Муссон

– А как там мои сыновья, доктор? – спросил Хэл, ловко меняя тему.

– Томас – здоровое юное существо и, к счастью, не слишком пострадал. Рана неглубокая, я ее зашил, и он будет здоров очень скоро, потому что никакого воспаления не случилось.

– А Гай?

– Я его уложил на койку в вашей каюте. Он наглотался соленой воды, и его легкие ею наполнились, а это иногда вызывает болезненные ощущения. Но и он через несколько дней полностью оправится.

– Я вам весьма благодарен, доктор.

В это мгновение на лодках поднялся шум.

Эболи приметил одного из готтентотов, что поднимали по трапу на палубу ящики с фруктами со стоявших вокруг лодок, и схватил его за плечо.

– Эй, какой хорошенький мальчик! – воскликнул он. – Вот только мальчик ли ты?

У его жертвы было лицо в форме сердечка, безупречная золотистая кожа и раскосые азиатские глаза. На жест Эболи он ответил пронзительной, визгливой цепью оскорблений на своем странном, щелкающем языке и попытался вырваться из лап Эболи.

Эболи со смехом сорвал шапку с головы носильщика, и из-под нее вырвалась густая волна черных волос.

Тогда Эболи бесцеремонно поднял носильщика в воздух одной рукой, а другой дернул его мешковатые штаны, спустив их до колен.

Команда взвыла от восторга, увидев пухлый желтоватый живот и изящно очерченные бедра, между которыми приютилось треугольное гнездышко женственности.

Дергаясь в воздухе, девушка изо всех сил колотила Эболи по лысой голове, но из этого ничего не вышло, и тогда она вцепилась ему в глаза острыми длинными ногтями и начала пинать его босыми ногами.

Эболи подошел к краю борта и без видимых усилий перенес ее через поручни, словно держал в руках тощего котенка. И бросил в воду. Ее товарищи затащили девушку обратно в лодку, а она, в потоках стекавшей с нее воды, продолжала визжать и проклинать матросов, хохотавших у поручней.

Хэл отвернулся, чтобы скрыть улыбку, и отошел к грот-мачте, где стоял вместе с семьей мистер Битти; все они смотрели на берег и оживленно обсуждали свою новую землю.

Хэл приподнял шляпу, здороваясь с леди, и миссис Битти просияла от удовольствия.

А вот Кэролайн избегала его взгляда. После той ночи в пороховом погребе она чувствовала неловкость, находясь в обществе капитана.

Хэл повернулся к мистеру Битти:

– Мы будем здесь стоять много дней, возможно, даже недель. Я должен дождаться прихода «Йоркширца», да и других дел много. Уверен, что вам хочется поскорее увезти семью на берег, дать дамам возможность наконец вырваться из тесноты их кают и размять ноги. А в городе, я знаю, много удобных гостиниц.

– Великолепная идея, сэр! – с энтузиазмом откликнулся Битти. – Уверен, сэр Хэл, для вас все это привычно, но для нас, сухопутных жителей, ограниченное пространство на борту стало уже слишком утомительным.

Хэл согласно кивнул:

– Я отправлю Гая на берег вместе с вами. Полагаю, вам захочется всегда иметь под рукой своего секретаря.

Хэл был доволен тем, что достиг самых насущных целей: во-первых, разделил Тома и Гая, а во-вторых, разделил Тома и Кэролайн. Потому что обе эти ситуации могли взорваться в любой момент, как пороховая бочка.

– Я отправлю вас на сушу, как только мы спустим свои лодки, – продолжал Хэл, – но, возможно, это произойдет лишь поздно вечером. – Он посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце. – Но вы пока можете уложить свои вещи и подождать до утра, а уже потом перебираться с корабля.

– Вы очень, очень добры, капитан. – Битти отвесил поклон.

– А когда у вас появится возможность, вы, вероятно, захотите нанести визит вежливости голландскому губернатору, его зовут ван дер Стел, Симон ван дер Стел. Сам я буду очень занят делами здесь, на корабле, и вы окажете мне огромную услугу, если исполните этот долг также от моего имени и от имени компании.

Битти снова поклонился:

– С огромным удовольствием, сэр Хэл!

Прошло больше двадцати лет с тех пор, как Хэл со своей командой бежали из плена, из подземной темницы замка, и в поселении едва ли остался хоть кто-то, кто мог бы его узнать, но он все равно оставался осужденным преступником, и над его головой висел смертный приговор.

