Полная версия
Семилетняя ночь
Он плавал, как и рыбки, между дорогой, мостом и каменной оградой. В одном месте остались стены, и он наблюдал за размеренным ужином старика и старухи. В другом – подслушивал разговоры людей, сидящих на автобусной остановке. Он узнал историю любви и молодости женщины с коляской. Все эти фрагменты один за другим он снимал на камеру. Он почувствовал, что, сложив всё это воедино, можно сочинить отличную историю. И уж в этом-то он преуспеет.
Время в подводном мире протекает неравномерно, словно водное течение – с разной скоростью. То тащится, как трёхколесный велосипед ребёнка, то несётся, как мотоцикл байкера. Время в «Атлантиде» подобно взмаху руки фокусника. Махнёт он один раз рукой – и в этот короткий миг целый час исчезнет в его рукаве.
Температура тела Сынхвана упала до опасного уровня, кожа почти ничего не чувствовала. Всё расплывалось перед глазами уже не только из-за мути, поднятой течением. И даже чёрно-белая деревня становилась цветной. Его охватило чувство эйфории. Это всё предупреждало об азотном наркозе.
Пообещав себе, что это последний снимок, Сынхван направил камеру на именную дощечку на дверном косяке. Этот дом стоял на самом высоком месте в деревне Серён. Он щёлкнул, и дощечку осветила вспышка. В её свете сама дощечка исчезла, была видна только надпись – О Ёнчжэ.
22:45, остаток воздуха – 120 баров. Сынхван в спешке покинул деревню. Он выпустил воздух из жилета и начал подъём. Времени плыть обратно по тому же пути не было. И он со скоростью девять метров в минуту сразу поднялся над деревней и посмотрел вниз. Потихоньку цветной пейзаж вновь превращался в чёрно-белый. В его памяти всплыла табличка на особняке, и он вспомнил одного мужчину и одну очень красивую девочку.
Это случилось ночью в первые выходные после того, как он переехал на озеро Серёнхо. Апологет-начальник в тот день отправился домой в Сеул. Сынхван остался в съёмном доме один. Примерно в двенадцать часов ночи, когда он уже задремал, послышался резкий крик. Сынхван открыл глаза, вокруг было тихо. Он подумал, что это был сон, и вновь закрыл глаза, но через некоторое время проснулся от тихого хныканья ребёнка. Слышалось оно слабо, но было понятно, что звук идёт откуда-то снаружи. Он достал подводный фонарь и открыл окно. В тени под ольхой, две ветки которой были скрещены, сидела девочка. Она была в одних трусах и прикрывала грудь руками. Девочка съёжилась от холода и, хныкая, повторяла: «Не смотрите, дяденька, не смотрите…»
По голосу было ясно, что девочке стыдно. Сынхван послушался её. В этой ситуации лучше сделать вид, что ничего не заметил. Но девочка потеряла сознание, и ему ничего не оставалось, как выскочить к ней через окно. Девочка выглядела так, будто повстречала в лесу разбойника. Её нос раздулся, как большой пельмень. Каждый раз, когда она выдыхала, из горла раздавался хрип. На теле были чётко видны следы от розог. Местами кожа потрескалась. Сынхван укрыл девочку пледом, взял её на руки и побежал к главным воротам, так как вспомнил, что там, рядом с магазинами, есть медицинский пункт. Выяснять, чья она дочь и кто её избил, он будет потом.
В выходные, и к тому же ночью, врача на месте не было. Позднее, сделав рентгеновский снимок, молодой врач с коротко стриженными, как у солдата, волосами сказал, что у девочки сломан нос. Затем он задал вопрос, на который у Сынхвана не было ответа:
«А что случилось?»
«Не знаю. Она сидела под окном моей комнаты и неожиданно потеряла сознание».
Полицейский, прибывший по вызову, знал девочку. Ее звали Серён, она была дочерью хозяина лесопарка. Ей было двенадцать лет. Он даже знал телефон её отца. Достал мобильный и куда-то позвонил. Через некоторое время появился мужчина в тёмно-синем пиджаке и сверкающих ботинках.
