Живые против зомби. Пандемия в зените

– Привал? – Наставник оглянулся через плечо на Таню.

Девочка утвердительно кивнула:

– Угу. Есть давно охота. И в туалет.

– Война – войной, а обед – по расписанию. И остальное тоже.

Путники свернули на грунтовую дорогу. Легкое облако пыли тянулось за велосипедом. Хаимовичу приглянулась полянка с поваленной березой, и он съехал с накатанной колеи в поле. Под колесами зашуршала трава, двигаться верхом стало сложнее, то и дело попадались камни и кочки. Профессор слез с велосипеда и помог спрыгнуть Тане. Дальше они двинулись пешком, Альберт Борисович не спеша катил свой транспорт, придерживая его за руль, и внимательно глядел по сторонам. Девочка и собака шагали чуть позади. Ребенок подгонял пса прутиком, а Додж, не обращая внимания на легкие шлепки, весело бежал, виляя задом. Поравнявшись со сломанной березой, ученый положил велосипед на траву и осмотрел ближайшие кусты.

– Никого, можешь вон там сходить по своим делам, а я пока соберу хворост в роще.

Через пару минут Хаимович принес целую охапку сухих веток, а Таня за это время содрала немного бересты с поваленного дерева.

– Ух ты, приготовила растопку? Молодец, хозяйственная, – похвалил девочку наставник, – может, и костер сама разведешь?

Таня пожала плечами:

– Не знаю, я не умею…

– Люди всю жизнь чему-нибудь учатся. И постоянно что-то да не умеют. Умения без опыта и ошибок не бывает – это я тебе как ученый говорю, – профессор сложил маленький шалаш из веток, засунул в середину бересту, достал спички и задумался.

«Забавно, люди столько всего придумали и открыли, а лиши человека огня – и он станет слабым и беззащитным», – Альберт Борисович осторожно положил на землю водонепроницаемый пакет, в котором хранились спички. Это был самый надежный источник огня, и ученый его тщательно берег.

– Можно? – девочка протянула руку.

– Держи, – наставник передал ей коробок.

Таня чиркнула, вспыхнул яркий огонек, от неожиданности девочка испугалась и выронила спичку. Альберт Борисович недовольно поморщился, но по-отечески кивнул и сказал:

– Не бойся, попробуй еще. Когда она загорится, подставь ладошку от ветра и чуть наклони, чтобы пламя шло вверх, питаясь деревом.

Ребенок повторил попытку, но легкое дуновение затушило огонек до того как занялась кора. Удрученный потерей двух спичек, профессор дал еще один шанс. Таня сосредоточилась, как сапер, решающий, какой провод перерезать. Она чиркнула почти у самых веток и дрожащими пальцами поднесла пламя к бересте.

Появился черный дымок, тонкий край коры быстро свернулся и тут же вспыхнул. Огонек стал перескакивать с одной ветки на другую, жадно облизывая хворост.

– Получилось! Горит! – Засмеялась девочка и довольная собой, стала подкладывать в костер толстые ветки.

– Не торопись, огонь еще слаб, дай ему время разгореться. Он может не проглотить такую добычу… это все равно, что дать беззубому младенцу жареный кусок мяса, – Хаимович осторожно убрал большие палки.

Таня звонко захохотала, представив младенца, жующего стейк, но тут же умолкла и стала испугано озираться.

– А дым их не привлечет? – просила она уже настороженным тоном.

– Надеюсь, обойдется. Большой костер разжигать не будем, пока не ушли достаточно далеко от города. Тут вроде более-менее тихо.

– А где Додж? – девочка покрутила головой в поисках боксера.

Альберт Борисович коротко свистнул в пол силы. Это был условный сигнал, который знал пес. Прошла минута, но собака не появилась. Профессор свистнул еще раз уже громче. Вдруг люди услышали треск веток, кусты заколыхались, и из них выпрыгнул Додж.

– Ах ты, хитрюга! Напугал нас, – пожурила Таня питомца и дернула за обрубок хвоста.

Ученый потрепал любимца по голове и заметил:

– У него морда мокрая, видимо, где-то воду нашел. После привала прогуляемся в ту сторону, как раз надо будет наполнить флягу.

