Я возвращаюсь за тобой

Жертва самоубийства каждые тридцать секунд? Ну-ка давай, посчитай, чтобы представить себе яснее:

1…2…3…4…5…6…7…8…9…10…11…12…13…14…15…16…17…18…19…20…21…22…23…24…25…26…27…28…29…30…

СМЕРТЬ.

1…2…3…4…5…6…7…8…9…10…11…12…13…14…15…16…17…18…19…20…21…22…23…24…25…26…27…28…29…30…

Две смерти.

1…2…3…4…5…6…7…8…9…10…11…12…13…14…15…16…17…18…19…20…21…22…23…24…25…26…27…28…29…30…

Три смерти.

1…2…3…4…5…6…7…8…9…

Быстро, да?

Но ты сразу же растерял все свои знания, умник, когда эта девчонка умирала у тебя на руках, размозжив себе голову. Смерть, которая происходит у тебя на глазах, это не цифры в книжках, не так ли?

* * *

«Мазерати» выдохлась на пересечении Бауэри и Стювесант-стрит. Словно песенка со старой пластинки, ритмичная мелодия мотора постепенно стихла. Машина медленно проехала еще несколько метров и остановилась.

Только этого не хватало.

Итан хлопнул дверью машины и встал на тротуар. Осмотрелся. Он стоял в начале Сент-Маркс-плейс, в самом сердце Ист-Вилледж. Это был странный район, один из последних кварталов Манхэттена, который избежал «чисток» в последние десять лет.

Вздохнув, он открыл капот. Машина-то совсем новенькая, он заплатил за нее 140 тысяч долларов…

Он склонился над мотором, с сомнением покачав головой.

Ладно, бессмысленно делать вид, что ты разбираешься в моторах…

Он порылся в портфеле, нашел страховую карту, набрал номер и попросил прислать эвакуатор.

– У нас нет машин экстренного вызова, можем прислать помощь только через два часа, – извиняющимся тоном сказала оператор.

– Два часа! – чуть не поперхнулся Итан.

– Забастовка такси повлияла на дорожное движение, – объяснила она, – много аварий.

На том разговор и закончился. В крайнем раздражении он захлопнул капот и закурил: обычно это помогало успокоиться.

Улица была подозрительно пустынна, дул южный ветер, поднимавший столбы пыли, крутивший вдоль тротуаров опавшие листья и газеты, выпавшие из мусорных бачков. Надо признать, не самый чистый уголок Манхэттена. Ист-Вилледж был запущенным, пользующимся дурной славой районом, где обосновались наркодилеры, проститутки, люди, имевшие проблемы с полицией, и вообще маргиналы всех мастей. Но это также было и место, где творили битники, играл джаз, расцветала контркультура, рок и панк. Здесь сразу вспоминались легендарные имена: Телониус Монк, Энди Уорхол и Жан-Мишель Баскиа; Патти Смит, «Полис» и «Клэш» выступали в клубе CBGB[10], который находился чуть дальше по улице. Конечно, со временем район изменился, стал гораздо оживленнее, но сохранял репутацию места, где царят андерграунд и независимая культура.

Итан сделал несколько шагов по Сент-Маркс-плейс. Он уже бывал здесь пару раз и помнил эту оживленную улицу с барами, секонд-хендами, лавочками, где продавались старые диски, и салонами татуажа и пир синга. Но в эту субботу Сент-Маркс-плейс, казалось, оцепенела и была похожа на улицу какого-то города-призрака.

Резкий визг тормозов заставил его обернуться. Мчавшееся сзади на всей скорости такси, чуть не сбив его, дернулось и затормозило всего в нескольких метрах.

Странно…

Это был не традиционный «Форд Краун Виктория», который обычно ждет пассажиров на углу улицы, а давно вышедшая в тираж модель – «Чекер» с округлыми формами, который можно увидеть только в старых фильмах. За рулем такого сидел Де Ниро в «Таксисте».

Итан нахмурился.

Наверняка коллекционная машина…

На крыше машины горели три световых знака, что означало – такси свободно. И что еще удивительнее, аварийная лампа, которую обычно используют, чтобы предупредить полицию об опасности, тоже была включена.

Охваченный любопытством, Итан подошел к автомобилю поближе. Когда он наклонился к окну, стекло опустилось, и он увидел огромное лицо.

– Куда-нибудь подбросить?