«Вы, видимо, не из дома?» – спросил полицейский.
«Я был на пути домой, когда вы мне позвонили».
Мужчина даже краем глаза не посмотрел на девочку. Он встал перед дверью, загораживая её, и уставился на Сынхвана. Чёрные зрачки его глаз были так сильно расширены, что казалось, в них нет белков.
«А кто вы такой?» – спросил мужчина.
Сынхван откашлялся.
«Я вообще-то живу в сто втором доме».
«С какого времени вы там живете? Я вас никогда не видел».
Сынхван почувствовал, что ему трудно дышать. Такое случалось, когда он был напряжён. В глазах собеседника было что-то очень неприятное. Провокация какая-то.
«Несколько дней уже живу, – медленно ответил Сынхван, восстанавливая дыхание. – Я не знал, что это ваша дочь».
«Объясните, почему именно вы привели мою дочь сюда».
«Это я сам хочу у вас спросить. Почему ваша дочь потеряла сознание под моим окном?»
Мужчина обернулся и спросил у врача:
«Нет ли следов насилия?»
Врач повторил те же слова, что он сказал Сынхвану.
«У неё сломан нос. Есть ссадины, которые, кажется, являются следами от розог…»
«Вы видите только это? Лично я вижу, что моя дочь голая лежит в медпункте, я также вижу мужчину, который говорит, что принёс её сюда среди ночи».
Сынхван потерял дар речи. Он не ожидал такого удара. Врач захлопнул папку, по лицу его было видно, что ему всё это неприятно.
«А что, ваши глаза не видят полицейского, которого мы вызвали?»
В это время полицейский смотрел на Серён. Она пришла в себя и украдкой смотрела на отца. Тот понял, что дочь проснулась.
«Что этот мужчина тебе сделал? – большим пальцем он указал на Сынхвана. – Он бил тебя? Трогал?»
Сынхван нервно сглотнул. Серён тихим голосом ответила: «Нет».
Полицейский спросил:
«Тогда где ты так поранилась?»
Серён посмотрела на полицейского, на врача, остановила свой взгляд на Сынхване и снова посмотрела на стража порядка. Было видно, что она всячески не хочет встречаться взглядом с отцом. В её больших, как у кошки, глазах блестели слёзы. Нет, это были не слёзы. Сынхван был уверен, что это был страх.
«Вы сказали, что вас зовут Ан Сынхван? Выйдите на минутку, пожалуйста», – сказал полицейский. Но Сынхван не послушался, ведь его жизнь зависела от слов девочки.
«И вы, директор О, тоже выйдите, пожалуйста».
Мужчина, которого назвали директором О, бросил взгляд в сторону дочери и не шелохнулся.
«Вы оба слышите меня? – поторопил их полицейский. Сынхван и отец девочки посмотрели друг на друга и одновременно направились к двери. – Но далеко не уходите, мы быстро закончим».
Мужчина сел на скамейку за дверью. Он облокотился на подлокотник, откинул назад голову и смотрел на Сынхвана без всякого выражения. Его чёрные-пречёрные зрачки были расширены. Плечи были очень плотными и вздутыми, будто на них выросли мускулы. Он походил на зверя, который может напасть в любой момент. Сынхван сел напротив, всячески пытаясь выглядеть хладнокровно. Он старался расслабиться и сохранять безучастное лицо, но это было трудно и совсем у него не получалось. Все мысли вылетели из головы. Его охватили гнев и страх. К тому же он чувствовал себя оскорблённым. Дыхание становилось всё прерывистее. Очень хотелось покурить, но он не хотел никуда уходить. Вдруг он пропустит что-нибудь важное? Из кабинета ничего не было слышно. Двадцать минут тянулись, словно двадцать часов. Когда дверь открылась и вышел полицейский, Сынхвану показалось, что он сейчас задохнётся.
