Мальчики с финками, девочки с фиксами.Две контролерши заснувшими сфинксами.Я еду в этом тамбуре,спасаясь от жары.Кругом гудят, как в таборе,гитары и воры.И как-то получилось,что я читал стихимежду теней плечистых,окурков, шелухи.У них свои ремесла.А я читаю им,как девочка примерзлак окошкам ледяным.На чёрта им девчонкаи рифм ассортимент?Таким, как эта, – с челкойи пудрой в сантиметр?!Стоишь – черты спитые,на блузке видит взглядвсю дактилоскопиюмалаховских ребят.Чего ж ты плачешь бурно,и, вся от слез светла,мне шепчешь нецензурночистейшие слова?..И вдруг из электрички,ошеломив вагон,ты чище Беатричесбегаешь на перрон!

1959

Параболическая баллада

Судьба, как ракета, летит по параболеОбычно – во мраке и реже – по радуге.Жил огненно-рыжий художник Гоген,Богема, а в прошлом – торговый агент.Чтоб в Лувр королевский попасть из Монмартра,Он далкругаля через Яву с Суматрой!Унесся, забыв сумасшествие денег,Кудахтанье жен, духоту академий.Он преодолел тяготенье земное.Жрецы гоготали за кружкой пивною:«Прямая – короче, парабола – круче,Не лучше ль скопировать райские кущи?»А он уносился ракетой ревущейСквозь ветер, срывающий фалды и уши.И в Лувр он попал не сквозь главный порог —Параболой гневно пробив потолок!Идут к своим правдам, по-разному храбро,Червяк – через щель, человек – по параболе.Жила-была девочка рядом в квартале.Мы с нею учились, зачеты сдавали.Куда ж я уехал! И черт меня несМеж грузных тбилисских двусмысленных звезд!Прости мне дурацкую эту параболу.Простывшие плечики в черном парадном…О, как ты звенела во мраке ВселеннойУпруго и прямо – как прутик антенны!А я всё лечу, приземляясь по ним —Земным и озябшим твоим позывным.Как трудно дается нам эта парабола!..Сметая каноны, прогнозы, параграфы,Несутся искусство, любовь и история —По параболической траектории!В сибирской весне утопают калоши.А может быть, всё же прямая – короче?

1959

Колесо смеха

Летят носы клубникой, подолы и трико.А в центре столб клубится —ого-го!Смеху сколько —скользко!Девчонки и мальчишкислетают в снег, визжа,как с колеса точильщикаиль с веловиража.Не так ли жизнь заноситминистров и портных,им задницы занозити скидывает их?Как мне нужна в поэзиисвятая простота,но мчит меня по лезвиюкуда-то не туда.Обледенели доски.Лечу под хохот толп,а в центре, как Твардовский,стоит дубовый столб.Слетаю метеором под хохот и галдеж…Умора!Ой, умрешь.

1953

B. Б.

Нет у поэтов отчества.Творчество – это отрочество.Ходит он – синеокий,гусельки на весу,очи его – как окуниили окно в весну.Он неожидан, как фишка.Ветренен, точно март…Нет у поэта финиша.Творчество – это старт.

1957

Гойя

Я – Гойя!Глазницы воронок мне выклевал ворог, слетая на поле нагое.Я – Горе.Я – голосвойны, городов головни на снегу сорок первого года.Я – голод.Я – горлоповешенной бабы, чье тело, как колокол, било над площадью голой…Я – Гойя!О, гроздивозмездья! Взвил залпом на Запад — я пепел незваного гостя!И в мемориальное небо вбил крепкие звезды —как гвозди.Я – Гойя.

1957

«Кто мы – фишки или великие?…»

Кто мы – фишки или великие?Гениальность в крови планеты.Нету «физиков», нету «лириков» —лилипуты или поэты!Независимо от работынам, как оспа, привился век.Ошарашивающее – «Кто ты?»нас заносит, как велотрек.Кто ты? Кто ты? А вдруг – не то?..Как Венеру шерстит пальто!Кукарекать стремятся скворки,архитекторы – в стихотворцы!И оттаивая ладошки,поэтессы бегут в лотошницы.Ну а ты?..Уж который месяц —В звезды метишь, дороги месишь…Школу кончила, косы сбросила,побыла продавщицей – бросила.И опять, и опять, как в салочки,меж столешниковых афиш,несмышленыш,олешка,самочка,запыхавшаяся стоишь!..Кто ты? Кто?! – Ты глядишь с тоскоюв книги, в окна – но где ты там? —Припадаешь, как к телескопам,к неподвижным мужским зрачкам…Я брожу с тобой в толщах снега…Я и сам посреди лавин,вроде снежного человека,абсолютно неуловим.

