Место под названием «Свобода»

Толпа внезапно притихла, и Мак преисполнился неведомого прежде радостного ощущения своей свободы.

– Я ухожу, мистер Джеймиссон, – сказал он. – Увольняюсь. Прощайте.

С этими словами он повернулся спиной к Джею и при всеобщем молчании пошел прочь от шахты.

Глава девятая

К тому времени, когда Джей и Лиззи вернулись в замок, восемь или десять слуг уже трудились, разжигая огонь в очагах и подметая полы при свечах. Лиззи, совершенно почерневшая от угольной пыли и едва способная двигаться, охваченная предельной усталостью, шепотом поблагодарила Джея и, пошатываясь, поднялась наверх. Джей распорядился принести к себе в спальню небольшую ванну, наполнить ее горячей водой, после чего основательно помылся, соскребая с кожи черноту куском пемзы.

За последние сорок восемь часов в его жизни произошли поистине знаменательные события. Отец выделил ему долю наследства, скорее похожую на презрительную насмешку. Мать прокляла отца. А он сам покушался на жизнь собственного брата. Но, как ни странно, не мысли обо всем этом владели им сейчас. Лежа в ванне, думал он исключительно о Лиззи. Ее вечно лукавое лицо возникало перед ним в облаке пара, ехидно улыбаясь, поблескивая проницательными глазами, дразня его, искушая, бросая вызов. Ему вспомнились ощущения, пережитые им, пока он нес ее на спине вверх по лестнице ствола шахты: ее тело было легким, мягким, податливым, а он бережно прижимал к себе сзади ее изящную маленькую фигуру, преодолевая ступень за ступенью. Интересно, думает ли она сама о нем сейчас? – гадал он. Она наверняка тоже заказала для себя ванну с горячей водой – не могла же повалиться в постель, оставаясь до такой степени грязной? Он вообразил себе, как она лежит обнаженной перед огнем в камине, намыливая руки, ноги, живот. Ему бы страстно хотелось оказаться в такой момент вместе с ней, взять мочалку из ее руки, чтобы нежными движениями смывать угольную пыль с соблазнительных изгибов грудей. Почувствовав, что подобные мысли слишком возбуждают, он поспешил покинуть ванну и насухо обтерся грубой тканью полотенца.

Ему совсем не хотелось спать. Его так и подмывало обсудить с кем-нибудь приключения этой ночи, но Лиззи, надо полагать, не проснется теперь еще очень долго. Он подумал о своей матери. Ей можно было довериться. Порой она заставляла его совершать поступки, противоречившие его натуре, но неизменно оставалась на стороне сына, что бы ни случилось.

Джей побрился, переоделся во все чистое и отправился по коридору к ее комнате. Как он и ожидал, мать уже бодрствовала, попивая горячий шоколад, усевшись перед туалетным столиком, а горничная тем временем расчесывала ее волосы. Она улыбнулась ему. Он поцеловал ее и опустился в кресло. Выглядела она привлекательной даже в столь ранний час, но на ее душе явно лежала тяжесть стали.

Отпустив горничную, она спросила:

– Почему ты еще не спишь?

– Я не ложился вообще. Посетил ночью шахту.

– Вместе с Лиззи Хэллим?

Как же она умна и проницательна, с восхищением подумал Джей. Всегда знала или догадывалась обо всем, что происходило. Но его это нисколько не смущало, потому что мама не могла обратить свою осведомленность против него.

– Как ты это поняла? – спросил он.

– Проще простого. Она отчаянно желала попасть туда, и не в ее характере смиренно принимать любые запреты. Лиззи не воспринимает слово «нельзя» всерьез.

– Мы попали туда не в самый удачный момент. В шахте прогремел взрыв.

– Боже милостивый, с тобой все в порядке?

– Да, конечно…

– Но я все равно пошлю за доктором Стивенсоном…

– Перестань беспокоиться обо мне, мама! Когда раздался взрыв, я уже успел выбраться из шахты. Как и Лиззи. У меня осталась лишь легкая слабость в коленях, поскольку пришлось выносить ее на себе вверх по очень длинной лестнице.

Мать сразу заметно успокоилась.

– И что Лиззи думает об увиденном?

– Она поклялась никогда не допустить добычи угля на территории поместья семьи Хэллим.

Алисия рассмеялась.