Хаимович достал курицу, которую предусмотрительно захватил, покидая гостиницу. Он ощипал тушку, опалил остатки перьев на огне, часть отделил для Доджа, а остальное решил запечь на углях. Подкрепившись, путники отдыхали, наслаждаясь безмятежностью летней березовой рощи. После обеда Хаимовича стало клонить в сон, а Таня развлекалась, тыкая веткой в муравьиную кочку. Пес, проглотив свою порцию, решил еще поохотиться в траве за ящерицами и мышами.

– Ладно, пора двигаться, а то что-то глаза слипаются, – Альберт Борисович широко зевнул, потянулся и потряс головой, пытаясь взбодриться.

Затушив остатки костра и собрав вещи, люди и собака пересекли рощу и вышли к широкому полю. Впереди виднелся лесок. Шоссе осталось справа, но из-за деревьев его не было видно.

– Додж, ну и где ты тут воду нашел? – спросила Таня, озираясь по сторонам. Но пес, не обращая внимания на вопрос, сосредоточенно принюхивался, обследуя траву.

– Да, местность не самая водянистая, – хмыкнул наставник, – может быть, ручей где-то по пути не заметили… ладно, пойдем вперед, к тому лесу.

Солнце выглянуло из-за облака и стало припекать все сильнее. Хаимович неторопливо толкал велосипед вперед, изредка вытирая пот и отмахиваясь от надоедливых насекомых. Велик с неохотой катился по полю, шурша спицами о высокую траву. Неожиданно профессор остановился.

– Странно, – сказал он вполголоса.

Девочка вопросительно посмотрела на наставника:

– Что?

– Смотри, трава тут примята и как будто выжжена, а вон там – сочная зеленая и мне почти по колено, – объяснил свое замешательство Альберт Борисович.

Таня присмотрелась. Действительно, невооруженным глазом можно было различить границу в том месте, где трава как будто выгорела. Это был довольно большой участок, на котором они как раз стояли.

– А что это значит? Это плохо? – тоже понизив голос, почти шепотом спросил ребенок.

– Плохо или нет, но мне тут не нравится, нехорошее у меня предчувствие. Давай подумаем, что тут было? Чей-то лагерь? Но место не очень логичное, лучше в лесу, тут до него рукой подать. Толпа зараженных вытоптала траву? Но тогда должны остаться следы, куда они ушли. Взлететь же они не могли, – Хаимович положил велосипед и пошел вдоль границы «выгоревшего» места в поисках тропинки, по которой могли уйти каннибалы или люди. Ученый, поглощенный своими мыслями, ненадолго забылся и разговаривал сам собой.

– Может, уйдем тогда отсюда? Вернемся на дорогу? – предложила Таня.

– Воды мало, мне кажется, в том лесу может быть ручей…, – колеблясь, ответил наставник.

– Вам же с велосипедом неудобно идти, по асфальту легче и быстрее. А если увидим мост – значит, под ним река или ручей неподалеку. Там и наберем воды, – продолжала настаивать на своем девочка.

– Хм-хм…, а сколько тебе лет, говоришь? – прищурился Альберт Борисович, почесав бороду.

– Семь, скоро восемь. Этой осенью я должна была идти во второй класс.

– Я бы тебя сразу в пятый перевел, ты хорошо соображаешь. Ладно, черт с ним, с этим лесом. И поляна еще эта странная, пошли назад…

Через тридцать минут профессор и Таня уже катились по ровному шоссе. Каждый час они останавливались на короткий привал. Во время отдыха Хаимович просто лежал около обочины, вытянув уставшие ноги. Ему хотелось снять берцы, которые были на размер меньше, но осторожность не позволяла. Таня сидела рядом в качестве дозорного, держа Доджа за ошейник, чтобы он не убежал далеко в самый неподходящий момент.

– Часа три до заката, наверное. А нам так и не попалось ни одной речушки, ну и дела, – устало сказал Альберт Борисович, с усилием налегая на педали, чтобы преодолеть очередной подъем, – после следующего привала будем искать место для ночевки.

– А нам еще долго ехать?

– Минут двадцать, потом отдыхаем.

– Нет, я про дру… другое, – Таня подпрыгнула в детском кресле, из-за того что профессор наехал на кочку, – когда мы вообще приедем на новое место?

– Недели через три-четыре, может раньше, может позже, но до осени должны добраться, – прикинул в уме наставник.

– Так долго…, – удивленно протянула малышка.

– Это я приблизительно, с запасом назвал срок. Всякое может случиться. Найдем что-то стоящее поближе, подумаем. Главное – подальше от людей.