1958

«Меня пугают формализмом…»

Меня пугают формализмом.Как вы от жизни далеки,пропахнувшие формалиноми фимиамом знатоки!В вас, может, есть и целина,но нет жемчужного зерна.Искусство мертвенно без искры,не столько Божьей, как людской,чтоб слушали бульдозеристынепроходимою тайгой.Им приходилось зло и солоно,но чтоб стояли, как сейчас,они – небритые, как солнце,и точно сосны – шелушась.И чтобы девочка-чувашка,смахнувши синюю слезу,смахнувши – чисто и чумазо,смахнувши – точно стрекозу,в ладони хлопала раскатисто…Мне ради этого легкилюбых ругателей рогатиныи яростные ярлыки.

1953

Из книги «Парабола»

Дорожная

В одном вагоне – четыре гармони,Четыре черта в одном вагоне.Четыре чуба, четыре пряжки,Четыре,Четыре,Четыре пляски!Эх, чечеточка, барыня, барыня!Одна девчонка —Четыре парня.Четыре чуда, четыре счастья,Хоть разревись —Разорвись на части!Кончена учеба. Пути леглиВо все четыре конца земли.Чимкент, Чукотка, Сибирь, Алтай…Эх, чечеточка!Выбирай!

1960

Торгуют арбузами

Москва завалена арбузами.Пахнуло волей без границ.И веет силой необузданнойот возбужденных продавщиц.Палатки. Гвалт. Платки девчат.Хохочут. Сдачею стучат.Ножи и вырезок тузы.«Держи, хозяин, не тужи!»Кому кавун? Сейчас расколется!И так же сочны и вкуснымилиционерские околышии мотороллер у стены.И так же весело и свойски,как те арбузы у ворот,земля мотаетсяв авоськемеридианов и широт!

1956

Репортаж с открытия ГЭС

Мы – противники тусклого.Мы приучены к шири —самовара ли тульскогоили Ту-104.Затаенно, по-русски,быстриною блестятшироченные руслав миллион киловатт.В этом пристальном крае,отрицатели мглы,мы не ГЭС открываем —открываем миры.И стоят возле клуба,описав полукруг,Магелланы, КолумбыИз Коломн и Калуг,судят веско, не робко,что там твой эрудит…Обалдело Европав объективы глядит.И сверкают, как слитки,лица крепких ребятбелозубой улыбкойв миллиард киловатт.

1958

Из сибирского блокнота

Здесь гостям наливаюттак, что вышибут дух.Здесь уж если рожают,обязательно двух!Если сучья – так бивни,а уж если река,блещут, будто турбины,белых рыбин бока.Как пружина раскрученный,бьет сазан из сачка.Солнце брызжет из тучи,как с тугого соска!Ты куда, попрыгунья,с молотком на боку?Ты работала в ГУМе,ты махнула в тайгу.Точно шарик пинг-понга,ты стучишь о мостки,аж гудят перепонкитугоухой тайги!Ты о елочки колешься.Там, где лес колдовал,забиваешь ты колышки:«Домна». «Цех». «Котлован».Как в шекспировских актах —«Лес». «Развалины». «Ров».Героини в палатках.Перекройка миров.

1958

Ода сплетникам

Я славлю скважины замочные.Клевещущему —исполать.Все репутации подмочены.Трещи,трехспальная кровать!У, сплетники! У, их рассказы!Люблю их царственные рты,их уши,точно унитазы,непогрешимы и чисты.И версии урчат отчаяннов лабораториях ушей,что кот на даче у Ошанинасожрал соседских голубей,что гражданина А в редискенакрыли с балериной Б…Я жил тогда в Новосибирскев блистанье сплетен о тебе.Как пулеметы, телефоныменя косили наповал.И точно тенор – анемоны,я анонимки получал.Междугородные звонили.Их голос, пахнущий ванилью,шептал, что ты опять дуришь,что твой поклонник толст и рыж.Что таешь, таешь льдышкой тонкойв пожатье пышущих ручищ…Я возвращался.На Волхонкележали черные ручьи.И всё оказывалось шуткой,насквозь придуманной виной,и ты запахивала шубкуи пахла снегом и весной.Так ложь становится гарантиейтвоей любви, твоей тоски…Орите, милые, горланьте!..Да здравствуют клеветники!Смакуйте! Дергайтесь от тика!Но почему так страшно тихо?Тебя не судят, не винят,и телефоны не звонят…

