Ленинградский панк

Под стихи у меня было приспособлено нечто вроде амбарной книги. Ночью я корябал туда свои гениальные вирши. Утром отдавал книгу Сантёру, он половину перечеркивал, на остальном сверху писал аккорды и к вечеру песня была готова к репетиции, на которой совместными усилиями дорабатывались и текст, и мелодия. В общем, стопроцентное совместное творчество. Когда песен накопилось на альбом, я позвал одноклассников, и мы поехали к Федьке Бегемоту писаться вживую. Играть никто практически не умел. Хорошо, что альбом группы «Беломор» не сохранился – пленка рассыпалась. Осталась лишь пара песен, записанных Федькой на свою музыку – «Оптимист» и «Долой гопоту!». Но и этого было достаточно, чтобы Колян Михайлов начал проявлять интерес к моему творчеству и при встрече просить почитать мои тексты. Зачем – не знаю, ведь Колька и сам прекрасно писал стихи.

Коляну вообще от бога было отсыпано щедро сверх всякой меры. Про слух и голос я уже сказал. Еще Коля прекрасно рисовал, хотя нигде этому не учился. Моментально ловил ваши черты и набрасывал точный портрет за пару секунд и штрихов. Имел ироничный, и, что самое удивительное для наших широт, – самоироничный склад ума.

Я от армии кошу,Мало пользы приношу.Не дурак, не рахит,Просто, мама – инвалид!По военным вопросамЯ не Саша Матросов,Я не Павлик Морозов,Мне на все наплевать.Меня не призывают,Потому что все знают,Если в плен заберут,Все могу рассказать.Николай Михайлов

Он неожиданно смешно шутил, хотя читал мало.

Комментирует, вернее – оппонирует мне Макс Васильев: Как ни странно, но то, что Колька мало читал – не есть факт. Я помню времена, когда он читал чуть ли не запоем. По книге за вечер. Детективы, какая-то пиратская романтика и что-то о войне. И даже сборниками стихов не брезговал, стервец. Заболоцкого цитировал наизусть. Разумеется, эта страсть вскоре пала под натиском вермута, но кинофильмы пополняли его цитатный запас.

Когда Коля первый раз пришел ко мне в гости, он сразу проявил интерес к моей библиотеке. Я с радостью поощрял Колину любовь к чтению и развел библиотечную деятельность. Пока не узнал, что они с Сантёром сдали моего Конан Дойля в ближайшем букинисте и купили бухла. Дома у Михайлова не то что книг – мебели (кроме кроватей), не было. Ютился будущий король панк-рока в однокомнатной квартире вместе с мамой-инвалидом. Жили они очень бедно. Любимым Колиным блюдом был майонез, щедро намазанный на хлеб.

Я ненавижу хрустальные домаЖивущие в них люди полны                               дерьма!Денег не было и нет, денег не                          было и нет!Пока буржуи выбирают коврыЯ поглощаю алкоголя парыДенег не было и нет, денег не                          было и нет!Там где депутаты, там               излишняя роскошь.Жрут сервелат домашние                                кошки.Денег не было и нет, денег не                          было и нет!Николай Михайлов

Коля никогда в жизни не занимался спортом, но был здоров, как бык, и необычайно силен. Как-то уже после злополучной травмы в начале двухтысячных я отправил его сдавать кровь. Знакомые врачи, прежде чем положить его в барокамеру, жестко затребовали анализы, увидев, кого я им предлагаю лечить. Все показатели у Коли оказались идеальными. Просто так его здоровье было не убить, но он очень старался. Если бы он хотя бы мало-мальски следил за собой, то был бы необычайно красив – я ведь уже упоминал его сходство со смазливым Элвисом. Но зачем? Бабам Коля и так нравился. Ему, по его же словам, всегда было кому «сунуть свою сардельку».