– Зато твой отец как раз алчет добраться до месторождения угля на их землях. Что ж, буду с любопытством наблюдать, когда между ними возникнет конфликт. Как только Роберт станет ее мужем, он получит право действовать, не считаясь с ее желаниями… Теоретически. Посмотрим. Как, по твоему мнению, продвигаются амурные дела между ними?

– Роберт не умеет ухаживать за женщинами или флиртовать, и это еще мягко выражаясь, – презрительно сказал Джей.

– Зато этим искусством отменно владеешь ты, не так ли? – с откровенным удовольствием отметила она.

Джей пожал плечами.

– Он, разумеется, предпринимает неуклюжие попытки.

– Может статься, в итоге она так и не захочет выйти за него.

– Думаю, у нее нет другого выхода.

Мать пристально посмотрела на него.

– Ты узнал нечто, о чем не известно мне?

– У леди Хэллим возникли трудности с возобновлением договора по закладной. Мой папочка позаботился об этом.

– Неужели? Какое коварство с его стороны!

Джей вздохнул.

– Она восхитительная девушка. И заслуживает мужа получше, чем Роберт.

Мать положила ладонь на его колено.

– Джей, милый мой мальчик. Помни, что она еще не принадлежит Роберту.

– Действительно, она еще может выйти замуж за кого-нибудь другого.

– Она может выйти замуж за тебя.

– Господь всемогущий, мама!

Хотя он и решился поцеловать Лиззи, ему даже в голову не приходила весьма маловероятная возможность стать ее супругом.

– Но ты же влюблен в нее. Мне ли не заметить этого?

– Любовь? Значит, вот что это такое?

– Конечно же! Твои глаза загораются при одном упоминании ее имени, а когда она входит в комнату, ты больше никого в ней не замечаешь.

Она очень верно описала ощущения самого Джея. Между ними не существовало секретов.

– Да, но жениться на ней?

– Если ты ее любишь, сделай предложение! Станешь хозяином усадьбы Хай Глен.

– Это стало бы хорошим ударом по самолюбию Роберта, – сказал Джей с ухмылкой. При мысли о том, что Лиззи может стать его женой, сердцебиение молодого человека участилось, но он сразу же постарался сосредоточиться на практической стороне дела. – Но ведь я буду нищим. Землевладельцем без гроша за душой.

– Ты и сейчас не имеешь в кармане ни пенни. Но сможешь управлять имением значительно лучше, чем леди Хэллим. Она совершенно лишена способностей заниматься бизнесом. Это же необъятные территории. Не менее десяти миль в длину занимает только долина Хай Глен. А ведь им принадлежат к тому же Крейги и Крук Глен. Ты расчистишь новые участки под пастбища, станешь производить и продавать гораздо больше мяса, построишь водяную мельницу… С поместья можно получать изрядный доход, даже не добывая там угля.

– А как же быть с закладной?

– У тебя гораздо больше шансов получить деньги взаймы, чем у нее. Ты молод, полон сил, энергии, принадлежишь к богатому семейству. Тебе легко удастся найти источник для выплаты очередного взноса по закладной. А со временем…

– Что?

– Могу сказать лишь одно: Лиззи импульсивная девушка. Сегодня она клянется никогда не допустить добычи угля в поместье Хэллимов. Бог знает, что она выдумает завтра. Может, например, запретить у себя охоту. А уже через неделю забудет обо всех своих зароках и клятвах. Если тебе когда-нибудь все же удастся начать строить угольные шахты, то запросто расплатишься со всеми долгами.

Джей скорчил гримасу.

– Даже не представляю себе перспективы пойти против воли Лиззи в столь важном вопросе.

Он успел подумать, что скорее хотел бы выращивать сахарный тростник на Барбадосе, чем добывать уголь в Шотландии. Но желание обладать Лиззи от этого не ослабевало.

Внезапно мать ошарашила его, сменив тему разговора:

– Что произошло вчера во время охоты?

Джея ее вопрос застал врасплох, и он понял, что не в состоянии придумать правдоподобную ложь. Он покраснел и начал чуть заикаться, когда наконец ответил:

– У меня случилась новая стычка с отцом.

– Это мне известно, – сказала она. – У вас все было написано на лицах, когда вы вернулись. Но это была не простая ссора. Ты совершил нечто, глубоко потрясшее его. Что именно?

Джею никогда не удавались попытки обмануть ее.

– Я попытался застрелить Роберта, – признался он с самым жалким видом.

