bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 12

Он помолчал недолго, словно прислушиваясь, и наконец продолжил:

– Раз эти твари вам так по душе, можете оставаться, женитесь на местной дамочке… если они вообще не бесполые. Нечего о них переживать! Надо будет, спасем вам парочку в итоге, станут вместо домашних зверушек: хотите режьте их, хотите на поводке выгуливайте. Да, знаю, они омерзительны. Я пошутил. Спокойной ночи.

Дивайн закрыл дверь рубки, прошел через кают-компанию и скрылся у себя, как всегда, зачем-то заперевшись изнутри. Рэнсом тихонько выдохнул и на цыпочках вышел из камбуза. Конечно, разумнее было бы как можно быстрее вернуться в постель, и все же он застыл посреди кают-компании, с каким-то новым чувством любуясь небесным сиянием. Где же им предстоит спуститься с этих райских вершин? Сорны, жертвоприношения, омерзительные бесполые существа… Собственная роль в спектакле теперь стала ясна. Он понадобился кому-то на Малакандре. Не он лично – вообще любая жертва с Земли. А выбрали именно Рэнсома – и все из-за Дивайна, который, очевидно, все эти годы его ненавидел…

Любопытно, что за сорны – те самые, при виде которых он будет валяться у Дивайна в ногах? В мыслях замельтешили кошмарные образы, позаимствованные из книг Герберта Уэллса и прочих фантастов. Их миры населяли чудища, во много раз превосходившие по жути античных и средневековых химер. Насекомоподобные, пресмыкающиеся, ракообразные монстры с длинными щупальцами, скрипучими крыльями, покрытые слизью, а самое главное, со сверхчеловеческим интеллектом и ненасытной кровожадностью – таким созданиям самое место на другой планете. Наверное, сорны… сорны…

Нет, Рэнсом не осмеливался их даже представить. И его собираются им отдать! Это еще хуже, чем просто попасть на зуб неведомому хищнику. Его перевяжут ленточкой, вручат на блюдечке жутким тварям! В воображении рисовались различные несовместимые детали: торчащие глаза, зубастые челюсти, рога, клыки и жала… Природное отвращение к насекомым, змеям и прочим гадам, которых надо немедля раздавить, брало свое, заставляя трепетать от ужаса. Однако Рэнсом знал, что в действительности будет еще хуже: ему предстоит столкнуться с внеземным разумом, обладавшим собственной, непостижимой человеческому уму логикой.

В один миг пришло решение. Пусть он погибнет – но не от лап сорнов. На Малакандре при первой же возможности надо сбежать. Умереть от голода, попасть в западню – все лучше, чем самому пойти на заклание. Если же сбежать не выйдет, он покончит с собой. Человек набожный, Рэнсом надеялся, что этот грех ему простят. Все равно другого пути нет – как не дано человеку отрастить третью руку. Не мешкая, он прокрался в камбуз и выбрал самый острый нож, решив впредь каждый миг держать оружие при себе.

Страхи так его вымотали, что, вернувшись, он упал на кровать и сию же секунду провалился в глубокий сон без сновидений.

Глава VI

Проснулся Рэнсом бодрым и даже с чувством легкого стыда за свой вчерашний страх. Да, он угодил в серьезную передрягу, и шансы вернуться на Землю живым очень невелики. Однако гибель можно встретить достойно, преодолев вполне разумный страх перед смертью. Беда в том, что куда сложнее совладать с подсознательным животным ужасом перед тошнотворными чудищами. Впрочем, и его Рэнсом сумел немного побороть, пока после завтрака грелся на солнце. Не пристало созданию, парящему в небесах, унижать себя страхом перед ползучими тварями, не способными оторваться от земли! Тем более что ножом можно резать не только свою плоть…

По правде, столь воинственный настрой был Рэнсому совсем не свойственен. Побывав некогда на поле боя, он был столь потрясен увиденным, что мигом позабыл детские мечты о ратных подвигах и перестал считать себя человеком отважным. Возможно, нынешней твердости духа надолго ему не хватит, и все же он твердо был намерен бороться до последнего.

Часы по-прежнему сменяли друг друга, солнце по-прежнему сияло в зените, но понемногу Рэнсом замечал изменения. Жар начал спадать. Путешественникам пришлось снова облачиться в одежду. Потом надеть теплое белье. Затем и вовсе включить обогреватель. Свет тоже теперь казался менее ярким, нежели в начале путешествия. Впрочем, разум по-прежнему не желал воспринимать тускнеющие лучи как «закат», ведь солнечное сияние было столь же неземным, как и в первые минуты. На Земле меркнущий свет из-за влажного воздуха наливается призрачными оттенками всех цветов радуги; здесь же яркость могла уменьшиться вдвое и даже вчетверо, однако своей природы свет не менял. Он будет собой, покуда не потеряет последние искры. Рэнсом как-то заговорил об этом с Дивайном.