Я – сверхмужикРостом велик,Мышцу напряг,А мышца – ништяк.Я – сверхмужик.Мой светлый лик.Сотни подруг,Лобзания шлюх.Я – сверхмужик.Грозен мой крик.Мощный кулакПрочь, хитрый враг!Александр Лукьянов

Да, особым романтизмом Коля не отличался. Это точно. Но друзья (и девушки) в нем – таком диковатом, как раз и видели своего героя. Природной харизмы у Коли хватило бы на троих. И все это он умудрился слить в унитаз. Все пожрал зеленый змий.

Впрочем, Димку Бабича, самого душевного человека в мире, змий сгубил еще раньше. Димка и Колька были лучшими друзьями. Босяк Михайлов и профессорский сынок Бабич (его отец долгое время преподавал в ЛИИЖТе) души друг в друге не чаяли. Михайлов, естественно, все время пасся в роскошной квартире Димона, где кроме суперского бобинника, о котором я мог только мечтать, и плейбоевского календаря в комнате отца (о котором я даже мечтать не мог), была еще и целая темная комната под фотолабораторию, где Бабич колдовал над черно-белыми отпечатками эпохи. Уже в девятом классе Димка, старавшийся ни в чем не отставать от веселых друзей, заработал диагноз «алкоголизм». В десятом первый раз попытался ломануться в окно, а потом порезал разбитым стеклом вены. Но вытаскивал его из бездны и вызывал скорую не Коля, а Сантёр. Коля всегда умудрялся не быть рядом с тем, кому был нужен. Он легко сваливал и легко возвращался. Легкий такой парниша. Два раза разваливал группу «Бригадный Подряд», просто переставая появляться на репетициях. А потом мог легко прийти в новую группу своих бывших музыкантов и забрать ее под себя, как это случилось с Юрой Соболевым и его «Дохлым номером» и моим проектом «Тося и больные». Легко, без всякого сожаления, сливал из группы лучших друзей. Ему все сходило с рук. Ему все прощали. Его, суку, все любили, непонятно за что. За медвежье добродушие, чудовищную простоту, лихость молодецкую, обезоруживающую улыбку? За безыскусность, аутентичность, честность, какую-то гипернастоящесть, подкупающую талантливой наглостью и наглым талантом? За голос и песни? За то, что ему от жизни ничего было ни нужно – кроме водки, компании и гитары? «Мне бы гитарку» – и все будет в кайф.

Бабич, любя, иногда звал Колю «Ослом». Он и был таким ослом из бременских музыкантов с бакенбардами и ослепительной улыбкой. Многие до сих пор спорят, был Коля панком или нет. Кликухи панковской у него не было. Любил Маккартни, песни писал исключительно мелодичные и гребень на голове не выстригал. Разве что татуировку у Удава сделал. Свидетельствую: Коля Михайлов был настоящим русским панком, в прямом смысле этого слова, самым настоящим, из ленинградской грядки. Не придуманным и деланным, как золотая молодежь – Свин, Рикошет и (даже) Бегемот, которые вынуждены были из кожи вон лезть, чтобы доказать свою принадлежность к помоечному племени. Коляну ничего этого было не нужно, он был плоть от панковской плоти – абсолютный дестрой и ноуфьюче, человек дна плюс чистое творчество на чистых (иногда грязных) дрожжах. И расцвело это творчество, раскрывшее его, как тонкого лирика, воспевшего жизнь обычного купчинского гопника, именно тогда, когда он с друзьями одноклассниками начал играть то, что они называли (а мы считали) панк-роком.

Мне семнадцать лет!Бред!Мне семнадцать лет!Чушь!Мне семнадцать лет!Ложь!Мне семнадцать лет!Бред!Макс Васильев

С того момента, как мы с Сантёром стали брить виски, красить челки и записывать панковские агитки, до рождения «Бригадного Подряда», прошло около двух лет. Почти все это время Коля с Димкой стебались над нами, нашими нелепыми нарядами и такими же нелепыми песнями. Разве что Макс Васильев нам сочувствовал, параллельно участвуя в Сантёровском проекте «Пара-Шок».

