Антон Черепанов
Книги автора: Антон Черепанов
Воздух стал прозрачным и прохладным, словно глоток родниковой воды. Солнце, уже не такое жгучее, как летом, ласково скользило по верхушкам деревьев, окрашивая их в самые невероятные оттенки золота, багрянца и меди. Это была золотая осень — время, ког…
Воздух стал прозрачным и прохладным, словно глоток родниковой воды. Солнце, уже не такое жгучее, как летом, ласково скользило по верхушкам деревьев, окрашивая их в самые невероятные оттенки золота, багрянца и меди. Это была золотая осень — время, ког…
Вопрос о престижности работы в полиции вызывает множество споров и имеет разные ответы в зависимости от контекста, страны и личных взглядов. С одной стороны, это профессия, окутанная ореолом власти, ответственности и служения обществу. С другой — она…
Вопрос о престижности работы в полиции вызывает множество споров и имеет разные ответы в зависимости от контекста, страны и личных взглядов. С одной стороны, это профессия, окутанная ореолом власти, ответственности и служения обществу. С другой — она…
Сборник драматических произведений для постановки спектаклей и театрализованных представлений драматическими театрами России. Сборник пьес.
Сборник драматических произведений для постановки спектаклей и театрализованных представлений драматическими театрами России. Сборник пьес.
Ветер шелестел в оливковых рощах, принося с собой аромат земли и далеких цветов. Солнце, уже клонящееся к закату, окрашивало небо в оттенки золота и пурпура. В тишине этого вечера, у берегов Галилейского моря, собралась небольшая толпа. Люди пришли и…
Ветер шелестел в оливковых рощах, принося с собой аромат земли и далеких цветов. Солнце, уже клонящееся к закату, окрашивало небо в оттенки золота и пурпура. В тишине этого вечера, у берегов Галилейского моря, собралась небольшая толпа. Люди пришли и…
В тени величественного Везувия, чьи склоны были покрыты вечнозелеными лесами и древними руинами, жил могучий дракон. Его чешуя отливала цветом закатного солнца, а глаза горели, как раскаленные угли. Звали его Везувий, и он был хранителем этих земель,…
В тени величественного Везувия, чьи склоны были покрыты вечнозелеными лесами и древними руинами, жил могучий дракон. Его чешуя отливала цветом закатного солнца, а глаза горели, как раскаленные угли. Звали его Везувий, и он был хранителем этих земель,…
Ветер выл, как раненый зверь, царапая когтями-ветвями по обветшалым стенам старой церкви. Она стояла на холме, одинокая и забытая, словно окаменевшая слеза, скатившаяся по щеке времени. Когда-то, много лет назад, ее колокола звонко разносились по окр…
Ветер выл, как раненый зверь, царапая когтями-ветвями по обветшалым стенам старой церкви. Она стояла на холме, одинокая и забытая, словно окаменевшая слеза, скатившаяся по щеке времени. Когда-то, много лет назад, ее колокола звонко разносились по окр…
Алексей Петрович, адвокат с тридцатилетним стажем, сидел за своим массивным дубовым столом, погруженный в изучение документов. Его кабинет, как и он сам, был воплощением солидности и незыблемости: тяжелые шторы, кожаные кресла, полки, заставленные фо…
Алексей Петрович, адвокат с тридцатилетним стажем, сидел за своим массивным дубовым столом, погруженный в изучение документов. Его кабинет, как и он сам, был воплощением солидности и незыблемости: тяжелые шторы, кожаные кресла, полки, заставленные фо…
Утро в маленьком городке всегда начиналось с запаха свежескошенной травы и легкого тумана, который медленно рассеивался под первыми лучами солнца. Но для Анны это утро было особенным. Оно было окрашено в цвет её самой любимой вещи — зелёной простыни.
Утро в маленьком городке всегда начиналось с запаха свежескошенной травы и легкого тумана, который медленно рассеивался под первыми лучами солнца. Но для Анны это утро было особенным. Оно было окрашено в цвет её самой любимой вещи — зелёной простыни.
