Зеркало смерти

– Блаженный, – тихо добавила Наташа,

– Да не то! Слабый он был! Алкоголик! – отрубила та.

Наташа только развела руками.

– Одного я не понимаю – зачем было его убивать? – пробормотала она. – Зачем? Он и не дрался-то ни с кем, никогда…

– Вот из-за этого «зачем» и следствия не получилось, – отвечала Елена Юрьевна. – Денег при нем не было, на горе его знали как облупленного, – никто и проверять бы не стал. Он сам вечно искал, у кого занять. На работе ни с кем не поссорился… А вот, поди ж ты!

– И все считают, что это убийство?

– А ты поспрашивай.

Наташе вовсе не хотелось никого расспрашивать. Соседка изъяснялась с такой безжалостной лаконичностью, что все вопросы отпадали сами собой.

– Хотя о нем не очень-то говорили, – продолжала та. – Потрепались и забыли. А вот когда погиб Илья… Тут опять про Ивана вспомнили.

– Но ведь Илью убили на дороге, а не здесь!

– Ну и что? – отпарировала та. – Все равно, он отсюда.

– Если так рассуждать, мы далеко зайдем! – продолжала возмущаться Наташа. – Илья занимался рискованным делом, подвозил ночью неизвестных людей. Всегда был при деньгах. Известно же, что таксистов часто убивают!

Но Елена Юрьевна стояла на своем – это убийство не было случайным – и все тут!

– Его дружки живы-здоровы, ездят себе, заколачивают денежки. А Илья мертв! И убийцу не нашли! Не нашли даже ту парочку, которую он к себе сажал перед смертью!

Наташа решила не спорить. Это дело тоже кончилось ничем, и она подозревала, что раскрыть убийство, совершенное в ночное время, на обочине шоссе, было попросту немыслимо. Какие там могли быть свидетели? Ездят ночью немного, а если в машине у Ильи был погашен свет, то со стороны и вовсе нельзя было разглядеть, что творится внутри.

– А теперь вот Анюта, – безжалостно подвела черту соседка. – С чего она вдруг руки на себя наложила?!

– Вот и я бы хотела знать – с чего?

– А с того, что место у вас тут нехорошее.

Наташа хотела было возразить, что это предрассудки, но удержалась. Она слишком давно знала соседку и успела убедиться, что та, при всей своей практичности и здравом смысле, порой бывала до глупости суеверна. Она верила в дурной глаз, в порчу, в приметы, любила толковать сны и гадать на картах.

– Я же видела Анютку в огороде, – продолжала Елена Юрьевна. – Она копалась как ни в чем не бывало. А потом заперлась у себя и затихла… Мне бы раньше спохватиться, а я, дура, проворонила!

Она снова стала плакать. Наташа не выдержала:

– Чем бы вы ей помогли? Она проглотила столько таблеток, что через пару часов было поздно ее спасать.

– Это те самые, что твой Паша ей давал? – утирая слезы, уточнила соседка.

Отрицать было невозможно. Наташа неохотно кивнула. Она знала, что Елена Юрьевна мало что упускает из вида и наверняка запомнила, как после похорон Ильи зять угощал Анюту снотворным.

– Кто бы мог подумать, что она их сохранила, – тихо сказала Наташа. – А у нас из головы вон… Будь она в депрессии, мы бы, может, и спохватились… Но приезжали ведь, виделись… Все прошлое лето тут провели. Она вообще о смерти не думала.

– Следователь все искал записку, – вздыхала соседка. – Не нашел… Спрашивал меня, всех вокруг – что она говорила перед смертью, что делала, с кем виделась… Мы и сказать ничего не могли. Допытывался – может, к ней кто приходил?

– Никто, конечно?

– Никто. – Она осушила последние слезы скомканным в шарик платком. – А я, как увидела ее на постели, сразу подумала – проклятое тут место, нехорошее. Решила, что ты обязательно этот дом продашь, но кто купит-то? Здесь желающих не найдется.