Шофер был чернокожим, могучего телосложения, лицо выбрито, кожа лоснилась. Правый глаз был незрячим, и закрывавшее его веко придавало таксисту меланхолический вид.

Итан попятился, удивленный неожиданным предложением.

– А вы работаете?

– Можно и так сказать.

Терапевт заколебался. Предложение казалось заманчивым: он ни в коем случае не собирался два часа дожидаться аварийки, а, по счастью, «Мазерати» стоял в таком месте, что совершенно не мешал движению. В конце концов он открыл дверь желтой машины и устроился на заднем сиденье.

Таксист тронулся с места, даже не спросив, куда ехать.

* * *

Как только Итан понял, что в такси нет счетчика, он спросил себя, в какую передрягу опять ввязался. Как и любой житель Нью-Йорка, он слышал о том, как в нелегальных такси грабят туристов, но сомневался, что это тот самый случай: несмотря на телосложение как у регбиста, этот таксист почему-то казался странно кротким.

– Тяжелый день? – спросил он, поглядев на Итана в зеркало заднего вида.

– Уф… да, хуже некуда, – признался Итан, растерявшись. И внимательнее вгляделся в шофера. Как у Роберта Митчема в фильме «Ночь охотника», на каждой руке у него были татуировки, на пальцах синели буквы LOVE и FATE[11], видимо, судьба у него была непростая. На лицензии таксиста, прикрепленной к спинке сиденья, можно было прочесть его имя – Кертис Нэвилл – и то, откуда он родом, – из Бруклина.

– Вы в этом вообще не виноваты, – вдруг произнес он ободряющим тоном.

– В чем?

– В самоубийстве девочки.

Итан вздрогнул.

– Вы о чем?

– Вы сами прекрасно знаете.

– Вы… вы видели меня по телевизору, да? – спросил терапевт, вспомнив убегающего оператора. – Уже успели показать!

Кертис уклонился от прямого ответа.

– Нельзя противостоять естественному ходу событий, – пробормотал он. – Нельзя ничего сделать со смертью и предотвратить ее.

Итан вздохнул, даже не пытаясь возражать. И глянул на зеркало заднего вида – свисавшие с него четки из серебра и перламутра тяжело покачивались в такт движению машины.

– Делать вид, что борешься с судьбой, – это просто иллюзия, – продолжал чернокожий.

Итан покачал головой. Не первый раз ему приходилось выслушивать излияния просветленного. Главное – не дать втянуть себя в эту игру.

– Мне кажется, что судьба этой девочки была умереть, – опять заговорил шофер. – Я думаю, вы все равно не могли бы ее спасти, даже если бы и уделили ей больше внимания.

– То есть мы ни за что не отвечаем, так, что ли? – не удержался Итан, таким наивным показалось ему это рассуждение.

На этот раз Кертис немного подумал, прежде чем уверенно ответить:

– Я думаю, существует определенный порядок вещей. И этот порядок нельзя ни нарушить, ни отменить.

– Вы действительно верите, что все предначертано заранее? – не скрывая презрения, спросил Итан.

– Да. Время похоже на страницы в книге: вы читаете 51-ю, но 52-я и 53-я уже написаны.

– А как насчет случайностей?

Кертис покачал головой.

– А я считаю, случайностей не бывает. Или, вернее, случайность – это Бог. Да-да, именно случай – это Бог, который действует инкогнито…

– А свобода воли?

– То, что вы называете свободой воли, – всего лишь притворство, иллюзия, в которую мы хотим верить, притворяясь, что решаем что-то в том, что от нас совершенно не зависит. Вам это никогда не приходило в голову? Есть те, кому жизнь всегда улыбается, и те, на кого постоянно сыплются удары судьбы.

Итан знал эту речь наизусть. Некоторые из его пациентов – в особенности те, кто был не способен признать своей вины в каком-нибудь трагическом происшествии, – рассуждали примерно так. Но какая тайная вина угнетает Кертиса Нэвилла?

Итан внимательно огляделся. Салон был полон всяких странных безделушек – статуэтка Девы Марии, фигурка ангела-хранителя, засушенные цветы, прикрепленные к сиденьям, карты «Марсельского таро»[12], там и сям затейливо прикрепленные скотчем и, казалось, связывающие между собой многочисленные детские рисунки, которые даже слегка закрывали окна. Все это напоминало убранство… мавзолея. В голове Итана все разом встало на свои места.

