Колючка и стихоплёт

– Я Таня Кузнецова. Мой папа начальник швейной фабрики.

Кирилл наконец вернул себе дар речи и тоже представился:

– Меня зовут Кирилл.

Наташа хотела ответить, но тут мимо прошла Малика, намеренно наступив на ногу Танечке.

Та взвизгнула.

– Дебилка! Глаза разуй!

Малика, не останавливаясь, обернулась и показала язык.

За спиной чётко и специально, чтобы она услышала, прозвучали слова:

– С этой не дружи, она ненормальная, и отец у неё колдун.

Но Наташа не воспользовалась советом и на следующий же день после уроков нашла во дворе Малику. Дочка колдуна её заинтриговала непохожестью на неё саму: откровенной грубостью и смелостью остричь волосы под мальчика.

Наташина семья переехала из далёкого сибирского города, что объясняло молочно-белую кожу девочки и нездешний выговор. Квартира, которую заняла семья Петренко, долго пустовала. Необычная планировка, благодаря совмещению двух соседних квартир, сделала покупку этого жилища неподъёмной для большинства простых смертных.

Ещё два месяца назад наиболее внимательные жители пятиэтажки открыли для себя новое развлечение – попытку вообразить новых жильцов, судя по оборудованию для ремонта и стоимости мебели. По всему выходило, что новые квартиранты – люди небедные. Диван завезли непрактичный, белый, столовый гарнитур – из массива дерева, с шестью стульями на гнутых ножках.

Малика насчитала целых три телевизора, ещё один углядела зоркая Карина Карловна, председательствующая у бабушек на скамейке. Приезд люстр был обставлен словно вручение музыкальной премии, «почётные гости» прибыли на двух машинах и вносились торжественно. Все могли в деталях рассмотреть необычные творения из стекла и металла, в последнюю очередь напоминающие светильники. Когда всё было готово, приехали и сами хозяева. Отец семейства выглядел преуспевающим бизнесменом, но в чём конкретно он преуспел – осталось тайной. Мама Наташи – более взрослая копия дочери – была дизайнером интерьеров. Люстры оказались её детищами.

Малика уже с утра успела испортить настроение пожилой благовоспитанной даме из третьего подъезда. Женщина сама напросилась, когда одёрнула спешащую в школу девочку.

– Отец тебя в таком виде в школу отпустил? С расчёской не знакома, что ли?

– А если бы была знакома, то была бы такой же прошмандовкой, как ваша дочка? – огрызнулась Малика, не до конца понимая, что вообще значит это длинное странное слово. Что-то ругательное, раз именно так обзывала свою дочку женщина, когда посещала Профессора, желая узнать, остепенится ли хоть когда-нибудь её девочка.

Женщина опешила не столько от дерзости Малики, сколько от мысли, что её беседа с колдуном имела свидетелей.

Малика уже выкинула разговор из головы и побежала догонять Кирилла и Танечку. Когда оставалось несколько метров, притормозила и поплелась в хвосте, демонстрируя полнейшее пренебрежение к одноклассникам. Отцу пришлось соврать, что в школу они добираются втроём, иначе он доводил бы её самостоятельно до самых дверей, постыдно сдавая в руки учителю, как малолетку.

Наташа оказалась их ровесницей, но определили её в параллельный класс, по слухам, элитный, где учительницей работала сноха директора школы. Танечка очень хотела по этому поводу съязвить, но удержалась, потому что планировала дружить с новенькой. До школы Наташу довозил папа: не пристало принцессе пачкать обувь городской пылью.

Малика еле высидела уроки. Домой понеслась впереди всех, позабыв о конспирации. В своей комнате скинула портфель и, не переодеваясь, побежала к щенкам, которые объявились в их дворе только сегодня утром.

Пока жители пятиэтажки досматривали предрассветные сны, во двор въехала неприметная машина, скрипнула дверца, мужская рука брякнула на асфальт картонную коробку. Автомобиль уехал по своим делам, увозя водителя, в планы которого не входили щенята от дворняги.

Рядом с коробкой Наташа и обнаружила Малику. Наташа хоть и выглядела воздушной принцессой, оказалась не брезгливой и доброй девочкой. Целовала мокрые носы питомцам и первой принялась сооружать им жилище. Малика даже решила пока с ней не драться.

