Полная версия
Подмосковье. Песня Птицелова
На Ремезова было страшно смотреть – он стоял на коленях возле коченеющего тела друга, раскачиваясь и схватившись за голову, и казалось, что сейчас зайдется в безумном, зверином крике отчаяния. Но крика не было, и от этого становилось еще страшнее.
Подошел Комов, положил Толику руку на плечо, поднял с колен, встряхнул. Необходимость звала дальше, но не бросать же боевого товарища падальщикам! У самого Комова и Василия Грушина к рюкзакам были пристегнуты саперные лопатки с короткими черенками. Копали по очереди, и вскоре импровизированная могила была готова. Туда осторожно опустили тело Звягинцева и быстро забросали землей. Замерли ненадолго, потом майор махнул рукой – продолжать движение! Саша снял кепку, на мгновение склонил голову, отдавая дань памяти погибшему товарищу, затем толкнул Николая, призывая следовать за ним, и решительно двинулся снова форсировать болото.
Зона нанесла жестокий удар, разом напомнив всем, что они на войне, а не на прогулке. Да будь он трижды проклят, этот пришелец с его чертовым излучением, из-за которого в тихом подмосковном лесу заводятся гадюки размером с анаконд и другие подобные твари!
Перед глазами стояло видение – хищные челюсти, впившиеся в щеку Толика, его глаза, полные ужаса, искаженное отчаянием лицо. Господи, да лучше пулю поймать и уйти без мучений! Взгляд теперь цеплялся за каждую корягу, обдавало ужасом – а вдруг и эта зашевелится? Здесь, совсем близко к эпицентру, опасность могла подстерегать на каждом шагу. И каждый шаг мог стать последним. Сашка усилием воли отогнал панические мысли – от них только хуже будет. Все, что сейчас нужно, – думать о поставленной задаче и следовать ей.
Вдалеке, в просвете между деревьями, появились постройки. Александр жестом показал Николаю – дальше пригнувшись, а затем ползком. Еще несколько метров осторожными перебежками, и можно закладывать «хитин», а потом выбирать удобную точку для наблюдения. Только бы не заметили! Только бы не…
Глава 5
Война без особых причин
Все шло хорошо, даже слишком. Они беспрепятственно подползли на удивление близко, к самым постройкам – такое, пожалуй, еще никому не удавалось. Первый бункер, неплохо замаскированный, почти незаметный, осторожно обошли стороной. Возле второго, с выступающей над землей крышей, поросшей бурой травой, решили залечь и осмотреться. В лесу потемнело – видно, там, где-то за верхушками деревьев, набежали осенние тучи. Дождь хлынул разом, без моросящей раскачки – зашуршал по сухим листьям, пожухлой траве. Переговаривались тихим шепотом и жестами. Решили продвинуться еще метров на пятьдесят и там сделать две закладки «хитина». Здесь его дистанционно не взорвешь: сердце Зоны, вся электроника вырубилась наглухо. Поэтому достали из сумок заранее приготовленный тонкий бикфордов шнур. Допотопный, но надежный.
Проползли вперед, выбрали место. Неприметная ямка вблизи полуразрушенного здания. Заложили бомбу, чуть присыпали. Шнур прекрасно утонул в пестром ковре из листьев. Теперь оставалось протянуть его как можно дальше. Этим занялся Николай, а Саша отполз в сторону, выбрать место для второй закладки и заодно наметить позицию для наблюдения. Появилось азартное желание подобраться еще ближе, к самому центру. Вдруг получится проскользнуть незаметно и заложить хороший кусок «хитина» прямо рядом с камнем. Интересно, как он выглядит вблизи? И хорошо бы узнать, чем окружен, на чем укреплен. В том, что это должен быть какой-то алтарь с обязательными ритуальными предметами, сомнений почти не было. Ну не валяется же он просто так на земле. Все-таки идол, место поклонения. В памяти всплыли картинки из детства – Сашка очень любил приключенческие фильмы и книги, а особенно истории про то, как искатели сокровищ попадают к туземцам. В «Детях капитана Гранта», например, идолопоклонники показаны одновременно и страшно и захватывающе. Или взять Индиану Джонса. Кстати, а если камень небольших размеров, может, попробовать его украсть? Оттащить на пару километров, подальше от серой гвардии, и жахнуть «хитином» в спокойной и относительно безопасной обстановке. Дурацкая идея, конечно. Камень, скорее всего, весом под тонну, такой не только не сопрешь, но и с места не сдвинешь.
