Сталин. Жизнь одного вождя

Однако просьбы не помогали. Иосиф оставался за решеткой, испытывая лишения и притеснения. Только осенью 1903 г., через полтора года после ареста, его отправили в ссылку в Восточную Сибирь. Очень скоро, в начале 1904 г., Джугашвили бежал из ссылки. Ничего необычного в этом не было. Конечно, для побегов требовались определенные приготовления, мужество и просто физическая сила. Однако слабая охрана позволяла многим революционерам сравнительно легко покидать места отбывания наказания. Сталин усвоил этот первый урок ссылки и в дальнейшем несколько раз пользовался приобретенным опытом.

Есть сведения о том, что в первые несколько месяцев после возвращения в родные места Джугашвили находился под подозрением как возможный провокатор[85]. Такие подозрения в числе прочего питались массовыми арестами социал-демократов, прокатившимися по Закавказью. Однако, хотя аресты сначала бросили на Джугашвили тень, затем они даже поспособствовали его карьерному росту в революционном движении. В связи с нехваткой людей Джугашвили выдвинули в руководящий комитет Закавказской социал-демократической организации. Конечно, свою роль сыграли его активная работа в подполье, способности публициста. Что касается слухов о сотрудничестве Джугашвили с полицией, то они остались только слухами.

За два года, которые Джугашвили провел в тюрьме и ссылке, в социал-демократии России произошли важные изменения. Формально партия была единой, однако фактически она разделилась на сторонников Ленина, называвших себя большевиками, и более умеренных меньшевиков. Ленин выступал за создание боевой и сплоченной подпольной партии, которая послужила бы орудием совершения революции. По его мнению, рабочие, главная сила грядущей революции, сами не могли выработать правильное революционное мышление. Рабочих должны были обучать революционеры-профессионалы. Учение Ленина было направлено на подталкивание революции, ускорение хода «исторического времени». Меньшевики полагали, что партия может быть более гибкой и принимать в свои ряды не только активистов, но и сочувствующих. Они более уважительно относились к рабочим и не в такой мере, как большевики, выпячивали свою роль учителей. В основе этой тактики лежала принципиальная установка на постепенное, органичное движение революционного процесса по мере вызревания объективных предпосылок для социализма. У молодого Джугашвили были все основания воспринять точку зрения Ленина. Его привлекали ленинский радикализм и призывы к решительным действиям. Вряд ли обошлось и без прагматичных интересов. Будучи сам партийным интеллигентом, Сталин приветствовал признание руководящей роли профессиональных революционеров в рабочем движении[86]. Быть руководителем, вести массы – разве не для этого интеллигенты уходили в революцию? Сталин пропагандировал эти ленинские идеи во многих своих статьях.

Первая русская революция, вспыхнувшая в 1905 г., сначала усилила разногласия между большевиками и меньшевиками, но затем создала некоторые условия для преодоления раскола. Революционеры противостояли общему врагу – правительству и его воинствующим приверженцам. Насилие и жестокость с обеих сторон нарастали. В Закавказье, пораженном многочисленными социальными и национальными противоречиями, ситуация была особенно острой. Правительство, как обычно, без колебаний пускало в ход оружие. В ответ революционеры убивали сторонников самодержавия, поджигали предприятия. В общий поток насилия вливались погромы на национальной почве. И меньшевики, и большевики создавали собственные вооруженные отряды и широко применяли методы террора[87]. Сталин активно участвовал в этих событиях. Он разъезжал по Грузии, готовил забастовки и митинги, писал листовки и статьи, был причастен к организации подпольной типографии и боевых групп. Постепенно он выдвинулся в ряды лидеров закавказских большевиков.