Не успели девочки замучить своей лаской собачат, как претенденты подержать их и покормить набежали со всего двора. К вечеру коробка превратилась в уютный домик с мягкой подстилкой, а выбору блюд позавидовал бы и ресторанный критик. Каждый посчитал своим долгом принести для щенков что-нибудь съестное. Дворняжки разжились и старыми мягкими игрушками, добытыми с антресолей, чтобы питомцы не скучали и заодно точили зубы. На какое-то время между ребятами установился мир, родившийся из искренней детской любви к брошенным щенкам.

Кириллу запал в душу самый маленький и слабенький малыш. Он носил его на руках и уговаривал поесть. Малика выбрала себе чёрного, самого крупного, назвала Волкодавом, посадила в корзинку на руле и до вечера катала на велосипеде, знакомя с окрестностями. Оставшиеся два собачонка разделили любовь остальных ребят, не успевших застолбить себе персональных питомцев. Танечка тоже принесла щенкам кусок хлеба, но стояла в стороне, пытаясь понять, почему эти безродные животные вызывают у других ребят умиление. Ей приходилось изображать симпатию, чтобы не выглядеть чёрствой.

Малика пристроила велосипед у беседки, чтобы раздобыть своему любимцу особенное лакомство из кучи даров. Волкодав остался в корзинке, катание по кругу его здорово укачало, он устало свесил мордочку и прикрыл глаза. Танечка сама не поняла, как это произошло. Где-то в глубине той части души, которой она сама боялась, возникло желание причинить щенку боль. Момент что-то сделать выдался крайне удачным. Ребята укладывали питомцев спать и, увлечённые этим процессом, на Танечку не обращали никакого внимания. Дрожащими пальцами, пугаясь собственного поступка, она взяла щенка за шкирку и кинула на середину дороги.

За поворотом показалась машина. Танечка ощутила странное спокойствие, приправленное неожиданно острым удовольствием. Автомобиль приближался, словно в замедленной съёмке, она стиснула край платья, мысленно торопя водителя.

Когда до щенка оставалось несколько метров, наперерез машине быстрой тенью кинулась Малика. Подцепив Волкодава пальцами, она, не прекращая движения, пересекла дорогу и остановилась на обочине. Водитель даже не понял, что произошло, машина проехала дальше, не притормозив. Малика прижала питомца к груди, ощутив, как сильно колотится его сердце, совпадая с ритмом её собственного.

Ребята увидели только конец происшествия: отчаянный рывок Малики и спасённого щенка. Кирилл побледнел от страха, Малика бесстрашно кинулась под машину, а он растерялся, и его промедление могло бы обернуться смертью для собачонка. Ему было стыдно перед самим собой.

Малика пересекла дорогу, продолжая прижимать к себе щенка. Её лицо перекосилось от гнева, глаза, обычно мутно-синие, потемнели, как грозовое небо. Не говоря ни слова, она приблизилась к Танечке и ударила её кулаком в лицо. От внезапного нападения та потеряла равновесие и села на асфальт. Из её носа тонкими струйками потекла кровь. Ребята замерли, обездвиженные яростью Малики, и одновременно попятились, боясь её горящих глаз.

Танечка быстро пришла в себя и раскатисто закричала. Сквозь судорожные всхлипы прорывалось только одно слово: «Мама».

Сан Саныча долго ждать не пришлось. Женщина вылетела из подъезда подобно пушечному ядру. Её взгляд сканером прошёлся по замершим словно в стоп-кадре ребятам, чуть задержался на Малике и остановился на дочери, сидящей на асфальте.

Танечка всхлипнула и, ободрённая жалостью в глазах матери, заголосила с новой силой:

– Эта сумасшедшая набросилась на меня!

Малика и не подумала отпираться.

– Она кинула щенка на дорогу, прямо под машину.

Женщина подняла дочь и внимательно её оглядела: нос быстро наливался синим цветом.

– Ах ты, тварь малолетняя, ты разбила моей дочке нос!

Танечка всхлипнула ещё три раза и поспешила оправдаться:

– Не кидала я никого. Он сам выпрыгнул из корзинки и убежал. Тут как раз машина ехала.

Сан Саныч нависла над Маликой подобно обвиняющему прокурору.

– По тебе колония плачет, сопля зелёная. Чтобы больше пальцем не касалась моей дочки, иначе у тебя и твоего отца будут проблемы. Я тебе устрою весёлую жизнь.

