Завещание старого вора

– Трудно сказать, – честно признался майор Бережной. – Но уже ясно, что дело будет непростым.

– Труповозка приехала, – объявил Трубачев.

– Задержались они сегодня, – неодобрительно проговорил Бережной, чувствуя, что очень устал. – Давайте берите носилки и аккуратно выносите трупы.

Глава 3

Больше не задерживаю

Январь 1944 года

Старший майор Александр Михайлович Урусов возглавлял Управление Рабоче-крестьянской милиции по Свердловской области уже довольно давно, с тридцать восьмого года. Он отличался трудолюбием и благополучно поднимался по ступеням карьерной лестницы.

Когда в декабре сорок третьего года его вызвали в Москву, в Наркомат внутренних дел, Урусов не особенно удивился. Кроме совещаний, требующих личного присутствия, ему приходилось решать еще массу текущих дел, в том числе и в столице. Вдобавок он всегда был рад увидеть своего тезку и земляка Александра Михайловича Трубочникова, работавшего прежде по соседству, в Челябинской области. С этим человеком, теперь ставшим большим начальником, его связывали крепкие дружеские отношения.

Он перешагнул порог наркомата и направился прямо к нему в кабинет.

Трубочников его уже ждал.

– Здравия желаю, товарищ комиссар третьего ранга! – четко проговорил старший майор Урусов.

– Здравствуй, Саша, – сказал Трубочников и пожал руку гостя. – Присаживайся. – Когда тот сел, хозяин кабинета продолжил: – Давай не будем терять время на долгие предисловия. Я хочу, чтобы ты прочитал вот этот приказ. – Он пододвинул к нему тонкую папочку с двумя листками бумаги. – И сразу идем на совещание, на которое ты тоже приглашен.

– Что за тема?

– Сейчас по всей стране наблюдается всплеск преступности. Наша задача – противостоять этому всеми возможными методами. Руководство допускает, что допустимы самые крайние меры. Вплоть до расстрела на месте, если таковые преступления идут против социалистической собственности, угрожают жизни и здоровью советских граждан.

– Как это было в сорок первом в Москве?

– Именно так. А ведь военное положение в стране пока еще никто не отменял. Ладно, ты читай.

Урусов внимательно прочитал приказ наркома о назначении его на должность начальника уголовного розыска города Москвы с присвоением ему звания комиссара милиции третьего ранга. Он закрыл папку и вернул ее Трубочникову.

– Не возражаешь, комиссар милиции третьего ранга товарищ Урусов? – поинтересовался тот.

– Как же я могу возражать, когда приказ уже подписан? – с улыбкой проговорил Урусов. – Хотя признаюсь, для меня такое назначение очень неожиданно. Другой регион, практически незнакомый. В Москве я только в командировках бывал. Тут есть свои особенности, ответственности больше. Все-таки столица.

– Ничего, справишься! Руководство решило, что на эту должность ты подходишь больше, чем другие кандидаты. А их было немало. Начальству, как ты знаешь, всегда виднее. Так что не обессудь.

– Когда мне принимать дела?

– Время играет против нас. Преступники наглеют, становятся все более дерзкими, жестокими. С ними надо бороться. Поэтому я даю тебе два дня! Это самое большее. Квартира служебная для тебя уже готова. Выделили из резерва, вот держи. – Трубочников протянул Урусову связку ключей, стиснутых крепким металлическим кольцом. – Никакой мебели везти не нужно, она уже вся обставлена. Уверен, что квартира понравится и тебе, и твоей семье. А сейчас давай пройдем в актовый зал. Там уже народ собрался. Время дорого.

Через двое суток Урусов приехал в Москву. В этот же день он позвал в свой кабинет на оперативное совещание начальников отделов с докладами о состоянии дел в городе. Новый руководитель Московского уголовного розыска был знаком этим людям. Временами они пересекались в наркомате на совещаниях, обменивались мнением о преступлениях, совершаемых в регионах и в столице, делились информацией по разыскиваемым правонарушителям. Но никто из высокопоставленных сотрудников МУРа даже предположить не мог, что Александр Михайлович Урусов станет их непосредственным начальником. Одно дело встречаться где-то накоротке и по-приятельски общаться, совсем другое – перешагивать порог его кабинета в качестве подчиненного.