– О, Джей, но это же просто ужасно! – воскликнула Алисия.

Он низко склонил голову. Самым постыдным для него сейчас было то, что он не довел замысел до успешного конца. Если бы ему все же удалось убить брата, он испытывал бы чудовищное чувство вины, но к нему одновременно примешивалось бы диковатое ощущение триумфа. А вышло так, что ему оставалось только подавлять в себе вину.

Мать встала рядом с креслом и прижала голову сына к груди.

– Мой бедный мальчик, – сказала она. – В этом не было никакой необходимости. Не волнуйся, мы найдем другой способ решить все проблемы.

Она стала тихо покачиваться, поглаживая его по волосам и приговаривая:

– Ну-ну, не стоит так переживать.

* * *

– Как ты могла пойти на такой ужасный поступок? – ныла леди Хэллим, оттирая мочалкой спину Лиззи.

– Я должна была увидеть все своими глазами, – ответила Лиззи. – Ой, не надо нажимать так сильно!

– Уж приходится. Думаешь, угольная пыль так легко смы-вается?

– Меня слишком возмутил Макэш, когда заявил, что я понятия не имею, о чем рассуждаю, – продолжала Лиззи.

– А к чему тебе иметь понятие о подобных вещах? – спросила мать. – Какой смысл для молодой леди приобщаться к подробностям добычи угля, если мне будет позволено поинтересоваться?

– Ненавижу, если мужчины не считаются со мной на том основании, например, что женщины не разбираются в политике, или в сельском хозяйстве, или в добыче угля, или в коммерции. Этот аргумент позволяет им без возражений нести в моем присутствии полнейшую чепуху.

Леди Хэллим издала громкий стон.

– Надеюсь, Роберт не против твоего стремления стать во всем вровень с мужчинами?

– Ему придется принять меня такой, какая я есть, или не принять вообще.

Мать отозвалась полным отчаяния вздохом.

– Нет, дорогая моя, так дело не пойдет. Ты должна хоть как-то поощрять его, возбуждать его стремление к женитьбе. Разумеется, девушке не следует казаться уж слишком горячо желающей замужества. Но ты слишком далеко заходишь в прямо противоположном направлении. Обещай, что сегодня будешь с Робертом особенно мила?

– А что ты думаешь о Джее, мама?

Та только улыбнулась.

– Он, конечно, очаровательный молодой человек… – Внезапно она оборвала свою фразу и пристально уставилась на Лиззи. – Почему тебя вдруг заинтересовало мое мнение о нем?

– В шахте он поцеловал меня.

– Только не это! – Леди Хэллим выпрямилась и в ярости швырнула мочалку в другой конец комнаты. – Это уже переходит всякие границы, Элизабет! Я ничего подобного не потерплю! – Лиззи искренне поразилась столь неожиданной и искренней вспышке материнского гнева. – Я не для того двадцать лет прожила в строжайшей экономии и растила тебя, чтобы ты вышла замуж за нищего!

– Он вовсе не нищий…

– Нищий! Ты ведь присутствовала при отвратительной сцене с его отцом. Все, что он получил в наследство, – лошадь! Лиззи, ты не можешь так поступить!

Матерью овладел неистовый гнев. Лиззи никогда прежде не видела ее такой и не могла найти столь яростной озлобленности объяснения.

– Успокойся, пожалуйста, мамочка, – обратилась к ней она. Затем поднялась и выбралась из ванны. – Сделай милость, подай мне полотенце.

А мать, к ее величайшему изумлению, закрыла лицо ладонями и горько зарыдала. Лиззи обняла ее и спросила:

– Мама, дорогая, в чем дело?

– Прикройся хотя бы немного, несносное дитя, – выдавила из себя ее мать в промежутках между всхлипываниями.

Лиззи обернула одеяло поверх своего все еще мокрого тела.

– Тебе лучше будет сесть, мама.

И она подвела ее к креслу.

Через какое-то время мать немного пришла в себя и обратилась к дочери:

– Твой отец был в точности таким же, как Джей. Просто копия, – сказала она с мрачным выражением лица. – Высокий, красивый, очаровательный любитель целоваться в укромных уголках. Но слабый и бесхарактерный. Я поддалась своим самым низменным инстинктам и вышла за него замуж вопреки собственному здравомыслию, хотя прекрасно знала, до какой степени он ненадежен. За три года он промотал все мое состояние, а еще годом позже пьяным свалился с коня, сломал себе свою такую изящную шею и умер.