Малика не отступила, стойко выдержала убийственный взгляд, хотя женщина напугала её и резким тоном, и мрачными посулами.

– Танечка кинула щенка под машину. Нарочно, – настойчиво повторила она.

– Ты посмотри, какая упёртая, тварь! – женщина резко дёрнула Малику за рукав и потащила в сторону подъезда. – Пусть с тобой отец разбирается, раз ты взрослых совсем не слушаешь!

Та попыталась выкрутиться из хватки Сан Саныча, ткань на рубашке жалобно затрещала и лопнула прямо по шву на плече. Женщина ослабила хватку, и Малике удалось выкрутиться.

– Я сама пойду.

Она шла, сохраняя дистанцию почти в метр, будто никто её и не конвоировал, и домой она возвращается по собственному желанию.

Профессор не был занят и смог уделить время для выслушивания лекции о всевозможных грехах дочери и о возмездии, которое обязательно обрушится на её голову, если она не исправится. Когда Сан Саныч выдохлась, он молча закрыл дверь и только потом обратился к Малике.

– Почему не переоделась и пошла во двор в школьной форме? – он красноречиво оглядел выпачканную юбку и порванную блузку. – Я говорил, что вещи – твоя ответственность и куплены тебе на целый год. Будешь теперь ходить на учёбу в рваной рубашке.

О щенке отец не сказал ни слова, хотя Малика не оправдывалась при матери Танечки и свою версию не озвучивала.

– Я не умею шить, – сникла она.

Отец уже стоял в дверях кухни, но оглянулся.

– Вот и учись. До завтра никаких прогулок. Ты наказана.

Малика поплелась в свою комнату, стянула школьную форму, но не кинула её, как обычно, а повесила на стуле. Переоделась и села на подоконник. Ребята всё ещё возились со щенками, затеяли какую-то игру и натащили еды ещё на две недели.

С Волкодавом теперь играла Наташа, она словно нарочно заняла такое место на скамейке, чтобы Малике было хорошо видно из окна.

Ближе к вечеру вышел дядя Коля – хозяин несчастливой квартиры, под окном которой и расположился новый дом щенков. Смерив детей сердитым взглядом, проворчал:

– Галдите весь день, никакого покоя от вас. А ну кыш отсюда!

Ребята засуетились, неосознанно пряча любимцев от глаз сурового мужчины.

Утеплённый домик и шведский стол щенков сильно не понравились дяде Коле. Выглядело всё это так, будто устроено было всерьёз и надолго.

– У меня дача есть, там будка осталась от старого пса. Я щенков завтра туда увезу. Там им лучше будет, привольнее. До вечера можете играть.

Озвучив своё решение, он уселся на лавочке и закурил. Какое-то время ребята переваривали информацию, пытаясь свыкнуться с тем, что приобретённые только сегодня питомцы уже завтра будут вне их заботы.

Наташа прижала к себе Волкодава и трогательно попросила:

– Заберите на дачу их домик с подстилками, чтобы они не замёрзли ночью.

– Заберу, – легко согласился дядя Коля.

Кирилл недоверчиво переспросил:

– Обещаете?

Мужчина щелчком отправил окурок в палисадник и присмотрелся к мальчику.

– Малой, ты что пристал? Не веришь, что ли?

– Верю, – нерешительно промямлил Кирилл. Выражать несогласие с решением взрослого он ещё не умел и опасался.

Кирилл постоянно оглядывался на окно Малики, её расстроенное лицо виднелось за стеклом довольно долго. Выглядела она обиженной и одновременно злой. Кирилл распрощался с любимым щенком, удостоверился, что тот хорошо устроился на ночь, и направился домой. Но у своей квартиры приостановился, резко развернулся к соседней двери и нажал кнопку звонка. Профессор открыл сразу же, будто караулил незваного посетителя в прихожей.

– Чего тебе?

Кирилл на мгновенье растерялся из-за откровенной агрессии, прозвучавшей в голосе мужчины, но решил не отступать.

– Я просто хотел сказать, что Танечка действительно бросила щенка на дорогу, поэтому Малика её ударила.

Профессор прищурился, присматриваясь к нему.

– Наказана она не за это, – и, ставя точку в их первой за несколько лет беседе, просто захлопнул дверь.

Малика уже спала, когда отец тайком взял её блузку и зашил рукав. Отстирал и выгладил юбку и вернул вещи уже под утро, аккуратно развесив на стуле.