Опять же версия Макса: Проект «Пара-Шок» скорее можно называть моим, ибо писался он у меня дома. А в общем-то это наш с Сантёром последний визг перед моим убытием в армию. Делать было нечего, вот мы ничего и не делали, а токмо сидели и придумывали песенки. Осень 1985 года.

Коля даже едкую сатирическую песню написал про некоего панка Тосю, который во всем пытается подражать своему гуру Бегемоту, но выглядит при этом глупее некуда. Текст Колян снабдил талантливой карикатурой на меня. Такой вот боевой карандаш. Коля с Димкой заваливались ко мне домой и наперебой докладывали, что теперь они «ультрики», в пику «панкам-битничкам» – нам с Сантёром. Что такое «ультрики», они объяснить не могли, но строили сложные рожи и даже вытанцовывали идиотские па, показывая, как надо соответствовать их передовому движению. А потом ржали до упаду, глядя на мое недоуменно вытянувшееся лицо. При каждой встрече они просто не могли не простебать мою тягу к панк-року. И вдруг – хоп! – появляется «Бригадный Подряд», самая настоящая панк-группа с фронтменом Михайловым, который последние два года искренне стебался над панками.

Черная кожа, красные гребни —это тоже наше время!«Бригадный Подряд»

Ну, конечно же, все было не так внезапно, как мне казалось. Сначала была историческая поездка купчинской четверки летом 1985 года на историческую родину Бабича в местечко Гадяч. Более панковского названия трудно придумать. Есть, правда, еще деревня Панковка. Но «Бригадный Подряд» родился в Гадяче. Именно там миссионеру Сантёру удалось окончательно обратить Михайлова, Макса и Бабича в свою панковскую веру. Окончательно – потому что еще до поездки друзья были морально готовы к обращению. Уже на вокзале все были в панковских одеяниях. Коля постриг свою гриву, оставив длиннющую челку и хвост. Сантёр ушил ему полосатый комбинезон из магазина «Рабочая одежда». Макс, как новогодняя елка, ходил в «пиджачине», сверху донизу усыпанном «значочками». Даже Димка Бабич сменил прикид на рабочий комбез, вываренный в хлорке, ушитый и расписанный от руки словом «rock», выстриг челку и украсил себя значками и булавками. Купчинские денди! То-то в Гадяче все были рады – обычно цирки до них не доезжали.

Сразу после возвращения из путешествия «гадячские» панки из группы «Пока без названия» поспешили порадовать меня (будущего биолога) новыми песнями. И, взяв гитару и губную гармошку, они приехали ко мне на практику в Вырицу на студенческую агробиостанцию, распугав местных старушек и поразив моих однокурсниц, которые, наконец, убедились, что есть в городе придурки покруче меня. Я же в это время отсутствовал – изучал в лесу места жировки и погадки представителей местной фауны. Так что мы разминулись. Зато они дали небольшой концерт для моих однокурсниц, оставили глумливое послание в моей амбарной книге и уехали.

А дальше уже было дело техники. Коля придумал идиотское пролетарское название в духе времени. Сантёр привел Михайлова к Бегемоту, где тот поразил и обаял всех своей наглостью и харизмой. Федька нашел им совершенно не умеющего играть торчка-барабанщика Игоря «Саида» Сайкина – чувака настолько прикольного и клевого, что его музыкальные неумения отступали на второй план. И незадолго до нашего с Сантёром ухода в армию на квартире у Феди «Бегемота» Лаврова был записан первый альбом «Бригадного Подряда». Я, конечно, все пропустил, и о записи узнал от счастливого Сантёра постфактум. Альбом вышел на диво ладным. Там были замечательные песни. Глупые, корявые, нелепые и наивные, но замечательные. Именно такие, какими мы все тогда и были. Федька очень помог с аранжировками и звуком. И Коля отлично спел. Классно! Честное слово. Лет десять назад я познакомился на книжной выставке во Франкфурте с пожилой панк-леди, прекрасной во всех отношениях и с серьгами из пивных пробок в ушах, менеджером крупного лондонского издательства. Оказалось, что она – в прошлом известная кларнетистка – одно время близко тусовалась с музыкантами Sex Pistols. На следующий год я привез ей в подарок сидюк с переизданным первым альбомом «БП». Через месяц она прислала мне письмо, полное искренних восторгов. Она писала, что каждый вечер слушает альбом, что это – офигенно, самый настоящий кондовый панк-рок, который теперь уже не делают даже в Англии. Так-то. Это она еще текстов не поняла. Вот, например, мой любимый сантёровский, совершенно гениальный:

Колючая проволока стен с током.Я не пойду на размен с богом.Лучше куплю уж портвейн крепкий.Размыть размеренность дней не с кем.Размою размеренность дней – вылью.Покрою старых друзей пылью.Смешаю всякую дрянь – выпью.Вдруг распустил таракан крылья.Я рослый, мослы – во!Взрослый – не то слово.Александр Лукьянов

Или вот еще прекрасное, сатирическое:

Если хочешь строить дачу,Хочешь многого достичь,Даже если дети плачут,Не воруй ты госкирпич.Оторвем по наукеТвои длинные руки.Режь серп – бей молот.За нетрудовой доход!Режь серп – бей молот.За нетрудовой доход!Александр Лукьянов

Мы с Сантёром ушли в армию, а у «Подряда» пошла пруха. Перестройка вынесла на большую волну все, что было связано с русским роком и даже такие маргиналы, как подрядовцы, вкусили незаслуженной славы. В «БП» вместо Сантёра появился новый гитарист Юра Соболев – музыкант талантливый, техничный, упорный и в меру сумасшедший, чтобы выживать рядом с Колей, Димкой и Саидом. «БП» приняли в Ленинградский рок-клуб. В моем сознании это было равноценно посвящению меня в рыцари круглого стола. Но мир однозначно сошел с ума. В советском фильме «Взломщик», на премьеру которого в кинотеатре «Аврора» я сбегал в самоволку, я видел Вилли, Скандала и других знакомых панков. Да что там в кино, в «Утренней почте» показали клип «Объекта Насмешек». Я смотрел на глумливую морду Рикошета в армейском телевизоре и не верил своим глазам. Панк-рок в «Утренней почте»! Долбануться можно. Ну, мы и долбанулись. Вместе со всей страной. Хотя справедливое недоверие к миру-перевертышу в душе осталось.

Мне с детства говорили,ты просто ненормальный!Потом пришли «товарищи»,сказали – неформальный!Засунули в рамку, повесили на стену.Сказали панку – теперь ты наша смена!И на твою рожу – рожу дебила,пусть смотрит страна, что тебя породила.Антон Соя

«Подряд» не просто приняли в рок-клуб, Колю приняли за своего панк-мэтры – Свинья и Алекс Оголтелый. Более того, милаха-увалень Колян в кратчайший срок умудрился стать любимчиком околорокклубной панк-тусы. Все эти панки и ковбои – Дрозд, Скандал, Орех, Хэмфорд и Топ et cetera – обожали Колю. Они таскались на все концерты «Подряда», отличительной чертой которых была обязательная жестокая драка среди публики. И, естественно, бухали со звездой после концерта. Песни про Кировский завод и «соловьев» у пивного киоска, принесенные в группу талантливым Соболевым, окончательно выстроили образ «простого» парня – алкаша, работягу, ухаря и куролеса Коляна Михайлова.

И этот хулиганский образ прирастал центровыми легендами. В основном, конечно, это были легендарные пьянки на улице Рубинштейна и последующие безобразия. Если раньше все заканчивалось киданием урн и убеганием от ментов, банальными «сутками» и вытрезвителем в Купчино, то теперь каждое приключение фиксировалось тусовкой в истории. Вот пьяный Коля заваливается в витрину винного магазина, и только скорость и сообразительность Скандала и Книзеля, выдернувших его тело из-под падающей стеклянной гильотины, спасает его от страшной смерти. Вот Михайлов обзывает «депутатом» какого-то мужичонку в очереди в «Гастрите» (столовке на Невском) и гремит за это на 15 суток. Вот три мента на Рубинштейна под дождем тщетно пытаются повязать Коляна. Висят на нем как собаки, заламывают руки, но чувак не сдается, падает вместе с ними в лужу, и, побарахтавшись минут двадцать, умудряется вырваться и убежать от выбившихся из сил бойцов.