– О, мама! – Лиззи шокировал жесткий голос матери. Обычно она рассказывала об отце несколько другую, сглаженную историю в более нейтральных тонах. По ее словам, ему просто не повезло в бизнесе, его постигла трагическая безвременная смерть, а семейные юристы не сумели правильно распорядиться финансами и доходами от поместья. Лиззи толком не помнила его. Ей едва исполнилось три года, когда отца не стало.

– А меня он презирал и отвергал за то, что не сумела подарить ему сына, – продолжала мать. – Сына, который стал бы таким же, как он сам, беспечным и расточительным, а потом тоже разбил бы сердце какой-нибудь несчастной девушке. Но я уже знала, как не позволить этому случиться.

Лиззи пережила еще один шок. Неужели это правда, что женщины способны предотвращать беременность? И ее мать воспользовалась этим, чтобы воспрепятствовать осуществлению желаний своего мужа.

Мать сжала ей руку.

– Обещай мне не выходить за него замуж, Лиззи. Поклянись!

Лиззи отдернула руку. Она чувствовала себя плохой дочерью, но не умела укрывать правды.

– Не могу тебе ничего обещать, – сказала она. – Я люблю его.

* * *

Когда Джей покинул спальню матери, чувство вины и стыд моментально рассеялись, и он внезапно ощутил, что очень проголодался, и спустился в столовую. Там уже сидели его отец и Роберт, поедая толстые ломти жареной ветчины с печеными яблоками в сахаре на десерт, и разговаривали с Гарри Рэтчетом. Как управляющий шахты, Рэтчет явился, чтобы доложить о взрыве рудничного газа. Отец сурово оглядел Джея и сказал:

– Как я слышал, ты спускался в шахту Хьюк этой ночью.

У Джея сразу начал пропадать всякий аппетит.

– Да, спускался, – ответил он. – Там произошел взрыв.

Он налил себе из графина стакан эля.

– О взрыве мне уже все известно, – сказал отец. – Кто был твоим спутником?

Джей отпил немного пива.

– Лиззи Хэллим, – признался он.

Лицо Роберта побагровело.

– Черт бы тебя побрал! – в сердцах воскликнул он. – Ты же прекрасно знал, что папа не хотел разрешать ей посещение шахты.

Джея его реплика только раззадорила и заставила с вызовом обратиться к сэру Джорджу:

– Ну что, папочка, как ты собираешься теперь наказать меня? Оставишь без гроша? Но ты уже преуспел в этом.

Отец угрожающе потряс указательным пальцем перед его носом.

– Предупреждаю в последний раз не нарушать моих приказов.

– Тебе следовало бы больше беспокоиться не обо мне, а о Макэше, – отозвался Джей, стремясь направить злость отца в ином направлении. – Он заявил всем, что уйдет сегодня же.

– Проклятый дерзкий мерзавец, – первым отреагировал на его слова Роберт, причем не было до конца ясно, на кого он наклеил ярлык – на Макэша или же Джея.

Гарри Рэтчет откашлялся и позволил себе высказаться:

– Вам, быть может, будет лучше просто дать Макэшу уйти, сэр Джордж. Он хороший работник, но создает слишком много проблем. Нам станет легче, если мы избавимся от него.

– Не могу этого допустить, – ответил сэр Джордж. – Макэш посмел публично восстать против моей власти. Позволь мы ему свободно уйти, каждый молодой шахтер решит, что имеет право последовать его примеру.

Роберт поспешил дополнить слова отца:

– И дело гораздо серьезнее, чем тебе кажется, Рэтчет. Этот юрист Гордонсон разошлет такие же письма на все шахты в Шотландии. И если молодым шахтерам станет дозволено покидать работу по достижении двадцати одного года, вся угледобывающая промышленность понесет непоправимые потери и придет в упадок.

– Вот именно, – кивнул в знак согласия отец. – И что вся британская нация станет делать, оставшись без угля? Скажу прямо: если однажды Каспар Гордонсон предстанет перед моим судом, я обвиню его в государственной измене и приговорю к виселице быстрее, чем он успеет произнести слово «неконституционно». Я буду не я!

– На самом деле наш патриотический долг заключается в том, чтобы любым способом помешать Макэшу, – подхватил Роберт.

Они уже забыли о проступке Джея к величайшему его облегчению. Стремясь как можно дольше сводить разговор к избранной теме, он спросил:

– Да, но что вы можете предпринять против него?