Сашка приник к биноклю и почти забыл о своей первоначальной задаче. Обзору мешали кусты шиповника – на подступах к обитаемому месту он разросся густо, в несколько рядов, блокируя возможные подходы. Сквозь такие бесшумно не продерешься. Красные ягоды висели на пустых колючих ветках застывшими кровавыми каплями и даже сами по себе выглядели настораживающе, будто впитали в себя часть свечения камня.
Нет, ну почему так тихо? Где молящиеся и, главное, – где основная охрана, снайперы по периметру? От дождя, что ли, попрятались? Отсутствие людей было подозрительным, создавалась иллюзия пустоты и заброшенности. Шестым чувством Александр понимал, что поддаваться нельзя, это ловушка, но мозг был упрямо нацелен на максимальный результат, на геройство и лихость. Заложить «хитин» прямо сейчас, под самый камень, отползти и запалить шнур. Рванет сильно, может, и вовсе костей не соберешь, но зато все кончится разом, здесь и сейчас. Не придется больше отправлять близким бойцов цинковые посылки, не будет висеть дамоклов меч над городом, подмосковной землей, людьми, Иркой… Подумав про Ирку, Саша вспомнил и про Павла, и тут же снова приник к биноклю, поэтому вовремя заметил движущиеся в его направлении фигуры.
Серые балахоны передвигались неслышно, будто призраки. Их было много, целый отряд, который направлялся точно к Сашке и Николаю. Зомби-монахи даже не прятались, шли, выстроившись в линию, и казались издалека крысиным войском из сказки. Сашка сложил ладони рупором и звучно пропел кукушкой в сторону своих. Тревога, ребята, отступайте! Сам не двинулся с места, только повернул бинокль в обратном направлении. Послышался отдаленный шорох – услышали, отходят. Только тихо, пожалуйста, тихо! Вернуться живыми и здоровыми!
Беда пришла, откуда не ждали. Тишину нарушил странный хлопок, свист, как от пастушьего кнута, а потом раздался истошный крик: «Аааа-а!» Крик отдался эхом, разнесся по лесу. Сашка вскинулся – кричал Белов. Лагутин навел бинокль и увидел удручающую картину – Николай барахтался в сетке, подвешенной между деревьями, как кролик в силках. Старая охотничья ловушка, как триста лет назад. Заорал он, скорее всего, не от боли, а от неожиданности, но это уже было неважно – громкость крика не оставляла сомнений в том, что они раскрыты. Александр привстал и короткими перебежками двинулся на выручку, краем глаза заметив, что серые балахоны активизировались и стремительно приближаются. Успеть бы добежать первым, рассечь веревку, а дальше, может, повезет, уйдем. Лишь бы Комов остальных увел.
Надежды рухнули вместе с первыми выстрелами. Серая армия ощетинилась автоматами и стала поливать огнем восточную опушку леса. Чуть поодаль, со стороны разведчиков, раздались одиночные пистолетные хлопки – бойцы Комова шли налегке, автоматы с собой не брали. Вызывают огонь на себя? Шанс для Николая, смертельный риск для остальных. Держитесь, братцы! Сашка добежал до дубков, между которыми беспомощно болтался Белов. Нашел веревку, уходящую вверх под крону, полоснул ножом – раз, другой. Тонкий канат слабел с каждым ударом и наконец лопнул. Сетка с пленником ухнула вниз с трехметровой высоты. Сашка бросился к Белову, помог распутаться.
– Ты как, Колян? – спросил хриплым шепотом. Николай вскочил на ноги и тут же снова осел на землю, болезненно скривившись.
– Нога, черт! Кажется, сломал, – простонал он. – Уходи, Сань!
– Вместе уйдем, – скрипнул зубами Александр. – Поднимаемся, обопрись на меня.
Бой по-прежнему шел чуть в отдалении, этим и воспользовались. Сашка закинул руку Белова себе на плечи, и они, почти не таясь, заковыляли в сторону болотца. Добраться до него, выиграть время на переправу, а там справятся как-нибудь. О невыполненных задачах уже не думал, уйти бы живыми за спасительный забор. Возможно, там, почти у своих, Белова можно будет оставить, а самому вернуться. Или помочь товарищам, или завершить все-таки ранее намеченное – установить вторую закладку и залечь на наблюдение. Хотя последнее, конечно, вряд ли: зомби-монахи теперь будут настороже и близко никого не подпустят.