В октябре 1905 г. под давлением революции царь пошел на уступки. В России появился парламент – Государственная дума. Провозглашались политические свободы: совести, слова, собраний, неприкосновенность личности. Несмотря на это, революция еще какое-то время развивалась по восходящей линии. Все это заставило маневрировать не только царя, но и социал-демократов. Под напором требований снизу большевики и меньшевики согласились на примирение. Формально единство партии было восстановлено. Однако закавказским большевикам, и в частности Сталину, это воссоединение не принесло ничего хорошего. Первую скрипку в революционных организациях Закавказья играли меньшевики. Унизительное положение Сталина и других большевиков демонстрировали результаты выборов на объединительный съезд социал-демократической партии в Стокгольме в апреле 1906-го. Сталин был, видимо, единственным большевиком, избранным делегатом от Закавказья. Еще более обидным был провал на выборах на следующий общий съезд большевиков и меньшевиков, состоявшийся в Лондоне в мае 1907 г. Вначале от Закавказья на съезд были избраны только меньшевистские делегаты. Большевикам пришлось организовать довыборы, чтобы послать хотя бы одного своего представителя. Им оказался Джугашвили. Поездки на съезды партии в Западную Европу, несомненно, способствовали расширению общего и партийного кругозора Джугашвили, круга его контактов и знакомств. Есть данные, что по пути на лондонский съезд в 1907 г. он встречался в Берлине с Лениным[88]. Возвращаясь из Лондона, Джугашвили несколько дней провел в Париже. Он жил у земляка, студента Г. И. Чочии. В Россию Джугашвили выехал с паспортом умершего друга Чочии. Это повышало безопасность передвижений Джугашвили, за которым следила полиция. Сорок лет спустя, в мае 1947 г., Чочиа, проживавший в Ленинграде, напомнил Сталину о себе:

В середине 1907 г., после нескольких дней Вашего пребывания у меня, я провожал Вас на вокзале Св. Лазаря в Париже. Вы изволили сказать мне: «Твою помощь (Вы подразумевали уступку заграничного паспорта […]) я никогда не забуду». В настоящее время я очень нуждаюсь в Вашем внимании. Прошу Вас удостоить меня встречей с Вами на 5–10 минут…[89]

Письмо, однако, было списано в архив. Сталин крайне редко вспоминал о своих зарубежных путешествиях. Мы не знаем, что он видел и как воспринимал увиденное в Европе. Привез ли он какие-нибудь подарки из путешествия своей молодой жене Екатерине Сванидзе, на которой женился в июле 1906 г., и сыну Якову, появившемуся на свет в марте 1907 г., накануне отъезда отца за границу? Мысли Джугашвили, несомненно, были заняты революцией.

Сразу же после возвращения Джугашвили с Запада, 13 июня 1907 г., в Тифлисе произошло знаменитое в истории российского революционного движения вооруженное ограбление почты группой закавказских большевиков. Погубив немало жизней, террористы пополнили партийную кассу огромной суммой – 250 тыс. рублей. Руководителем и участником этой экспроприации был хороший знакомый Джугашвили С. А. Тер-Петросян по кличке Камо. Их очевидная связь давала повод утверждать, что Сталин был непосредственным организатором акции и даже принимал в ней участие[90]. Однако реальных свидетельств в пользу такой крайней версии не существует[91]. Б. И. Николаевский, внимательно исследовавший обстоятельства дела, утверждал, что Сталин был осведомлен о характере деятельности группы Камо и «прикрывал ее перед местной партийной организацией». Однако «руководителем ее ни в каком отношении не был». Николаевский нашел документ, из которого следует, что Камо был напрямую связан с большевистским центром за границей. Это – соглашение об условиях проведения экспроприации, заключенное Камо с руководящим центром большевиков во главе с Лениным[92]. Соглашение заключил именно Камо, но не Сталин.