– Я засажу его за решетку, – решительно заявил сэр Джордж.

– Не годится, – возразил Роберт. – Он отбудет свой срок и все равно сможет заявить, что остается свободным человеком.

Между ними воцарилось задумчивое молчание.

– Его необходимо выпороть, – предложил Роберт.

– Это неплохой вариант, – встрепенулся сэр Джордж. – Я имею право подвергать их телесным наказаниям. По закону.

Рэтчет казался не слишком довольным таким оборотом событий.

– Но ведь прошло много лет с тех пор, как владелец шахты воспользовался этим своим правом, сэр Джордж. И кто возьмется за кнут?

– Зачем же кому-то браться за кнут? Как мы обычно поступаем с нарушителями порядка? – нетерпеливо спросил Роберт.

– Им мы поручаем самые позорные дела. Он будет вращать на шахте барабан, – с улыбкой ответил сэр Джордж.

Глава десятая

Маку очень хотелось сразу же уйти пешком в сторону Эдинбурга, но он понимал, что в таком случае совершит непростительную глупость. Хотя он не отработал полной смены, чувствовал себя совершенно изможденным и слегка ошеломленным. Ему требовалось время, чтобы обдумать, как поступят Джеймиссоны, и найти способ перехитрить их. Он вернулся домой, сбросил с себя мокрую одежду, развел огонь в очаге и улегся в постель. От погружения в стоки, скопившиеся под платформой, он был грязнее, чем обычно, поскольку вода там густо пропиталась угольной пылью, но его постельное белье и одеяло уже были такими грязными, что ничего добавить к этой черноте он уже не мог. Как и большинству шахтеров, мыться более или менее основательно ему удавалось лишь раз в неделю – субботними вечерами.

Остальные шахтеры после взрыва вернулись к работе. Эстер и Энни тоже задержались, собирая нарубленный Маком уголь и вынося его на поверхность: сестра не могла допустить, чтобы труд брата пропал впустую.

Постепенно проваливаясь в сон, он размышлял, почему мужчины неизменно уставали быстрее женщин. Те же забойщики – сплошь мужчины – работали по десять часов кряду с полуночи до десяти утра. А носильщицы, среди которых преобладали женщины, трудились с двух часов утра до пяти вечера – то есть их смена длилась пятнадцать часов без перерыва. Причем им приходилось значительно тяжелее, чем самим шахтерам. Они раз за разом взбирались по лестнице с огромными корзинами угля на согбенных спинах, но все равно продолжали делать это еще долго после того, как мужчины уже добредали до своих домов и валились без чувств на кровати. Иногда женщины тоже брались за шахтерскую работу, но это случалось крайне редко. Орудуя киркой или молотом, большинство из них не умели наносить достаточно сильных ударов, а потому затрачивали чрезмерно много времени, чтобы отколоть от стены забоя столько же угля, сколько получалось у их мужей или братьев.

Мужчины обязательно недолго дремали по возвращении домой. Впрочем, уже через час или два снова вставали. Большинство из них непременно готовили еду для жен и детей. Но некоторые предпочитали отправиться и выпить в заведении миссис Уейгел. Их жен все жалели – для женщины становилось печальным дополнительным испытанием после пятнадцати часов тяжкой работы обнаружить, что в доме не растоплен очаг, нет ничего к ужину, а муж пьян и весел. Если жизнь шахтера была нелегка, то женам приходилось несладко вдвойне.

Когда Мак проснулся, он мгновенно осознал, что для него наступил знаменательный день, но не сразу вспомнил причину. Затем его вдруг осенило: он собирался покинуть долину.

Далеко уйти ему не удастся, если он будет выглядеть как беглый шахтер, а потому первым делом следовало отмыться от грязи. Он развел огонь и несколько раз сходил к речке с ведром для воды. Согрел воду на очаге и принес жестяное корыто, висевшее на задней двери дома. Маленькая комнатушка наполнилась паром. Он наполнил корыто, забрался в него, прихватив кусок мыла с жесткой щеткой, и принялся скрести ею свое тело.

В нем зародилось приятное ощущение. Ведь он в последний раз смывал с себя угольную пыль, ему никогда больше не придется спускаться в шахту. Рабство он оставлял в прошлом. А впереди ждали Эдинбург, Лондон, весь мир. Он встретит людей, никогда даже не слышавших о Хьюке и местной шахте. Его дальнейшая судьба представлялась чистым листом бумаги, на котором он может написать все, что пожелает.