Было еще светло, но уже чувствовалось приближение вечера. Новосибирск остался позади, пару раз по дороге встретились небольшие поселки. При виде жилых домов, Хаимович начинал быстрее крутить педали, чтобы проскочить обжитые места. Но всё как будто вымерло, даже ни одного зомби не показалось в округе. Прошло чуть меньше двух часов с тех пор, как путники миновали очередную деревушку, сейчас впереди виднелись только поля и леса.

– Ну все, пора привал устраивать, разобьем лагерь за теми деревьями и воду поищем, – сказал профессор притормаживая у обочины.

Люди и собака свернули с трассы, пересекли молодой березняк и увидели овражек, на дне которого росла одинокая кривая осина. В нем Альберт Борисович спрятал велосипед, чтобы не тащить его через все бездорожье.

– Вот так… думаю, никто тут не найдет наш транспорт. А место приметное, завтра легко отыщем, – сказал ученый, запоминая окрестности.

Странники углубились в лес и неожиданно вышли к берегу небольшого озера.

– Отлично, это нам и колодец и ванная… вода вроде на вид чистая, но лучше прокипятить… давай только сначала место для ночевки обустроим.

Таня очень обрадовалась и даже затанцевала:

– Супер! Я так хочу помыться.

Люди разбили лагерь и развели костер. Альберт Борисович вручил девочке мыло и отправил с Доджем на озеро заниматься водными процедурами. Пока малышка и собака плюхались в воде, профессор собирал разные душистые травы для чаепития.

Утолив жажду и согревшись после купания, Таня стала смотреть на огонь и щуриться от его жара.

– Пойду теперь я окунусь и вещи наши постираю, а потом ужин сварим. Вы с Доджем – ни на шаг от костра, если кого увидишь – сразу ко мне беги.

Хаимович взял грязную одежду, оружие, котелок и направился к озеру. Он быстро разделся и окунулся с головой. Затем намылился и потер тело пучком травы вместо мочалки. Но долго плескаться не было времени, и профессор занялся стиркой.

Оставшись один, ученый вдруг поймал себя на мысли, что относится к Тане уже не как к чужому ребенку. Он почти чувствовал с ней родственную связь, как будто был ее настоящим отцом. В голове всплыли воспоминания того дня, когда пришлось убить ее родителей, как он колебался, размышляя, взять ее с собой или нет. Казалось, это было в прошлой жизни. Альберт Борисович так привязался к девочке, что когда представил будто ее нет, вдруг ощутил сильную тоску. Он хотел бы отвести ее в парк аттракционов, купить сладкую вату или что там обычно покупают детям, сводить в цирк, аквапарк, помогать с домашним заданием – то есть делать всё то, что делают примерные отцы. Но вместо этого приходилось учить выживать в лесу и убивать зомби.

Хаимович даже оцепенел, погрузившись в свои размышления. Он понял, что этот ребенок изменил его. И это даже напугало профессора. Он начал осознавать ужас последствий своих действий. В этот момент заныла старая рана на голове, и боль стала пульсировать в затылке.

«Это я сегодня, наверное, перегрелся на солнце», – решил ученый и даже рассердился на себя за эти сентиментальные мысли. Он набрал воды в котелок, взял в охапку мокрые вещи и развесил их на ветках рядом с костром.

– А я еще дров пособирала, – гордо объявила девочка, увидев наставника.

– Я же просил никуда не отходить, – недовольно пробурчал Альберт Борисович.

– Я тут рядом, мы с Доджем…, – не понимая, в чем провинилась, грустно пролепетала малышка.

– С Доджем- Доджем, тоже мне защитник нашелся… ладно, давай есть готовить, – настроение профессора вдруг резко испортилось, и он принялся ворчать.

Вскоре в котелке сварились макароны. Наставник снял пробу, слил воду и добавил банку тушенки. Затем посыпал солью и специями. Скитальцы сытно поужинали, и настроение у Хаимовича стало улучшаться.

Сегодня место для стоянки оказалось очень удачным. Огонь развели рядом с поваленной березой, которую ураган сломал у самого основания. Когда костер догорел, профессор сдвинул угли вплотную к лежащему дереву. А на прогретой земле сделал подстилку из травы и веток для ночевки. От жара углей ствол стал медленно тлеть, ученый подкинул еще немного веток.