На следующий день по пути в школу Малика заметила, что домик щенков исчез, вместе с подстилками и тарелками. От Наташи она узнала, что дядя Коля отвёз их питомцев на дачу, где им будет привольно и хорошо, но её тоска по Волкодаву от этого меньше не стала.

Через несколько недель, возвращаясь с пустыря непривычной дорогой, Малика заметила у мусорных контейнеров знакомую коробку с ярким куском материи, сильно напоминающим её старую куртку, пожертвованную щенкам в качестве подстилки. Из кучи мусора выглянула знакомая мордочка уже подросшего собачонка, одного из тех, что купались во всеобщей любви. Любимец Кирилла ковырялся в отходах чуть в стороне. Малика обошла контейнеры, посмотрела в кустах, но ещё двух щенков нигде не было.

Она хотела уже бежать домой, чтобы рассказать ребятам о находке, но тут её взгляд зацепился за чёрную шкурку на асфальте. Машина сбила Волкодава уже несколько дней назад, на расплющенном тельце отпечатался не один след от протекторов, но, к сожалению, он всё ещё оставался узнаваем.

Малика села на бордюр в нескольких метрах от мёртвого любимца и, не в силах оторвать взгляд от щенка на дороге, какое-то время не шевелилась. Несколько машин переехали его снова, практически не почувствовав препятствия. Дважды к контейнерам приходили люди и выкидывали мусор, на неё поглядывали с подозрением, но не беспокоили.

Малика глубоко вздохнула, загоняя злые слёзы обратно, консервируя своё горе внутри. Резко встала.

До своего двора она добежала быстро, в боку кололо, дыхание сбилось. Пронеслась мимо ребят на площадке прямо к скамейке, на которой сидел дядя Коля. Замерла перед ним, успокаивая ненависть и презрение, сжала кулаки и выплюнула всего два слова:

– Вы говнюк.

Не дожидаясь реакции, убежала в свой подъезд.

Мужчина глубоко затянулся очередной сигаретой, проводил взглядом Малику, но не сделал попытки возмутиться или ответить на оскорбление. Несмотря на чёрствость, он догадался, чем вызван этот всплеск сквернословия.

Малика так никому и не рассказала о находке у контейнеров, но старалась регулярно носить туда еду. Через месяц ни одного из щенков она там не обнаружила, но ещё какое-то время оставляла им часть своего завтрака.

Почти год Малика усердно сторонилась Танечки: не общалась в школе, не играла во дворе, откровенно игнорировала, даже если та обращалась именно к ней. Лето, проведённое у бабушки в деревне, сгладило воспоминания, время подкорректировало их, совместив жестокий поступок одноклассницы и трагичное событие у контейнеров.

На каникулах от печальных мыслей отвлекло новое знакомство с деревенскими мальчишками Димой и Валей. Братья-близнецы, хоть и оказались ровесниками Малики, выглядели младше из-за невысокого роста. Зато оба охотно разделяли тягу к приключениям и исследованию небольшого лесочка прямо за речкой Калинкой, давшей название деревне.

В город Малика вернулась исхудавшей и непропорциональной, словно голенастый жеребёнок. От детской миловидности не осталось и следа. Черты лица заострились и резко повзрослели. Теперь никто бы не смог назвать её ребёнком, и на девочку она походила меньше всего. Из-за скачка в росте пришлось обновить гардероб к школе. Во время покупки брюк Малика и уговорила отца записать её в секцию кикбоксинга.

Практически в это же время Василиса Максимовна отвела Кирилла на карате. Этот вид единоборств так увлёк мальчика, что он думал и говорил только о новых приёмах, соревнованиях и обещанном в будущем чёрном поясе. Кирилл оказался способным ребёнком, легко и с удовольствием постигал основы борьбы. Помимо обязательных четырёх тренировок в неделю, ежедневно занимался самостоятельно: качал пресс, отжимался, на площадке облюбовал турник и шведскую лестницу. Меньше чем за год он умудрился из хлюпика, напоминающего девочку, превратиться в мальчишку, который наконец-то выглядел на свой возраст. Изменились осанка и взгляд.

Малика сильно не распространялась о своём увлечении кикбоксингом, правда, и секрета не делала. Вскоре об этом узнали ребята во дворе, стали дразнить Малику и Кирилла, нарочно сравнивая боевые искусства.