Идти было трудно. Николай обладал внушительной комплекцией и сейчас наваливался на напарника доброй половиной своего веса. Проковыляли они метров двести пятьдесят, на минуту остановились передохнуть. Сашка достал бинокль, вгляделся в окрестности. Вроде бы оторвались, сзади было тихо, и в отдалении не видно никакого шевеления. Сместил обзор в сторону своих, туда, где предположительно сейчас находились майор и другие ребята. Ничего не смог разглядеть, лес – не лучшее место для наблюдения. Продолжающаяся перестрелка, чуть заглушенная расстоянием, царапала сердце. Как все-таки досадно влипли!
Николай переживал не меньше – в глазах отчаяние, от боли закусил губу, но старался даже не стонать. Ясно, ругает себя за тот крик. Саша осторожно закатал брючину и мысленно выматерился – совсем плохо дело. Перелом оказался открытым, сломанная кость торчала наружу. Да что ж так не везет-то!
– Держись, Колян, прорвемся! Топь пройдем, дальше легче будет. Ты, главное, не…
Договорить Сашке не удалось. Сначала он увидел расширяющиеся в ужасе зрачки Белова, который смотрел на что-то позади него, а потом почувствовал сильнейший удар в затылок. «Прикладом или дубинкой?» – это было последнее, о чем он успел подумать, прежде чем провалиться во тьму.
Часть 2
Между землей и небом
Глава 1
И где бы ты ни был
Не так страшно очнуться с головной болью, гораздо страшнее очнуться с головной болью на дне сырой вонючей ямы.
Сашка приоткрыл глаза и снова закрыл – даже полумрак показался нестерпимо ярким, прожигающим сетчатку. Провел ладонью по затылку, нащупал корку засохшей крови и огромную шишку – последствия сокрушительного удара. Рядом раздался стон. Пришлось снова разлеплять веки, преодолевая пульсирующую под черепом боль, и осматриваться. Увиденное не порадовало. Прямо перед глазами высились земляные стены, а прямоугольник дневного света виднелся где-то на высоте трех метров. Вроде бы и не так высоко, но стены были осклизлыми, земля наползала волнами, грозясь засыпать и без того узкое пространство, наводящее на мысли о могиле. Кое-где из стен торчали корни – тонкие белые нити, похожие на гигантскую паутину. Пахло гнилью и поганками.
Стон повторился. Александр всмотрелся, осторожно двинулся ближе к источнику звука. Это был Белов. Напарник лежал в углу, на тонкой подстилке из прелого сена, и выглядел так, будто из него выкачали все силы, без остатка. Сашка подполз к Николаю, стараясь не делать резких движений – любое напряжение мышц по-прежнему отдавалось противным звоном и болью в голове.
– Колян, живой?
Белов открыл глаза, взглянул сначала мутно, непонимающе. Потом, видно, сознание прояснилось, и он, узнав друга, чуть слышно ответил:
– Пока живой. Сам как?
– Местами. – У Сашки еле хватило сил на иронию. – Где мы? Что успел заметить?
Белов коротко рассказал, что было после того, как Сашку вырубили мощным ударом дубинки, похожей на бейсбольную биту. Это сделал один из подкравшихся монахов. По словам Николая, трое в балахонах возникли как из-под земли. Он и сам увидел нападавшего в последний момент, поэтому не успел ни предупредить, ни выстрелить. Его не били, только заткнули рот кляпом, затем обоих связали и быстро оттащили на край поселения, к постройкам. Там пленников приняла другая группа, которая также волоком доставила их к этой яме. Потом обоих обыскали, забрали оружие, сумки, бинокли – в общем, все, что могло представлять хоть какой-то интерес. Напоследок сняли ботинки – Сашка только сейчас заметил отсутствие обуви. И затем столкнули в яму, одного за другим. Дно рыхлое, упали они относительно удачно, только покалеченная нога Николая получила новое сотрясение, от которого боль стала просто невыносимой.
– Сколько я был без сознания? Хотя бы примерно? – поинтересовался Сашка.
– Часа два, наверное, – Белов говорил с трудом. – Я и сам несколько раз проваливался в какую-то муть. Даже бредил, похоже. То и дело мерещился наверху белый кот с голубыми глазами, чистый такой, пушистый. Говорю же – бред…
– Что дальше будет, как думаешь? – Сашка старался как-то расшевелить друга, увлечь разговором, не дать ему окончательно раскиснуть – уж больно слабым и безжизненным был затухающий с каждым словом голос.