– Ложись здесь, бревно будет перегорать всю ночь, рядом с ним теплее спать, – объяснил он Тане свою задумку, – нам предстоит еще долгий путь, за это время ты пройдешь экспресс-курс выживания в дикой природе. В новом мире это очень ценный навык, возможно, даже ключевой. А грамматике и математике я тебя научу не хуже, чем в школе.

Девочка легла на подстилку, повернувшись спиной к тлеющей березе. Она попросила достать из рюкзака серого плюшевого зайца и крепко прижала его к себе. Эта невзрачная игрушка сейчас стала одной из главных ценностей малышки, она напоминала о доме, маме и папе. Профессор накрыл ребенка пледом, который захватил из гостиницы, а сам сел рядом, прислушиваясь к звукам ночи.

Неподалеку в озере раздавался плеск рыбы, сверчки стрекотали в траве, а в небе изредка мелькали силуэты летучих мышей. Таня быстро уснула и безмятежно посапывала. Альберт Борисович подложил под голову рюкзак и негромко захрапел. Додж свернулся калачиком под боком хозяина.

Над головами путников все ярче мерцали холодные белые звезды и, словно подражая им, на стволе тлеющей березы мигали красные огоньки.

Эпизод 25. Изгой. Свобода. Смерть

Когда Лев Николаевич пришел в себя, то стал судорожно соображать в голове план действий. Наземная часть убежища была замаскирована под «Центр наблюдения за космическими телами», проще говоря, под обсерваторию. Комплекс состоял из башни с телескопом и нескольких хозяйственных блоков. Кроме того, на территории центра располагались вертолетные площадки и ангары, где сейчас стояла техника. База была обнесена высоким забором и территория охранялась с помощью системы трехмерного сканирования.

Люк, через который выбрался президент, служил частью системы экстренной эвакуации и вел за территорию центра на случай, если по комплексу будет нанесен ракетный удар или обсерватория окажется захвачена неприятелем.

Лев Николаевич осмотрел высокий забор, понимая, что не сможет его преодолеть, а даже если и сможет, то система сканирования тут же сигнализирует об этом на пульт в подземный бункер. И что ему это даст? Ничего, по крайне мере хорошего.

Он вспомнил слова своего друга – китайского лидера Тао Хуна, который любил повторять: «терпение, только терпение. Время – друг тем, кто умеет ждать». Поэтому президент решил держаться поближе к люку и спрятался за кустарником.

К обеду небо затянула плотная облачность, и стал накрапывать мелкий дождик. К вечеру над головой изгоя сгустились темные тучи, а ночью разразилась яростная гроза. Несколько часов дождь и ветер хлестали без остановки. Укрыться было негде, и Лев Николаевич, не в силах ничего сделать, пережидал ненастье, стуча зубами. Президент не мог спать, замерз и промок до нитки, но под утро силы покинули его, и мужчина отключился.

С восходом солнца небо расчистилось, и от ночной грозы не осталось и следа. Изгнанник открыл глаза, поднялся и принялся отжимать одежду. Его новая голубая рубашка поло была вся в пятнах от земли и травы. Легкие серые брюки покрылись грязью, а светлые кожаные мокасины пропитались влагой и хлюпали при каждом движении. Когда вещи подсохли, Лев Николаевич облачился в свой наряд и с иронией отметил, что стал похож на бомжа, который нашел на помойке пакет изношенной одежды из дорого бутика. Впрочем, президент признавал, что от бомжа он сейчас мало чем отличался.

Быстро теплело, и вскоре изгой согрелся и даже немного приободрился. Он подошел к люку и свободно открыл его:

– Хм, значит, они даже не попытались закрыть за мной выход. Странно. Провоцируют вернуться? Ну, проверим.

Лев Николаевич спустился по лестнице в подземный туннель и дошел до ворот в буферную зону. Они были заперты, пытаться открыть их голыми руками было бесполезно. Президент пошел обратно, выбрался на поверхность и стал размышлять. Его надежды на контрреволюцию таяли с каждым часом, он понимал, что хунта скорее перестреляет всех жителей убежища, чем захочет потерять власть.

– Под лежачий камень вода не течет, надо найти оружие и союзников, и тогда я вернусь за сыном, – пробормотал мужчина и зашагал вдоль забора. Ему пришлось обойти большую часть периметра, чтобы найти подъездную дорогу к обсерватории. Лев Николаевич доверился судьбе и направился по асфальту прочь от убежища.

