Отрок. Ближний круг: Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское

– Смердов на воинское учение еще вожу, – продолжал Иона, – всякое бывает. Год на год не приходится.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, – прервал Иону Мишка. – Что за воинское учение?

– Всех годных каждую зиму два месяца учат пешему строю. Дают копье, секиру, щит и гоняют с утра до вечера.

– И много у боярина Журавля пешцев?

– Не знаю, со своей округи я две с половиной сотни привожу, а сколько еще с других мест собирают, мне неведомо.

Мишка многозначительно глянул на Алексея, тот кивнул, а Стерв неожиданно встрял с вопросом:

– Ты сказал, что восемь или девять раз в год обоз собираешь. Что ж ты возишь?

– Я же сказал: оброк и людей на воинское учение.

– Это – два раза! – уперся Стерв. – А остальное?

– Оброк же за один раз не увезешь. Сначала хлеб обмолоченный. Потом, перед самой распутицей, а если не успеваем – по первопутку, то, что с огородов собрано и с леса взято – что насолили, насушили, закоптили, замочили. Зимой убоину и дичину, ближе к весне шкуры. Уголь возим – каждому селищу урок назначен, сколько угля надо нажечь. Еще на воинское учение…

– Это ты уже говорил. Получается семь. – Стерв, оказывается, загибал пальцы. – А ты говорил: восемь или девять.

Глаза у Ионы вдруг забегали, и он начал невнятно объяснять что-то про шерсть, про полотно, про мед. Мишка не понимал, к чему клонит охотник, но тот явно затронул тему, которую Ионе обсуждать не хотелось. Алексей тоже заметил заминку пленника и, особо не стесняясь, закатил тому еще одну крепкую затрещину. Надо было как-то нажать на Иону, и Мишка напомнил:

– Чего ты засмущался-то? Боярыня же все равно уже все знает! Ну!

Иона помолчал, потупившись, потом признался:

– Еще девок возим, которые в возраст вошли. В Крупнице их боярский ближник Мирон смотрит – каких берет, а каких и назад отправляет.

– И что дальше?

– Не ведаю. Нам на Горку и за нее ходу нет, дальше Крупницы не ездим.

– Не врать! – Алексей встряхнул Иону за шиворот, затрещала ткань рубахи. – Если не знаешь, то разговоры наверняка слышал! Говори!

– Сказывают… у боярина Журавля дети не родятся. Вернее, есть один сын, Юркой зовут, но он то ли больной, то ли урод. Боярин Журавль обещался, что ту бабу, которая ему здорового сына родит, законной женой сделает – боярыней. Только возим девок и возим, а боярыни у нас пока нет.

«Блин! Право первой ночи? А дед рассказывал, что где-то там девки обряд инициации проходили. Стоп! Возим и возим?»

– А потом что с девками делается? Домой возвращают?

– Нет. Никто еще не возвращался, так что некоторые девки себе специально лица портят, чтобы Мирон их не выбрал.

«Охренеть! Жиль де Ре, барон де Лаваль, он же Синяя Борода, только на триста лет раньше и адрес другой. Ну и падла же ты, господин предшественник! Вот уж чего не ожидал!»

Алексея судьба девок, видимо, не заинтересовала, и он задал более практичный вопрос:

– А что это за горка такая, куда тебе ходу нет?

– Не мне одному, а всем, кто в моей округе живет. Здесь все речки в Случь впадают, а дальше на запад все речки текут в Горынь. Посередине Горка. На ней, говорят, усадьба самого боярина Журавля стоит. Тем, кто с этой стороны Горки живет, на ту сторону ходить заказано, а оттуда к нам. Но и с этой стороны земля разделена на три округи, и из одной в другую тоже ходить нельзя. Вообще народишку шляться без дела не велено, никто от своего селища далеко уходить не должен. Если стража поймает – наказывают, а могут и убить. Только вот недавно народ переселять пришлось, а то некоторые селища совсем опустели от морового поветрия, которое ваша колд… ваша боярыня… Ну в общем…

«ГУЛаг какой-то. Или поселение ссыльных. Передовые по нынешним временам технологии, паскудство в стиле Синей Бороды и сталинская система трудовых лагерей! Он что там, совсем рехнулся? И этот Иона… Округу своей называет. Периодически объезжает «лагпункты», собирает продукцию и «генетический материал»… Это кого же Стерв отловил?»