О том, какой Урусов начальник, никто из людей, присутствующих на совещании, понятия не имел. Им следовало проявить некоторую сдержанность. По этой причине возникла скованность в общении. Даже те начальники отделов, которые в прежнее время обращались к нему по-дружески, теперь перешли на официальное «товарищ комиссар третьего ранга». Чин генеральский, требует должного уважения. Но Александр Михайлович держался просто, давал возможность высказаться руководителям всех подразделений МУРа.

Первым делал доклад начальник отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Он отметил, что за последние месяцы число подобных преступлений значительно выросло.

За ним докладывал начальник отдела, занимавшегося раскрытием афер и мошенничества, связанных в том числе и с банковской сферой. Как выяснилось, в Москве за последнее время появилось много людей, выдававших себя за фронтовиков, стремившихся по поддельным наградным документам получить выплаты за медали и ордена.

Последним докладывал майор Бережной, начальник отдела по борьбе с бандитизмом. Он откровенно, не особенно выбирая выражений, рассказал, что за последнее время число тяжких преступлений заметно увеличилось. Очень много оставалось висяков, среди которых грабежи и убийства.

Комиссар милиции третьего ранга товарищ Урусов сперва лишь хмурился, а потом не выдержал и задал вопрос:

– С чем вы связываете увеличение числа преступлений?

– Напрямую это связано с уходом на фронт наших наиболее подготовленных кадров. Им на смену пришла молодежь, еще не успевшая набрать должного опыта. Еще одна из главных причин увеличения числа преступлений – это большое количество оружия, находящегося на руках у населения.

– Откуда берется это оружие?

– Бо́льшая часть его была оставлена на полях сражений и подобрана там. Немало стволов привозят с передовой фронтовики.

Начальник управления неодобрительно постучал карандашом по стулу. Была у него такая скверная привычка.

– Вы можете обозначить самые криминогенные районы Москвы? – спросил он.

Майор Бережной подошел к карте, висевшей на стене, взял указку, стоявшую в углу.

– Марьина Роща, Вахрущенка, Даниловская застава. Данные районы и раньше входили в число криминогенных, этим нас особенно не удивишь. Но в последнее время самым проблемным местом в столице сделался Тишинский рынок, или Тишинка, как по-простому говорят москвичи. Я бы хотел его выделить особенно. Там царит самый настоящий разбой! Дня не проходит, чтобы на рынке не было совершено ограбление или не произошло какое-нибудь другое серьезное ЧП. Бандитские шайки отбирают у москвичей даже продуктовые карточки, обрекают на голодную смерть целые семьи.

– Картина получается удручающая, прямо скажу, – заявил комиссар третьего ранга. – Сделаем вот что. Приказываю каждому отделу в трехдневный срок подготовить предложения по улучшению нашей работы. В ближайшее время мы должны сломать хребет преступности в Москве и по всему Подмосковью. Задание понятно? Если так, то возвращайтесь к работе. Наш разговор закончен.

Офицеры дружно поднялись и потянулись к выходу. Впечатления от нового начальника у них были самые противоречивые. Но в том, что он свое дело знает, сомнений не было ни у кого.

Майор Бережной выходил последним. Он задержался у самого порога, пропустил остальных участников совещания.

Когда дверь закрылась, Ефим Григорьевич повернулся к Урусову, сделавшемуся вдруг напряженным, и отчеканил:

– Товарищ комиссар третьего ранга, разрешите обратиться.

– Обращайтесь, товарищ майор, – угрюмо произнес Урусов и приподнял голову.

– Я подавал рапорт об отправке на фронт, – произнес майор Бережной. – Мне хотелось бы, чтобы он был удовлетворен…

– Знаю, – перебил его комиссар третьего ранга. – Ты уже три раза его подавал. Меня об этом уже известили, сказали, что ты и дальше будешь подавать рапорта, не успокоишься. Вот только я никак не думал, что это произойдет в первую же нашу официальную встречу.

– Товарищ комиссар третьего ранга…

– Ты меня послушай, майор, не перебивай! – Урусов добавил в голос некоторой строгости, выдержал должную паузу и продолжил с жестковатыми нотками: – Многим из нас хотелось бы попасть на фронт и бить фашистов, да только мы понимаем, где сейчас нужнее. Кем ты там будешь? Скорее всего, замполитом. Их в Красной армии много, а вот таких опытных сыскарей, как ты, по пальцам можно пересчитать. Или ты думаешь, что без тебя немцев не разобьют?