– Совсем как мыло, да? – усмехнулся тот. – Пенится до последнего кусочка.

Вскоре привычный ритм жизни на корабле изменился. Уэстон объявил, что они входят в гравитационное поле Малакандры.

– Притягивать нас будет уже не к сердцевине корабля, а к планете – то есть «низом» станет рубка. Соответственно, почти во всех отсеках полом станет стена, а то и вовсе потолок. То еще веселье…

Его слова предзнаменовали начало долгой тяжкой работы по перетаскиванию груза на пару с Дивайном или Уэстоном, когда те были не на дежурстве в рубке. Бочонки с водой, кислородные баллоны, оружие, боеприпасы, продовольствие надлежало сложить на полу у стены, которая вскоре должна очутиться «внизу».

Первые изменения начались еще до конца работы. Сперва Рэнсом ощутил в ногах непривычную тяжесть, которую списал на усталость. Отдых тем не менее облегчения не принес. Ему пояснили, что корабль приближается к гравитационному полю планеты и беспрестанно набирает вес: каждые двадцать четыре часа тот удваивается. В общем, путникам предстояло испытать на себе все прелести беременности, причем многократно увеличенные.

Умение ориентироваться в пространстве – и без того изрядно страдавшее на ограниченной площади корабля – теперь отказывало напрочь. Если смотреть из одной каюты в другую, прежде пол выглядел кривым, но хотя бы под ногами ощущался ровным; теперь же при переходе чувствовался ощутимый спуск или подъем. Волей-неволей приходилось передвигаться чуть ли не бегом. Подушки, брошенные на пол в центре кают-компании, через час-другой сползали к стене. Все трое мучились от тошноты, головной боли и сердечной аритмии. С каждым часом становилось только хуже. Вскоре из каюты в каюту можно было передвигаться лишь ползком. Верх и низ поменялись местами. Во многих отсеках пол очутился над головой, и по нему теперь могла разгуливать разве что муха. В общем, все окончательно перевернулось с ног на голову. То и дело возникало ощущение, будто падаешь с невероятной высоты. Про кулинарные изыски, естественно, пришлось забыть, перекусывали чем придется. Хуже всего дело обстояло с питьем – не было уверенности, что горлышко бутылки действительно возле рта, а не где-нибудь сбоку. Уэстон стал еще более мрачным и неразговорчивым. Дивайн, не выпуская из рук фляги, сыпал страшными ругательствами и проклинал Уэстона, затеявшего эту авантюру. Рэнсом, беспрестанно облизывая сухие губы, потирал болезненные ушибы и молился, чтобы все поскорее закончилось.

Настал час, когда одна из сторон шара несомненно начала перевешивать. Кровати и столы теперь по-дурацки торчали со стен и потолка. Тела словно налились свинцом. Слава богу, хоть с работой было покончено…

Наконец Дивайн распаковал сверток с одеждой – той самой, которая предназначалась для Малакандры. Рэнсом обратил внимание, что вещи теплые: шерстяное белье, овчинные куртки, меховые перчатки и шапки. Однако от вопросов Дивайн отмахнулся. Присев на корточки, он разглядывал термометр, закрепленный на стене кают-компании (которая теперь стала полом), и перекрикивался с Уэстоном в рубке.

– Тише, тише! Тормозите уже, чертов вы идиот! Мы вот-вот войдем в атмосферу. – И вдруг раздраженно рявкнул: – Все, хватит! Пустите меня, я сам посажу эту штуковину!

Уэстон не отвечал. Дивайн разорялся попусту, что было на него не похоже. Видимо, он совсем потерял голову – то ли от страха, то ли от волнения.