– А скажи-ка, Иона, неужели родители своих дочек так просто тебе в обоз отдают?

– Так я же не один приезжаю, со мной… – Иона прикусил язык и снова начал испуганно озираться.

– С тобой боярские дружинники! – подсказал Мишка. – Или стражники?

– Так не своей же волей, боярин! – заныл Иона. – Если не я, то меня самого…

Куда подевался упрямец, молчком просидевший в погребе целую неделю? Перед Мишкой трясся на подкашивающихся от страха ногах натуральный слизняк.

– И как же ты, голуба, начальником целой округи стал? – поинтересовался Мишка. – За какие заслуги?

– Так боярин Журавль приказал, разве откажешься? Он же…

Договорить Ионе не дал кулак Стерва. Бить охотник, оказывается, умел не хуже ратника – Иона скорчился на земле и огреб еще и сапогом по уху.

– Встать! – рявкнул Алексей. – Отвечать бояричу!

Не ограничиваясь словами, старший наставник воинской школы вздернул Иону на ноги, предоставив возможность Стерву врезать пленному еще и по морде, пресек попытку Ионы снова упасть и пообещал:

– Будем месить, пока не заговоришь, – двинул кулаком по загривку и добавил, – или пока не помрешь.

– Я в страже служил, – тут же торопливо забормотал Иона. – Десятником. Года три назад у нас целая деревенька в бега ударилась, боярин дал мне три десятка бойцов и велел сыскать. Я сыскал, привел назад, а боярин велел провести их через все селища округи и в каждом селище кого-то одного из беглецов на кол сажать. Для памяти. И чтоб не смели снимать. Некоторые костяки до сих пор висят, а меня с тех пор Уездом прозвали, а боярин Смотрящим поставил.

– Кем?!!!

– Смотрящим за округой.

«Да что же это такое? Смотрящий, «бойцы», «баня с телками». Что там за болотом происходит? Кстати о телках…»

– А девок в баню таскать тебе тоже боярин Журавль приказал?

– Я не таскал, они сами…

– Не врать мне, козел! – выкрикнул Мишка деревенеющими от злости губами. – Урою, падла!

– Сами, боярич! Чтобы я их на смотрины к Мирону не забирал!

Мишка почувствовал, что откуда-то изнутри знакомо начинает подниматься лисовиновское бешенство, и словно со стороны услышал свой собственный голос:

– В кузню его!!! К Мудиле!!! Мордой в горн, суку!!!

Дальше произошло что-то быстрое и непонятное. Мишка вдруг обнаружил, что стоит на четвереньках, вернее, на трех конечностях – правая рука завернута за спину, а по лицу и по шее стекает вода. Напротив стоит Стерв с пустым ведром, а над головой раздается голос Алексея:

– А ну-ка зачерпни еще холодненькой, эта, наверно, согрелась.

«Блин, это ж меня водой отливают, а Леха меня на болевой прием поймал и держит. Допрыгался, едрит твою… Иона вроде бы живой, но глаза как плошки, и трясется. Похоже, не успел я».

– Все, дядь Леш, больше поливать не надо, – Мишка попытался повернуть голову, но правую руку резануло болью – Алексей бдительности не терял. – Да все уже, все! Больше кидаться не буду. Дядька Леша!

– Кинжал брось.

Только после этих слов Алексея Мишка понял, что сжимает в кулаке завернутой за спину руки оружие. Разжал пальцы, и кинжал, соскользнув по плечу, упал на землю.