– Разобьют, конечно, товарищ комиссар третьего ранга. Мы осиновый кол им в гроб вколотим, но дело в том…

– А тут кто будет всех этих гадов вылавливать? Кому прикажешь молодежь учить? Мы буквально обескровлены, лучшие кадры сейчас на фронтах, а бандиты этим пользуются, все больше наглеют! Ты ведь сам только что об этом говорил. У нас здесь тоже не медом намазано. Ты сводки за последние сутки читал?

– Читал.

– И что скажешь?

– Радостного мало.

– Все так и есть. Только за последние сутки в перестрелках убиты пятеро наших сотрудников! Не берусь утверждать, что завтра их будет меньше. Бандиты стреляют из-за угла, бьют в спину. Я не знаю, как мне вдовам в глаза смотреть, что матерям сказать. Здесь, в тылу, тоже идет самая настоящая война. Ты подготовлен к ней лучше, чем кто-либо другой. Надеюсь, ты меня понял, товарищ майор, и давай больше не будем заводить разговор на эту тему. Все ясно?

– Так точно!

– Тогда я тебя больше не задерживаю.

Глава 4

Государственная тайна

14 июля 1944 года

На следующий день после гибели семьи Серебряковых, ровно в десять часов утра в кабинет майора Бережного пришла домработница Дарья. Сейчас она выглядела не в пример лучше, была собранной. На щечках, по-девичьи пухленьких, даже проступил легкий румянец. В прошлый раз рассмотреть ее как следует Ефиму не удалось. Слишком она была напугана, выглядела бледной, лицо ее искажал откровенный страх.

Зато сейчас Бережной смог увидеть, что барышня мила, весьма женственна, ухоженна. Ее крупные выразительные глаза с темными точечками на радужке смотрели на него внимательно и даже как-то строго.

– Как вы себя чувствуете? – с сочувствием спросил майор Бережной. – На вопросы сможете отвечать?

– Мне уже лучше. Смогу, – отвечала Дарья, однако подбородок ее при этом слегка дрогнул.

В какой-то момент майору Бережному показалось, что она сейчас расплачется, но нет, ничего такого не произошло. Девушка сумела сдержаться. У Ефима возникла уверенность в том, что разговор теперь пойдет куда более продуктивно, чем в прошлый раз.

– Давайте вернемся к началу нашей беседы, – сказал он. – Много ли вещей пропало?

– Из одежды как будто ничего не исчезло. – Дарья пожала плечами. – А вот украшения Ларисы Васильевны пропали.

– А вы можете описать пообстоятельнее, что у нее было?

– Они были люди небедные, – перебирая узкий ремешок кожаной сумочки, произнесла девушка.

Было заметно, что она еще не отошла от вчерашнего эмоционального удара. На хорошеньком лице оставались глубокие следы переживаний.

– Могли многое себе позволить. Например, была золотая брошь с изумрудом. Лариса Васильевна любила на вечернее платье ее прикалывать, когда в театр ходила.

Убитую хозяйку сотрудники уголовного розыска нашли именно в вечернем платье, вот только броши на нем не оказалось.

– Что еще можете сказать? – спросил Бережной и записал показание.

– Браслеты у нее были золотые, цепочки разные, – продолжала Дарья. – Колечки всякие с камушками. Их я тоже не увидела. Например, кольцо золотое было. От него три крохотные веточки отходят, и в каждую из них по нескольку бриллиантиков вделано.

Майор Бережной быстро записывал все, что говорила девушка, старался не пропустить ни слова.

Адвокат действительно был человеком небедным. По нынешним временам перечисленные украшения считались настоящим богатством. Криминальная обстановка в Москве за последние месяцы значительно ухудшилась. Преступники убивали людей просто за потертое пальто, за старое платье, а тут такие сокровища!

Неделю назад в Марьиной Роще сгорел дом, в котором погибла семья из шести человек. Поначалу следователи посчитали, что пожар возник из-за небрежного обращения с примусом или керосинкой. Может быть, где-то пробило проводку и произошло самовозгорание. Такое в Москве случалось нередко. Оставили люди керосиновую лампу без присмотра, а она возьми и опрокинься на деревянный пол. Вот вам и пожар!