К тому же во время побега из форта Хэл и его товарищи были вынуждены убить многих тюремщиков и преследователей, просто в целях самозащиты, однако голландцы могли смотреть на все иначе. И если бы Хэла узнали, он мог моментально очутиться перед голландским трибуналом, где его обвинили бы во всех этих преступлениях, и тогда его могло ожидать пожизненное заключение, а то и виселица, как его отца.

Поэтому официальный визит к губернатору колонии едва ли выглядел мудрым шагом. Направить туда Битти – куда лучшее решение.

И конечно же, Хэлу следовало еще и собрать все возможные новости в поселении. Каждый корабль, возвращавшийся с Востока, независимо от порта приписки, останавливался в порту мыса Доброй Надежды. И в тавернах и публичных домах порта можно было узнать все, что угодно.

Извинившись перед семейством Битти, Хэл отошел и позвал Большого Дэниела и Эболи.

– Как только стемнеет, сойдете на берег. Держите наготове одну из лодок.

* * *

До полнолуния оставалось четыре дня. Гигантская гора нависала над ними – ее ущелья и скалы посеребрили лунные лучи, когда лодка скользила к берегу по сияющей дорожке.

Хэл сидел на корме между Эболи и Большим Дэниелом. Все трое закутались в плащи, надвинули на лбы шляпы, а под плащами спрятали пистолеты и сабли. Гребцы также были вооружены – двенадцать надежных людей под командой Эла Уилсона.

Лодка выскочила на берег на пенном гребне одной из атлантических волн, с шипением упавшей на песок. Как только волна стала отступать, гребцы выскочили из баркаса и вытащили его выше, на сухое место.

– Присматривай за людьми, Эл. Не позволь им сбежать в поисках выпивки и женщин, – предостерег Уилсона Хэл. – Возможно, нам придется сильно поспешить, когда мы вернемся.

Хэл и его товарищи прошли по белому песку вдоль кромки моря и, как только нашли тропу, сразу повернули к домам, столпившимся под стенами форта. В некоторых окнах светился огонь, а когда моряки подошли ближе, они услышали музыку, пение и пьяные крики.

– Тут мало что изменилось с тех пор, как мы здесь были в последний раз, – проворчал Эболи.

– Торговля идет все так же хорошо, – согласился Большой Дэниел.

Он, слегка нагнувшись, вошел в дверь первой же таверны на самом краю поселения. Его спутники последовали за ним.

Свет внутри оказался таким тусклым, а табачный дым – таким густым, что им потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли и могли что-то рассмотреть.

В небольшом помещении толпились темные фигуры посетителей; здесь воняло пропотевшими телами, трубочным дымом и плохим спиртным. Шум стоял оглушительный, а когда Хэл с товарищами, войдя, остановились ненадолго, мимо них, шатаясь, вышел наружу какой-то матрос. Он, спотыкаясь, добрался до края песчаных дюн, где упал на колени, и его шумно и обильно вырвало. А он тут же свалился лицом в лужу собственной рвоты.

Трое протолкались через толпу в дальний угол, где стояли простой деревянный стол и скамья, на которой мертвецким сном спал другой пьяница. Большой Дэниел поднял его, словно спящего ребенка, и аккуратно переложил на усыпанный соломой пол. Эболи смахнул со стола пустые оловянные кружки и тарелки с недоеденной пищей, и Хэл сел на скамью спиной к стене, оглядывая полутемное помещение и заполнявших его людей.

В основном посетителями являлись матросы, хотя Хэл увидел и нескольких солдат из гарнизона крепости – в синих мундирах с белыми перевязями.

Хэл прислушался к их разговорам, но уловил только пьяную болтовню и глупое хвастовство, ругательства и бессмысленный смех.

– Голландцы, – пробормотал Эболи, садясь на скамью рядом с Хэлом. Они какое-то время вслушивались. Голландским языком они овладели во время долгого плена, это было тогда просто вопросом выживания.

Рядом с ними села за стол компания из пяти матросов слегка разбойничьего вида. Они выглядели менее пьяными, чем остальные, но им приходилось говорить громко, чтобы слышать друг друга сквозь общий шум. Хэл какое-то время их слушал, но не услышал ничего интересного.

Готтентотка-официантка принесла кружки пенного пива.

Дэниел попробовал его и скривился.

– Моча! Еще теплая, свиная, – заявил он, однако сделал еще глоток.