– Это ваш сын? – спросил он, указывая на снимок маленького мальчика в серебряной рамке, укрепленной на приборной доске.

– Да, это Джонни.

– Сколько ему лет?

– Шесть.

Итан не сразу задал следующий вопрос. А если он ошибается? А если…

– Он погиб, не правда ли?

Слова сами сорвались с языка.

– Да, – едва слышно признался шофер. – Два года назад во время летних каникул.

– И как это произошло?

Кертис ответил не сразу, в салоне воцарилась тишина, а он пристально смотрел на дорогу, словно не слышал вопроса. Потом неожиданно стал рассказывать о своей трагедии, с трудом, словно через силу, вытаскивая на свет обрывки горьких, глубоко похороненных в сердце воспоминаний.

– Был прекрасный день, – начал он, полузакрыв глаза. – Я делал в саду барбекю… Джонни плескался рядом в надувном бассейне, а его мать сидела на веранде и напевала песенку… На лужайке Зефир, наша собака, ирландская борзая, забавлялась со старым «Фрисби»… Она жила у нас уже три года… Это был большой пес, очень сильный, но добрый и преданный… Мы его выдрессировали как надо: несмотря на рост, он был совершенно безопасен, очень спокоен и даже лаял редко.

Итан сидел молча, внимательно слушая рассказ Кертиса, и следил за малейшим изменением его го лоса.

– …и вдруг без всякой причины… собака резко бросилась на Джонни, стала кусать его за грудь и за шею, потом схватила зубами за голову… – Кертис опять надолго замолчал, шмыгая носом и протирая невидящий глаз, а потом заговорил снова: – Я бросился оттаскивать его от сына голыми руками, но сразу понял, что уже слишком поздно: пес разорвал его на куски, как какой-то кусок говядины. Джонни умер, держа меня за руку, в вертолете по пути в больницу.

* * *

Тишина.

Казалось, облака перепрыгивают с одного здания на другое, отражаясь в зеркальных стеклах.

* * *

– После смерти сына я пережил такое горе, что и словами не выразишь, никак мог справиться, и жена меня бросила – так и не смогла простить мне того, что случилось с Джонни, – и я не раз думал о том, чтобы тоже умереть, пока не понял.

– Пока вы не поняли чего?

– То, что я был не виноват.

Автомобиль продолжал ехать, они миновали Медисон-сквер, Гранд-Сентрал и направлялись к Мидтауну.

– Никто не виноват, – продолжал Кертис. – Как ни ужасно это звучит, но я думаю, что час нашей смерти уже где-то отмечен, и мы не в силах ничего изменить.

Итан слушал таксиста со смешанным чувством жалости и скепсиса. Безусловно, Кертис создал систему верований, которая позволила ему выстроить защиту. Вся эта галиматья насчет предначертанного хода событий давала ему силы жить дальше, отстранившись от чувства вины и горя, связанных со смертью сына.

– Есть вещи, которые мы не можем предотвратить, – продолжал Кертис. – То, что должно произойти, произойдет, несмотря на все наши усилия не дать этому случиться.

– По вашей логике получается, что никто ни за что не несет ответственности: ни за агрессию, ни за изнасилование, ни за убийства…

Кертис раздумывал над его словами, проезжая отел ь «Плаза» и направляясь к Центральному парку.

– Можете вы объяснить мне одну вещь? – наконец спросил он.

– Все, что хотите.

– Почему вы не сказали, куда ехать, когда сели ко мне?

– Я и сам не знал, – признался Итан. – Мне, наверное, было все равно, куда ехать.

Они миновали музей «Фрик Коллекшн»[13], машина въехала в Центральный парк, а потом стала медленно подниматься по Ист-драйв.

– Я же мог вас ограбить, – заключил Кертис, ухмыльнувшись, – тем более вы еще спорите…

Итан покачал головой.

– Нет, у вас ясная голова, – шутливым тоном ответил он, – и вы внушаете доверие.

В этот момент оба почувствовали странное единение, словно были сообщниками.

Итан посмотрел в окно: была середина осени, и Центральный парк переливался огненными красками. Вдоль Парк-драйв-Норт дети расставили в ряд тыквы разных размеров, скоро Хэллоуин… За деревьями угадывались обрывистые берега озера…

Итан вдруг скривился: Центральный парк, озеро… Это случайность или нет?