После драматической паузы кухню огласил еще один тяжелый вздох. Елена Юрьевна, глядя в окно мокрыми глазами, предложила выручить соседку. У нее с мужем кое-что накоплено – хотят устроить сына по соседству от себя, тот как раз собирается жениться. Не хотелось бы выпускать его из виду – уж очень он еще несерьезен. К тому же невеста уже беременна, так что пойдут внуки, а дедушка с бабушкой хотят быть рядом… Так вот, они могли бы купить дом…

– Вы?! – изумилась Наташа. – Да вы же сами говорили… Только что…

– А мы священника позовем, – перебила та. – Сперва освятим стены.

– Вы же в бога не верите!

Та отмахнулась. Если она не бегает по церквям, это еще не значит, что она ни во что не верит. Так что думает Наташа?

Однако Наташа думала совсем не то, что желала ей внушить соседка. Все эти россказни насчет нехорошего места не внушили ей никакого доверия. Она даже удивлялась, слушая, как та плетет свою историю. Неужели ее считают дурой?

«Уж кто-то, а она не упустит случая ухватить лишний кусок, – думала Наташа, стараясь сохранять непроницаемый вид. – Решила заполучить дом по дешевке. Может, и насчет сына соврала – решила дешево купить, дорого продать. Противно слушать! И подумать только – ведь она была нам как родная мать! А вот, поди ж ты, своей выгоды не забывает…»

– Сами знаете, документы еще не готовы, – уклончиво ответила Наташа. – Сперва нужно с ними разобраться. И потом… Слишком рано мы об этом задумались. Даже сорока дней не прошло.

Елена Юрьевна смутилась. Она принялась уверять, что у нее и в мыслях не было кого-то торопить – просто хотела сделать предложение заранее…

– Какие между нами счеты, – повторяла она. – А я дам тебе хорошую цену!

– Я подумаю.

Этот неопределенный ответ не удовлетворил соседку. Вероятно, та сообразила, что перегнула палку, и внезапно заговорила о доме равнодушно, будто утеряв всякий интерес к делу.

– Сама понимаешь, нам этот расход не слишком нужен. Я просто подумала о сыне, потом о тебе… Так все и совпало. Если продавать – почему не продать нам?

– Елена Юрьевна, – перебила ее Наташа. – Если я захочу продать дом, то первым делом зайду к вам.

Ее холодный тон окончательно обескуражил женщину. Та замялась, пробормотала какие-то оправдания в свой адрес и неожиданно рассердилась:

– Да что ты подумала? Продавай, кому пожелаешь, или вообще не продавай! Неужели считаешь, что я решила на тебе нажиться!

– И в мыслях не было!

Та грузно поднялась со стула. Одутловатое полное лицо пошло пятнами – Елена Юрьевна была в бешенстве от того, что ее попытка не удалась. Если бы дело выгорело и дом был куплен за бесценок, она бы не нашла в этом ничего плохого, но теперь считала себя опозоренной.

– Хорошо же, – отчеканила она. – Надумаешь – заходи. Сама знаешь, я тебе всегда помогала. Могла бы и вспомнить… Да что там – кто помнит добро!

Наташа тоже смутилась. Теперь ей казалось, что она излишне резко оборвала эту женщину, которая когда-то столько сделала для всей осиротевшей семьи. Она попробовала ее удержать, но Елена Юрьевна подчеркнуто сдержанно попрощалась и покинула дом. Через минуту хлопнула калитка, соединявшая участки. Наташа только махнула рукой.

«Ну а что мне было делать? – подумала она. – Дать себя обокрасть только потому, что я кое-чем ей обязана? Она тоже хороша… Еще и обижается. Да ну ее! Наверняка больше никогда не увидимся».

И ей еще больше захотелось в Москву – к мужу, к ребенку, туда, где все ее любят, не ждут от нее никаких выгод.

«Уехать сегодня же? Но дело само не сделается, Елена Юрьевна права – нужно заняться оформлением документов. Голова идет кругом… И еще эти часы!»

Вспомнив о них, Наташа окончательно пала духом. Что же вчера произошло? Неужели, ей все привиделось? Ведь нынче часы выглядели так, будто были сломаны давным-давно. И стрелки стояли на тех же местах, как и прежде – соседка и та заметила. Но вчера… Что это было?