Хэл не прикоснулся к своей кружке, потому что как раз в этот момент услышал, как голландец за соседним столом сказал:

– Нам повезет, если этот чертов конвой вообще когда-нибудь уйдет из этого проклятого порта.

Упоминание о каком-то конвое заинтересовало Хэла.

Торговцы обычно плавали поодиночке. Только в военное время или в случае какой-то другой крайности они образовывали конвои и шли под защитой военных орудий.

Хэл немного наклонился вперед, чтобы услышать остальное.

– Ага… Я первым не стану плакать, если никогда больше не брошу якорь в этом гнездилище черных шлюх и вороватых готтентотов. Я уже потратил чуть ли не последний гульден из своего кошелька, а вижу за свои денежки только всякую дрянь!

– Говорю вам, шкиперу следует воспользоваться шансом и уйти в одиночку! И черт с ним, с этим ублюдком Джангири и его адской командой! Я готов сразиться с любым из проклятых сыновей пророка!

– Да уж, незачем нам сидеть тут и ждать, пока ван Рутерс соберется стать нашей нянькой!

Сердце Хэла забилось быстрее при упоминании имени Джангири. Он впервые услышал его вне стен кабинета Николаса Чайлдса.

– Кто таков этот ван Рутерс? – тихо спросил Большой Дэниел и сделал еще глоток отвратительного пива.

Он тоже вслушивался в разговор голландских матросов.

– Голландский адмирал в Индийском океане, – ответил Хэл. – Его база – в голландской фактории в Батавии.

Он положил на грязную столешницу серебряный шиллинг.

– Купи им кувшин пива, Большой Дэнни, и послушай, что они тебе расскажут, – приказал он.

Но как только Дэниел встал со скамьи, он очутился лицом к лицу с какой-то женщиной. Она стояла подбоченясь и соблазнительно улыбалась Дэниелу почти беззубым ртом.

– Пойдем со мной, большой бык! – предложила она. – Я тебе дам кое-что такое, чего ты прежде не видывал.

– И что же такое у тебя есть, милашка? – Дэниел посмотрел на нее с широкой усмешкой. – Триппер?

Но Хэл, окинув быстрым взглядом оборванку, сообразил, что от нее можно добиться больше толку в смысле сведений, чем от пьяных голландцев.

– Просто стыд, мастер Дэниел! – сказал он. – Ты не способен узнать настоящую леди!

Женщина ухмыльнулась Хэлу, сразу отметив качество его плаща и серебряные пуговицы на жилете.

– Садитесь, миледи, прошу вас! – пригласил ее Хэл.

Она хихикнула и засмущалась, как юная девица, стараясь смахнуть с лица седые пряди грязными пальцами с черными обломанными ногтями.

– Выпейте немножко чего-нибудь, для пользы горлу. Дэниел, принеси-ка даме стаканчик джина. Нет-нет, не будем скупиться. Возьми целую бутылку.

Женщина расправила юбку из грубой ткани и хлопнулась на скамью напротив Хэла.

– Ты просто настоящий принц, да! – Она уставилась на него. – И красавчик, как сам дьявол!

– А тебя, красавица, как зовут? – спросил Хэл.

– Мадам Маакенберг, – ответила она. – Но ты можешь называть меня Ханной.

Дэниел вернулся с квадратной бутылкой джина и высоким стаканом, который наполнил до краев. Ханна поднесла его к губам, высокосветски отставив в сторону мизинец, и сделала маленький глоточек. Она даже не поморщилась от жгучего, как огонь, напитка.

– Что ж, Ханна. – Хэл опять улыбнулся, и женщина под его взглядом завертелась, как щенок, которого приласкали. – Здесь, на мысе, наверняка не может произойти что-то такое, о чем ты бы не знала, правда?

– Видит Бог, это так, – кивнула она, снова продемонстрировав дыры между зубами. – Что бы ты ни захотел узнать, сэр, ты только спроси старую Ханну.

И она не соврала.

Весь следующий час Хэл сидел напротив нее и слушал.

И он обнаружил, что за истрепанным лицом и мутным от джина взглядом сохранились еще остатки некогда острого ума.

Она, похоже, знала сексуальные пристрастия и склонности каждого мужчины и каждой женщины в поселении, от губернатора ван дер Стела до рабочих в доках и перевозчиков. Она могла сообщить цену всего на свете, продуктов на рынке – от картофеля до вишен, – и знала, кто из бюргеров гонит особо злой персиковый самогон. Она знала, кто продает своих рабов, сколько за них просят и чего они стоят на самом деле.