Ответ на этот вопрос он получил несколько секунд спустя, когда такси остановилось на пересечении Ист 72-й улицы и Парк-драйв-Норт. Прямо напротив «Боатхауса», ресторана, где Селин устраивала прием по случаю свадьбы!

Перепуганный Итан наклонился к Кертису.

– А на самом-то деле вы кто?

– Обыкновенный водитель такси, который пытается вам помочь.

– Почему вы привезли меня именно сюда? – с угрозой в голосе спросил терапевт. – Как вы узнали, что…

Кертис вышел из такси первым и открыл пассажиру дверь. Взбешенный тем, что оказался жертвой манипуляции, Итан выскочил из машины и встал рядом с громадным чернокожим, который оказался на голову выше. Теперь он уже не выглядел таким симпа тичным.

Не меняя благодушного выражения лица, Кертис снова занял место водителя и завел мотор.

– Почему вы привезли меня именно сюда? – повторил Итан, постучав в окно машины.

Кертис опустил стекло и, прежде чем уехать, ответил, словно это было нечто само собой разумеющееся:

– Потому что это ваша судьба.

7

Селин

Влюбившись, мы видим в возлюбленных то, чего в них никто никогда не видел.

Эрри де Лука

Центральный парк, «Боатхаус»

Суббота, 31 октября

13 ч 32 мин

Итан показал на входе приглашение, и его провели в «гостиную с видом на озеро», огромную центральную залу с паркетом, натертым до такого блеска, что он напоминал каток. Группки гостей беседовали у столов, накрытых шелковыми скатертями и украшенных орхидеями цвета слоновой кости. Специально для этого вечера знаменитый ресторан был оформлен в сине-бело-красной гамме. Везде слышалась французская речь, большинство приглашенных только что прибыли на церемонию из аэропорта Руасси имени Шарля де Голля.

Итан оглядел зал, никого не узнавая. Их роман с Селин продолжался больше года, но он так и не познакомился ни с ее семьей, ни с друзьями. Тогда им хватало друг друга, и время, проведенное с кем-то еще, считалось потерянным.

Он прошел на террасу, где был расположен бар, и заказал «Мартини кей лайм»[14]. От ванильной водки по телу сразу же растеклось уютное тепло, и он почувствовал некоторое облегчение впервые с тех пор, как проснулся. Но это чувство длилось недолго. Пытаясь его удержать, он заказал еще одну порцию, потом вторую, третью, пятую, а потом просто попросил бутылку… Он чувствовал себя не в своей тарелке и вдруг понял, что ему даже не на чем вернуться домой. Он вытащил из кармана телефон, набрал номер такси класса люкс, которым пользовался и раньше. Дал адрес ресторана, и ему пообещали машину не позже чем через три четверти часа.

Он отошел от бара, чтобы больше не поддаваться искушению. Терраса была огромна, она нависала над озером, и с нее открывался потрясающий вид на залитую солнцем водную гладь. Именно на фоне этой прелестной картины Селин и ее будущий муж приветствовали гостей перед началом церемонии. Итан издали наблюдал эту сцену: в воздушном подвенечном платье из белых кружев Селин была похожа на ангела. Длинные волосы, собранные в узел, открывали красивый затылок. Прическа делала ее похожей на балерину. За пять лет она почти не изменилась, но Итан заметил в ней какую-то серьезность, которой не было раньше. Она была почти неуловима: улыбка стала чуть сдержанней, взгляд не такой открытый, а от непосредственной манеры держаться осталась только внешняя приветливость.

Несмотря на то что курить было запрещено, он зажег сигарету и, словно под гипнозом, продолжал молча ее рассматривать. Его охватило незнакомое чувство, одновременно горькое и приносящее облегчение. Ему стало жарко, а потом забил озноб, и у него появилось ощущение, что его тело превратилось в какую-то дрожащую оболочку. Сердце его обливалось кровью, по венам разливался сладкий жгучий яд, от которого бросало в жар.

В какой-то момент Селин повернула голову в его сторону, их взгляды встретились, они словно поддерживали друг друга. Итан тщетно пытался понять, какое чувство светилось в глазах бывшей возлюбленной: сожаление? остатки чувства? ненависть? желание отомстить? Несмотря на то, что его не покидало ощущение, что он находится на вражеской территории, Итан подошел к небольшой группе гостей, облокотился о перила и притворился поглощенным созерцанием проплывающих по зеркальной глади лодок и венецианских гондол.

– Значит, все-таки пришел, – негромко сказала Селин, подойдя к нему через несколько минут.