В начале весны, когда снег медленно угасал под деревьями и в тени подъездных козырьков, Малика задумала зажечь на пустыре костёр. Неразлучные Сенька и Виталик сразу же подхватили идею. Принесли из дома собранную для школы макулатуру, зажигалку раздобыла Малика. Остальных ребят не звали, но стоило новости о предстоящем кострище промелькнуть в эфире, те сами устремились на пустырь. Наташа уже давно пыталась занять пустующее место лучшей подруги Малики, но та упорно открещивалась от её симпатии и не стремилась сближаться. За Наташей потянулся Кирилл. А там уже и Танечка с подругами подоспела.

Пришлось хорошенько порыскать по пустырю в поисках сухих веток, пригодных для костра. Почти всё, что удавалось найти, насытилось влагой и не намеревалось гореть в ближайший месяц.

Малика оглядела засохшее дерево, вздымающее чёрные ветви в пасмурное небо. Подпрыгнула и, уцепившись пальцами за нижнюю ветку, принялась на ней раскачиваться. Но дерево не собиралось так легко расставаться с конечностью, хоть та и трещала под весом девочки.

Кирилл оглядел обезьяньи катания Малики и категорично заявил:

– Не получится. Давая я.

По привычке, выработанной за этот год, неосознанно изобразил пару ударов кулаками по воздуху.

Малика висела к нему спиной, но в прыжке успела повернуться и, приземлившись, приняла боевую стойку.

– Это кто это тут вякает? Каратист? Не лезь, без тебя справлюсь. Хрень собачья твоё карате.

– Это кикбоксинг твой полная хрень, – не остался в долгу Кирилл.

За два года в дворовой компании он подрастерял воспитанность и научился отвечать на грубость соответственно.

– Хочешь сравнить? – надменно предложила Малика, делая шаг вперёд.

Кирилл поднял руки, как учил тренер, закрывая солнечное сплетение и челюсть, хотя до последнего не собирался драться.

Привлечённые спором, вокруг них начали собираться ребята. Битва единоборств, которой ожидали почти год, обещала состояться прямо сейчас. Ободрённая горящими глазами зрителей, Малика обидно и больно щёлкнула Кирилла по носу. Он дёрнулся от удивления, на глазах выступили постыдные слёзы. Кирилл хотел уже отступить, но поймал взгляд Наташи. В нём сквозило что-то унизительно-жалостливое. Его рука помимо воли взметнулась и глухо врезалась в плечо ошеломлённой Малики.

Началась полная неразбериха. Драка меньше всего напоминала спарринг каратистов или кикбоксёров, скорее свару двух котов. За те несколько минут, что длилось это безобразие, Кирилл успел пожалеть, что не сдержался. Малика дралась отчаянно, словно на кону была её жизнь. Будучи слабее физически, она выигрывала в яростном напоре и безжалостности.

Виталик и Сеня не стали ждать победы одного из драчунов и кинулись их разнимать. С Маликой пришлось повозиться. Взъерошенная и заведённая адреналином, она отталкивала друзей, намереваясь закончить битву как минимум нокаутом.

Кирилл остыл быстро и окончанию позорного сражения скорее радовался. Теперь ему было стыдно перед Наташей за несдержанность. Лучше бы он ей стихи показал, это она бы точно оценила больше, чем унизительную склоку с девчонкой.

Спустя несколько минут ребята продолжили поиски хвороста, словно ничего и не произошло, но Сеня и Виталик предусмотрительно не подпускали драчунов друг к другу, выдерживая между ними расстояние в несколько метров. Кирилл выглядел спокойным и даже виноватым, а Малика всё ещё бушевала и не отказалась бы продолжить поединок.

Обязанности Прометея Малика взяла на себя и никому не доверила зажигалку. С третьей попытки занялась не только бумага, задымились ветки, обломанные у несговорчивого дерева.

Ребята радовались огню, словно первобытные люди, вынужденные всё предыдущее существование довольствоваться сырым мясом и покрываться инеем.

Виталик и Кирилл притащили небольшое бревно, на котором разместились девочки. Все, кроме Малики. Она демонстративно проигнорировала предложенный насест и опустилась на корточки, как остальные мальчишки.