Она знала дни прихода каждого из кораблей в заливе, имена капитанов, какой там груз и в какие порты они заходили по дороге. Она могла дать полный отчет о последнем рейсе каждого из кораблей и о том, с какими трудностями они сталкивались на пути.

– Скажи-ка, Ханна, а почему сейчас в порту стоит так много кораблей голландской компании?

– Они все должны пойти в Батавию. Но губернатор ван дер Стел приказал, что все суда, идущие на восток, должны иметь сопровождение военных кораблей.

– Но почему он этого захотел, Ханна?

– Это все из-за Джангири. Ты же слыхал о Джангири, так?

Хэл покачал головой:

– Нет. Кто это? Или что это?

– Он себя называет Мечом Пророка. Но на самом деле он просто кровожадный пират, хуже, чем был когда-то Фрэнки Кортни.

Хэл переглянулся с Эболи. Обоих ошеломило такое небрежное упоминание имени отца Хэла, а заодно и то, что сэра Фрэнсиса до сих пор здесь помнят, хотя и лестной такую память назвать язык не поворачивался.

Ханна не заметила их реакции. Она еще разок глотнула джина и хрипло захохотала.

– За последние полгода три корабля голландской компании просто исчезли в Индийском океане. Все знают, что это дело рук Джангири. Говорят, он уже обошелся компании в миллион гульденов!

Ее глаза вспыхнули от восторга.

– Миллион гульденов! Я и не знала, что в мире существует столько денег!

Она наклонилась через стол и уставилась на Хэла горящим взглядом. От нее несло гнилью, но Хэл не отпрянул. Он не хотел рисковать и терять ее доверие.

– Кого-то ты мне напоминаешь… – Она задумалась на мгновение. – Ты не бывал раньше здесь, на мысе Доброй Надежды? Я никогда не забываю лица.

Хэл покачал головой, а Большой Дэниел хихикнул:

– Может быть, миссис, если он покажет тебе свой розовый кончик, ты его точно узнаешь, скорее, чем по лицу.

Хэл нахмурился, но бутылка с джином уже наполовину опустела, и Ханна захихикала:

– Я бы за это заплатила миллион гульденов! – Она снова всмотрелась в Хэла. – Хочешь пойти в заднюю комнатку с Ханной? Я с такого прекрасного мужчины даже денег не возьму!

– В следующий раз, – пообещал ей Хэл.

– Когда ты вот так улыбаешься, я тебя узнаю. Всплывает в памяти. Я никогда не забываю лица.

– Ты лучше расскажи мне еще о Джангири, – предложил Хэл, чтобы отвлечь ее.

Но Ханна уже теряла соображение. Она снова наполнила свой стакан и подняла пустую бутылку.

– Все, кого я люблю, уходят и бросают меня, – заявила женщина, и слезы наполнили ее глаза. – Даже бутылка не задерживается со мной надолго.

– Джангири, – повторил Хэл. – Расскажи мне о Джангири.

– Он чертов пират-мусульманин. Он сжигает христианских моряков просто для того, чтобы послушать, как они кричат.

– Откуда он взялся? И сколько у него кораблей? Каковы его силы?

– Один мой друг был на корабле, за которым гнался Джангири, только не догнал, – невнятно заговорила Ханна. – Он милый парень. Он хочет на мне жениться и забрать меня к себе домой, в Амстердам.

– Джангири? – удивился Большой Дэниел.

– Нет, глупый ком глины! – Ханна ощетинилась. – Мой друг! Я забыла его имя, но он хочет на мне жениться. Он видел Джангири. Ему повезло, он сумел сбежать от этого кровожадного дьявола.

– А где это случилось, Ханна? И когда твой друг столкнулся с Джангири?

– Двух месяцев еще не прошло, это было у Берега Лихорадок, недалеко от Мадагаскара.

– И какие силы у этого Джангири? – не отставал Хэл.

– Много больших кораблей, – неуверенно ответила Ханна. – Целый флот военных кораблей. Но корабль моего друга сбежал…

Хэл понял, что она уже просто бормочет что попало. Ничего важного она больше не могла сообщить.

Но он задал последний вопрос.

– А ты знаешь, каким маршрутом голландский конвой идет к Батавии?

– На юг, – ответила она. – Они говорят, что отходят далеко на юг. Я слышала, что они держатся как можно дальше от Мадагаскара и соседних островов, потому что именно там болтается Джангири, грязный пират.

– А когда уходит из залива конвой?