– Но ты же сама прислала мне приглашение, если не ошибаюсь! – а потом прибавил: – Очень рад снова тебя видеть. Сколько времени прошло!

Селин покачала головой.

– Нет, это было вчера. Для меня все это было вчера.

Она увлекла его в сторону – ближе к полыхавшим осенними красками кустам, затенявшим уголок террасы. Некоторое время они молчали, наблюдая за любителями гребли, которые скользили по озеру на байдарках под звуки любительского оркестра, игравшего джаз на противоположном берегу у фонтана «Бетеза».

Она нарушила молчание первой:

– Приятно снова побывать в Нью-Йорке. Всегда мечтала о свадьбе на Манхэттене. Ты помнишь последний раз, когда мы здесь были?

Я помню каждую секунду, проведенную с тобой.

– Не очень.

– Озеро замерзло и было все в снегу. Да, ты прав – это было очень давно.

– Ты живешь во Франции?

– Да, в Энгиен-ле-Бен, курортном городке с минеральными водами неподалеку от Парижа, Себастьен открыл там ресторан. Скоро получит мишленовскую звезду.

Итан прищурился и обернулся, чтобы посмотреть на мужчину в черном рединготе и белой жилетке, который болтал с приятелями, искоса поглядывая на неве сту. Ослепительная улыбка, обаятельная физиономия, телосложение а-ля «Бог стадиона»[15]. Тип современного мужчины, успешного во всех областях, – глава преуспевающего предприятия, спортсмен, заботливый отец, в постели хорош…

– Ты все еще работаешь в «Эр Франс»?

– Нет. Надоело. Пять лет назад я уволилась и получила диплом школьного учителя. Преподаю в Бельвиле в классе для детей-инвалидов. Эта работа дает мне очень много.

Селин замолчала. Поднялся ветер. Она поежилась и поплотнее закуталась в накидку с жемчужно-серыми блестками, прикрывавшую декольте. Ее платье от Карвен на бретельках из тонких кружев позволяло разглядеть татуировку в виде арабески у нее на плече. Этот символ был важен для них обоих когда-то, но теперь выглядел смешно.

– Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь, Итан: толстенькие чиновники, домик в пригороде, славненький муж… Ты говоришь себе, что я стала такой, какой никогда не хотела становиться.

Удивленный ее словами, он попытался ответить по-дружески:

– Нет, ты ошибаешься. Ты выбрала то, что тебе подходит, и я за тебя счастлив.

– Не говори ерунды: я выбрала то, что ты сам всю жизнь презирал, – семью, стабильный брак, жизнь середнячка!

Она заговорила громче, и часть гостей стала оглядываться на них, удивляясь, видимо, кто этот никому не известный тип, так разволновавший новобрачную за пятнадцать минут до венчания.

– Я главным образом думаю о том, что мне здесь совсем не место, – заметил Итан. – По правде говоря, я не очень понимаю, зачем ты меня пригласила.

– Хотела получить от тебя подарок.

– Подарок?

– Да, в качестве подарка ты наконец скажешь мне правду.

– Какую правду?

– Назовешь причину, почему ты меня бросил.

Он слегка попятился, почувствовав опасность.

– Мы уже все сказали друг другу тогда.

– Нет, не все: ты просто поставил меня перед фактом, разговор длился три минуты, потом я ушла, и больше мы не виделись.

Итан попытался уйти от разговора.

– В жизни необязательно находить ответы на все вопросы.

– Прекрати говорить языком своих книжек! Думаешь, ты где сейчас находишься? В романе Паоло Ко эльо? Прибереги свои красивые фразы для телепе редач!

Итан покачал головой.

– Послушай, это было давно, – медленно проговорил он. – Мы бы не были счастливы вместе. Ты хотела семью, детей, надежность… Я бы не смог тебе этого дать.

Селин отвернулась. Ее лучшая подруга Зоэ сделала ей знак поторопиться, показав на часы. Приехал священник, и гости стали занимать свои места на стульях, расставленных в саду.

– Я пойду, – сказал Итан, взяв ее руку в свою. – Желаю тебе счастья.

Несмотря на это, он остался стоять на месте, вглядываясь в даль. Вдали на фоне ярких красок осени, взрывавшихся желтыми, пурпурными и оранжевыми всполохами, вырисовывались острые линии небоскребов.