«Девочка сказала, что она играла в лесу с котом в игру «Расцвели цветы, скорее лови» и врезалась в дерево. – Полицейский встал между мужчиной и Сынхваном. – Она хотела пойти домой, но было очень темно. Поэтому перепутала дом и оказалась под окном у соседа. Из носа шла кровь, голова закружилась, и она потеряла сознание. Мужчину, который принёс её сюда, она видела впервые. Но она очень благодарна ему. Он не бил её и до неё не дотрагивался. Эти слова девочка попросила передать отцу».
Сынхван встал. Его гнев кипятком спускался по пищеводу.
«Двенадцатилетняя девочка в такую ночь в одних трусах играла с котом? Вы что, верите этому?»
«Как же звали этого кота? Ладно, не важно. По словам вашей дочери, кот больше всего любит эту игру».
«А как она объяснила следы от розог на теле? Даже кожа на плечах потрескалась».
«Она сказала, что её поцарапал кот. Наверно, очень грубо они играли. Что бы там ни было, врач сказал, что он не может проверить, изнасилована девочка или нет. Но одно только ясно: у неё сломан нос».
На этот раз отец девочки встал.
«Значит, чтобы проверить, было ли изнасилование, надо идти к гинекологу?»
«На вашем месте я бы её вначале отвёз к лору. Её красивый носик сломан. Расследование можно вести и потом, после обращения в главный полицейский участок. Думаю, будет ещё не поздно».
Мужчина зашёл внутрь и вынес на руках девочку, закутанную в плед. Он не сказал ни слова, но, казалось, своим взглядом избивал Сынхвана. Как только он покинул медицинский пункт, полицейский взял Сынхвана за локоть.
«А вы, мистер Ан Сынхван, пройдёмте-ка в участок».
Сынхван оттолкнул его руку. Он не мог объяснить происходящее. Конечно, он ничего не смыслил в законах, но как можно задерживать человека, который привёл раненого ребёнка в медпункт, и отводить его в участок, тем более после того как ребёнок снял с него все подозрения.
«Пойдёмте со мной. Вы являетесь заявителем. Надо составить протокол».
Полицейский пошел вперёд, Сынхван последовал за ним. Он описал всё произошедшее, стараясь сохранять спокойствие.
От напряжения у него свело руку, а в голове проносилось много разных мыслей. Он пытался понять, почему все так странно себя ведут. Почему полицейский не пытается найти настоящего насильника?
Сынхван был уверен, что все, кроме него и врача, что-то скрывают. Все они знали, кто избил ребёнка. Очевидно, что отец девочки ответил на звонок не по дороге домой. Чувствовалось, что полицейский тоже это знал. Сынхван пытался восстановить всю картину.
По какой-то причине отец избивает голую Серён. Пользуясь случаем, девочка убегает, но бежать ей некуда. В лес страшно, на дорогу голой стыдно, поэтому она прячется под деревом у окна соседнего дома, а отец отправляется искать её. В этот момент сосед, который суёт нос не в своё дело, уносит девочку к себе в дом. Отец видит это. Он также видит, как сосед на руках относит девочку в медпунт. Через некоторое время раздаётся звонок от полицейского, который знает, что ребёнка регулярно бьёт отец, и догадывается, что сосед оказался в щекотливом положении. Но, несмотря на это, он прикидывается, будто ничего не знает, и ведёт дело кое-как.
Для Сынхвана истина была очень проста – отец ребёнка использовал соседа в качестве прикрытия своих действий. Но Сынхван никак не мог понять, как такое возможно в стране, где родителей сажают в тюрьму за истязания детей? Конечно, репутация отца девочки оказалась под ударом, но и защищался он уж слишком ретиво. Это всё равно что снимать паутину электропилой. Его ведь самого могли привлечь к уголовной ответственности за ложные обвинения. Зачем он так поступил? Сынхвану очень любопытно было это узнать.