Но Ханна уже утонула в алкогольном тумане.

– Джангири – дьявол, – прошептала она. – Он – Антихрист, и всем истинным христианам надо его бояться…

Она медленно склонилась вперед и упала лицом в лужицу джина на столе.

Дэниел аккуратно взял ее за грязные, сальные седые волосы и поднял голову, чтобы заглянуть в глаза.

– Леди нас покинула, – сообщил он и уронил голову Ханны.

Та со стуком упала на деревянную столешницу.

И тут же, не удержавшись на скамье, женщина свалилась на пол и громко захрапела.

Хэл достал из кошеля серебряную монету в десять гульденов и засунул ее за лиф платья Ханны.

– Да она столько не заработает за целый месяц! – проворчал Большой Дэниел.

– Но она того стоит, – возразил Хэл и встал. – Это лучшая разведчица, чем все шпионы самого адмирала ван Рутерса.

На берегу их ждал с баркасом Эл Уилсон. Когда они переправлялись через залив обратно к «Серафиму», Хэл сидел молча, переваривая все то, что рассказала Ханна, и вплетая новые сведения в свои планы. К тому времени, когда он поднялся на палубу по веревочному трапу, он уже знал, что должен делать.

– Кое-что стало ясно из того, что говорила нам подружка Дэниела прошлым вечером…

Хэл оглядел внимательные лица своих офицеров, собравшихся в маленькой каюте на корме.

– Первое – это то, что база Джангири находится где-то здесь. – Хэл наклонился к карте, лежавшей на его столе, и обвел пальцем Мадагаскар и его окрестности. – Отсюда он может с великой легкостью совершать налеты на торговые маршруты, что идут на юг и на восток.

Эболи проворчал:

– Только найти его берлогу будет не так-то легко. Вряд ли он устроился на одном из крупных островов. А мелких там сотни, и они разбросаны на протяжении двух тысяч лиг от побережья Омана в Аравийском море до самых Маскаренских островов на юге.

– Да, ты прав, – кивнул Хэл. – И еще добавь к этому то, что там наверняка есть десятки островов, которых мы вообще не знаем, безымянных и не нанесенных ни на одну из карт. Мы можем болтаться там сотню лет и не обнаружить и не исследовать их все.

Он снова оглядел всех:

– Но если мы не можем прийти к нему, то что мы должны сделать?

– Заставить его прийти к нам, – ответил Нед Тайлер.

И снова Хэл кивнул:

– Да, нужно выманить его из берлоги. Бросить ему приманку, раздразнить. И подходящее для этого место – Побережье Лихорадок. Нам нужно курсировать у Мадагаскара и Занзибара, оставляя след вдоль берегов Африки.

Мужчины согласно забормотали.

– Можно не сомневаться, у него наверняка есть шпионы в каждом порту Индийского океана. И они посылают ему весточку о каждой возможной добыче, – сказал Дэниел. – По крайней мере, будь я проклятым пиратом, я бы именно так и делал.

– Да. – Хэл повернулся к нему. – Мы зайдем в каждый из портов, дадим понять, что мы ужасно богаты и плохо вооружены.

– Два боевых корабля с тридцатью шестью орудиями на каждом? – хихикнул Нед Тайлер. – Да этого хватит, чтобы напугать любого пирата.

– Один корабль, – возразил Хэл и улыбнулся, увидев удивление на лицах. – Я отправлю «Йоркширца» в Бомбей, как только он придет сюда. Он заберет наших пассажиров и самые срочные из наших грузов, и мы от них избавимся. А мы пойдем к Побережью Лихорадок одни.

– Но все равно «Серафим» – могучий корабль, – напомнил ему Эл Уилсон. – Большинство пиратов побоятся к нему подойти.

– Он не будет так выглядеть к тому времени, когда мы выйдем в море.

Хэл расстелил на столе чертежи корабельного корпуса, над которыми работал с тех пор, как они пересекли экватор.

– Троянский конь, джентльмены! Вот что мы приготовим для мистера Джангири.

Все столпились вокруг стола, рассматривая чертежи и одобрительно переговариваясь, когда начали понимать, что именно задумал Хэл.

– Мы превратим «Серафим» в богатый, жирный, невооруженный торговый корабль. Сначала орудийные порты…

На следующее утро Хэл сам обошел на веслах стоящий на якоре корабль. С ним находились Нед Тайлер и два корабельных плотника, которые внимательно слушали объяснения капитана, как именно он желает изменить внешний вид «Серафима».