Старый Иван, или просто Дед Иван, как его звали все, кто хоть раз пересекал ворота старого кладбища, был его неотъемлемой частью. Не просто сторожем, а скорее хранителем, молчаливым свидетелем вечности. Его дом, покосившаяся сторожка у самого входа, …
Старый Иван, или просто Дед Иван, как его звали все, кто хоть раз пересекал ворота старого кладбища, был его неотъемлемой частью. Не просто сторожем, а скорее хранителем, молчаливым свидетелем вечности. Его дом, покосившаяся сторожка у самого входа, …
Старый дом на окраине города всегда вызывал у местных жителей трепет и суеверный страх. Его покосившиеся стены, заросший сад и вечно закрытые ставни шептали истории о прошлом, которое никто не смел потревожить. Но для юного Максима, только что переех…
Старый дом на окраине города всегда вызывал у местных жителей трепет и суеверный страх. Его покосившиеся стены, заросший сад и вечно закрытые ставни шептали истории о прошлом, которое никто не смел потревожить. Но для юного Максима, только что переех…
Доктор Аркадий Петрович всегда казался мне воплощением спокойствия. Его кабинет, залитый мягким светом, пах мятой и чем-то неуловимо стерильным, но не пугающим. Кресло, похожее на трон, всегда было готово принять очередного пациента, а его руки, обла…
Доктор Аркадий Петрович всегда казался мне воплощением спокойствия. Его кабинет, залитый мягким светом, пах мятой и чем-то неуловимо стерильным, но не пугающим. Кресло, похожее на трон, всегда было готово принять очередного пациента, а его руки, обла…
Ночь была густой, как чернила, и такой же тихой. Только редкий вой ветра проносился между покосившимися надгробьями старого кладбища, словно жалуясь на свою участь. Я, молодой репортер местной газеты, сидел, закутавшись в старый плащ, за покосившимся…
Ночь была густой, как чернила, и такой же тихой. Только редкий вой ветра проносился между покосившимися надгробьями старого кладбища, словно жалуясь на свою участь. Я, молодой репортер местной газеты, сидел, закутавшись в старый плащ, за покосившимся…
Когда я впервые увидел Елену, она была похожа на ожившую картину. Я, тогда еще студент-историк, бродил по ярмарке в пригороде, где каждый уголок дышал ароматами специй и звуками незнакомой музыки. Она стояла у палатки с яркими тканями, ее темные воло…
Когда я впервые увидел Елену, она была похожа на ожившую картину. Я, тогда еще студент-историк, бродил по ярмарке в пригороде, где каждый уголок дышал ароматами специй и звуками незнакомой музыки. Она стояла у палатки с яркими тканями, ее темные воло…
Старый трактирщик, Семен, протирал пыльные бутылки, когда дверь распахнулась с таким грохотом, что с полки упала медная сковорода. На пороге стоял человек, закутанный в темный плащ, с капюшоном, скрывающим лицо. Но не это привлекло внимание Семена. В…
Старый трактирщик, Семен, протирал пыльные бутылки, когда дверь распахнулась с таким грохотом, что с полки упала медная сковорода. На пороге стоял человек, закутанный в темный плащ, с капюшоном, скрывающим лицо. Но не это привлекло внимание Семена. В…
Я никогда не забуду тот вечер. Мне было лет десять, и я, как обычно, ждал отца, чтобы он почитал мне перед сном. Но он задержался. Солнце уже давно село, а в доме царила тревожная тишина. Мама нервно ходила по комнате, а я, прижавшись к окну, всматри…
Я никогда не забуду тот вечер. Мне было лет десять, и я, как обычно, ждал отца, чтобы он почитал мне перед сном. Но он задержался. Солнце уже давно село, а в доме царила тревожная тишина. Мама нервно ходила по комнате, а я, прижавшись к окну, всматри…
Холод. Это первое, что он почувствовал. Не тот пронизывающий холод зимнего ветра, а глухой, давящий холод, который проникал в самые кости, в самую душу. Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Тяжесть. Невероятная, всепоглощающая тяжесть дав…
Холод. Это первое, что он почувствовал. Не тот пронизывающий холод зимнего ветра, а глухой, давящий холод, который проникал в самые кости, в самую душу. Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Тяжесть. Невероятная, всепоглощающая тяжесть дав…
В воздухе витал аромат дыма от костра, смешанный с запахом трав и чего-то неуловимо пряного, восточного. Это был запах их дома, запах цыганской диаспоры, раскинувшейся по всему миру, но всегда объединенной невидимыми нитями.
В воздухе витал аромат дыма от костра, смешанный с запахом трав и чего-то неуловимо пряного, восточного. Это был запах их дома, запах цыганской диаспоры, раскинувшейся по всему миру, но всегда объединенной невидимыми нитями.
Вечерний город дышал сыростью и усталостью. Фонари отбрасывали тусклые, желтоватые круги на мокрый асфальт, а редкие прохожие спешили укрыться от накрапывающего дождя. В одном из таких кругов, у входа в обшарпанный подъезд, стоял он. Старший сержант …
Вечерний город дышал сыростью и усталостью. Фонари отбрасывали тусклые, желтоватые круги на мокрый асфальт, а редкие прохожие спешили укрыться от накрапывающего дождя. В одном из таких кругов, у входа в обшарпанный подъезд, стоял он. Старший сержант …
Утро в Челябинске всегда начинается с легкого, но настойчивого холодка, даже когда солнце уже щедро заливает улицы. Это не просто погода, это характер города, закаленный суровыми зимами и неустанным трудом. Челябинск — это не тот город, который будет…
Утро в Челябинске всегда начинается с легкого, но настойчивого холодка, даже когда солнце уже щедро заливает улицы. Это не просто погода, это характер города, закаленный суровыми зимами и неустанным трудом. Челябинск — это не тот город, который будет…
В старом, пыльном чердаке, где солнечные лучи пробивались сквозь щели в крыше, освещая танцующие пылинки, жила Душа. Она не имела формы, цвета или голоса, но ощущала всё. Она была как тончайшая паутинка, сотканная из воспоминаний, эмоций и невысказан…
В старом, пыльном чердаке, где солнечные лучи пробивались сквозь щели в крыше, освещая танцующие пылинки, жила Душа. Она не имела формы, цвета или голоса, но ощущала всё. Она была как тончайшая паутинка, сотканная из воспоминаний, эмоций и невысказан…