Вообще-то, ничего необычного (за исключением рекордного «приза») в тифлисской экспроприации не было. Грабежи государственных учреждений и частных лиц широко практиковали в период первой русской революции как большевики, так и другие революционные партии. Нередко грабежами занимались и обычные уголовники, временно примыкавшие к революционным организациям в целях наживы. По сути, недалеко от уголовников уходили и идейные боевики, не бравшие лично себе ни копейки. Экспроприации приносили деньги, однако разрушающе действовали на мораль самих революционеров и их репутацию в обществе. Это не могло не беспокоить лидеров социал-демократов. Под давлением меньшевиков в мае 1907 г. на съезде партии в Лондоне, где присутствовал и Джугашвили, было принято решение, запрещающее социал-демократам проводить экспроприации. Однако это решение не остановило Ленина и его сторонников. Готовившуюся акцию в Грузии не отменили. Проведенная вскоре после завершения съезда партии, она выглядела особенно цинично. В рядах социал-демократов возник громкий скандал. Тифлисские меньшевики в очередной раз обрушились на Джугашвили, который, как все знали, был связан с Камо. Джугашвили был вынужден уехать из Тифлиса в Баку.

В бакинской социал-демократической организации меньшевики также составляли большинство. Однако Джугашвили мог опереться на сплоченную группу сторонников Ленина. В этом крупном промышленном центре были значительные возможности как для революционной работы среди рабочего класса, так и для борьбы с политическими оппонентами. Джугашвили организовал раскол в бакинской организации. Большевики захватили ее руководство. Однако радость победы была омрачена личной трагедией – в Баку умерла жена Иосифа Екатерина. Младенец-сын был передан на попечение родственников покойной. Отцу было не до него.

Революция, продолжавшаяся почти два года, напугала и кое-чему научила правящие классы. Царское правительство пошло на уступки. Россия стала более свободной. У нее появился парламент, хотя бы и слабый. Начались аграрные реформы, имевшие принципиальное значение для страны, где крестьянство составляло взрывоопасное большинство. Но одновременно власти начали более решительно и жестоко бороться с революционным подпольем. Одной из жертв этой решительности оказался Джугашвили. В марте 1908 г. его арестовали. Как и во время первого ареста, Джугашвили отрицал свою вину. Он утверждал, что не принадлежит ни к какой революционной партии и долгое время провел за границей[93]. Однако эти хитрости не удались. После семи месяцев, проведенных в тюрьме, Джугашвили был отправлен в ссылку в Вологодскую губернию. Пробыв в ссылке четыре месяца, вновь бежал и летом 1909 г. вернулся в Баку.

Обстановка здесь была сложной. Бакинскую организацию социал-демократов наводнили секретные сотрудники полиции. Провалы и аресты вызывали подозрительное отношение революционеров друг к другу. Страсти накалялись и выливались в скандалы и взаимные обвинения. Именно к этому периоду пребывания Сталина в Баку относятся новые слухи о его сотрудничестве с полицией. То вспыхивая, то утихая, они дожили до наших дней. Правда, большинство историков всегда считали версию о двойной жизни Сталина недостоверной. Открытие архивов подтвердило эту точку зрения. Никаких следов работы Сталина на полицию обнаружено не было. Ключевой документ, на который опирались обвинители Сталина, был окончательно разоблачен как фальшивка, сфабрикованная после революции в кругах эмиграции[94].

Действительно, для тайного агента полиции Сталин слишком часто оказывался в тюрьме и ссылках. Весной 1910 г. его вновь арестовали. На этот раз Сталину грозило серьезное наказание. Полиция требовала выслать его на пять лет «в самые отдаленные места Сибири». Джугашвили прибег к ранее испытанному методу – просьбам о снисхождении. Он ссылался на свое болезненное состояние, на отсутствие серьезных улик. Демонстрируя стремление к благонамеренности, просил позволения официально оформить отношения со своей сожительницей, с которой познакомился в предыдущей ссылке[95]. Трудно сказать, в какой мере подействовали именно эти «покорнейшие просьбы». Однако в октябре 1910 г. вместо первоначально намечавшейся пятилетней ссылки в Сибирь Джугашвили вернули в Вологодскую губернию – отбывать до конца назначенный в предыдущий раз срок. Это было мягкое наказание. Сталин провел в ссылке положенное ему время до июля 1911 г.