– Опамятовал? – хватка Алексея немного ослабла. – Ну и рожа у тебя была, Михайла, краше, чем у Бурея. Ладно, вставай.

Мишка снова уселся на завалинку возле стены склада, прижался затылком к бревнам и закрыл глаза. После приступа неконтролируемой ярости, как всегда, навалилась слабость и опустошенность.

«Сегодня прихватило круче, чем раньше, даже не помню ничего. Хорошо, что Алексей меня тормознуть успел. Что ж такое случилось-то? Ну разозлился, ну полез из меня Лисовин, но я же вроде бы научился с этим справляться. Вот именно, справляться! А сейчас-то у меня такого желания не возникло – мы с Лисовином совпали! Единый импульс иррациональной и рациональной составляющих сознания. Не знаю, как это называется у специалистов, но сопротивляться этому, видимо, невозможно или очень трудно.

Но какая же сволочь предшественник, а я-то встретиться хотел, поговорить… размечтался, идиот. И Иона этот гнус натуральный. Как меня отец Михаил насчет зверя, который в язычниках… и правильно! Дело, конечно, не в язычестве, просто зверя страшнее человека, если его не сдерживают никакие моральные устои, в природе нет. А может, так и надо? Темное Средневековье, человек человеку волк…

К чему бесплодно спорить с веком?Обычай деспот средь людей[10].

Ну уж нет, господа! У вас там даже не ГУЛАГ, а Бухенвальд с Треблинкой и варшавским гетто. Я тебя, дражайший предшественник, иначе как за Гитлера теперь и держать не буду, рано или поздно ты у меня за все ответишь. А полицая твоего Иону… сначала на информацию раскрутим, а потом, как наши деды в сороковых годах, – “собаке собачья смерть!”».

Мишка, не открывая глаз, прислушался к разговору. Алексей как раз и «раскручивал Иону на информацию». Раскручивал, правда, специфически – на предмет возможности налета на обоз, везущий оброк в Крупницу. Идея выглядела заманчиво – с двенадцати населенных пунктов Иона, оказывается, собирал обоз более сотни телег с зерном. Если на одну телегу приходилось около трехсот килограммов груза, то в таком обозе везли больше тридцати тонн! Запросто можно было бы прокормить всю воинскую школу в течение года!

– Когда начинаешь обозы собирать? Сколько человек охраны? Как вооружены? Где на ночь останавливаетесь?

Вопросы сыпались на Иону градом, но не на все он мог ответить. Не потому, что не хотел, а потому, что Алексей не знал местности, а Иона без этого не мог толком объяснить ни направлений, ни расстояний.

«Надо бы со слов Ионы карту начертить, тогда понятнее будет. Если уж считать «заболотных деятелей» за фашистов, то и попартизанить не грех. Но как добычу через болото тащить? Плотов навязать? А чем предшественник ответит? Какими он силами располагает? Нет, очертя голову лезть нельзя».

Дождавшись паузы в разговоре, Мишка обратился к Алексею:

– Обоз – это хорошо, но до него еще месяца полтора ждать, давай для начала выясним, с кем и с чем нам дело иметь придется? Ты лучше меня знаешь, как набег устроить, но мне хочется хотя бы часть ребят в деле попробовать. Не возражаешь?

– Гм, не знаю… разве что опричников. Давай-ка потом обсудим.

– Хорошо. Я сейчас его спрашивать буду, а ты следи, не упущу ли чего важного. И ты, Стерв, тоже. Для начала попробуем понять: кто такой боярин Журавль? Согласны?

– Ну давай, – Алексей уселся на завалинку рядом с Мишкой и жестом пригласил сделать то же самое Стерва. – Садись, не убежит он никуда.

– Постою, – односложно отозвался Стерв.