И внезапно огни Вселенной погасли. По небесному лику будто провели грязной тряпкой, и сказочное сияние, так долго их озарявшее, враз потускнело, посерело, выцвело до уныло-серых тонов. Ставни очутились внизу, до них было не дотянуться, и в кают-компании стало совсем темно. Колесница, прежде парившая в лучах сказочного эфира, в одно мгновение превратилась в темную стальную коробку, стремительно летящую куда-то вниз. Словно их низвергли с небес… Рэнсому впервые с момента похищения стало горько. Как мог он прежде думать о планетах – даже о родной Земле – как об островках жизни посреди смертоносной пустыни? Отныне он был уверен, что планеты – «земли», как Рэнсом их про себя именовал, – не более чем дыры, прорехи в живой ткани небес, ошметки тяжелой материи и мутного воздуха, отринутые в силу своей бесполезности. Они лишь умаляют небесное величие! Хотя… где-то там, далеко за пределами Солнечной системы, то сияние тоже неизбежно заканчивается. Что там – реальная пустота? Истинная смерть? А может… Рэнсом изо всех сил пытался поймать ускользавшую мысль. Вдруг сияние – это тоже ненужная толика чего-то еще более великого? Чего-то поистине грандиозного, по сравнению с которым неизменные небеса кажутся столь же унылыми, как и тусклые неповоротливые планеты?..

Глава VII

– Что-то вы притихли, – насмешливо протянул Дивайн. – Надоели новые планеты, а?

– Видите что-нибудь? – перебил его Уэстон.

– Заслонку, чтоб ее, заклинило! – пожаловался тот. – Проще сразу открыть люк.

Рэнсом очнулся от раздумий. Рядом в полумраке копошились его спутники. Было холодно, тело невыносимо тянуло к земле, хотя весил он здесь меньше, чем дома. Рэнсома охватили смешанные чувства, но страх тускнел перед неистовым любопытством. Пусть вскоре его ждет гибель – зато интересно, каков эшафот?!

Стало светлее, потянуло сквозняком. Рэнсом заерзал, пытаясь разглядеть что-нибудь за спинами Дивайна и Уэстона. Наконец те отвинтили последний болт. Люк распахнулся.

В отверстие, само собой, виднелась лишь почва – отчего-то бледно-розовая, почти белая. Трава или горная порода?.. Проем тут же загородила темная фигура Дивайна. Рэнсом заметил у того в руке пистолет. Интересно: для сорнов или для него?..

– Теперь вы, – отрывисто велел Уэстон.

Рэнсом, набрав полную грудь воздуха, проверил, на месте ли нож за поясом, и лишь потом высунул в люк голову и уперся обеими руками в Малакандру. Розовая поверхность на ощупь оказалась мягкой и эластичной, словно резина; значит, растительность. Рэнсом поднял глаза: над ним раскинулось бледно-голубое небо, каким оно бывает на Земле в ясный морозный день; с краю вздымалась большая розовая кипа чего-то вроде густых облаков, и…

– Живей! – рявкнул за спиной Уэстон.

Рэнсом выполз из люка и встал на ноги. Воздух был холодным и горьким, от него немного першило в горле. Первый торопливый взгляд показал только разрозненные цветные пятна, не желающие складываться в цельную картину. Почудилось даже, что вокруг простирается детский пейзаж, намалеванный яркими акварельными красками. Затем Рэнсом понял, что ярко-синее пятно почти у самых ног – это вода или что-то на нее похожее. Очевидно, они приземлились на березу реки или озера…

– Подвиньтесь же! – велел Уэстон, проползая мимо.

Рэнсом отвернулся – и обнаружил прямо перед собой, как ни странно, хижину, построенную из незнакомых материалов, но явно на земной манер.

– Здесь есть люди! – выдохнул он. – Они строят дома?

– Не угадали, – хмыкнул Дивайн. – Это наша.

Он вытащил из кармана ключ и отпер вполне обычный на вид замок, висевший на двери. Рэнсом, испытывая то ли разочарование, то ли облегчение, понял: его похитители просто вернулись в свой лагерь. Вели они себя при этом так, будто прилетели обратно на Землю. Зашли в хижину, распахнули окна, понюхали спертый воздух, удивились вслух, сколько с прошлого раза осталось грязи, и снова вышли.

– Надо заняться припасами.