Следующие полтора года, до последнего ареста в феврале 1913-го, стали пиком дореволюционной карьеры Сталина в подполье. Он выдвинулся в число лидеров большевиков и в 1912 г. был введен в состав ЦК ленинской партии. Это обстоятельство имело по крайней мере два последствия. С одной стороны, он уже не возвращался на постоянную работу в Закавказье, а колесил по России и часто задерживался в столицах, Петербурге и Москве. С другой – находился под более пристальным контролем полиции. Сталина несколько раз арестовывали и отправляли в новые ссылки в Вологодскую область и в Сибирь, однако каждый раз ему удавалось бежать. Сталин занимался подпольной работой в России, налаживал выпуск большевистских газет, писал статьи, контактировал с большевистскими депутатами в Государственной думе. Он стал одним из ближайших соратников Ленина. Вождь большевиков все еще скрывался в эмиграции и нуждался в верных помощниках в России. Несколько раз Сталин приезжал к Ленину на совещания за границу. Задержавшись на несколько недель в начале 1913 г. в Вене, Сталин писал статью по национальному вопросу. Как известно, этой работой Сталина Ленин интересовался особенно. Вполне разделяя ленинские взгляды, Сталин выступал за единство российской социал-демократии и недопустимость ее разделения по национальным «квартирам».

Сам Сталин мог служить примером такого интернационализма. Он, несомненно, осознавал себя деятелем общероссийского масштаба. Националистические юношеские переживания и закавказское социал-демократическое прошлое были позади. Джугашвили окончательно превратился в Сталина. Этот по-русски звучащий псевдоним, символизирующий принадлежность к общероссийскому революционному движению, Джугашвили начал использовать в период выдвижения в руководство большевистской партии.

Сталин, несомненно, заслужил свое положение и репутацию известного большевика. В первый ряд партийных функционеров его выдвинули организаторские и публицистические способности, смелость, решительность, выдержка, неприхотливость, умение приспосабливаться к ситуации, преданность Ленину. Сталин оставался в партии даже в период кризиса социал-демократического движения, разразившийся после подавления первой революции. Массовые аресты подпольщиков, наводнение революционных организаций агентами полиции, отсутствие денег разрушали движение. В марте 1913 г. один из секретных сотрудников полиции, внедренных в бакинскую социал-демократическую организацию, сообщал: «Деятельности комитет никакой в настоящее время не проявляет»[96]. В феврале в другом конце страны, в Петербурге, был арестован Сталин. Его предал его товарищ Р. В. Малиновский[97] – один из руководителей большевиков, любимец Ленина, который уже несколько лет работал на полицию.

Четыре года в Сибири

В июне 1913 г. Иосиф Джугашвили был приговорен к ссылке в Сибирь, в Туруханский край, на четыре года. С самого начала эта последняя ссылка отличалась особыми тяготами. Туруханский край был мало приспособлен для жизни. В первые месяцы письма Сталина на волю были переполнены просьбами о помощи и жалобами на безденежье и болезни[98]:

Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов холода), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахару, ни мяса, ни керосина (все деньги ушли на очередные расходы и одеяние с обувью) […] Понимаю, что вам всем, а тебе особенно – некогда, нет времени, но, черт меня подери, не к кому больше обращаться. А околеть здесь […] не хочется. Дело это надо устроить сегодня же и деньги переслать по телеграфу, потому что ждать дальше – значит голодать, а я и так истощен и болен[99].

Нужда моя растет по часам, я в отчаянном положении, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но… деньги, денег нет. Милая, если добудете денежки, шлите немедля телеграммой. Нет мочи ждать больше[100].

Правда, вначале оставались надежды на освобождение. Руководство партии приняло решение организовать побег для Сталина и его товарища по ссылке Я. М. Свердлова. Для этого тоже нужны были деньги, однако их все не присылали. Кроме того, о планах побега благодаря предателю Малиновскому была осведомлена полиция. В марте 1914 г. по приказу из Петербурга Сталина и Свердлова услали еще дальше, в маленькое поселение Курейка, недалеко от Северного полярного круга. Причем к каждому был приставлен индивидуальный надзиратель. Шансы на побег почти исчезли.

