочке, но он взял стул, уселся напротив меня и заявил, что не. уйдет, покуда не получит свои деньги!

Гонтран невольно сжал кулаки.

– А как вел себя Круазеноа? – вдруг спросил он.

– Сначала он молчал, но потом вскочил, выхватил из кармана бумажник, бросил его прямо в лицо этому негодяю и крикнул:

– Убирайся вон, жалкая тварь!

– И тот ушел?

– Да, но не сразу. Он заявил: «Получите квитанцию, сударь». Но внизу он вывел слова: «Получил от маркиза Круазеноа по счёту, представленному мною виконтессе Буа-д'Ардон столько-то!»

– Плохо, – заключил барон, – представляю, как смело после этого он просил вашего содействия по своему делу!

– А вот и нет! После ухода портного он тоже засобирался, и я никак не могла понять, зачем же он приходил? Пока, наконец, он не решился.

– Так в чем же дело?

– Он умолял представить его семье Мюсиданов, так как он без памяти влюблен в Сабину!

Андре и Гонтран вздрогнули одновременно.

– Это он! – воскликнули они.

– Он? Что вы хотите этим сказать?

– Только то, моя дорогая, что ваш приятель, – негодяй, злоупотребляющий не только вашим доверием, но и старухи де Арланж.

– Возможно, но все-таки… Я думаю…

– Клотильда, выслушайте нас внимательно!

Гонтран старательно и быстро обрисовал положение, в котором, по мнению его и Андре, находится Сабина. А в конце прочел ее письмо к Андре.

Виконтесса молча слушала, покачивая своей хорошенькой головкой.

– Мне кажется, что вы правы в своих предположениях. Да, по всей видимости, этот Круазеноа знает что-то о семействе Мюсинов. Но, с другой стороны, он же даже не знаком с ними. Он просил меня отрекомендовать его Октаву. Как же он может грозить ему?

– Черт возьми! – воскликнул барон. – Действительно…

– Погодите! – закричал Андре, – да разве вы не видите связи между сценой, произошедшей у виконтессы, и этим сватовством. Ведь не думаете же вы, что ваш портной дурак? Он же должен понимать, что вряд ли вы еще когда-нибудь будете его клиенткой! Значит, объективно говоря, ему выгодно совсем другое!

– Да я целое состояние угрохала на заказы ему!

– Следовательно…

– Ничего не «следовательно», – возразил Гонтран. – Он вообще нахал редкостный. Недавно он вызвал в суд маркизу Раверзай.

– Очень может быть. Но, обратите внимание, что он устроил скандал в присутствии постороннего человека. Значит, скорее всего, они сговорились заранее.

Немного подумав, Андре опять обратился к барону.

– Что вообще представляет из себя этот Круазеноа? Он богат? Как вы считаете, может у него быть при себе двадцать тысяч франков? Ведь такая сумма даже у вас с собой не всегда бывает.

Брюле задумался.

– Как вам сказать… Я знаю, что он принадлежит к одной из древних дворянских фамилий. Имел брата, который пропал при довольно загадочных обстоятельствах. Богат ли он? Вряд ли. И хотя он должен получить довольно крупное наследство, но сумма долгов значительно превышает его. Действительно сумму в двадцать тысяч франков ему довольно трудно было бы наскрести.

– Вот видите! Погодите…

Андре повернулся к виконтессе.

– Постарайтесь вспомнить, что сказал Ван-Клопен, когда тот бросил ему бумажник. Неужели он не отреагировал на это!

– Удивительно, но он ничего ему не сказал, – заметила виконтесса.

– А теперь скажите мне, – продолжал Андре, – считал он деньги или просто положил бумажник в карман?

– Действительно! Он же ничего из него не доставал!

Андре дрожал, как в лихорадке.

– Ну, не странно ли это! Ведь в бумажнике у него могли оказаться, помимо денег, какие-то бумаги, письма… Да и сам бумажник, разве он не нужен ему больше? Наконец, почему незнакомый ему человек сам пишет маркизу расписку, упоминая его фамилию? Вы что, представляли его?! А сама расписка! Она у вас?