Но правда выяснилась через пару дней. Соседские мальчишки, игравшие в футбол, случайно закинули мяч под порог сгоревшего дома, а когда его доставали, обнаружили мешки с одеждой. Пальто, платья, брюки – все старое, ветхое. Все эти вещи принадлежали сгоревшей семье.

Очевидно, преступники не сумели унести все награбленное рванье и спрятали под порогом то, что осталось, чтобы забрать позже. Возможно, что так и произошло бы. Никто никогда не узнал бы об убийстве шести человек, если бы не тот злополучный мяч, закатившийся под порог.

– А вы знаете, что хранилось в тайнике под полом? – спросил Бережной и внимательно посмотрел на девушку.

В ее крупных глазах неожиданно вспыхнул испуг.

– Нет, – довольно резко произнесла Коваленкова. – На этом месте всегда стояло кресло. На нем часто сидел Глеб Сергеевич. Я даже не знала о тайнике.

– Понятно. А вы не могли бы сказать, что за народ приходил к Серебряковым? Может, помните имена или фамилии этих людей, вам известно, где они живут или работают?

Девушка опять пожала плечами и проговорила:

– К ним редко кто приходил. Разве что соседи иной раз забегали: то посуду попросить, чтобы гостей своих хорошо встретить, то соль. Так, по хозяйству. Это всегда и у всех бывает. – Домработница вдруг запнулась, чуть помолчала, потом продолжила: – Хотя иногда приходили какие-то странные личности, но это уже по работе. Глеб Сергеевич ведь в адвокатской конторе служил, разных людей защищал, иногда не самых хороших.

– А вы не могли бы сказать, как они выглядели?

– Глеб Сергеевич их сразу в другую комнату уводил и подолгу с ними разговаривал, – отвечала девушка. – А потом мне ведь это без надобности было. Мне своих дел всегда хватало выше головы.

– Да, все так. А вы каждый день у Серебряковых работали?

– Почти каждый, – охотно откликнулась домработница.

– А вы знаете о том, что хозяйка хотела вас рассчитать?

– Мне это неизвестно.

– А почему вас не было в квартире в день убийства? – Майор Бережной пристально посмотрел на свидетельницу.

Он хотел задать этот вопрос нейтральным голосом, как самый банальный, не имеющий отношения к делу, но получилось с некоторым упреком. Дескать, вот вы сейчас живы, а хозяева ваши мертвы.

Подбородок у Дарьи Коваленковой дрогнул. В какой-то момент Ефиму даже показалось, что она готова разреветься в два ручья, заголосить громко, по-бабьи, и тогда успокоить ее будет сложно. Бережному сделалось неприятно за собственную бестактность. Прошла долгая минута, прежде чем свидетельница сумела справиться с собой.

Она приподняла подбородок и уверенно отвечала:

– Я отпросилась у Глеба Сергеевича заранее. Мне нужно было встретить родственницу на вокзале.

– Встретили?

– Да.

– А откуда она приехала?

– Из Ярославля. Она ни разу не была в Москве и попросила, чтобы я показала ей город. Конечно, он сейчас не тот, что был до войны, но все равно красивый.

– А как ее зовут?

– Тетя Шура Тимофеева.

– Ну и как, понравилась ей столица? – Майор Бережной попытался улыбнуться, хоть немного смягчить жестковатые интонации.

Лицо Дарьи слегка просветлело, оттаяло, и она удивленно спросила:

– А разве Москва может не понравиться?

– Тоже верно. Можете идти. – Майор Бережной расписался на пропуске, протянул его девушке и сказал: – Покажете дежурному на входе. Он вас выпустит. Из города никуда не уезжайте, вы еще можете нам понадобиться.

Девушка взяла пропуск, всхлипнула, приложила к глазам белый платок и произнесла:

– Я вот о чем все время думаю. А ведь если бы я не пошла тетю Шуру встречать, так со мной то же самое было бы.

– Успокойтесь, постарайтесь не думать об этом. Конечно, большое горе случилось, но нужно ценить тот факт, что с вами ничего не случилось, вы живы и здоровы. Эти звери никого не пощадили бы.

Домработница, готовая уже было разрыдаться, прикусила губу. На розовой коже проступили капельки крови. Даша тихо попрощалась, ссутулилась, придавленная невыстраданным горем, и по-старушечьи зашаркала к двери.