Вскоре Рэнсом понял, что времени полюбоваться здешними видами (не говоря уж о том, чтобы устроить побег) у него не будет. Весь следующий час, если не больше, он вместе с похитителями перетаскивал в хижину ящики с едой, одеждой, оружием и неизвестным содержимым. Впрочем, кое-что выяснить все-таки удалось. Прежде всего, что Малакандра прекрасна. Как ни странно, подобную возможность он даже не допускал. Опять подвело воображение, населившее Вселенную тошнотворными чудовищами, – оно рисовало незнакомую планету как нагромождение голых скал или скопище кошмарных механизмов. С чего бы вдруг такие преставления, Рэнсом и сам не понимал. Еще он обнаружил, что синяя вода окружает их как минимум с трех сторон, четвертую же сторону загораживал громадный стальной шар, на котором они прилетели. Вероятно, хижину построили на берегу острова или самом краю мыса. Кроме того, Рэнсом пришел к заключению, что здешняя вода не просто кажется синей, как земная, – она и впрямь имеет лазурный оттенок. Озадачили его и неестественные на вид волны. Во-первых, для столь слабого ветра они поднимались чересчур высоко, но дело было даже не в этом. Отчего-то при их виде вспоминались морские батальные картины, где вода разлетается брызгами от чугунных ядер. И тут Рэнсома осенило: волны просто неправильной формы: они слишком узкие и крутые, с чересчур высоким гребнем. Точь-в-точь как в описании кого-то из современных поэтов: словно «крепостная стена с зубцами»…

– Ловите! – крикнул Дивайн. Рэнсом поймал мешок и перебросил его Уэстону на пороге хижины.

С одной стороны вода разливалась широко – на четверть мили, если не более, хотя верить глазам в этом непривычном мире не стоило. С другого боку она текла узкой лентой, да еще и по отмели – с журчанием и будто с присвистом. У ближнего берега, где розовато-белая трава росла на самом краю, лопались пузыри и плясали солнечные зайчики – наверное, там со дна выделялся какой-то газ. За работой Рэнсом украдкой разглядывал противоположный берег. Там высилось нечто фиолетовое, вроде заросшей вереском горы; такой же объект наблюдался с другого краю широкого пролива. Позади стояли какие-то странные высокие монолиты зеленоватого цвета: для зданий слишком кривые и зазубренные, для скал чересчур тонкие и крутые. А еще дальше высилась розовая куча, напоминавшая облака. Может, то и были облака, только отчего-то эта плотная на вид масса – точь-в-точь гигантский кочан розовой цветной капусты или миска мыльной пены – не сдвинулась ни на дюйм с тех пор, как Рэнсом впервые увидел ее из люка.

Так ничего толком и не разобрав, он принялся разглядывать ближайший берег. Фиолетовая громадина по ту сторону представлялась то ли скопищем органных труб, то ли грудой рулонов ткани, выстроенных вертикально, то ли лесом вывернутых наизнанку зонтиков. Порой по ней пробегало слабое волнение. И вдруг Рэнсома осенило. Растения! Самые настоящие растения, только раза в два выше привычных вязов. Круглые, гладкие и на удивление тонкие стебли – назвать их стволами не поворачивался язык – тянулись футов на сорок и распахивали наверху полупрозрачные листья: большие, размером с корабельную шлюпку. Таким Рэнсом представлял себе подводный лес: столь огромные растения просто не могут вырасти где-то помимо плотной воды. Странно даже, как они держатся в воздухе, не ломаясь под собственной тяжестью… Под стеблями сгущались лиловые сумерки, испещренные солнечными бликами.

– Пора обедать! – внезапно объявил Дивайн.

Рэнсом кое-как разогнул спину – несмотря на холод, он весь взмок. На пороге хижины появился Уэстон, пробормотал, что неплохо бы сперва закончить. Дивайн, однако, его не слушал. Достали банку консервированной говядины с хлебом и уселись на ящики, в огромном количестве валявшиеся между кораблем и хижиной. Опять-таки не слушая недовольного Уэстона, Дивайн разлил по оловянным чашам виски и разбавил его водой – причем из собственных запасов, не здешней из синего озера.

Только сейчас, оторвавшись от работы, Рэнсом заметил, в каком напряжении пребывал с самого момента высадки. О еде и думать не хотелось. Однако на всякий случай – вдруг выдастся шанс сбежать? – он заставил себя съесть больше обычного, и в самый разгар трапезы, ощутив вдруг зверский аппетит, стал жадно поглощать все, до чего только мог дотянуться. Вкус того первого обеда крепко связался в его памяти с чувством неземного трепета (какого он более никогда не испытывал) при созерцании яркого, но смутного пейзажа: с бледно-зелеными шпилями, устремленными в небо на тысячу футов, с шипящей синей газировкой воды и розовой мыльной пеной на горизонте. Рэнсом почти дожевал последний кусок, как Дивайн вдруг встрепенулся, точно собака, и схватил Уэстона за плечо. Кивнув друг другу, его похитители встали. Рэнсом, залпом допив остатки виски, тоже поднялся. Те, достав револьверы, подтолкнули его к берегу узкой реки, указывая на ту сторону.

