bannerbannerbanner
Дело о пеликанах
Дело о пеликанах

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 7

– Да, но ты же любишь меня?

– Я не знаю.

– Мы уже можем лечь в постель? Ты обещала.

– Посмотрим.

Каллаган поставил свой стакан на стол и набросился на нее.

– Хорошо, детка. Я прочту твое изложение дела. А затем мы поговорим об этом. Но сейчас я плохо соображаю, и так будет до тех пор, пока ты не возьмешь мою слабую и трепетную руку в свою и не отведешь меня в свою постель.

– Забудь об этом изложении.

– К черту его, Дарби, пожалуйста.

Она обняла его за шею и притянула к себе. Они слились в долгом и крепком, почти неистовом поцелуе.

Глава 11

Полицейский нажал на кнопку рядом с именем Грэя Грантэма и не отпускал ее двадцать секунд. Затем сделал короткую паузу. Затем еще двадцать секунд. Пауза. Двадцать секунд. Пауза. Двадцать секунд. Ему было смешно, потому что Грантэм был совой и спал, вероятно, не больше трех или четырех часов, а тут этот бесконечный звонок, эхом отдающийся в его прихожей. Он нажал опять и посмотрел на свою патрульную машину, в нарушение правил оставленную на тротуаре под уличным фонарем. Воскресный день только начинался, и улица была пуста. Двадцать секунд. Пауза. Двадцать секунд.

В переговорном устройстве раздался хриплый голос:

– Кто там?

– Полиция! – ответил коп, который был негром и ради смеха подчеркивал это своим произношением.

– Что вам надо? – требовательно спросил Грантэм.

– Может быть, у меня ордер. – Коп едва сдерживал смех.

Голос у Грантэма смягчился и зазвучал почти жалобно.

– Это Клив?

– Да.

– Который час, Клив?

– Почти пять тридцать.

– Должно быть, что-нибудь горяченькое?

– Не знаю. Сержант не сказал. Он велел только разбудить тебя, потому что хочет поговорить.

– Почему ему всегда хочется говорить до рассвета?

– Глупый вопрос, Грантэм.

Последовало недолгое молчание.

– Да, наверное. Я полагаю, он хочет поговорить прямо сейчас?

– Нет, у тебя есть тридцать минут. Он велел быть там в шесть часов.

– Где?

– На Восемнадцатой улице, возле стадиона «Тринидад», есть маленькое кафе. Оно незаметное и безопасное. Сержант любит его.

– Где он откапывает такие места?

– Знаешь, для репортера ты задаешь слишком глупые вопросы. Называется это место «У Гленды», и я советую тебе отправляться туда, иначе ты опоздаешь.

– Ты будешь там?

– Я заскочу, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.

– Мне показалось, ты сказал, что там безопасно.

– Безопасно для той части города. Ты сможешь найти это место?

– Да. Я буду там так скоро, как только смогу.

– Желаю удачи, Грантэм.


Сержант был старый, очень черный и с седыми космами, которые торчали у него в разные стороны. Он всегда носил темные солнечные очки и снимал их, только ложась спать, поэтому большинство тех, с кем он работал в западном крыле Белого дома, считали его полуслепым. Голову он держал набок и улыбался, как Рэй Чарлз. Иногда он натыкался на двери и столы, очищая пепельницы и вытирая пыль с мебели. Он ходил медленно и осторожно, как будто считая шаги. Работал усердно, всегда с улыбкой, всегда с готовностью перекинуться добрым словом с тем, кто был охоч до него. В большинстве случаев на него не обращали внимания или относились как к дружелюбному старому и убогому негру-уборщику.

Сержант же мог видеть даже сквозь стены. Его участком было западное крыло, где он производил уборку вот уже тридцать лет. Убирал и слушал, убирал и смотрел. Он прибирал у некоторых ужасно важных персон, которые зачастую были слишком заняты, чтобы следить за своими словами, особенно в присутствии старого и убогого сержанта. Он знал, чьи двери оставались открытыми и чьи стены были тонкими. Он мог исчезать в мгновение ока, а затем появляться там, где ужасно важные люди не могли его видеть. Большую часть информации он хранил при себе. Но время от времени он становился обладателем сочного куска информации, который мог быть сопоставлен с другими такими же, и сержант принимал решение, что она достойна огласки. Он был очень осторожен. До отставки оставалось три года, и он не хотел рисковать понапрасну.