– Мы оставим на месте всю эту резьбу и позолоту… – Хэл показал на прекрасные украшения на корме и на носу корабля. – Они придают судну замечательный роскошно-помпезный вид, вроде прогулочной баржи лорда-мэра.

– Скорее уж это похоже на французский бордель, – фыркнул Большой Дэниел.

– А кроме того, лорд Чайлдс просто выйдет из себя, если мы попортим эти произведения искусства. – Хэл показал на борта «Серафима». – Но наша главная забота – бойницы.

Нижние обвязки орудийных портов, расположенных в шахматном порядке, были украшены золочеными листьями, придававшими корпусу весьма привлекательный вид, но в то же время они откровенно подчеркивали военную мощь «Серафима».

– Так что начинайте с них, – приказал Хэл плотникам. – Я хочу, чтобы крышки бойниц оказались скрыты. Промажьте их смолой и перекрасьте так, чтобы они сливались с обшивкой корпуса.

Еще час они изучали корабль с баркаса и определили, какие именно небольшие изменения во внешности «Серафима» придадут ему более безобидный вид.

Когда они возвращались к трапу корабля, Хэл сказал Большому Дэниелу:

– Я не зря встал на якорь так далеко от берега; дело не только в пушках форта, но еще и в том, чтобы оказаться вдали от любопытных глаз на берегу.

Он кивнул в сторону грузовых лодок и мелких суденышек, все еще толпившихся вокруг корабля.

– Как только начнется работа, я хочу, чтобы ты разогнал эту мелочь. Мы должны считать, что у Джангири есть свои шпионы в здешнем поселении, и действовать соответственно. Я не желаю, чтобы всякие хитрые глазки наблюдали за всем, что мы делаем, а шустрые языки разносили все по мысу.

Вернувшись в свою каюту, Хэл написал письмо мистеру Битти, устроившемуся в городе; он объяснял, что мистеру Битти и его семье придется завершить вояж в Бомбей на борту «Йоркширца», когда тот прибудет, и что Гай может отправляться с ним. Хэл чувствовал облегчение, что есть возможность устроить это дело письменно, вместо того чтобы убеждать мистера Битти перебраться на другой корабль и спорить с ним.

– Ну вот, готово! – сказал он вслух, присыпая лист письма песком, чтобы высушить чернила. – А заодно будет покончено с кулачными и амурными склонностями Тома.

Запечатав письмо своей восковой печатью, он послал за Большим Дэниелом, чтобы тот доставил его на берег.

– «Йоркширца» еще не видно? – спросил он, как только Большой Дэниел сунул голову в дверь каюты.

– Пока нет, капитан.

– Скажи вахтенным офицерам, чтобы позвали меня сразу, как только увидят его мачты на горизонте.

Он уже отдавал этот приказ, и Большой Дэниел вытаращил глаза и сморщил губы, демонстрируя снисходительность. Хэл сдержал улыбку.

Большой Дэниел мог позволить себе такую фамильярность.

* * *

Он стоял на эшафоте в ярком утреннем свете. Всего лишь мальчишка, лет восемнадцати, определенно не старше.

И он был очень хорош собой и нравился Ханне Маакенберг.

Высокий, стройный юноша, с длинными волнистыми волосами, черными как вороново крыло, спадавшими на плечи. Он был смертельно испуган, и это возбуждало Ханну, как возбуждало и всю большую толпу вокруг нее.

Сюда явились все до единого жители поселения – мужчины, женщины и дети, все жены бюргеров, все рабы и готтентоты. Люди волновались, шумели и обменивались шутками. Даже самые маленькие дети находились здесь и, пользуясь случаем, визжали и гонялись друг за другом между ногами взрослых.

Рядом с Ханной стояла одна из жен свободных бюргеров, пухлая женщина добродушного вида, в фартуке, слегка испачканном мукой. Она явно оторвалась от замешивания теста на своей кухне. Крошечная дочка цеплялась за ее юбку.

Этот ребенок напоминал ангела; девчушка сосала свой большой палец и серьезно смотрела на человека, стоящего на эшафоте, огромными голубыми глазами.

– Это ее первая казнь, – пояснила мать, обращаясь к Ханне. – Ей немножко не по себе, она боится людей.

Руки пленника были скованы у него за спиной. Всю его одежду составляли потрепанные матросские штаны, а ноги оставались босыми.

Судья поднялся на эшафот, чтобы прочитать обвинение и приговор, и толпа покачнулась и загудела в предвкушении.