«Центр наблюдения за космическими телами», под которым находился правительственный бункер, располагался в предгорье Кавказа. К нему подвели хорошую дорогу, по которой, впрочем, почти никто не ездил, так как места вокруг были малолюдные.

Президент миновал пустующий пост охраны на подъезде к обсерватории. Солнце поднималось все выше, и с каждым часом идти становилось жарче и тяжелее. Лев Николаевич вдруг ощутил сильный спазм в животе. Он не ел больше суток, но из-за стресса вчера даже не чувствовал голода.

Спустя полчаса в стороне от дороги мужчина увидел заброшенные виноградники. Трава опутывала старые лозы, которые стелились по земле. Президент нашел несколько зеленых ягод, но на вкус они оказались отвратительными и только усилили голод. Еще через час Лев Николаевич заметил фруктовые сады. Абрикосовые деревья сбрасывали перезревшие плоды, которые никто не собирал.

Мужчина накинулся на фрукты, ему казалось, что вкуснее в жизни он ничего не ел. «Хм… удача начинает мне улыбаться, места тут плодородные, с голоду не умрем», – мелькнуло в голове у изгоя. Президент сел передохнуть, прислонившись к стволу абрикосового дерева.

Безмятежный пейзаж обманывал сознание. В такие минуты могло показаться, что эпидемия, изгнание, потеря родных – это всего лишь страшный сон. Мир был прекрасен, природа благоухала, легкий ветерок освежал от дневной жары.

Лев Николаевич пытался придумать какой-то план. Он плохо знал эти места и помнил, что ближайший крупный город – это Сочи. Впрочем, «ближайший» было понятие весьма условное, так как правительственное убежище строили подальше от людских глаз и далеко от больших поселений, хотя и не совсем в глуши. Президент был уверен лишь в одном: раз дорога идет вниз, то рано или поздно приведет его к морю. А там могут быть люди, пропитание и помощь. В то же время, вспоминая толпы зараженных на улицах Москвы, он понимал, что крупных городов нужно избегать.

Выбравшись из-под уютной тени абрикосового дерева, изгнанник побрел наугад. Через несколько часов Лев Николаевич добрался до перекрестка. Второстепенная дорога, по которой он шел, примыкала к узкому шоссе.

– Так, куда же повернуть? – мужчина устало посмотрел сначала в одну, а потом в другую сторону, – да какая разница, пойду направо.

Лев Николаевич давно отвык преодолевать такие расстояния на своих двоих. Он чувствовал, как ныла спина и гудели ноги, при этом понимая, что только в начале своего пути, и самое трудное еще впереди. От этого было еще тяжелее.

Главная дорога тянулась между отвесной скалой, которая возвышалась справа и резким уклоном по левую руку. Внизу рос густой лес, через который ничего нельзя было разглядеть. Президент с опаской поглядывал на крупные камни, торчавшие из скалы, которые, на его взгляд, могли в любую минуту сорваться вниз.

И вскоре его подозрения оправдались. Впереди половина дороги была завалена грязью и булыжниками. Ночная гроза не прошла бесследно для этих мест, вызвав небольшой оползень. Мужчина без труда преодолел препятствие и увидел затяжной подъем. Шоссе ползло в гору через перевал, теряясь за выступом скалы.

Лев Николаевич чувствовал, что с каждым шагом ноги как будто наливаются свинцом. Рубашка пропиталась потом и прилипла к телу, во рту пересохло, и жажда стала мучить его еще сильнее, чем недавний голод. К счастью, вскоре впереди показалась расщелина, на дне которой тек небольшой ручей.

Президент с трудом спустился к воде, ободрав руки и больно ударившись коленом о камень. Напившись и освежившись, он почувствовал, как силы вновь стали к нему возвращаться. Спустя несколько часов, изгнанник, наконец, преодолел перевал. Ландшафт стал более равнинный, и человек заметил впереди на дороге какое-то светлое блестящее пятно. Президент зашагал чуть быстрее и вскоре понял, что это микроавтобус или какой-то грузовичок.

Приблизившись, мужчина увидел, что перед ним старенький «Форд» – дом на колесах, на которых семьи или большие компании выбирались в путешествие на природу. Водительская дверь оказалась приоткрыта, в кабине никого не было. Ключей обнаружить также не удалось. Зато на сиденье и стекле виднелись следы крови. Президент попытался представить, что тут произошло: «Скорее всего, на водителя напали. Но тела нет… куда он мог деться?»