Никто никогда не подозревал, что сержант тайно поставляет скандальные истории для прессы. В Белом доме всегда находилось достаточно крикунов, которые возводили вину друг на друга. Это было настоящее веселье. Сержант обычно имел беседу с Грантэмом из «Пост», потом с нетерпением ждал появления истории в прессе, а затем слушал вопли, когда летели головы.

Он был безупречным источником и встречался только с Грантэмом. Его сын Клив, полицейский, организовывал встречи, обычно в темное время и в незаметных местах. Сержант был в своих солнечных очках. Грантэм приходил в таких же, надев на голову шляпу или подходящее для этого случая кепи.

Клив обычно сидел с ними и наблюдал за толпой.

Грантэм появился в кафе «У Гленды» в шесть с минутами и прошел к задней кабинке. В заведении находились трое других посетителей. Сама Гленда жарила яичницу на гриле у кассового аппарата. Клив сел на стул так, чтобы видеть ее.

Они обменялись рукопожатием. Для Грантэма стояла приготовленная чашка кофе.

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Грантэм.

– Ничего, приятель. Рад тебя видеть.

У сержанта был скрипучий голос, который было трудно понизить до шепота. Впрочем, никто их не слушал.

Грантэм отхлебнул кофе.

– Трудная неделя была в Белом доме?

– Можно сказать, да. Много волнений. Много событий.

– Неужели?

Грантэм не мог делать записи на таких встречах. «Это было бы слишком заметно», – сказал сержант еще тогда, когда определял основные правила их общения.

– Да. Президент и его ребята были обрадованы новостью о судье Розенберге. Она сделала их просто счастливыми.

– А как насчет судьи Джейнсена?

– Ну, как ты заметил, президент посетил похороны, но не выступил. Он планировал произнести траурную речь, но передумал, поскольку ему пришлось бы говорить хорошие слова о человеке, который был гомосексуалистом.

– Кто писал траурную речь?

– Составители речей. В основном Мэбри. Работал над ней весь четверг, а затем забросил.

– Значит, президент тоже был на похоронах Розенберга.

– Да, был. Но он не хотел делать этого. Сказал, что предпочел бы в ад, чем на эти похороны. Но под конец сдался и все-таки пошел. Он вполне доволен тем, что Розенберг убит. Во вторник там царило чуть ли не праздничное настроение. Сама судьба протянула ему руку помощи. Ему сейчас не терпится изменить расстановку сил в суде.

Грантэм слушал очень внимательно.

Сержант продолжал:

– У них составлен список кандидатов. В первоначальном виде он включал около двадцати имен, а затем был сокращен до восьми.

– Кто его сокращал?

– Кто бы ты думал? Президент и Флетчер Коул. Их приводит в ужас мысль о возможности утечки этой информации. Очевидно, список не содержит никого, кроме молодых, судей-консерваторов, большинство из которых мало кому известны.

– Какие-либо имена?

– Всего два. Некий человек по имени Прайс из Айдахо и другой по имени Маклоуренс из Вермонта. Вот все имена, что известны мне. Я думаю, оба они – федеральные судьи. Больше ничего.

– Что насчет расследования?

– Я слышал не много, но буду держать нос по ветру, как обычно. Похоже, что тут мало что происходит.

– Что-нибудь еще?

– Нет. Когда ты поместишь это?

– В утреннем выпуске.

– Вот будет потеха!

– Спасибо, серж.

Солнце уже взошло, и в кафе прибавилось шума. Подошел Клив и сел рядом с отцом.

– Ну что, ребята, закругляетесь?

– Да, – ответил сержант.

Клив посмотрел вокруг.

– Думаю, нам надо уходить. Грантэм идет первым, я – за ним, а папка может оставаться здесь сколько захочет.

– Очень великодушно с твоей стороны, – сказал сержант.

– Благодарю, ребята, – на ходу бросил Грантэм, направляясь к выходу.

Глава 12

Вереек, как всегда, опаздывал. За все двадцать три года их дружбы он никогда не появлялся вовремя и никогда не ограничивался лишь несколькими минутами опоздания. Он не имел представления о времени и не беспокоился о нем. Он носил часы, но никогда не смотрел на них. Опоздать значило для Вереека прийти позднее по меньшей мере на час, иногда на два, особенно когда ждет друг, который знает о его привычках и простит.

Таким образом, Каллаган уже час сидел в баре, что, впрочем, вполне устраивало его. После восьми часов наукообразных дебатов он презирал конституцию и тех, кто преподавал ее. Ему необходимо было выпить, и после двух двойных порций шиваса со льдом он почувствовал себя лучше. Он видел свое отражение в зеркале за рядами спиртного и, всматриваясь в происходящее вдали за спиной, ждал появления Гэвина Вереека. Неудивительно, что его друг не смог пробиться как частный адвокат, у которого жизнь расписана по минутам.