И чем дольше Итан стоял так, тем острее чувствовал удивление в глазах гостей, недоумевающих по поводу его присутствия и поведения. Он с сожалением отпустил руку Селин и закурил новую сигарету.

– Ты так и не избавился от этой дурной привычки, – заметила она. – А я думала, что в Нью-Йорке уже никто не курит!

– Я буду последним, кто бросит, – сказал он, выпустив струю дыма.

– Что, считаешь себя молодцом…

– Стив МакКуин курил, Джеймс Дин курил, Джордж Харрисон курил, Кшиштоф Кислёвски, Альбер Камю, Нат Кинг Коул, Серж Гинсбур…

– Все они умерли, Итан, – мягко возразила она, вытаскивая сигарету у него изо рта и заливая огонек водой из стакана.

Поступок из прошлого, из забытых времен, когда она заботилась о нем. Тогда мысли о будущем имели смысл.

Но Селин не позволила этим чувствам взять верх.

– Сегодня утром я видела тебя по телевизору. Сейчас сложно тебя где-нибудь не увидеть. Ты же везде – на экране, в журналах…

Он пристально посмотрел ей в глаза. Поколебавшись, она решила выложить последнюю карту:

– Мне кажется, у тебя не все хорошо, Итан. Мне кажется, ты несчастен, несмотря на успех.

Он нахмурился.

– Что заставляет тебя так думать?

– Ты помнишь, почему мы влюбились друг в друга? Помнишь, почему это чувство было таким сильным? Потому что я была способна видеть в тебе то, что другим недоступно. И то же самое было с тобой.

Он попытался уйти от разговора.

– Все это чепуха, штуки, которые придумывают, чтобы почувствовать себя как в мелодраме.

– Ты прекрасно знаешь, что это правда.

– Послушай, не хочу тебя разочаровывать, но, вообще-то, у меня в жизни все отлично: я богат, из вестен, у меня завидная работа, яхта, дом в Хэмптоне…

– И что это доказывает?

Он наклонился к ней, растерянный, выбитый из колеи ее нападками, стремясь как-то защититься.

– Ну, раз уж ты так уверена, скажи, что в моей жизни не так.

– Все не так, Итан: твоя жизнь пуста и одинока. Ты один, у тебя нет ни друзей, ни семьи, нет никаких желаний. И что самое печальное, ты сам это прекрасно понимаешь, но ничем не можешь себе помочь.

Он поднял вверх палец и уже открыл было рот, чтобы возразить, но передумал, так же как передумал рассказывать ей о том, что несколько часов назад Джесси покончила с собой практически у него на глазах.

– Ты опоздаешь, – только и сказал он.

– Подумай о себе, Итан, – ответила она и отошла.

Прошла несколько метров и вдруг обернулась.

– Я слышала, что ты сказал сегодня в интервью – эту фразу о точке невозврата…

Он вопросительно посмотрел на нее. Некоторое время она молчала, а потом, после некоторого колебания, все же сказала, словно бросая вызов:

– Так вот, понимаешь ли, в нашей истории точка невозврата будет через десять минут.

8

Точка невозврата

Удача – это словно «Тур де Франс»: сначала ты очень долго ждешь, а потом все очень быстро заканчивается.

Диалог из фильма Жан-Пьера Жене «Удивительная судьба Амели Пулен»

Центральный парк, «Боатхаус»

Суббота, 31 октября

14 ч 05 мин

В саду, окружавшем ресторан, вдоль прохода к небольшому подиуму были расставлены стулья из крашеного дерева. Под звуки песни «Солнце восходит»[16] отец Селин вышел на аллею, чтобы повести свою дочь к алтарю, где уже стоял благодушный священник, который дал знак начинать церемонию.

– Дорогие братья и сестры!

Мы здесь собрались сегодня, чтобы с радостью и молитвой отпраздновать священный союз мужчины и женщины, которые поклялись любить друг друга, и…

Итану не удалось уйти из «Боатхауса». Он сидел на одном из барных стульев и искоса наблюдал за церемонией, ломая голову, что имела в виду Селин, произнося эти загадочные слова? И почему она выбрала «Солнце восходит», песню Джорджа Харрисона, для прохода к алтарю? Песню, которую он поставил ей когда-то, сказав, что для него солнце – это она. Единственный человек, который освещает его жизнь.

А что еще говорят, кроме ерунды, когда влюблены? – вздохнул он, заказывая еще одну водку в надежде, что алкоголь немного притупит его страдания.