– Так, Иона, – Мишка пристально уставился в глаза «полицаю». – Слушай меня очень внимательно и обязательно отделяй то, что сам знаешь, от того, что у других слышал. И не дай тебе бог соврать хоть словом. Один раз меня удержали, а в другой раз может и не получиться.

– Да я, боярич… Ай!!!

Мишкин кинжал мелькнул в воздухе и воткнулся в землю возле самой ноги Ионы.

– Туды тебя… – Алексей зло глянул на Мишку. – Я и забыл, что ты и левой можешь!

– Первый вопрос, – Мишка проигнорировал замечание Алексея, – сколько раз ты видел боярина Журавля?

– Много… раз двадцать, может, больше.

– Сколько раз ты с ним разговаривал?

– Три раза. Один раз, когда он меня в десятники стражи пожаловал. Второй, когда посылал беглых ловить. Третий… я рассказывал уже.

– Как он выглядит?

– Дороден, выше меня ростом на полголовы, волосом темен, но почти весь седой… что ж еще-то?

– Глаза?

– Не знаю, побоялся смотреть. Говорят, что он не любит, а еще говорят, что от его взгляда люди замертво падают.

– Нос, брови, скулы, щеки?

– Нос большой и кривой, видать, сломан был. Брови густые, длинные, а между ними складка такая… сверху вниз. Скулы… обычные, а щеки… Одна щека у него вроде бы обожженная и вся в черных крапинках.

«Блин, неужели пороховой ожог? Только этого не хватало!»

– Зубы?

– Зубов мало. Говорят, ему всю еду меленько режут или толкут.

– Силен, слаб?

– Говорят, что силен. Еще говорят, что знает много способов убить одним ударом, без оружия.

– Ходит прямо, не хромает?

– Пешим не видел, только верхом.

– Возраст?

– По виду – за сорок, но, может, из-за седины? Не знаю, а болтают разное, даже что бессмертен.

– Настоящее имя?

– Не знаю. Мирон как-то болтал, что пьяный сам себя Сасанычем зовет или товарищем сижатым.

– Может быть, товарищем сержантом?

– Не знаю, Мирон говорил «сижатый».

«Так, воинское звание сержант, ТАМОШНЕЕ имя Сан Саныч, то бишь Александр Александрович».

– Голос?

– Злой, грубый.

– Как разговаривает?

– Простой речи не слышал, только приказы. Но крикнуть может так, что лошади приседают.

– Характер?

– Боярин. Строгий, жалости не знает. Особенно не любит, когда пощады просят, плачут, жалуются. Еще больше звереет. Но говорят, что если кто держится твердо, страха не выказывает, то может и простить.

– Так чего же ты тут скулишь? Думаешь, нам тварь дрожащая нравится?

Иона ничего не ответил, но постарался приободриться. Получилось, правда, неважно.

– Что еще добавить можешь?

– Есть один человек, которого он слушает и который его не боится, – нурман, Гунаром кличут. Он у боярина воеводой…

– О ближниках потом расскажешь. Что еще про самого боярина можешь сказать?

Иона на некоторое время задумался, потом припомнил:

– Плетью он скрипеть любит. У его плети ручка такая… плетеная. Если согнуть, то скрипит. Боярин, когда задумается или когда слушает кого-нибудь, ее туда-сюда гнет и скрип слушает. Голову чуть-чуть склонит и слушает. И никто не знает, чем это кончится. Иногда поскрипит-поскрипит, потом головой кивнет, и все. А иногда поскрипит и ка-ак даст! Покойник. Все время в разные места бьет, но всегда наповал.

– Где же ты его много раз видел, если разговаривал только три раза?

– А он на учение пешей рати посмотреть приезжает. Иногда сам командует, а иногда со своей дружиной на пешцев нападает и палками как мечами бьют, конями топчут и другое всякое… После этого и убитые, и покалеченные бывают.

– Дружина у него велика? – не выдержал и включился в допрос Алексей.