Пак прояснил ситуацию. Он хорошо знал, что происходит в деревне. Отец девочки находился в процессе развода, и при этом шла «война» за ребёнка. Полицейский, обращаясь к нему, называл его «директор О» не только потому, что тот был хозяином лесопарка. В городе С у него ещё была зубная клиника, которая располагалась вместе с другими десятью клиниками в здании под вывеской «Медицинский центр». Он также был единственным сыном богатого землевладельца, влияние которого распространялось очень далеко, выходя за пределы здешних мест. Ещё он был владельцем земель на равнине Серён, которые кормили жителей Нижней деревни.
Сынхван мог понять поведение полицейского. Кто он, а кто директор О. Чужак против местного жителя. Да и степень влияния у них разная. Полицейский и без слов мог догадаться, что директор О настоятельно советует ему «не совать нос в наши семейные дела».
До конца августа главный полицейский участок даже и не начал расследование. За это время Сынхван ещё два-три раза слышал крики Серён и её отчаянный возглас «папа». Они раздавались из окна, мимо которого он проходил. Именно на том доме под номером 101 была табличка с именем О Ёнчжэ.
Зазвонил сотовый. Хёнсу посмотрел на номер, это была Ынчжу. За час уже пятый звонок. А между звонками она прислала сообщения.
Ответь на звонок.
Ты в дороге? Или уже добрался?
Ты опять в пивной и не поехал, куда я велела? Снова пьёшь?
Хёнсу пил с друзьями. Но в одном она ошибалась. Нельзя сказать, что он не поехал, куда она велела. По крайней мере, он в пути и сейчас в пивной в городе Кванчжу. Это и не Сеул, и не Серён. Значит, он в дороге. Поэтому и не отвечал на звонки. Но если ей так сказать, то она будет ругаться. Он опять посмотрел в телевизор: шёл бейсбольный матч. Команды «Тайгерс» и «Лайонс» играли в спортивном комплексе города Тэгу. «Тигры» сильно проигрывали. Камера показывала кэтчера, который стоял, держа руку на поясе. Поза говорила о том, что его команда в заднице. Только что бэттер[9] «Тигров» подарил соперникам трёхбалльный хоумран[10].
Когда-то Хёнсу тоже стоял на этом месте. Нет, точнее, очень редко стоял. Теперь его команды не существует. Он всегда был в запасном составе команды «Хансин Файтерс». Его последний матч состоялся в августе 1998-го против команды «Беарс» на стадионе «Чамсиль».
Опять раздался звонок. На этот раз это была не Ынчжу. Звонил Ким Хёнтхэ, который вместе с ним играл в одной команде.
«Ты где? – спросил раздражённый голос, как только он подошёл к телефону. – Твоя жена мне звонила. Я сказал, что тебя со мной нет. Но она потребовала, чтобы я передал тебе трубку. С ума можно сойти. Она сказала, что ты сегодня должен поехать на дамбу Серён. Ты что, не поехал?»
«Я еду».
«Тогда хотя бы позвони ей и так и скажи. Ты что, не знаешь своей жены?»
Хёнсу стало любопытно, насколько широко известен характер его жены. Он встал, прижимая телефон к уху. Собеседник уже положил трубку, но ему нужен был предлог, чтобы уйти. Два приятеля, сидевшие напротив, смотрели на него. Он пальцем показывал на трубку, давая понять, что он выйдет поговорить и вернётся.
«А вы случайно не бейсболист Чхве Хёнсу? – донёсся мужской голос из-за столика у выхода. Хёнсу хотел открыть дверь, но повернул голову и посмотрел на мужчину. Он был озадачен и одновременно удивлен, что кто-то его ещё помнит. – Я выпускник школы «Тэиль», 45-й выпуск».