– Кто знает, Санек. Яму, видал, какую вырыли? Прямо могила. Может, чтобы сразу – того. Накидают сверху земли, и все, отмучаемся.
– Ты брось! Зачем тогда тащили в такую даль – чтобы персональные похороны устроить?! Там добить не могли? Нет, брат. Мы им зачем-то понадобились. Надо только дождаться, пока кто-нибудь на переговоры выйдет, а там посмотрим, по обстановке. Помереть всегда успеем.
– Голова горит, – пожаловался Николай. – И в ногу будто раскаленных иголок навтыкали, пошевелиться не могу, простреливает. Ты держись, Саша. А мне, похоже, незачем…
Белов впал в забытье. Сашка пощупал его лоб – напарника лихорадило, голова была горячей, как печка. Раненая нога Николая здорово распухла, брючина натянулась, сбоку почернела от натекшей крови. «Шина нужна, шина! И обезболивающее из разгрузки», – подумал Сашка и осекся. Нужно, конечно, кто же спорит. Но как все это теперь достать? Попросить, потребовать? А вдруг их действительно уже списали со счетов? Привлечешь внимание, лишний раз о себе напомнишь, и привет. Зароют и фамилии не спросят. А с другой стороны, если списали – все одно помирать. Так что, еще раз взглянув на Белова, решил – пан или пропал. Медлить нельзя. А уж если убьют, то без томительного ожидания. Пусть.
– Эй, наверху! – изо всех сил крикнул Сашка. Сначала никто не отзывался и не появлялся. Потом раздалось слабое шуршание, и над ямой возник… тот самый белый кот, которого Колян принял за видение. И немудрено. Глаза у кота были необычные – голубые, как ледышки, и будто подсвеченные изнутри. Животное смотрело на Александра не мигая, как-то даже презрительно, будто спрашивало: «Чего орешь, пленник?»
– Что разорался, пленник? – Монах подошел с противоположной стороны, поэтому Александр его заметил не сразу. На сером балахоне выделялся красный символ. Та-аак, значит, сам жрец в гости пожаловал. Честь-то какая!
– Бинты, крепкую доску, обезболивающее! И побыстрее! – без лишних объяснений потребовал Александр, сам поражаясь, с какой твердостью ему удалось это произнести. Он страшно боялся, что первые слова, сказанные врагу, прозвучат тихо, слабо и, не дай бог, просительно.
Жрец расхохотался:
– Ну ты даешь! А рябиновой настойкой не угостить по-соседски?
Сашка насупился, прекрасно осознавая свое бессилие, но продолжал гнуть свою линию:
– Можно и настойку. Только сначала бинты, доску и обезболивающее. Иначе зря тащили. – Аргументов у Александра по-прежнему не хватало. Хотя он помнил, что терять им, по сути, нечего, а наглость, как известно, – второе счастье.
– Может, еще что-нибудь пожелаешь? Говори, не стесняйся, – продолжал издеваться монах.
– Пока достаточно. Дальше посмотрим, – по-прежнему твердо ответил Сашка, подытоживая бесполезный разговор.
Единственное, что в данных условиях он смог сделать, – это посадить Николая удобнее, чтобы пострадавшая нога оказалась полностью вытянутой, и подоткнуть под него как можно больше соломы, которая лежала гнилыми комьями по всему дну ямы. Делать все это в узком могильном пространстве было крайне неудобно, зато хоть какое-то занятие, позволяющее отвлечься от невеселых мыслей.
«Есть охота», – подумал Сашка. И тут же пожалел, что об этом вспомнил. Хотя как тут не вспомнить, завтрак был в пять утра, сразу после подъема, а компактный сухпаек так и остался нераспакованным, в сумке, которую отобрали вместе с другими вещами. Мысль о еде внезапно зацепила другую, от которой сразу прострелило – аногемма! О, черт, вот об этом он забыл напрочь! Действие аногеммы продолжалось, как правило, сутки, максимум – еще часов пять, но это если повезет: защита действовала индивидуально, в зависимости от состояния здоровья, веса, крепости иммунитета. Судя по всему, Николаю придется туго гораздо раньше: после травмы организм ослаб, израсходовал все запасные ресурсы. Сашка лихорадочно думал, что делать в сложившейся ситуации.
Николай притих, перестал стонать – вероятно, заснул или впал в забытье. Дыхание было неровным, хриплым.