Сперва он не понял, в чем дело. Среди фиолетовых растений порой мелькали другие, более тонкие и светлые стволы, но Рэнсом на них не глядел; вспомнив о своих страхах, он обшаривал взглядом землю, ожидая, когда же из леса выползет рептилоидный гад или иная жуткая тварь. И вдруг заметил в воде отражение белых деревьев: четыре, нет, пять или даже шесть тонких неподвижных стеблей. Он вскинул глаза. Так и есть – на берегу застыли шесть высоких, в два-три человеческих роста, веретенообразных изваяния. Нечто вроде каменных статуй, оставшихся на Земле от первобытных племен, – Рэнсому доводилось видеть их изображения в книгах по археологии. До чего эти штуки странные! Как они вообще держатся вертикально, их ведь должно свалить первым порывом ветра: на таких-то тощих жердочках ног и с необъятно широкой грудью. Фигуры смутно напоминали очертаниями человека, только отраженного в кривом зеркале. Из чего же они сделаны? Точно не из металла или камня, потому что на ветру колышутся… И тут Рэнсом смертельно побелел: он понял, что они живые. Что они движутся. Что они идут к нему! Скованный ужасом, он невольно уставился на их лица: худые, неестественно вытянутые, с длинным крючковатым носом и отвислыми губами, застывшими в жуткой гримасе. Рэнсом рванул было прочь, но Дивайн схватил его за плечо.

– Пустите!

– Кончайте дурить! – прошипел Дивайн, подняв дуло револьвера.

Одна из тварей подала голос, и громовой трубный звук эхом прокатился по воде.

– Нас зовут, – сказал Уэстон.

Они потащили упиравшегося Рэнсома к берегу. Дивайн и Уэстон уже ступили в воду, но Рэнсом с истошным визгом еще цеплялся за землю. Твари неожиданно издали новый звук – куда более громкий. Уэстон вдруг тоже завопил, и, выпустив Рэнсома, пальнул из револьвера – но не в гостей, а почему-то в воду. Через миг Рэнсом понял почему.

К ним неслась пенная дорожка, похожая на след от торпеды, – какой-то крупный дикий зверь. Дивайн, отчаянно ругнувшись, споткнулся и упал. Сверкнули челюсти, и снова забахал револьвер Уэстона. Белые твари тоже подняли вой и побрели к реке. Рэнсом не стал мешкать. Едва похитители выпустили его из рук, как он ринулся обратно на берег, обогнул космический корабль и со всех ног драпанул в неизвестность. За стальной сферой мелькнула было мешанина из красных, синих и фиолетовых брызг, однако Рэнсом оглядываться не стал. Он галопом влетел в ручей и вскрикнул – не от боли, а от удивления: не ожидал, что вода будет горячей. Через минуту он уже снова был на суше, вскарабкался по крутому склону и нырнул в лиловый сумрак под кроной гигантского леса.

Глава VIII

Непросто бегать по незнакомому миру после чересчур сытного обеда и долгих дней безделья. Спустя полчаса Рэнсом уже не бежал, а брел, зажимая рукой ноющий бок и напряженно вслушиваясь: нет ли погони? Хлопки выстрелов и крики (не только людские) за спиной вскоре сменились грохочущей пальбой из винтовки; потом и они затихли. Повсюду, насколько хватало глаз, Рэнсом видел лишь гигантские стебли, тонувшие в лиловых сумерках. Опахала прозрачных листьев наверху застилали солнечный свет, поэтому в лесу царил торжественный полумрак. Порой Рэнсом, собрав силы, снова переходил на бег. Под ногами мягко пружинила земля, покрытая все той же резиновой травой, пару раз дорогу перебегали какие-то мелкие красные зверьки, но в остальном лес не подавал признаков жизни. Значит, для одинокого путника нет никакой опасности… Если забыть, что он плутает по неведомым зарослям без еды и питья в тысячах или даже миллионах миль от человеческого мира.

Рэнсом вспомнил о сорнах – а то несомненно были именно они, те самые существа, которым его собирались отдать. Они не имели ничего общего с кошмарными образами, которые успела нарисовать фантазия, потому-то их появление и застало его врасплох. Куда там Уэллсу со своими кошмарными чудищами; эти твари, казалось, воплотили в себе все детские, практически забытые страхи Рэнсома. Великаны, людоеды, привидения, скелеты – вот кем они были в его глазах. Призраки на ходулях, пугала с кривыми лицами, словно вышедшие из-под кисти сюрреалиста. И все же паника понемногу отпускала. Полный решимости бороться до последнего, Рэнсом шептал слова молитвы, ощущая за поясом тяжесть ножа. Его охватывало странное чувство привязанности к собственному «я»: он даже едва не сказал вслух: «Будем держаться вместе».