Когда была подана третья двойная порция, через час и одиннадцать минут после назначенного времени, Вереек неспешно подошел к бару и заказал пива.

– Извини, я опоздал, – сказал он, пожимая руку Каллагану. – Я знал, что ты оценишь возможность побыть наедине со своим шивасом.

– Ты выглядишь уставшим, – сказал Каллаган, присмотревшись к нему, – старым и измотанным.

Вереек сильно постарел и прибавил в весе. Его залысины стали на дюйм больше со времени их последней встречи, а на бледном лице сильно выделялись темные круги под глазами.

– Сколько ты весишь?

– Не твое дело, – сказал он, не отрываясь от бутылки пива. – Где наш столик?

– Он заказан на восемь тридцать. Я полагал, что ты опоздаешь не меньше чем на полтора часа.

– В таком случае я пришел раньше.

– Можно сказать, да. Ты с работы?

– Я теперь живу на работе. Директор намерен выжимать из нас по сто часов в неделю, не меньше, пока что-нибудь не проклюнется. Я сказал жене, что буду дома к Рождеству.

– Как она?

– Прекрасно. Очень терпеливая леди. Мы ладим друг с другом гораздо лучше, когда я на работе.

Она была его третьей женой за семнадцать лет.

– Мне бы хотелось увидеть ее.

– Не стоит. Я женился на первых двух из-за секса, и он им нравился настолько, что они делились им с другими. На этой я женился из-за денег, и тут не на что смотреть. Она не произведет на тебя впечатления.

Он опорожнил бутылку.

– Я сомневаюсь, смогу ли я дотянуть до ее смерти.

– Сколько ей лет?

– Не спрашивай. Я действительно люблю ее, ты знаешь. Честно. Но теперь, после двух лет совместной жизни, я понимаю, что у нас нет ничего общего, кроме обостренной чувствительности к курсу акций на рынке.

Он посмотрел на бармена:

– Еще бутылку пива, пожалуйста.

Каллаган усмехнулся и сделал глоток из своего стакана.

– Сколько она стоит?

– Не совсем столько, как я думал. На самом деле я точно не знаю. Что-нибудь около пяти миллионов, мне кажется. Она рассталась с первым и вторым мужьями, а во мне ее привлекла, я думаю, неизведанная возможность побывать замужем за простым средним американцем. Это, а также секс просто великолепны, как говорит она. Они все говорят это, ты знаешь.

– Ты всегда клевал на таких, Гэвин, даже в юридической школе. Ты привлекаешь неуравновешенных и склонных к депрессии женщин.

– А они привлекают меня.

Он приложился к бутылке и наполовину опустошил ее.

– Почему мы всегда едим в этом месте?

– Не знаю. Это своего рода традиция. Она возвращает нас во времена юридической школы.

– Мы ненавидели ее, Томас. Все ненавидят ее. И все ненавидят адвокатов.

– Хорошенькое же у тебя настроение.

– Извини. Я спал всего шесть часов с тех пор, как они обнаружили трупы. Директор визжит на меня по пять раз на день. Я визжу на всех, кто стоит ниже меня. И все это – один большой свинарник.

– Допивай, старик. Наш столик готов. Давай выпьем, поедим и поговорим. И попытаемся приятно провести эти несколько часов.

– Я люблю тебя больше, чем свою жену, Томас. Ты знаешь об этом?

– Это ни о чем не говорит.

– Ты прав.

Они прошли за метрдотелем к небольшому столику в углу, который они заказывали всегда. Каллаган повторил заказ на спиртное и объяснил, что с едой они не спешат.

– Ты видел эту чертову писанину в «Пост»?

– Да, видел. От кого просочились эти сведения?

– Кто знает. Директор получил список в субботу утром лично из рук президента с совершенно недвусмысленными требованиями в отношении секретности. В последующие дни он не показывал его никому, но тем не менее сегодня утром выходит эта статья с именами Прайса и Маклоуренса. Войлз был вне себя от ярости, когда позвонил президент. Он сорвался в Белый дом, и между ними произошла небольшая драчка. Войлз пытался напасть на Флетчера Коула, но был остановлен Льюисом К. О. Сцена была отвратительная.

Каллаган внимал каждому его слову.

– Это очень хорошо.

– Я рассказываю тебе это для того, чтобы позднее, после нескольких стаканов вина, ты не ждал от меня остальных имен из этого списка. Я стараюсь быть твоим другом, Томас.