Что будет дальше? Сашка силился представить, и не мог. Излучение здесь, вблизи камня, было в прямом смысле убойным. Скорее всего, через несколько часов их с Николаем начнет корежить, а потом наступит смерть. Отчетливо вспомнился рассказ Павла, особенно та часть, где описывалась реакция первых бойцов – как те умирали скоротечно, сгорали, будто свечки. Не так, конечно, хотелось завершить свой путь. Не в гнилой яме, не в мучениях от внезапной хвори, принесенной незваным гостем из космоса. Воин должен умирать на поле брани, за идею, или дома, в окружении детей и внуков, после написания мемуаров.
Свалившаяся сверху доска заставила подпрыгнуть. Надо сказать честно – отправили ее вниз аккуратно, явно не с целью прибить пленников, но произошла эта доставка уж слишком неожиданно. Вслед за первым «подарком» в яму спустили корзину, в которой были – Сашка обалдел – бинты, шприц с мутной жидкостью, буханка, явно местной выпечки, и две фляги. В первой была вода, а во второй… Из нее пахнуло рябиновой настойкой на коньяке. Монахи там что, окончательно сбрендили?!
Ладно, рассуждать и удивляться будем потом, а сейчас первоочередной задачей было спасение Белова. Как бы там ни было, доставили все, что требовалось, тут уж грех не воспользоваться выпавшим шансом.
Оказывать первую помощь при переломах Александр научился еще на пограничной службе – неоднократно приходилось применять на практике. Поэтому процедуру наложения шины провел быстро и ловко, поврежденную ногу напарника зафиксировал надежно, благо хватило бинтов. Затем сделал обезболивающий укол.
Николай пришел в себя, взглянул непонимающе:
– Ты чего?
– Порядок, Колян, держись. Сейчас легче будет. Прикинь, монахи расщедрились, гуманитарку сбросили.
Белов округлил глаза:
– Да ладно?! – В голосе его звучало недоверие. Боль, видимо, начала отпускать, он заметно оживился.
– Ну как, жив? – почти весело спросил Сашка, скорее для того, чтобы убедиться, что напарник полностью пришел в себя.
– Теперь вроде да, местами, – с кривой улыбкой ответил Белов и даже подмигнул.
Решили перекусить. Отломили по доброму куску от буханки, но прежде сделали по большому глотку из фляжки с «рябиновкой». Сашка перестраховался, сначала растер каплю в пальцах, не появится ли посторонний запах, затем попробовал настойку на язык, а потом махнул рукой на всякие сомнения. Зачем захватчикам травить их так изощренно, если они могли бы просто ничего не делать, предоставив голоду, ранам и излучению довести все до логичного печального финала? А тут тебе и медицинская помощь, и какая-никакая еда, и весьма странная при таких обстоятельствах, но демонстрация доброй воли. Поэтому настойку можно было смело считать бонусом, без подвохов.
День близился к закату. То, что Белову заметно полегчало, да и еда вовремя поддержала силы, не означало, что его снова не подкосит, если он вдруг вспомнит о том, что скоро закончится действие аногеммы и начнутся совсем другие испытания. В том, что они предстоят, сомнений не было – зачем их притащили в логово, так и оставалось невыясненным. В себе Александр не сомневался – ему хватит сил бороться до конца, а Николая было необходимо поддерживать, чтобы тот опять не скис от мрачных ожиданий и не сдался раньше времени. Лучший способ отвлечься, сидя взаперти, – завести интересный разговор, что Сашка и сделал.
Он начал вспоминать самые смешные истории, произошедшие с ним на службе, потом перешел к таежным байкам. После одной из них Николай даже улыбнулся.
– А вот слушай еще байку. Выдается, кстати, за реальную историю, но тут не знаю, врать не буду, меня тогда и в проекте не было. И родителей моих даже. История эта старинная, еще с дореволюционных времен.