При этом вопросе виконтесса побелела.

Глубоко потрясенный, барон прервал его.

– Все ясно. Это заговор. – Он с жалостью посмотрел на свою кузину.

Клотильда рыдала.

– Я все время чувствовала, что со мной должно случиться что-то ужасное. Что же теперь делать? – повторяла она, заламывая руки.

– О, Господи! Теперь ясно, что этой распиской они хотят обязать вас помочь Круазеноа в его сватовстве. Ведь ваша честь в их руках, – хмуро проговорил Брюле-Фаверлей…

– Боже мой! Какой стыд, какой позор…

– Круазеноа свободно может похвастаться в каком-нибудь клубе друзьям этой распиской!

– Гонтран, дорогой! Но неужели за мою честь никто не вступится?

– Нет, Клотильда! Все только посмеются. Начнут говорить о том, что вам, видимо, не хватает денег мужа и вы разоряете Круазеноа. Представьте себе, что будет, если эти сплетни дойдут до вашего мужа!

Отчаянию виконтессы не было предела.

– Я не перенесу этого! Вы не знаете моего мужа! Он так уверен во мне, что считает, что сплетни и клевета – это все о других. Меня они коснуться не могут… А тут такое доказательство!..

Молчание барона и Андре было ей ответом.

– Проклятые тряпки! Ведь я до сих пор могла считать себя самой счастливой женщиной в мире! Никогда в жизни больше не буду влезать в долги!

Впрочем, виконтесса не в первый раз давала себе подобные обещания.

– Но, что же мне делать? Придумайте же что-нибудь, Гонтран! Ведь если вы не найдете способа выручить меня, я пропала! Не смогли бы вы потребовать от этого гнусного Круазеноа эту расписку?

Барон подумал с минуту.

– В принципе, конечно, могу. Но вряд ли он согласится ее отдать. А, к тому же, сразу поймет, что его замыслы раскрыты. Нет, это не годится…

– Неужели же я всю оставшуюся жизнь должна жить в страхе?

– Скажите, виконтесса, – прервал ее Андре, – что вы ему ответили по поводу его предложения мадемуазель Мюсидан?

– Ничего. Я ведь помнила о вас!

– Ну, так и не переживайте заранее. Пока он рассчитывает на ваше содействие, он не посмеет нанести вам вред. Познакомьте его с семейством Мюсиданов, будьте с ним полюбезнее, побольше его хвалите…

– Но что будете делать вы?!

– С помощью барона я разоблачу этого негодяя.

В кабинет вошел слуга, посланный за деньгами.

После его ухода барон подал деньги кузине.

– Вот вам деньги, Клотильда. Пошлите их сегодня же с самой милой запиской этому подлецу.

Тут в разговор вмешался Андре.

– Мне кажется, что есть возможность эту расписку вырвать из его рук, – заметил он, – тогда положение виконтессы будет гарантировано.

– Но, как же…

– У вас есть камеристка, которой вы абсолютно доверяете?

– Я могу ручаться за свою Жозефину!

– Значит так… Скажите ей, чтобы сначала она отдала письмо, а потом, достав из другого конверта деньги, пусть сделает вид, что испугалась такого количества, и не отдает их маркизу без расписки о том, что он получил всю сумму полностью.

– О, Жозефина сможет проделать все это! – воскликнула повеселевшая виконтесса. Итак, можете полностью на меня рассчитывать! Уж я буду знать все, что он будет делать и говорить в доме Мюсиданов! Вы узнаете, господин маркиз, что значит грозить мне! Вы еще и моего портного взяли себе в помощники! Кому же можно доверять на этом свете? Кто теперь станет одевать меня? Ведь мне некому поручить свои туалеты. Но с ним все покончено! Ой, у нас сегодня обедают приятели, – вдруг вспомнила она, – прощайте, друзья мои! Большое спасибо, Гонтран! До встречи!