Для Сталина это был удар. В конце марта 1914 г. он отправил в Петербург рассерженное письмо, укоряя товарищей по партии за многомесячное молчание и требуя ясного ответа: будут ли деньги для организации побега[101]. Несколько недель спустя Сталин, однако, резко изменил свои намерения. В апреле он сообщал Малиновскому:

[…] Новый губернатор переводворил меня на дальний север и конфисковал полученные на мое имя деньги (60 р. в целом). Живем, брат… Кто-то, оказывается, распространяет слухи, что я не останусь в ссылке до окончания срока. Вздор! Заявляю тебе и клянусь собакой, что я останусь в ссылке до окончания срока (до 1917 г.). Когда-то я думал уйти, но теперь бросил эту идею, окончательно бросил[102].

Это письмо Сталина вызывает вопросы. Было ли твердо заявленное нежелание бежать из ссылки рассчитано на полицейскую цензуру? Выражал ли Сталин таким образом недовольство бездействием партийных товарищей? Или он действительно решил остаться в ссылке, осознав тщетность иных надежд? Учитывая, что вопрос о побеге более не поднимался, похоже, что Сталин действительно смирился с судьбой и решил отбыть ссылку до конца.

Несколько событий, случившихся в первые месяцы пребывания в Курейке, предопределили уклад новой жизни Сталина. Сначала он поссорился со своим единственным товарищем по ссылке и соседом по квартире Свердловым. О сути конфликта Свердлов в письмах на волю сообщал без особых подробностей: «Со мною грузин Джугашвили […] Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда […]»[103]. Некоторые другие свидетельства дополняют картину. По воспоминаниям А. С. Аллилуевой, сестры второй жены Сталина, он позже признавался, что под разными предлогами отлынивал от домашней работы, уборки, топки печи и т. д. Свердлову приходилось работать и за себя, и за товарища[104]. Аналогичные рассказы Сталина запомнил Н. С. Хрущев:

Сталин рассказывал: «Мы готовили себе обед сами […] Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. Большой специальности для этого не требовалось. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я ее назвал Яшкой». Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка и собака Яшка. «Так вот, – говорил Сталин, – Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на земляной пол, собака все вылижет, и все чисто. А тот был чистюля»[105].

Очевидно, что подобные бытовые проблемы не могли не вызвать ссору. Хотя не исключено, что у конфликта были и другие дополнительные причины. Б. С. Илизаров предполагает, что Сталин, страдавший в молодости туберкулезом, опасался вновь заразиться, поскольку у Свердлова туберкулез наблюдался в открытой форме[106]. В любом случае взаимная неприязнь была столь сильна, что Свердлов и Сталин не только переселились в разные дома, но даже перестали общаться. « Ты же знаешь, родная, в каких гнусных условиях я жил в Курейке. Товарищ, с которым мы были там, оказался в личном отношении таким, что мы не разговаривали и не виделись», – писал Свердлов некоторое время спустя жене[107]. Вскоре после разъезда Сталин поселился в доме сирот Перепрыгиных, пяти братьев и двух сестер. Сталин, которому тогда было 35 лет, судя по некоторым документам, вступил в интимные отношения с одной из сестер, 14-летней Лидией Перепрыгиной. Скорее всего, именно по этой причине между Сталиным и охранявшим его стражником вспыхнул конфликт. Дело доходило до драк. Полицейское начальство, однако, приняло сторону Сталина. Возможно, свою роль сыграло то, что полицейским приставом в Туруханском крае был в то время И. И. Кибиров, земляк Сталина, осетин по национальности. Нельзя исключить, что Сталин и Кибиров заключили своеобразное соглашение: в обмен на обещание не бежать из ссылки последовало смягчение режима. Сталина не только не привлекли к ответственности за проступки, но приставили к нему другого, более чем лояльного стражника М. А. Мерзлякова[108]. Много лет спустя, в 1930 г., Мерзляков, которого новые власти преследовали за службу в царской полиции, обратился за помощью к Сталину. «Прошу тов. Сталина, – писал он, – довести до сведения нашего сельсовета о том, что я действительно имел с Вами дружеские отношения во время службы в Туруханском и не делал противодействия […]». И Сталин действительно помог. В его ответном письме Мерзлякову давались лучшие из возможных рекомендаций: «[…] Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки […]»[109].