Мужчина встал из-за стола. Он выглядел ровесником Хёнсу. Хёнсу положил телефон в карман куртки и пожал ему руку. Он даже дал автограф мужчине, который сказал, что хочет подарить его своему сыну. Вежливо отказавшись сесть с ним за столик, Хёнсу взял рюмку сочжу и залпом выпил её. Он хотел побыстрее покинуть это заведение, у него совсем не было желания отвечать на вопросы незнакомцев.
Как только он открыл дверь машины, опять пришло сообщение.
Ты где пьёшь?
Наряду с «Почему ты напился?» это был один из любимых вопросов Ынчжу. Хёнсу никогда не отвечал. Задавать вопрос пьянице, где и зачем он пьёт, все равно что спрашивать у мертвеца на кладбище, почему он умер. Пивные всегда работают, а поводов выпить не меньше, чем этих заведений. Но если на ответе настаивают, то можно сказать следующее: «Потому что мой друг, питчер из моего бэттери, открыл пивную».
Ким Канхён ушёл из спорта на три года позже, чем Хёнсу. Он был известным питчером, передовым игроком, которого называли атомной подлодкой команды «Файтерс», но последние два года он в основном провёл на операционном столе или в реабилитационном центре. Конечно, если бы его руку не эксплуатировали столь нещадно, она бы не вышла так быстро из строя. Когда сменился хозяин команды, Киму Канхёну пришлось уйти из спорта, потому что ни одна команда не хотела покупать «сломанную подводную лодку». Тогда он попробовал себя в разного рода бизнесе. Но каждый раз он разорялся так же быстро, как летел мяч с его подачи. Пивная была его пятой попыткой. Не было ничего необычного в том, что Хёнсу заглянул туда, хотя это и не входило в его первоначальные планы. Он хотел заехать к нему после переезда. Но шанс предоставила сама Ынчжу. Утром, когда он уходил на работу, она спросила: «Сегодня у тебя последний рабочий день здесь? Наверно, рано закончишь?»
Хёнсу, ни о чём не подозревая, спросил: «А что?»
«Я хочу, чтобы ты съездил в наш новый съёмный дом. Я сегодня не могу, должна идти на работу в школу».
Хёнсу опять спросил: «А зачем?»
Ынчжу, в свою очередь, изобразила на лице «а что зачем?» и продолжила: «Надо же посмотреть новый дом, его метраж, чтобы определить, сколько вещей брать с собой. Мы же не можем набрать кучу всего, а потом выбросить».
«Выбрасывать не надо, потому что площадь у жилья одинаковая. Такая же, как здесь».
«Нет, реальная площадь в таких домах обычно меньше, чем говорят, да и планировка отличается от обычных квартир. Тем более там же всего две комнаты».
Но дамба Серён находилась не за углом, а в пяти часах езды. Все эти доводы не стоили того, чтобы ехать так далеко. Скорее всего, у неё была какая-то задняя мысль. Поэтому Хёнсу, обуваясь, стал выяснять это окольным путем.
«Съездить туда только дом посмотреть. Верно?»
«Конечно, не только за этим, но и потолковать. Ты же сказал, что там живёт один неженатый молодой человек. Надо заранее обговорить, как пользоваться комнатами, ванной и кухней. Насчёт коммунальных услуг. Всё это надо заранее уточнить, тогда можно будет спокойно жить и не ссориться».
«Значит, ты хочешь, чтобы я сидел с ним с глазу на глаз и обсуждал: будем ли мы вместе пользоваться стиральной машиной, будем вместе за воду платить или нет? Решать с ним такие вещи? Ты этого хочешь?»
«Если можно, попроси его ещё переехать в соседний дом. Наверно, ему тоже неудобно будет с нами жить».
Хёнсу внимательно посмотрел в лицо Ынчжу и подумал: «У этой женщины врождённая наглость или, скорее, это оружие, отточенное годами?»