Оставшись один, майор Бережной открыл папку, лежавшую на столе, и принялся рассматривать фотографии, сделанные в квартире Серебряковых. Его не покидало чувство, что он недоглядел, что-то упустил. Ощущение было неотчетливым, не давалось в руки, ускользало, однако отягощало все его думы.

На фотографиях был зафиксирован тошнотворный ужас. Повсюду в комнате лужи крови. Крупным планом засняты колотые раны, нанесенные женщине преступниками, ее ноги и низ живота, изрезанные и окровавленные. Это были настоящие звери. Прежде чем порешить свою жертву, они достаточно поизмывались над ней.

Ну да, биография у Глеба Серебрякова была непростой. Прежде чем перейти в адвокатуру, он работал в Московском уголовном розыске. За годы службы у него набралось немало недоброжелателей из криминальной среды, которые желали бы свести с ним счеты. Это во‑первых.

Во‑вторых, работая адвокатом по уголовным делам, Глеб Серебряков общался не с самыми светскими людьми. Грабители и убийцы были его обычными клиентами. Каждый из них во время судебного процесса донимал своего защитника немалыми претензиями. Они вроде бы жили по понятиям, их неписаные законы вроде бы запрещали им трогать адвоката. Однако это совсем не означало, что среди них не нашлось недовольных, которые захотели рассчитаться с Серебряковым за годы, проведенные в неволе.

Ефим Бережной сделал пометку в блокноте. Надо поднять архивы и посмотреть дела, вызывающие наибольшие опасения. Особое внимание следует обратить на те судебные процессы, в ходе которых адвокат не сумел облегчить участь осужденного.

Рядом с фотографиями лежали пиковый и бубновый тузы, оставленные убийцами и грабителями на месте преступления. Майор Бережной взял их и принялся внимательно разглядывать. Не упустил ли он чего при первом осмотре? Вроде бы обычные карты, совершенно новые, даже уголки не пообтерлись, не крапленые.

Так что же они могут означать? Должен же здесь быть какой-то смысл.

Майора Бережного не покидало ощущение, что разгадка убийства супружеской пары как-то связана именно с этими картами. Следует только повнимательнее к ним присмотреться.

Ефим поднял трубку телефона внутренней связи и набрал номер капитана Кобзаря, прослывшего в управлении большим специалистом по уголовной субкультуре.

– Петр, зайди ко мне, – распорядился он.

Этот бывший беспризорник, успевший три раза отсидеть в колонии, впоследствии закончил милицейскую школу и был направлен в Московский уголовный розыск. Тело Петра было покрыто наколками, каждая из которых буквально вопила о его нелегкой беспризорной судьбе. На спине – соборы, на груди – морды льва и тигра, а на костяшках пальцев – авторитетные перстни. Когда он заходил в общественную баню, мужики мигом распознавали в нем бывалого сидельца и почтительно уступали место на лавке.

Для оперативной работы Петр Кобзарь подходил, как никто другой. Этот артистичный и обаятельный человек легко располагал к себе любого собеседника. В зависимости от ситуации он мог быть простаком, не знающим правды жизни, третейским судьей на воровских сходах, авторитетным уркой. Кобзарь любил риск, способен был играть на самой грани, пройти по лезвию бритвы.

Вместе с тем он был опытным оперативником, раскрывшим немало сложных дел.

– Располагайся, Петр, – сказал майор Бережной, показал рукой на стул, стоявший по другую сторону стола, и внимательно посмотрел на капитана.

Он знал, что за Кобзарем водилась одна занимательная привычка. Тот никогда не садился на стул сразу, как сделал бы на его месте любой другой человек. Сначала Петр внимательно разглядывал сиденье, словно выискивал в нем скрытые недостатки, и только потом, не обнаружив таковых, опускался на стул.

В действительности это была укоренившаяся привычка бывалого зэка.

Однажды Кобзарь рассказал Ефиму о том, что в красном уголке колонии, где преподаватели нередко проводили воспитательную работу с малолетними преступниками, всегда оставался свободным стул для презираемых, на который всем остальным осужденным садиться было никак нельзя. Достаточно было лишь прикоснуться к нему, чтобы угодить в касту отверженных. Несмотря на некоторые уголовные чудачества, которые Петр так и не сумел в себе изжить до конца, оперативником он был незаменимым.