«А если впрямь видение? – испуганно подумала женщина. – Но со мной никогда такого не бывало! Конечно, я перенервничала… Только и думала о часах, о деньгах, об Анюте… Нет, не могло мне это привидеться! Как сказала Елена Юрьевна? Нехорошее место? Но кто может меня заставить повеситься или броситься в реку? Уж не место, во всяком случае! Тут нужно что-то посущественней! Но кто-то же заставил Анюту выпить упаковку таблеток…»

На улице стоял ясный день, бояться было нечего, но Наташа тревожно обошла весь дом, снова осматривая комнаты.

«Нет, лучше уехать! – решила она. – Потом вернусь с Пашей и мы уж вместе все решим. Ах, как нехорошо, у меня нет свидетеля, что часы шли! Но зато есть свидетель, что детали внутри не были выломаны. Паша видел это? Видел! А Елена Юрьевна может подтвердить обратное – там все разнесено в пух и прах. Кто-то же сделал это? Ведь не я?»

И тут ей вспомнилось, какими странными глазами смотрела на нее соседка, когда она ей пыталась втолковать, что часы недавно шли.

«Она посчитала меня сумасшедшей? Мол, сама пустила часы, сама сломала, сама себя напугала и все забыла?.. Может, потому и попыталась выцыганить дом? А что – с нее станется! Решила, что на меня можно нажать, и я сдамся…»

Наташа собрала сумку, в последний раз взобралась на чердак, еще раз посмотрела на часы, даже заглянула вовнутрь. Спустившись, закрыла за собой люк и прошлась по дому, пробуя, заперты ли окна.

Но окно в Анютиной комнате оказалось не запертым, а просто плотно прикрытым. Женщина машинально повернула шпингалет и вдруг остановилась, нахмурившись.

«В чем дело? Вчера вечером я все проверила – иначе не решилась бы уснуть. Окна были заперты, все до единого. Кто его отпер?» Наташа всмотрелась в подоконник и вдруг ей почудилось, что она различает на белой эмалевой краске след подошвы. Цветочная рассада под окном была слегка примята.

– Так. Ночью здесь кто-то был, – проговорила она вслух. И звук собственного голоса ее напугал.

Глава 5

Теперь она и подавно не решилась бы здесь остаться – ни на минуту! Наташа торопливо заперла дом, подхватила сумку и почти побежала к калитке.

За оградой стояла высокая, тонкая девушка с белокурыми волосами. Ее серые глаза были до того темны, что казались почти черными. Девушка не стучала в калитку – просто стояла, взявшись загорелой рукой за ограду и смотрела на приближающуюся женщину. Она кого-то смутно напомнила Наташе, но кого? Наташа никак не могла припомнить. Возможно, то была дачница, остановившаяся передохнуть.

Но девушка вдруг зашевелилась, толкнула калитку и самовольно вошла на участок. Наташа замедлила шаг и остановилась. «Кто это? Лицо такое знакомое… Кажется…»

– Наталья Ильинична? – произнесла та. – Это вы? Наташа так и ахнула. Это правильное, хотя и не слишком выразительное лицо, этот глубокий взгляд внезапно напомнил ей одну маленькую девочку… Точнее, двух маленьких девочек – совершенно одинаковых. Но поразило ее не это, и даже не глухой, застенчивый голос, на удивление не идущий к эффектной внешности девушки. Она с ней заговорила! В это невозможно было поверить!

– Вы уезжаете? – застенчиво произнесла гостья. – Уже?

Любой мужчина, взглянув на нее, проникся бы к ней мгновенной, хотя и немного снисходительной симпатией. Она была бесспорно хороша собой, но… почему-то не впечатляла. В чертах ее лица недоставало смелости, тонкий силуэт не будил ни вожделения, ни простого интереса – настолько он был идеален. Раздавшаяся в бедрах и в груди, уже рожавшая женщина не почувствовала бы к этой девушке ничего, кроме неприязни. Та была очень юной и такой милой…

– Постой-ка, – неуверенно сказала Наташа, продолжая вглядываться в ее лицо. – Инна? Или… Ирина?