Он все еще мылся, когда в комнату вошла Энни.

Девушка в нерешительности замерла на пороге. Она выглядела встревоженной и растерянной. Мак улыбнулся, протянул ей щетку и попросил:

– Помоги мне оттереть спину, пожалуйста.

Она сделала шаг вперед, взяла щетку, но затем снова остановилась с тем же несчастным выражением на лице.

– Давай же, – сказал он.

Энни начала скрести щеткой по его спине.

– Все говорят, что шахтеру нельзя отмывать начисто спину, – промямлила она потом. – От этого мужчина слабеет, как считается.

– А я больше не шахтер.

Она еще раз словно окаменела.

– Не уходи от нас, Мак, – умоляющим тоном сказала она. – Не оставляй меня здесь одну.

Чего-то подобного он исподволь опасался. Тот поцелуй в губы стал для него значимым предупреждением. Его посетило чувство вины. Ему нравилась кузина, он с удовольствием предавался с ней прошлым летом интимным играм, перекатываясь вдвоем среди вереска в теплые воскресные послеобеденные часы. Но провести вместе с ней всю жизнь вовсе не входило в его планы. Особенно если в таком случае возникала необходимость оставаться в Хьюке. Сможет ли он объяснить ей это, не нанеся тяжелой душевной травмы? У нее уже слезы навернулись на глаза, и он понимал, как хочется ей добиться от него обещания не бросать ее. Но его решимость бежать была слишком сильна. Он никогда и ничего в прежней жизни не желал больше.

– Я должен уйти, – сказал он. – Мне будет очень тоскливо без тебя, Энни, но бежать так или иначе придется.

– Ты мнишь себя лучше нас всех, верно? – спросила она уже немного сердито. – Твоя мать забивала себе голову идеями, не положенными при ее положении в обществе, и ты туда же. Для меня ты слишком хорош, так ты думаешь? Отправляешься в Лондон, чтобы жениться там на знатной леди, скажешь нет?

Его мать действительно часто заносилась мыслями слишком высоко, что правда, то правда, но он собирался в Лондон вовсе не для женитьбы на аристократке. И был ли он лучше, чем они? Считал ли Энни недостойной себя? Небольшая доля истины в ее словах присутствовала, и Мак даже почувствовал неловкость и смущение от этого.

– Я знаю одно, – ответил он. – Мы все слишком хороши, чтобы оставаться рабами.

Она присела на корточки рядом с корытом и обняла его торчавшие из воды колени.

– Ты совсем не любишь меня, Мак?

К своему величайшему стыду, он заметил, что у него возникает эрекция. Ему так и хотелось прижать ее к себе и утешить, унять слезы, но сердцем он уже ожесточился.

– Ты очень дорога для меня, Энни, но я никогда не объяснялся тебе в любви, как и ты мне.

Ее рука скользнула под воду и ему между ног. Она улыбнулась, ощутив в пальцах нечто очень твердое.

– А где Эстер? – спросил он.

– Играет с новорожденным младенцем Джен. Ее не будет дома еще достаточно долго.

Это Энни уговорила сестру задержаться, сообразил Мак. Иначе она поспешила бы к нему, чтобы расспросить о его планах.

– Оставайся здесь и давай поженимся, – сказала Энни, лаская его. Ощущение было невыразимо приятным. Он сам научил ее делать это прошлым летом, а потом заставил показать, как она доставляла наслаждение самой себе. Воспоминание только распалило его похоть.

– Мы сможем заниматься всем, что тебе будет угодно и когда угодно, – продолжала соблазнять его Энни.

– Если я женюсь, то застряну здесь на всю жизнь, – пытался возражать Мак, но сам уже ощущал, как перестает противиться вожделению, как слабеет его сопротивление.

Энни поднялась и сняла через голову платье. Под ним она не носила ничего. Нижнее белье обычно берегли для воскресных дней. У нее было стройное и крепкое тело с маленькими, почти плоскими грудями и с густым пучком черных волос на лобке. Почти вся ее кожа, как и у Мака, посерела от угольной пыли. Совершенно неожиданно она забралась к нему в корыто, заменявшее ванну, раздвинув коленками его ноги.

– Теперь твоя очередь помыть меня, – заявила она, передавая ему кусок мыла.