Хёнсу не обладал умением заставить соседа перебраться в дом рядом, да у него и намерения такого не было. Конечно, если бы он переехал сам, Хёнсу не стал бы его отговаривать. Как бы то ни было, по телефону он договорился о времени встречи. Пивная приятеля была как раз по дороге, и он решил туда заскочить. Около шести часов вечера Хёнсу добрался до города Кванчжу. По плану он должен был только подарить горшок с цветами и сразу уйти. Но там он встретился с тремя одноклассниками и засиделся.
Все его школьные друзья уже ушли из спорта и теперь просто старели. За ужином они выпивали и вспоминали былые времена. Например, говорили о том, как мечтали стать звёздами спорта. Вспоминали общежитие, в котором всегда пахло по́том. Красавчика питчера Кима Канхёна, за ним увивались толпы школьниц. Первую любовь кэтчера Чхве Хёнсу, который в полуфинале пробежал три «базы» во время хоумрана. Одна бутылка, вторая, вот уже и восемь опустошили. Из них половину выпил Хёнсу.
Когда Хёнсу подъезжал к платной дороге у восточного Кванчжу, опять зазвонил телефон. Конечно, это была Ынчжу. Похоже, она специально долго не сбрасывала звонок – ждала, пока её муж ответит. Тогда Хёнсу выключил телефон. Перед скоростной дорогой была длинная вереница машин. Он решил, что это пробка из-за пятничного вечера. Но, проехав шлагбаум, увидел, что это не так. У въезда на скоростную дорогу стояло несколько полицейских машин. Ему стало не по себе. Он подумал, что если это проверка, то его сегодня обязательно поймают. У него не было прав – девяносто три дня назад он был их лишён за вождение в нетрезвом виде.
В тот день ситуация была очень похожа на сегодняшнюю. Он пил сочжу в пивной с приятелями-бейсболистами. Они смотрели бейсбольный матч. Ынчжу звонила Киму Хёнтхэ, разыскивая его.
Когда он начал пьянеть, Ким Хёнтхэ передал ему свой мобильный. Его глаза улыбались и говорили: «Ну, ты и идиот!» Хёнсу покраснел. Ынчжу больше всего не любила, когда Хёнсу пил. Болезненно не любила. Каждый час в пивную звонила только жена Хёнсу. С некоторых пор он уже стал совсем игнорировать её звонки во время попоек. Однако, когда друг передал ему трубку, он не мог не ответить. Хёнсу взял телефон, и Ынчжу начала кричать.
«Ты где? Чем занимаешься? Опять пьёшь?»
«Нет, я просто ем и ничего не пью».
«А тогда почему не отвечаешь на мои звонки?»
«Я не слышал. Но всё равно, с какой стати названивать другу?»
«Ты не отвечаешь, вот я ему и позвонила».
Так до бесконечности мог продолжаться этот бессмысленный разговор. Хёнсу ничего не оставалось, как спешно отступить.
«Что-то случилось?»
«Совон заболел. Его рвёт, и у него температура. Он даже бредит. Говорит, что папа обещал свозить его покататься на лыжах. Требует, чтобы я его одела».
У Хёнсу сердце ушло в пятки.
«Ты не отвезла его в больницу?»
«Я только что вызвала скорую.
Хёнсу быстро встал и выбежал на улицу. Ничего не соображая, он сел за руль. Хёнсу напрочь забыл, что он выпивши, когда недалеко от больницы его поймали полицейские за вождение в нетрезвом виде. Он умолял его отпустить, объяснял, что у него заболел сын. Полицейский ответил: «Конечно, конечно. А как же иначе?» Хёнсу пришлось дуть в трубочку. Само собой аппарат запищал, ведь у него в животе вместо желудка была бочка с водкой.
Полицейский сразу открыл дверь машины, сел рядом с ним и велел ему остановиться на обочине. Хёнсу еле сдержался, чтобы не рвануть с места и не помчаться в больницу вместе с полицейским. На обочине стоял фургон, в котором дули в трубку, результат был 1, 9 промилле. Его отвезли в ближайший полицейский участок. Там тоже не поверили его словам о больном ребёнке и начали составлять протокол. В это время опять позвонила Ынчжу.