Побрел как-то один мужичок осенью в тайгу за грибами-ягодами. Погода стояла теплая, мужичок решил передохнуть, усевшись на краю невысокого обрывистого холма. Снял сапоги, размотал портянки, подставил солнышку усталые ноги – красота! Да еще и сухари достал из мешка, подкрепиться. В общем, картинка получилась самая уютная, будто не в тайге он был, а дома на завалинке. Но вдруг, потянувшись за очередным сухарем, почувствовал тот мужичок рукой что-то мягкое, теплое, шерстяное. Глядь – медведь рядом с ним уселся греться на солнышке, главное, подкрался-то совсем тихо, незаметно. А медведь только в сказках добрый и покладистый, в жизни лучше с ним не встречаться, кроме как в цирке или в зоопарке. Таежные хорошо знают, какие рожки да ножки остаются от человека после таких встреч. Мужик со страху и сиганул с обрыва, благо было невысоко, а внизу лапник да мох. Смотрит – медведь покрутил головой недовольно и тоже съехал вниз. Мужик холм оббежал и снова наверх – босиком по тайге далеко не уйдешь, надо сапоги выручать. Едва успел одну портянку натянуть, медведь снова тут как тут. Пришлось опять вниз с горки и снова на опережение, наверх, за второй портянкой и сапогами. А медведь не отстает. Вроде особо и не злится, не рычит – может, понравилась ему такая игра с добычей. Ну а мужичку не до веселья, кое-как обулся, наметил последний рейс за мешком – не бросать же, раз остальное забрать получилось. И только тут сообразил, что дальше-то ему по прямой чесать, а тогда мишка его догонит на раз – когда надо, этот мохнатый увалень носится по лесу, дай бог каждому! Придумал тогда хитрость. Схватил сухарь и завалявшийся в мешке кусок сахара, разжевал по-быстрому и выплюнул кашицу прямо на край холма. А сам вниз, медведь уже снова на пятки наступал. Как до низа добрался, на ноги и ходу. Только и успел краем глаза заметить, что уловка сработала, не отправился хозяин тайги за ним следом, остановился над ароматным местом. Фора получилась небольшая, но достаточная, чтобы набрать скорость и понестись что есть мочи к ближайшему поселку. Мужик потом рассказывал, что те километры пробежал так резво, как никогда в жизни не бегал ни до, ни после этого случая. Как завидел крайние дома, заорал из последних сил. Народ повыскакивал, кто с коромыслом, кто с ухватом, приняли беглеца. А преследователь выскочил из тайги, добежал до середины поля, отделяющего лес от деревни, увидел людей – зарычал, тут уж по-настоящему, по-медвежьи, грозно, обиженно, да и побрел восвояси. Мужичок потом долго рассказывал всем эту историю, как он с медведем с горки катался и наперегонки бегал.
Сашка и сам рассмеялся от души, когда закончил байку. При этом его чуткое ухо уловило еще чей-то сдержанный смех, будто кто-то там, наверху, прыснул в ладошку, желая остаться незамеченным. Смех, к удивлению, показался женским. Подняв голову, Сашка снова увидел на краю ямы загадочного кота с глазами-ледышками, которые будто светились в наступавших сумерках.
– Мужик-то твой от медведя ушел, а мы вот не смогли. Фиговые мы с тобой колобки, Саня! – враз погрустневшим тоном заключил Николай, снова вспомнив о том, где они оказались.
Глава 2
Что б ты ни делал
– Фиговые, не фиговые – выберемся как-нибудь, – уверенно сказал Сашка. – Знаешь, у меня однажды случай был, в институте на экзамене, так я после него в слова «не сможешь, не получится» не верю.
Было это еще до службы, на первом курсе, в первую же сессию. Преподаватель химии у нас был не то чтобы вредный, но жутко въедливый, и получить у него пятерку считалось невозможным. Хоть наизнанку вывернись, а больше четверки не ставил. Я не был фанатом предмета, но химию любил, давалась она мне, в принципе, легко. Поэтому на экзамен шел спокойно, понимая, что сдам в любом случае.
И вот прошла практически вся группа: выходили довольные, кто с тройкой, кому этого было достаточно, а кто и с четверкой – те шли радостные, победно размахивали синей зачеткой. Настала моя очередь. Билет оказался легким, задача и две цепочки кислот. Справился быстро. А дальше проснулся азарт – почему бы не попытаться дотянуть до «невозможной» пятерки? Так преподавателю и сказал, мол, прошу дополнительные вопросы. Тот вроде бы даже обрадовался радивому студенту, задал один, второй, третий. Последним был вопрос с подвохом. Точнее, не с подвохом, а на сообразительность и хорошую память – назвать формулу сахара. Не глюкозы, не фруктозы – их иногда путают, а именно сахарозы. Вот я тогда и выдал заветные «це-двенадцать, аш-двадцать два, о-одиннадцать». Преподаватель чуть не прослезился от умиления, поставил «отлично», даже руку на прощание пожал! На зачетку потом даже с других курсов приходили смотреть.