Идти, однако, стало сложнее, и о размышлениях пришлось забыть. Пологий склон уткнулся справа в крутую скалу: видимо, Рэнсом, сам того не замечая, огибал высокий холм, понемногу на него взбираясь. Дорогу теперь то и дело преграждали каменистые гребни, видимо, тянувшиеся от этой самой возвышенности. Отчего-то Рэнсом полез прямиком через них. Видимо, сказались отрывочные представления о земной географии: мол, на низменных участках возле реки лес растет не так густо, а на равнине сорны быстро поймают кого угодно. Карабкаясь по хребтам и оврагам, Рэнсом не переставал поражаться их неожиданной крутизне, хотя преодолевать их было не так уж сложно. Он обратил внимание, что даже самые маленькие холмики ничуть не похожи на земные: слишком узкие возле основания, к вершине они и вовсе заострялись. Совсем как те волны на синем озере… Фиолетовые листья, к слову, тоже в подражание холмам тянулись к небу. Края их, невзирая на размеры опахал, не свисали книзу, и со стороны лес походил на скопище огромных вееров. И сорны – Рэнсом содрогнулся – сорны тоже были до отвращения высокими.

Он плохо разбирался в физике, однако все равно предположил, что этот мир меньше Земли, сила притяжения слабее, а значит, природа вольна тянуться к небу, сколько ей угодно. Странно… Куда же его все-таки занесло? На Венеру? Крупнее она или мельче Земли, не помнилось, но там вроде бы должно быть жарче… Может, Марс? Или Луна? От последней мысли, впрочем, Рэнсом быстро отказался: ведь тогда при посадке они видели бы Землю. Впрочем, у Луны есть обратная сторона, поэтому он вполне может блуждать и по неизведанным пространствам земного спутника… Отчего-то вдруг стало еще горше.

В оврагах часто встречались синие шипящие ручейки, бегущие в долину слева. Вода, как и в озере, была горячей и согревала окрестный воздух; во время блужданий Рэнсом то и дело словно попадал из одной климатической зоны в другую. Вскарабкавшись на очередной холм после жаркой лощины, он заметил, что в лесу стало намного свежее. Огляделся и понял, что свет тоже угасает. В своих расчетах Рэнсом совсем забыл про ночь – а кто знает, что на незнакомой планете сулит темное время суток? Он застыл, вглядываясь в сгущающийся мрак, и порыв холодного ветра вдруг всколыхнул фиолетовые стебли; они закачались, напоминая о своей легкости и гибкости, удивительной для таких размеров. Мигом дали о себе знать голод и усталость, до сих пор отступавшие перед страхом и волнением. Вздрогнув, Рэнсом заставил себя сделать очередной шаг. Ветер усиливался. Листья заплясали над головой, меж ними порой мелькало бледнеющее небо, на котором неожиданно вспыхнули первые звезды. Лес больше не молчал. Рэнсом испуганно озирался, опасаясь хищных зверей, но пока что видел только густеющую тьму.

Он решил устроить привал в одной из лощин. Дальше идти не стоило: впереди могла подстерегать опасность, лучше немного перевести дух. Возле ручья он хотя бы не будет мерзнуть… Рэнсом устало переставлял ноги, однако овраги отчего-то больше не попадались. Неужто все остались позади? Он уж было решил вернуться, как земля вдруг ушла из-под ног, Рэнсом поскользнулся и съехал на спине прямиком в воду. Деревьев (он, вопреки очевидному, упрямо именовал про себя эти странные растения «деревьями») здесь практически не было, а сама вода немного мерцала, поэтому ему хватило света оглядеться. Ручей тек под большим уклоном. Влекомый смутным желанием найти для ночлега место «получше», Рэнсом прошел несколько ярдов вверх по течению. Склон стал еще круче. Здесь ручей срывался в небольшой водопад. Вода была еще горячее, чем в озере: видимо, подогревалась подземным источником. Впрочем, Рэнсома волновало лишь одно: можно ли ее пить? Наверное, лучше не испытывать зря судьбу… Может, усталость пересилит и он сумеет уснуть, невзирая на жажду. Рэнсом встал на колени, сполоснул в теплом потоке руки, вытянулся на боку в выемке возле водопада и зевнул.

На страницу:
3 из 12