– Продолжай.

– В любом случае утечка не могла произойти у нас. Это невозможно. Она должна была произойти в Белом доме. В нем полно людей, которые ненавидят Коула, и все утекает оттуда, как из гнилой трубы.

– Возможно, утечку организовал сам Коул.

– Может быть, и так. Он скользкий ублюдок, и кое-кто считает, что он раскрыл имена Прайса и Маклоуренса для того чтобы напугать всех, а затем уже назвать двух кандидатов, которые покажутся более умеренными. Это похоже на него.

– Я никогда не слышал о Прайсе и Маклоуренсе.

– Ну слушай. Оба они очень молоды, им слегка за тридцать. Мы еще не проверяли их, но они, похоже, являются радикальными консерваторами.

– А остальные в этом списке?

– Ты торопишься. Я пропустил всего два пива, а вопрос уже сорвался у тебя с языка.

Официант принес напитки.

– Я хочу немного грибов с крабами, – сказал ему Вереек, – так, на закуску. Я умираю от голода.

Каллаган передал свой пустой стакан.

– Принесите мой заказ тоже.

– Больше не спрашивай, Томас. Ты можешь вынести меня отсюда часа через три, но я все равно не скажу. Давай договоримся, что Прайс и Маклоуренс являются типичными фигурами для всего списка.

– Все неизвестные личности?

– В основном да.

Каллаган медленно потягивал скотч и качал головой. Вереек скинул пиджак и ослабил галстук:

– Давай поговорим о женщинах.

– Нет.

– Сколько ей лет?

– Двадцать четыре, но очень зрелая.

– Ты мог быть ее отцом.

– Мог. Чем черт не шутит.

– Откуда она?

– Из Денвера. Я уже говорил тебе об этом.

– Я люблю западных девочек. Они такие независимые и нетребовательные. И к тому же склонны носить «Ливайс» и иметь длинные ноги. Я, наверное, женюсь на такой. У нее есть деньги?

– Нет. Ее отец погиб в авиационной катастрофе четыре года назад, и мать получила хорошую компенсацию.

– Тогда у нее есть деньги.

– Ей хватает.

– Надо думать, что хватает. У тебя есть фото?

– Нет. Она не внучка и не пудель.

– Ну почему ты не захватил ее фотографию?

– Я скажу ей, чтобы она прислала тебе одну. Почему это тебя так развлекает?

– Умора. Великий Томас Каллаган, у которого было полно женщин, влюбился по уши.

– Я не влюбился.

– Это, должно быть, рекорд. Сколько уже, девять или десять месяцев? Ты поддерживаешь устойчивые отношения почти год, не так ли?

– Восемь месяцев и три недели, но не говори никому, Гэвин. Это нелегко для меня.

– Твоя тайная жена. Ну, расскажи подробнее. Какой у нее рост?

– Сто семьдесят, пятьдесят четыре килограмма, длинные ноги, джинсы в обтяжку, независимая, без претензий, этакая типичная западная девочка.

– Я должен найти себе такую. Ты собираешься жениться на ней?

– Конечно, нет. Допивай свой стакан.

– Она у тебя одна?

– А у тебя?

– Конечно, нет. Никогда не ограничивался одной. Но мы говорим не обо мне, Томас, мы говорим здесь о Питере Пэне, Каллагане Холодной Руке, человеке с ежемесячно меняющимся представлением о женской красоте. Скажи мне, Томас, но только не лги своему лучшему другу, а просто посмотри мне в глаза и скажи: неужели ты докатился до моногамной связи?

Навалившись на стол всем телом, Вереек смотрел на него во все глаза и глупо улыбался.

– Не так громко, – сказал Каллаган, оглядываясь по сторонам.

– Ответь мне.

– Назови остальные имена из списка, и я отвечу тебе.

Вереек отвалился от стола.

– Прекрасный ход. Я думаю, что твой ответ должен быть утвердительным. Ты влюбился в эту девицу, но не хочешь признаться в этом. Мне кажется, что ты у нее на крючке.

– О’кей, я у нее на крючке. Тебе стало легче?

– Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?

– Когда я смогу увидеть твою жену?

– Ты запутался, Томас. Это совершенно разные вещи. Ты не хочешь видеть мою жену, я же горю желанием посмотреть на Дарби, понимаешь? Заверяю тебя, они совершенно разные.

Каллаган улыбнулся и отпил из стакана. Развалившись на стуле, Вереек скрестил ноги в проходе и поднес к губам зеленую бутылку.

– Ты уже хорош, дружище, – сказал Каллаган.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
7 из 7