– Я – Ирина! – Девушка расцвела и сделала шаг навстречу. – Смотрите – родинка!

Она указала на верхнюю губу.

– Узнали?!

Наташа узнала – и в то же время не хотела верить своим глазам. В сердце у нее что-то больно сжалось – будто кто-то напомнил ей, что время идет, она не становится моложе, а другие расцветают, смотрят наивным взглядом… Ждут какого-то чуда.

В сущности, Инна и Ирина – сестренки-близняшки, были совершенно неотличимы друг от друга. Только у Ирины была родинка над верхней губой. В остальном сестры были совершенно одинаковы – одинаковые светлые, чуть вьющиеся волосы, одинаковые серые глаза, точеные фигуры и странно-приглушенные голоса, как будто идущие через фильтр.

Сейчас им должно было быть по двадцать лет. Когда восемнадцатилетняя Наташа уезжала в Москву, девочкам было всего пять. Они запомнились ей двумя легкими, почти бестелесными фигурками, порхающими по Акуловой горе, подобно беспородным, но милым бабочкам-капустницам.

Когда она возвращалась сюда, чтобы похоронить отца и старшего брата, на поминках были и близняшки вместе с родителями. Девочки вытянулись, осунулись и сильно подурнели. Они превратились в нескладных застенчивых подростков и производили какое-то странное впечатление. А почему – Наташа поняла еще позже, когда приехала хоронить Илью. И тогда впервые поразилась – как это она раньше ничего не замечала?!

Теперь это были уже сформировавшиеся семнадцатилетние девушки, только что окончившие школу. Их лица отличались бесспорной миловидностью, по прямым спинам струились пышные светлые косы. На губах порхала легкая, ничего не выражающая улыбка – одна на двоих. Разговаривали девушки еле слышно – будто про себя…

Они помогали накрывать поминальный стол, охотно мыли посуду, подавали блюда и чуть заметно улыбались – как будто понимали, что улыбки на поминках неуместны, но в то же время хотели оказать гостям любезность. Когда все ушли, близняшки по собственной инициативе вымыли полы. Попрощавшись с Наташей и Анютой застенчивыми улыбками, девушки исчезли…

Все это время Наташа не могла избавиться от смутного чувства, что в поведении близняшек есть что-то весьма неестественное. Но что именно? Девушки были такими услужливыми, милыми… Ну разве что немножко стеснительными.

Все разъяснила Людмила. Запирая на ночь дверь, она спросила Наташу, заметила ли та, что?..

– А что? – удивилась Наташа.

– Да они же не разговаривают!

– Кто?

– Да обе близняшки!

Наташа против воли заулыбалась – настолько диким показалось ей это обвинение.

– По-вашему, девушки немые?

Людмила развела руками:

– Кто говорит, что немые?! Ненормальные просто! Недоразвитые какие-то! Разговаривают только между собой, а с другими – ни слова! Я даже у их матери спрашивала – так или нет? Она подтвердила. Сказала, что они с детства были такие: друг с другом болтали, а больше ни с кем ни слова! Даже с родной матерью! Как им школу-то удалось закончить – ума не приложу! Небось на сочинениях выехали!

Наташа ушам своим не верила. Она была готова поклясться, что девушки не раз говорили при ней, а если им задавали вопросы – отвечали… Но в тот день она была слишком утомлена, чтобы спорить, а назавтра Людмила исчезла из дома навсегда.

Позже, наведавшись в гости к Анюте и мельком встретившись с сестрами, она убедилась, что Людмила в чем-то была права. Девушки и впрямь не отвечали на вопросы. Во всяком случае, не отвечали словами. Они только смотрели, улыбались и иногда могли что-то сказать, обращаясь друг к другу. Создавалась иллюзия общения, которого на самом деле не было. Наташа подивилась этому и даже хотела порекомендовать их матери отвести девушек к психологу – тут ведь явно какой-то эмоциональный тормоз, невроз… Но потом махнула рукой – какой смысл путаться в чужие дела? Да и мать, конечно, давно сводила их ко всем возможным врачам…

Прошлым летом, отдыхая у сестры, она вовсе не видела девушек. На этот раз у них не было причин заходить в гости. Анюта с ними не дружила… С ними вообще почти никто не дружил – как общаться с человеком, который улыбается, выразительно смотрит тебе в глаза, но не говорит ни слова?