Лев Николаевич обошел фургон и увидел дверцу в жилой отсек. На ручке также остались следы запекшейся крови. Вход был не заперт, и президент осторожно заглянул внутрь. Первое, что он ощутил – это неприятный запах чего-то тухлого. В левой части располагалась кухонная зона, а в правой стояла двухъярусная кровать. На ней лежали три неподвижных тела: внизу женщина, а вверху двое детей.

От скрипа дверцы люди очнулись, и президент услышал тихое ворчливое рычание и слабое голодное поскуливание. Мужчина уже хотел убежать, но заметил, что зараженные связаны прочными веревками. Они не могли двинуться с места и лишь злобно смотрели на чужака. Тогда Лев Николаевич забрался в фургон и решил осмотреть кухню. Он нашел несколько ножей и выбрал самый большой.

– Ну, хоть какое-то оружие, все не с пустыми руками, – обрадовался изгнанник и крепко сжал в руке холодную стальную ручку.

Между тем солнце уже сползло к горизонту, автодом казался отличным вариантом для ночевки, вот только спать в компании трех зараженных президенту совсем не хотелось. Он колебался. Можно было просто зарезать этих инфицированных и выбросить на обочину. С другой стороны, если водитель и отец семейства жив и вернется в фургон? Тогда простыми извинениями уже не отделаться.

«В конце концов, мне нужно укрытие только на одну ночь, сойдет и кабина», – решил Лев Николаевич и открыл маленький холодильник. Внутри оказалось целое богатство для голодного путника: две палки сырокопченой колбасы, свежие помидоры, зелень, сыр, минеральная вода и бутылка красного испанского вина. У холодильника был автономный источник питания, рассчитанный на неделю бесперебойной работы, поэтому продукты отдавали приятной прохладой.

Президент забрал одну палку колбасы, отрезал немного сыра, взял овощи и бутылку минералки. Затем покрутил в руках вино и задумчиво прикусил нижнюю губу:

– Пить или не пить – вот в чем вопрос? Нет, оставим до лучших времен, голова сейчас должна быть ясная.

Он прихватил нож, продукты, воду и выбрался из фургона. Изгнанник обошел машину и сейчас только заметил, что номера на автодоме московские. Лев Николаевич посмотрел по сторонам и не обнаружил ничего подозрительного. Он забрался в кабину, заблокировал двери и, наконец, расслабился. Расположившись в пассажирском кресле, президент порезал колбасу, сыр и овощи, разложил их на панели приборов и начал трапезу. Проглотив ломтик колбасы, он задумался, вздохнул и выбрался из машины. Через пару минут Лев Николаевич уже запивал ужин вином из бутылки.

– В конце концов, надо снять стресс, – убеждал он сам себя, оправдывая эту мимолетную слабость.

Вкусно подкрепившись, человек снял мокасины и улегся на сиденьях. Он думал о сыне и пытался разработать план, как проникнуть в убежище. Но президент понимал, что все его усилия могут быть напрасными, если он заразится. Мужчина почувствовал, как запершило в горле и кашлянул в кулак. Он потрогал лоб и глубоко втянул носом воздух. Пока никаких симптомов не проявлялось. Лев Николаевич смотрел через лобовое стекло на темнеющее небо и незаметно для себя отключился.

Внезапно президент очнулся от какого-то стука. Ему показалось, что ночь прошла, и за окном уже утро. Но это был все тот же вечер, он проспал всего чуть больше часа. Изгнанник услышал еще несколько ударов и хлопков по кузову: «Кто это? Хозяин машины вернулся? Что делать?»

Президент осторожно приподнялся, выглянул в окно и тут же сполз обратно. Дом на колесах окружили зомби.

«Дьявол, откуда они взялись?!» – мужчина оцепенел от страха, руки и ноги стала бить мелкая дрожь. Лев Николаевич старался успокоиться и не шевелиться. Вдруг в стекло водительской двери ударила костлявая рука и медленно сползла вниз, оставив грязный след.

Автодом оказался на пути у мигрирующей группы зараженных. Больше сотни особей прочесывали эти места в поисках добычи. На рассвете они окружили в лесу небольшую группу из семи человек. Дозорный уснул, и зомби разорвали людей, не оставив им шансов на спасение. Пища придала каннибалам сил, и они двинулись на поиски новых жертв.