– Не ведаю. С ним все время полусотня ездит, но люди не одни и те же. Вернее, два десятка все время одни – нурманы, наверно, ближняя стража, а остальные три десятка меняются.

– Как вооружены? – Алексея прежде всего интересовали военные вопросы.

– Хорошо вооружены – полный доспех, копья, мечи, щиты, луки. У нурманов еще секиры.

– Значит, – подвел итог Алексей, – конная дружина и пешая рать. Сколько всего, хотя бы краем уха слышал?

– Пешцев, слыхал, больше десяти сотен, а сколько конных, не знаю и разговоров не слышал. Еще сотни полторы стражи есть, они тоже конные, при оружии, но без доспехов.

– И как же полторы сотни стражников столько народу стерегут? – удивился Алексей. – Кругом леса, зашел, и нет тебя.

– Некуда бежать. В вашу сторону страшно – тут колдунья живет, за Горку нельзя – там боярская дружина посечет. Остается идти вдоль Горки, а там проходы между болотами узкие, а в проходах стража. Зимой, конечно, можно и через болота, но след остается, быстро догонят. Некуда бежать.

– М-да, тысячи полторы вполне может быть, – негромко произнес Алексей и задумался.

Мишка решил, что можно продолжить сбор данных о самом боярине:

– Ты двух ближников назвал – Гунара и Мирона. Еще кого-нибудь знаешь?

– До Мирона еще один был, как звали, не упомню, но его боярин, сказывают, убил. А еще говорят, что у боярина на цепи ученый человек сидит. Кормят хорошо, обихаживают, даже клетка у него на колесах, чтобы в хорошую погоду на улицу вывозить. Но из клетки не выпускают и цепь с шеи не снимают. Боярин с ним советуется, бывает, и подолгу разговаривает. А еще говорят, что у боярина баба есть. Не для утех, а чтобы… ну боярин, случается, в буйство впадает, так только она его успокоить и может. Ей все прощается. Может кричать на боярина, срамными словами обзывать, даже бить, но все с рук сходит.

– Откуда же ты так много о боярине знаешь, если на Горке не бывал никогда?

– Так Мирон… Он, когда в Крупницу приезжает, обязательно с собой вина привозит и велит мне с ним вместе пить. Говорит, что один не может, а я хоть и пес, но все же живая душа. А как напьется, начинает всякое рассказывать, и про боярина тоже.

– И что же он про боярина рассказывает?

– Всякое. Что боярина тоска гложет, и он с того пьяное зелье делает и почти каждый день его пьет, так что к вечеру и не узнает никого. Иногда по пьяному делу в буйство впадает, а иногда в тоску смертную и тогда плачет да какие-то песни непонятные поет. Случается, что Гунара с Мироном зовет зелье пить. Мирон сказывал, что зелье как огнем глотку жжет и дуреешь от него быстро. Посидят так втроем, и боярин про всякие чудеса рассказывать начинает: про то, как по небу летал, как в железных колесницах ездил, как караваны разбивал, которые духи через горы водили. А еще про такие горы рассказывает, где серебра, золота и каменьев самоцветных видимо-невидимо, но в руки сокровища не даются. Надо за ними под землю лезть, а там огненные змеи и чудища железные живут.

– Так он такой сильный ведун, что даже у духов караваны отбивал? – неожиданно вмешался Стерв. – Чего ж он тогда нашу боярыню боится?

– Не боится он, просто повздорили. Мирон сказывал, что ей без боярина нашего все равно не обойтись, так что, рано или поздно, помирятся.

– В чем не обойтись? – быстро спросил Мишка.

– Не знаю, Мирон не объяснял, а может, и сам не знает.