На правах носителя зажигалки она ворошила длинной палкой в костре, командовала, когда следует подкинуть веток. От оранжевых языков пламени веяло жаром, а спины влажно облизывали подступающие сумерки. Малика застегнула молнию на ветровке под самое горло и вытянула руки к теплу. Кирилл сидел с другой стороны костра, украдкой рассматривал Наташу. Все уже заметили его симпатию, но пока никто по этому поводу не ехидничал, ждали Малику. Но обычно резвая на язык Колючка не торопилась с язвительными репликами.

Малика перехватила очередной робкий взгляд Кирилла и вздрогнула. Его подсвеченные огнём глаза выглядели жутко. Чёрный – затягивал внутрь, как тоннель, а зелёный – светился янтарём. Малика с досадой осознала, что хотела бы себе такие глаза – запоминающиеся, необычные, даже чуточку страшные.

Виталик и Сенька заговорщически переглянулись и достали сигареты. Среди девочек пронёсся ропот негодования. Виталик равнодушно вытянул из костра палку и прикурил от её тлеющего конца. Наташа гадливо скривилась. Кирилл тут же воспользовался возможностью выглядеть в её глазах рыцарем.

– Пацаны, может, не надо? Девочки же тут.

Виталик ухмыльнулся. Ему нравилось выглядеть старше, репутация дерзкого заводилы льстила. Он глубоко, как опытный курильщик, затянулся и обратился к Малике:

– Будешь?

Она тут же приняла вид искушенной в этом вопросе особы.

– Бросила. Я же теперь спортом занимаюсь.

Сенька одобрительно цокнул языком.

– Как знаешь.

– Я буду, – неожиданно встряла Танечка.

Виталик протянул ей свою сигарету и объяснил, как нужно затягиваться. Танечка попыталась выглядеть довольной, хотя едкий дым обжёг горло, а глаза заслезились.

– Круто, – прокашляла она.

Малика смерила её презрительным взглядом, но промолчала.

Сумерки стали плотнее, догорающий костёр уже не спасал от стелющегося по пустырю холода. Ещё чуть-чуть, и ребят начнут звать родители, а Кирилла и Наташу, скорее всего, уже объявили в розыск.

Малика уходила в числе последних. Убедилась, что костёр потушен и не разгорится вновь из-за случайно оставленной искры. В деревне у бабушки безалаберные любители шашлыков на природе несколько раз становились виновниками пожаров.

Взбежав на второй этаж, Малика тихо открыла входную дверь и даже успела практически бесшумно повесить куртку, как в прихожей загорелся свет. Профессор стоял у включателя уставший, но не рассерженный. К самостоятельным прогулкам дочери он давно привык и ругать за позднее возвращение явно не собирался, пока не унюхал от куртки сигаретный дух.

– Ты курила?

Малика на мгновенье растерялась.

– Нет.

– Не ври, – отчеканил Профессор и, обойдя застывшую Малику, брезгливо двумя пальцами приподнял рукав куртки. – Кто курил рядом с тобой?

Малики суетливо озиралась в освещенной комнате. Врать отцу не было смысла, он всегда распознавал ложь, а за попытку мог и наказать. И всё-таки Малика попыталась.

– Я только попробовала.

По лицу Профессора невозможно было понять, поверил он или нет.

– Понравилось?

– Нет, – уже смелее солгала Малика.

Запах и правда был гадостный. Виталик учил Танечку «плохому» слишком близко, и Малика успела надышаться.

– Если что, я могу купить тебе пачку, но выкуришь ты её дома и на моих глазах.

Профессор уже собирался закончить нравоучительную беседу, как увидел на куртке Малики в районе локтя три прожжённых дырочки диаметром как раз с сигарету.

Он ещё ничего не сказал, но по глазам Малика поняла – наказания не избежать. Отец бросил взгляд на бумажный календарь на стене и будто наугад ткнул пальцем в следующий месяц.

– Без прогулок до апреля. Только в школу и обратно.

– А кикбоксинг? – уточнила Малика, зная, что спорить и умолять бесполезно.

– На тренировки ходить будешь. Но после чтобы как штык была дома! И нигде не задерживалась, иначе водить тебя буду сам. Понятно?

– Понятно.

Малика поникла и поплелась в свою комнату.

Авторство прожжённых отверстий, естественно, не было для неё секретом. Та самая Танечка, которую она почему-то не выдала отцу.

До апреля оставалось почти две недели, Малика чувствовала себя самым несчастным на свете человеком. Во дворе без её участия расцветала весна, и весёлая жизнь буквально касалась стекла, но не пересекала подоконник, дразнила, заманивала и отступала, как волна.