И вот Ирина с ней заговорила – сама, без принуждения.

– Да, я как раз собиралась ехать, – с запинкой проговорила Наташа. – Потом, на девять дней, вернусь.

– Как жаль, – пробормотала та. – Я сама виновата, что раньше не зашла! Не хотелось навязываться…

Наташа, наконец, пришла в себя. Ну заговорила девушка – что тут удивительного? Может быть, сестрички наконец попали к хорошему психологу и он им помог. Они ведь не были немы – просто в качестве собеседников им вполне хватало друг друга.

– Вовсе ты не навязываешься, – сказала она. – Почему не пришла на поминки? Мы ведь не могли позвать всех лично. Могла бы догадаться!

– Да я… – смутилась она. И замолчала – на минуту показалось, что навсегда. Наташа даже испугалась, не вызвала ли своими упреками новый приступ немоты. Но Ирина подняла глаза и виновато пояснила, что прийти не могла никак. Она должна была сидеть дома, присматривать за сестрой. Сейчас это необходимо. Тут женщина окончательно встревожилась:

– А что с Инной? Больна?

– Ну в общем нет. Только она теперь старается из дома не выходить.

Ирина говорила еле слышно и почему-то бросала опасливые взгляды через забор – на соседский участок. Наташа тоже невольно туда взглянула и увидела грузную фигуру Елены Юрьевны. Та ползала по грядкам, высоко задрав зад, обтянутый старым ситцевым халатом, и, казалось, была всецело поглощена выпалыванием сорняков. Однако Наташа знала – ей все прекрасно слышно. Она не раз в этом убеждалась еще в детстве, когда обнаруживала, что соседке известны все маленькие тайны, которыми обменивались они с Анютой. «И сейчас подслушивает, – поняла женщина. – Нужно или войти в дом, или…»

Но возвращаться в дом очень не хотелось. И она, не вполне гостеприимно, предложила Ирине проводить ее до станции. Та немедленно согласилась и даже порывалась нести сумку. Этого ей не позволили, и, заперев калитку, Наташа двинулась в путь. Девушка пошла рядом. Только спустившись с горы на шоссе, она заговорила снова.

– Вы поняли, да? Мне не хотелось, чтобы она слышала.

– Поняла. А что она могла услышать? Почему твоя сестра засела дома?

Наташа снова начала улыбаться – уж очень забавлял ее этот неожиданно проснувшийся дар речи. Она даже хотела отбросить церемонии и спросить, почему произошла такая перемена… Как вдруг Ирина сказала такое, что сумка вырвалась из пальцев ошеломленной женщины и плюхнулась в пыль. Она стояла, прижав руки к груди и тщетно пытаясь что-то ответить. Они поменялись ролями – теперь Наташа потеряла дар речи, а Ирина говорила, не останавливаясь…

В начале мая, незадолго до смерти Анюты, на Инну напал маньяк. Неподалеку отсюда, на подступах к Акуловой горе. Девушка возвращалась с вечерних занятий шейпингом и была одна. Подруг у нее не было из-за немоты, а сестра на эти занятия не ходила, предпочитая курсы кройки и шитья. Одиночество девушки, ее стройная фигура и длинная коса сыграли с ней злую шутку. Она была почти дома – оставалось только спуститься в низину и пройти по территории большого гаражного кооператива. Это и днем-то было достаточно глухое место, которое Наташа не любила и старалась избегать. Ее пугали длинные ряды запертых гаражей, но еще больше – черные дыры открытых… Инна, выросшая в этом месте и не боявшаяся тут ничего и никого, спокойно шла между гаражами и вдруг услышала за собой шаги. Она была настолько безмятежно настроена, что даже не обернулась. Внезапно сильные руки схватили ее за шею, повалили на землю и начали душить. Инна перепугалась насмерть и растерялась настолько, что даже забыла о том, что вполне может оказать сопротивление. Она была спортивной девушкой, в отличие от сестры, больше тяготевшей к домашнему хозяйству.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.