«Караваны, которые духи через горы водили. Таджикистан или Афган? Сержант, перехватывающий караваны… Погранотряд на границе с Афганистаном? Похоже на то. Но сержант, похоже, не простой – готовит диверсионно-разведывательные группы, сумел выучить картографа. Разведрота или спецназ? Скорее всего, все-таки разведрота. Ну, железные колесницы и полеты по небу – это понятно, «пьяное зелье», разумеется, самогон, а вот горы с самоцветами? Не Урал ли? Подземелья с огненными змеями и железными чудовищами, пожалуй, шахты. Отслужил срочную в «горячей точке» или в «ограниченном контингенте» и подался на заработки? А может быть, он родом из шахтерского городка? Если так, то там наверняка помнят времена ГУЛага, вот он здесь и воспроизвел аналогичную структуру. Округа, которой «заведует» Иона… Стоп! Не заведует! Боярин поставил его СМОТРЯЩИМ.

Значит, вернулся сержант домой из «горячей точки», весь из себя крутой, под землю лезть не захотел, а подался к «браткам», которые, может быть, эту же шахту или рудник «крышевали». Возможно, поднялся из рядовых «быков» в бригадиры или еще как-то карьеру сделал. Руководить он явно умеет, и организаторские способности есть. Вроде бы гипотеза не противоречит известным фактам, но в качестве окончательной принимать ее подождем. Например, непонятно, как он в Питер к Максиму Леонидовичу попал? «Припекло» на родине или лечиться после тяжелого ранения приехал? Впрочем, неважно, главное, что ЗДЕСЬ оказался.

С сержантским кругозором, бандитским опытом организации и бабкиными рассказами о гулаговском прошлом родного края… Что, кроме концлагеря, он ЗДЕСЬ мог создать? Округа, на которой сидел смотрящим Иона, – аналог сельскохозяйственных лагерей, снабжавших продовольствием производственные, в том числе и горнодобывающие. Значит, производство у него спрятано за Горкой.

Что за горка такая? По словам Ионы можно понять, что это не одна гора, а какая-то протяженная возвышенность, вдоль которой можно долго идти. Водораздел? Скорее всего, так. Водораздел между бассейнами Горыни и Случи. По берегу Горыни ратнинская сотня в тревожное время гоняет дозоры, значит, хозяйство боярина Сан Саныча убрано от Горыни так же далеко, как и от Случи.

Крепко пьет. Ну, это я и раньше подозревал, Иона только подтвердил. Непонятные песни поет – русский шансон, наверно. Проблемы со здоровьем, разрыв с Нинеей и надежда на примирение, причем по ее инициативе. Припадки буйства вперемешку с депрессией. Пожалуй, не зря я Гитлера вспомнил. Тот тоже под конец сильно болел, хоть и не пил, и надеялся на какое-то чудо. Сан Саныч надеется на то, что Нинея без него не обойдется. Уже обошлась! Нашла замену – Мишку из рода Лисовинов!

Что ж еще-то? Что-то я такое услышал… Да! Кресты поотнимали, велели класть требы отцу богов Сварогу. Дурак ты, Сан Саныч, или истории не знаешь…»

– Михайла! – вывел Мишку из задумчивости голос Алексея. – Все вызнал, что хотел? А то обедать пора.

– Нет, не все, но можно потом продолжить.

– Хорошо, потом и продолжим. Стерв, давай-ка его обратно в погреб, потом еще побеседуем. Слушай, Михайла, объясни-ка, чего ты вызнать хотел? Зачем тебе это все: глаза, брови?..

– Я понять хотел: что он за человек, как может в ответ на наш набег поступить?

– И что, понял?

– Кажется, понял, только бесполезно это. Если бы боярин Журавль сам решал, но у него советники есть, и он к ним прислушивается.

– А если бы сам?

– Я думаю, что рассвирепел бы, поднял бы всех, кого мог, и погнал бы на нас.