– Благодарю, – негромко, с некоторым чувством произнес Кобзарь, как если бы выразил признательность не за стул, предложенный ему, а за кусок хлеба, разделенный поровну.

Майор Бережной положил перед капитаном Кобзарем две карты и спросил:

– Что ты, Петр, можешь сказать об этих картах?

– Насколько я в них разбираюсь, могу сказать совершенно точно, что это пиковый туз, а вот это – бубновый, – с улыбкой произнес Кобзарь и полюбопытствовал: – Я не обманул твоих ожиданий?

– Мне этого недостаточно, – отвечал майор. – Ты скажи, что могут означать эти две карты.

– Откуда они у тебя?

– Мы нашли их рядом с убитыми.

– Ах, вот оно что, – серьезно отозвался Кобзарь и спросил: – А покойнички случайно не блатные?

– В том-то и дело, что нет. Это супружеская пара. Муж был адвокатом, причем известным.

– Обычно блатные не трогают адвокатов, – озадаченно протянул Кобзарь. – А тут еще и карты.

– Что-то здесь не вяжется, – согласился майор.

– Может, урки по ложному следу хотят пустить следствие?

– Мы прорабатываем все версии. Но о картах тоже хотелось бы узнать поподробнее.

– Ну что тут сказать. Эти две масти противоположны друг другу, как плюс и минус, как вода и пламя. Они не объединяют, а скорее указывают на различие. – Капитан поднял со стола пиковый туз и произнес: – Пики – не простая масть. Она любит фартовых, тех, кто ищет удачу, хочет получить успех, готов пойти на хитрость, на риск. Такая масть не для всех. Иной наколет ее, а потом, на следующий же день, шею себе свернет в какой-нибудь заварушке. Не приняла его масть. Дешевым фраерам с ней не справиться. К этому надо добавить, что пики самые старшие в колоде. А тут еще и туз! Это знак какого-то авторитетного вора, без одобрения которого не решается ни одно дело. Просто так такую карту не подкинут. Когда я в колонии сидел, к нам один пацан попал. Он в монастыре послушником был.

– За что это его?

– Монастырь разрушали, он вступился. Вот его и забрали. Но дело не в этом. Он никогда в карты с нами не играл. Спрашиваем, почему, мол? А он отвечает: «Не могу. Игра в карты – это неуважение к Христу». Верующий очень был. Ведь пиковая масть олицетворяет собой наконечник копья, которым распятого Иисуса убили. Я так думаю, скорее всего, это была какая-то месть от авторитетного вора.

– А что тогда, по-твоему, означает бубновый туз?

Кобзарь взял эту карту и произнес:

– А это совсем другое. Бубны имеют двоякое значение. Первое – это знак гвоздей, которыми Иисуса к кресту прибили. – Он немного помолчал, подумал и продолжал: – Можно сказать так, что этого адвоката пригвоздил какой-то серьезный вор. Подбросили бубны. Значит, забили гвозди в его гроб.

– А почему тогда именно туз?

– Значит, у него был какой-то большой грех, который нельзя спустить. Как тут ни крути, а бубны – скверный знак! Они указывают, что такому человеку доверять нельзя. Его должны сторониться даже свои. Это большой мошенник. А еще опасным зэкам на тюремную одежду прежде нашивали бубновый туз. С таким знаком в бега не очень-то и пойдешь. В него из винтовки прицеливаться очень удобно.

– Как ты можешь обобщить эти два туза?

Кобзарь вытащил из кармана коробок спичек, покрутил его в ладони, после чего проговорил:

– Скажу так, два туза были подброшены не случайно. Ясно, что убитый адвокат был как-то связан с уголовниками. Причем с серьезными людьми, которые оплошностей не прощают. В чем-то он их подвел, как-то смошенничал, вот они его и порешили.

– Но ведь адвокат. Как-то не положено вроде. Кто же их потом защищать на суде станет?

– Все так, – легко согласился капитан Кобзарь. – Видимо, нагрешил много. На все остальное урки не посмотрели, поэтому и картишки ему подбросили, чтобы всем стало ясно – дескать, мы не могли поступить иначе. Это сделали очень опасные люди, они ни перед чем не остановятся. Для них убить человека – плевое дело! А если тут есть еще и личные мотивы, то ситуация усугубляется.