Языком болтая, быстро убегаю,Ну-ка, серый дядька, догони!Слышу топот сзади и сопенье дядек,А впереди сирены и синие огни!Трезвость – норма жизни! Резвость рук, ног!Трезвость – ярче, радость, брызни!Резвость – панк-рок!Дяди ближе, ближе, мат отборный слышен,Кто-то вдруг хватает за штаны.Ах, какое свинство, хамство и бесчинство,Как же вам не стыдно-то – со спины!Трезвость – норма жизни! Резвость рук, ног!Трезвость – ярче, радость, брызни!Резвость – панк-рок!Били, молотили, утром отпустили.Сколько говорили – просто жуть!Голодом пытали, денег не отдали,Буду дальше трезвым – вот в чем суть!Александр Лукьянов

Особой пикантности приключениям Коли придавало полное совпадение его имени и фамилии с именем и фамилией президента Ленинградского рок-клуба. Все очень веселились, когда в рок-клуб на имя президента приходил очередной счет из вытрезвителя или уведомление из КВД о необходимости повторных анализов на гонорею. Колян теперь на всякий случай представлялся так:

– Я Коля Михайлов, не тот.

Пива попить – милое дело!Взглядом ловить женское тело,Ждать двух часов и все же дождаться.А если «сушняк», то взять и нажраться.Это помогает, это боль снимает.Это каждый знает – стар и млад.Лишь бы не кончалось, этому я был бы рад.Мне не страшна никакая паранойя!Мне не страшен доктор-садист!Я не боюсь политического гноя!Я алкоголик, я оптимист!Ох, до чего мне хорошо!Ох, до чего мне хорошо-о-о!Юрий Соболев

Это была не жизнь, а песня. Жизнь – мечта. Бухло, компания (влюбленная в него), бабы, виснущие на шее, и гитарка, конечно же. Михайлову реально снесло башню от новой «звездной» жизни. Он купался в ней, как в ванне с портвейном. На репы Колян являлся редко – хорошо, что на концерты приходил. Венцом выступлений того времени стал фестиваль рок-клуба на Зимнем стадионе летом 1988 года. На большой сцене при огромном стечении народа, в самом центре Вселенной – молодые, злые и прекрасные, при общем воодушевлении, лучше концерта не придумать. А какая была замечательная компания у «БП» в тот солнечный летний день: «Народное Ополчение», «Дурное влияние», «Автоматические Удовлетворители» – весь цвет ленинградского панк-рока 80-х. Мы с Сантёром, свежеиспеченные дембеля, переполненные восторгом и завистью, смотрели на сцену из набитого битком зала стадиона. Наши друзья стали небожителями. «БП» открывали день. Начался сет «Подряда» со спетой под акустическую гитару песни «Думы окаянные» из фильма «Пять вечеров», и клянусь – это было самое проникновенное ее исполнение со сцены, хотя Михайлов и переврал все слова. Колян был в ударе. На сцене над музыкантами в качестве украшения висели его запасные штаны. Сам он был великолепен: босиком, в футболке «Береги Родину – Мать твою!» (которую разорвал на груди в процессе пения) и трофейной шапке-афганке. Куда девался купчинский увалень? На сцене стоял матерый зверь с непослушной гривой, лихо тягавший микрофонную стойку, отпускавший смешные шутки и самое главное – певший, как король панк-рока, Шаляпин от панка, мать его ити. Коля Михайлов был просто создан для большой сцены, и не важно, что играть в его группе умел всего один музыкант. Зато как жужжала Юрина гитара! Раскатистый густой баритон Михайлова гремел на весь зал, выдувая песню про глупую наркоманочку: «Ты воруешь морфий из-под замка. Да брось ты, дура! Давай пивка! Брось ты, брось ты эти наркотики! И я полюблю тебя!» И я на месте этой жабы точно бросил бы все. Верный Бабич с басом наперевес смотрелся круче некуда: бритый наголо и с огромным свежим фингалом, прекрасно дополнявшим сломанный нос. Саид от избытка чувств на последней песне выбежал из-за барабанов и, выбросив палочки, натурально запрыгнул Коле на руки. За музыку в этом цирке отвечал четкий, как робот, Юра Соболев. И если у Сантёра, исподлобья глядящего на Соболева, наверняка присутствовала мысля: «на его месте должен быть я» (будешь-будешь, Саша, долгие годы будешь), то меня просто распирало от счастья и невозможной крути происходящего. После каждой песни «Подряда» зал взрывался восторженным воплем. И я что есть сил орал вместе с ними. На огромных стадионных табло сестренка Оленька, Ольга Слободская, верный админ рок-клуба, после каждой песни писала: «Подрядовцы – Молодцы!» И это было правдой. Я разделял момент славы со своими друзьями, будто стоял с ними на сцене и невозможно гордился собой. Это же была моя группа!