Пользуясь услужливостью Мерзлякова, Сталин устроился достаточно удобно, насколько это было возможно в ссылке у Северного полярного круга. Он продолжал сожительствовать с Лидией Перепрыгиной. По малодостоверным слухам, у них якобы родился сын[110]. В декабре 1930 г. два брата Перепрыгиных, Ион и Александр, арестованные за службу в белой армии, обратились к Сталину с просьбой о поручительстве. Они напомнили вождю о «прежней дружбе, которую Вы питали к нам», но ни словом не обмолвились о судьбе сестры. Сталин читал это письмо, но помог ли Перепрыгиным, из документов не ясно[111].

Располагая свободным временем, Сталин много рыбачил, охотился, ездил к товарищам по ссылке в соседние селения, принимал гостей у себя, участвовал в курейских пирушках. Его материальное положение несколько стабилизировалось. Главное – прекратились болезни. «Я живу как раньше. Чувствую себя хорошо. Здоров вполне – должно быть привык к здешней природе. А природа у нас суровая: недели три назад мороз дошел до 45 градусов», – бодро сообщал Сталин в одном из писем в конце 1915 г. [112]

Это было своеобразное существование, в котором проявились многие важные черты характера Сталина. Он был неприхотлив, не страдал от брезгливости и вполне приспособился к жизни в суровых условиях. В Курейке, где насчитывалось восемь домов и 67 жителей, Сталин был обречен на одиночество, во всяком случае интеллектуальное. Позже политические противники обвиняли Сталина в растительном существовании, недостойном революционера. «Тщетно стали бы мы искать каких-либо следов его духовной жизни за весь этот период одиночества и досуга», – писал Троцкий о туруханском этапе жизни Сталина[113]. Действительно, в собрании сочинений вождя зияет заметная дыра – ни одной статьи за четыре года, с начала 1913 до начала 1917 г.

Переписка Сталина, хранящаяся в архивах, рисует, правда, более сложную картину. В первый год, то ли надеясь на побег, то ли по привычке, Сталин пытался работать. Он написал новую статью по национальным проблемам и послал ее в журнал. Он просил у товарищей выслать книги, журналы и газеты. О работе над статьями и нужде в новых книгах Сталин периодически писал и в последующие годы ссылки[114]. Однако его энтузиазм, судя по всему, угасал. В 1914 г. произошло разоблачение Малиновского как агента охранки. Это был сокрушительный удар по партии большевиков в целом. На Сталине, который был дружен с Малиновским и пытался через него решать свои проблемы, этот громкий скандал отразился особенно болезненно. Дела шли все хуже. Статья, посланная в журнал, так и не была напечатана. Новых изданий товарищи не присылали, а денег на их самостоятельную выписку не было. В ноябре 1915 г., через два года после начала ссылки, Сталин в одном из редких писем Ленину так объяснял свою ситуацию: «Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? […] Вопросов и тем много в голове, а материалу – ни зги. Руки чешутся, а делать нечего»[115]. Сталин все реже контактировал с руководителями партии, находящимися в эмиграции, периодически жаловался в письмах, что они забыли его. Широко известны нелицеприятные для Сталина запросы Ленина, сделанные в 1915 г. разным лицам: «Не помните ли фамилии Кобы?»; «Большая просьба: узнайте […] фамилию «Кобы» (Иосиф Дж…?? Мы забыли)»[116].

В конечном счете положение Сталина было отражением общего положения дел в большевистской партии. Ее руководители прозябали кто в ссылке, кто за границей. Надежды, мечты и безуспешные попытки активизировать движение перемежались спорами и дрязгами между собой и с политическими оппонентами из других партий. Перспективы революции и личные судьбы революционеров оставались туманными. Как представлял свое будущее 38-летний Сталин, мы не знаем. Может быть, просто старался не думать об этом.