– Не меньше тысячи, а то и полторы…

– Дело не в числе, дядь Леш, а в расстоянии – в лесах иначе, чем в степи, воюют. В удобном месте можно малой силой большое войско задержать и подмоги дождаться. Можно все время наскоками беспокоить, мешать вперед продвигаться, еще много всякого. Ты думаешь, волыняне на нас малыми силами ходили? Поговори с дедом, он тебе расскажет, почему волыняне никогда не ходили через Горынь в наших местах, а либо севернее – ниже слияния Горыни и Случи, либо южнее – от Пересопницы.

Во-первых, через Горынь в верхнем течении переправляться трудно – берега крутые, течение сильное. Во-вторых, переправившись, придется идти чуть не сотню верст по лесам, болотам, через множество мелких речек. А потом еще и через Случь переправляться – только тогда дорога на Туров откроется. В низовьях Горыни тоже болота, но зато переправа только одна нужна и получается она ближе к Турову. А от Пересопницы можно и в туровские земли идти, и в киевские. Через Случь все равно переправляться придется, но в тех местах она узкая.

Ратнинская сотня всегда успевала подойти и где-то дорогу или переправу перекрыть, где-то налететь неожиданно и обозы разбить. Бывало, что часть вражеской силы за собой в лес увлекала, а там уж… понятно, в общем. Главное – время и расстояние, чтобы врагу ущерб нанести, а то и заставить повернуть назад. А здесь? Боярину Журавлю только через болото переправиться, а дальше один или два перехода до Нинеиной веси. Ничего не успеем.

– А! Невелика разница, – Алексей махнул рукой. – Половцы так же воюют. Налетают, отбегают, опять налетают. Степь только кажется ровной, а на самом деле там мест для засад полно, даже и для конных. И дороги в степи есть, как попало не пойдешь, только от водопоя к водопою. Все как всегда: тот, кто местность лучше знает, у того и преимущество. А теперь подумай, Михайла. Боярин Журавль силы копит, сведения о наших местах собирает, холопов его люди потихоньку мутят (мне Корней говорил, что среди холопов шепотки нехорошие ходят), а мы почти ничего не знаем и ни к чему не готовы. Это дело?

– А еще он ведун сильный – с духами воевал! – добавил до того сидевший молча Стерв.

– Да не те это духи! – с досадой поправил Мишка. – В тех местах так сарацин называют. Обычные люди, только мусульмане… – поймав на себе недоверчиво-настороженный взгляд Алексея, Мишка счел необходимым объяснить. – Не сердись, дядь Леш, когда одновременно и у священника, и у волхвы учишься, чего только в голове не помещается! Порой самому удивительно делается.

– Ну-ну. Так что же делать будем? Ждать, когда Журавль на нас налетит, или все-таки сами его пощупаем?

– Еще разок туда сходить надо – поглубже, – предложил Стерв.

– Погодите. Давайте я сначала со слов Ионы чертеж земли сделаю, сколько выйдет. Будем хотя бы знать где да что. С дедом посоветуемся, с Нинеей еще можно… наверно, если она захочет.

– Добро, – Алексей поднялся с завалинки. – Собираем сведения, советуемся, готовимся и… отроков учим. Ох и морока с этой учебой, но надо!

* * *

Мишка сидел на своем месте в трапезной и без особого аппетита поглощал ужин. Голова пухла от мыслей. С одной стороны, обширное поле для гипотез и предположений дал сегодняшний допрос Ионы, с другой – сильно беспокоило положение дел с учебой и дисциплиной. Самое интересное, что обе проблемы, так или иначе, замыкались на Нинее. Волхва наверняка знала о боярине Журавле достаточно много, но ни разу своими знаниями не поделилась, даже не намекнула об их наличии. И новобранцев она, конечно же, как-то обработала перед отправкой в воинскую школу.

Следствием чего являлись недисциплинированность и нерадивость? Привыканием к новой обстановке, как считал Алексей, отсутствием интереса, как утверждал Стерв, или Нинеиным воздействием? Скорее всего, и то, и другое, и третье разом. Возможно, есть и четвертое, и пятое… придется разбираться и находить «противоядие».