– Да? Твоя? Ты же всегда был сбоку и немножко сзади, – опустил меня на землю Сантёр.

И он был совершенно прав. Но мне тогда было некогда это обдумывать. Я уже летел за сцену, чтобы обнять триумфаторов. Димка Бабич спас меня от охранника, который слегка офигел, когда я отодвинул его плечом, прорываясь к сцене. Музыкантам тогда можно было все. Мы обнимались. Что-то яростно и радостно орали друг другу. Это была победа! В первую очередь над разумом. В реальность меня вернул «звездный» Колян.

– Тося, слушай, я там на сцене кеды оставил. Сбегай, а? Я че-то устал.

Я сбегал, конечно. С радостью, если честно. Впервые прикоснулся к сцене. Принес кумиру пахучие кеды. Директора у «Подряда» тогда еще не было. Ну, и остыл слегка, пока бегал. Коля реально зазвездил тогда. А кто бы не зазвездил? Разве что все остальные подрядовцы.

Ты модный парень, приятель,И бабы вслед говорят:«Чувак в кайф».Александр Лукьянов

Вскоре, буквально через пару месяцев, к так и не принятому обратно Сантёру, прибавились уволенные из группы Бабич и Саид. На их место пришли басист Александр «Коньяк» Муравьёв и драммер Валера «Труха» Трушин. Собственно, это и был «Дохлый номер». Юре Соболеву быстро надоела звездность и полная неуправляемость Коли. У Соболева, в отличие от Михайлова, были серьезные планы по покорению мира. Во всяком случае, амбиции и цель. И он понимал, что с Колей каши не сваришь, а расхлебывать придется. Юра ушел из анархического «БП» и создал новую группу, на репетицию которой, как ни в чем не бывало, и завалился кукушонок Коля. Сначала он прикинулся овечкой и любезно предложил Юре петь его песни в «Дохлом Номере». Пел он гораздо лучше Юры. А потом поклялся ходить на репетиции, и они решили вернуть группе старое название.

А вот вам комментарий Юры Соболева: Мы после феста ни разу не собирались, и Коля ко мне на репу пришел уже глубокой осенью, а может и вообще в декабре. Я к тому времени выбил точку под свои нужды, в подростковом клубе, и занимался с Трушиным месяца два, ища попутно вокалиста. К слову – петь я не собирался. После записи Кирзавода, я про себя, как вокалиста, все понял. Просто обозначал тексты для удобства разучивания песен группой. И все снова покатилось по накатанной дорожке – пьянки, веселье и постоянное отсутствие Коли на репах.