«Когда ты вернёшься? Ты хочешь довести меня до нервного срыва?» – прокричала Ынчжу, а Хёнсу очень тихо ответил: «Я в пути. Почти приехал. Что говорит врач?»
«Он говорит, что у ребёнка менингит, и сказал, чтобы мы отвезли его в больницу, где есть компьютерная томография и педиатр, а ты…»
На этот раз закричал Хёнсу: «Тогда надо ехать, а не расспрашивать обо мне».
«Почему ты злишься на меня? Сам-то ты что сделал? Я что, дура? Я уже вызвала такси, и мы едем в больницу «Тонхва». Я позвонила тебе сказать, чтобы ты ехал прямо туда».
Похоже, полицейский понял ситуацию из разговора. Он срочно закончил всю процедуру, и Хёнсу получил временные права на два дня. Затем он поймал такси.
Совон лежал на кровати в самом углу комнаты, в отделении неотложной помощи. А Ынчжу сидела рядом, держа его за руку. Совон первым увидел Хёнсу. Слабым голосом он произнёс: «Папа». А первыми словами Ынчжу были: «Не пил, значит?»
«А что вы тут сидите?» – спросил Хёнсу у Ынчжу, стоя в ногах у больного сына и глядя на него. Он очень хотел подойти к Совону, но не мог пробраться поближе. Пространство между кроватями было слишком узким для гиганта ростом 191 сантиметр и весом 110 килограммов. От его крупного тела был толк лишь на бейсбольном поле.
«Сказал едешь, а почему приехал только сейчас?» – ответила вопросом на вопрос Ынчжу.
«Я спрашиваю, почему вы тут лежите?»
«Тебя же не было, поэтому мы тут лежим. Нам сказали, что нужна пункция спинного мозга».
«Пункция? А что это?»
«Из позвоночника… – Ынчжу краем глаза посмотрела на сына и продолжила: – Сказали, что это неопасно, но требуют подписать согласие. Как я могу поверить им на слово? Как я могу подписать без тебя?»
Хёнсу очень хотелось закричать: почему ты сама не подпишешь, ты же всё делаешь, как тебе хочется. Но подавил свой крик, понимая, какой будет эффект от крика пьяницы-гиганта.
«А где врач?»
Ынчжу опустила глаза и указала на кабинет медсестёр, находившийся в центре приёмного отделения. Он, еле сдерживая гнев, пошёл к врачу. Педиатр сказал, что у мальчика менингит. Он стабилизировал его состояние при помощи стероидов, но необходимо было сделать пункцию. Пункция – это когда длинную иглу втыкают в позвоночник и берут спинную жидкость. Таким образом можно снизить внутричерепное давление и определить, бактериальный это менингит или вирусный.
«А чем они отличаются?» – спросил Хёнсу.
«Вирусный менингит можно вылечить», – ответил врач.
«А бактериальный?»
«Могут быть последствия. Например, проблемы со слухом, задержка в развитии или эпилепсия…»
Проблемы со слухом, задержка в развитии, эпилепсия… У Хёнсу потемнело в глазах, он не чувствовал под собой ног. Все слова в документе о согласии на пункцию вдруг поплыли. Он едва смог вывести своё имя. Несколько раз ручка выскальзывала из его рук.
Совона отвезли в процедурную, Ынчжу осталась ждать в коридоре, а Хёнсу последовал за ним. Медбрат снял с Совона верхнюю одежду и помог ему лечь на бок, поджав ноги. Врач смазал позвоночник дезинфицирующим средством. Совон дёргался от страха. Медбрат силой держал его. Но мальчика невозможно было успокоить, он был до смерти напуган. Когда Совона привезли в процедурную, он увидел огромную иглу, а когда врач стал обрабатывать его спину, понял, что эта страшная игла сейчас войдёт в его спину. Совон взглядом, устремлённым на отца, посылал сигнал бедствия. Врач также смотрел на Хёнсу.