Вместе с Колей и Юрой Соболевым Трушин и Коньяк составили золотой состав «БП». Но это уже была другая группа. Хотя на концертах все так же дрались зрители, а после концертов (а часто и до) все так же надирались музыканты (все, кроме Соболева). «БП» обзавелся директором Петей «Вампиром» Новиком и готовился к гастролям. Мы с Сантёром по-прежнему старались не пропускать подрядовских сейшенов, но все это становилось обыденным, ощущение чуда прошло. Мы постепенно привыкали к новому миру, новому «БП», и новому Коляну, которого теперь я видел то с Алексом, то со Свином. И я наверняка видел его чаще, чем музыканты на репетициях. Старых друзей Коля тоже не забывал. Поводов для прихода ко мне в гости у Коли было два: стихи и бухло. Первый формальный – узнать, не написал ли я новых текстов, полистать мою амбарную книгу, сказать, что стишки клевые и надо делать песни, второй – честный.

– Выпить есть?

– Не-а.

– Бля, жаль. А деньги есть?

Денег у студента Тоси тоже обычно не наблюдалось. Но были пластинки. Колян и, например, Оголтелый, а может, и Крыса, Саид, или Дрозд – любой Колин собутыльник в тот день – выбирали диск из моей куцей коллекции, и мы отправлялись на проспект Славы, где Коля всегда безошибочно выбирал из прохожих жертву, способную купить за трешку или пятерку мою «Омегу» или «Киссов». Коля был очень убедительным продавцом чужих дисков. Обычно покупатель был счастлив, что выскочивший на него амбал с конской челкой и хвостом на голове не порезал его, а всего лишь впарил пластинку. Ну, а потом веселье, естественно. И песни под гитарку.

Помню, как пьяные Коля с Сантёром убегали от таксиста по лестницам ЛДМ, перед концертом «Колибри» и «Двух Самолетов». А фиг ли – резвость норма жизни! Я еще тогда пытался пыжиться и проявлять чудеса ответственности: разыскал Колю в недрах ЛДМ, тряс за грудки, взывал к отсутствующему сознанию и наставлял на путь истинный – на следующий день ему как раз нужно было отправляться на какой-то фестиваль, то ли в Череповец, то ли в Каховку. Милый Коля просто отпихнул меня и отправился дальше жить своей прекрасной, полной чудес и радостей жизнью.

Мне вообще тогда ужасно хотелось быть частью этого монстра по имени «Бригадный Подряд», хотя бы самой незначительной. Хотелось принимать участие в ярко-синей движухе. И это обретало самые нелепые формы. Пока Бабича еще не выгнали из группы, мы успели с ним съездить в Киев, где я на полном серьезе договаривался с местными рок-функционерами о концертах «Бригадного Подряда». Я стоял на сцене «БП» во время концертов (например, на фестивале журнала «Аврора»), сбрасывал оттуда особо ретивых панков и зачем-то запрещал счастливым обладателям кинокамер снимать это действо. Зачем? Видимо, чтобы через двадцать лет тщетно разыскивать съемки ослушавшихся меня операторов. Мало того, я вступил в рок-клуб в качестве психолога «Бригадного Подряда». Я думаю, это единственная группа ЛРК, у которой был штатный психолог. Когда я пришел за членским билетом, Оля Слободская с любопытством, смешанным с ужасом и жалостью, посмотрела на меня и спросила знаю ли я, с кем связываюсь? Я думал, что знаю, но даже не предполагал, насколько болезненна и прочна будет эта связь.

Тем более что где-то через год, к осени 90-го, вялое существование «БП» практически прекратилось. Петя от них ушел. Что толку директору от группы, которая постоянно выходит на сцену в пьяном виде и потом вынуждена спасаться от зрителей бегством, как это было, например, в Череповце. Гастроли в Германию отменились. Еще бы нет, если на совместный концерт с пригласившей их немецкой группой на дискотеке «Курьер» завалили панк-фашики, дружки Трухи, и устроили шоу с зигами. Я был на этом концерте, но выступление фашиков, к счастью, пропустил. Разбирал очередную драку в зале. К тому же, в туалете ДК связи, где проходило это ослепительное шоу, кого-то просто убили. Такие дела.