1958

Тбилисские базары

Носы на солнце лупятся,как живопись на фресках.Долой Рафаэля!Да здравствует Рубенс!Фонтаны форели,цветастая грубость!Здесь праздники в будни,арбы и арбузы.Торговки – как бубны,в браслетах и бусах.Индиго индеек.Вино и хурма.Ты нынче без денег?Пей задарма!Да здравствуют бабы,торговки салатом,под стать баобабамв четыре обхвата!Базары – пожары.Здесь огненно, молодопылают загаромне руки, а золото.В них отблески масели вин золотых.Да здравствует мастер,что выпишет их!

1958

Горный родничок

Стучат каблучонки,как будто копытца,девчонка к колонкесбегает напиться,и талия блещетувертливей змейки,и юбочка плещет,как брызги из лейки.Хохочет девчонкаи голову мочит.Журчащая челкас водою лопочет.Две чудных речонки,к кому кто приник?и кто тутдевчонка?и кто тут родник?

1955

В горах

Здесь пишется, как дышится, —Взволнованно, распахнуто,Как небосводам пышетсяИ как звенится пахотам.Здесь кручи кружат головы,И жмурятся с обочины,Как боги полуголые,Дорожные рабочие!И девушки с черешнямиИ вишнями в охапке —Как греческие грешныеБогини и вакханки.Носы на солнце лупятся,Как живопись на фресках.Здесь пишется – как любится,Взволнованно и дерзко!

1958

Туля

Кругом тута и туя.А что такое – Туля?То ли турчанка —тонкая талия?То ли речонка —горная,талая?То ли свистулька?То ли козуля?Т у л я!Я ехал по Грузии,грушевой, вешней,среди водопадови белых черешней.Чинары, чонгури,цветущие персикио маленькой Тулесвистали мне песенки.Мы с ней не встречались.И всё, что успели,столкнулись – рассталисьна Руставели…Но свищут пичугив московском июле:«Туит —ту-ту —туля!Туля! Туля!»

1958

Первый лед

Мерзнет девочка в автомате,прячет в зябкое пальтецовсё в слезах и губной помадеперемазанное лицо.Дышит в худенькие ладошки.Пальцы – льдышки. В ушах – сережки.Ей обратно одной, однойвдоль по улочке ледяной.Первый лед. Это в первый раз.Первый лед телефонных фраз.Мерзлый след на щеках блестит —первый лед от людских обид.Поскользнешься, ведь в первый раз.Бьет по радио поздний час.Эх, раз,еще раз,еще много, много раз.

1956

«Лежат велосипеды…»

В. Бокову

Лежат велосипедыв лесу, в росе.В березовых просветахблестит шоссе.Попадали, припаликрылом к крылу,педалями – в педали,рулем – к рулю.Да разве их разбудишь —ну хоть убей! —оцепенелых чудищв витках цепей.Большие, изумленные,глядят с земли.Над ними – мгла зеленая,смола, шмели.В шумящем изобилииромашек, мятлежат. О них забыли.И спят, и спят.

1957

Тайгой

Твои зубы смелыв них усмешка ножаи гудят как шмелизолотые глаза!Мы бредем от избушки,нам трава до ушейты пророчишь мне взбучкуот родных и друзейты отнюдь не монахиняхоть в округе – скитыбродят пчелы мохнатыенагибая цветына ромашках росакак в буддийских пиалахкак она хорошав длинных мочках фиалокВ каждой капельке-мочкеотражаясь мигаяты дрожишь как Дюймовочкатолько кверху ногамиты – живая водана губах на листкеты себя раздалавсю до капли – тайге.

1958

Крылья

Дрыхнут боги в облаках —Лежебоки в гамаках!Что нам боги? Что нам птицы,Птичьи всякие традиции?!Крылья?!.Непонятно даже:Что в них видели века?Их всё ближе к фюзеляжуПрижимают облака.Нашим чудо-аппаратамЧужды пережитки крыльев,Люди новое открыли,Людям стало мало крыльев,ЛюдямДерзким и крылатым.

1958

Земля

Мы любим босымиСтупать по земле,По мягкой, дымящейся, милой земле.А где? В Абиссинии?Или в Мессине?В Гаване? В пустыне?В рязанском селе?Мы – люди.Мы любим ступать по земле.В нас токи земли, как озноб, пробегают.Но, как изолятор, нас с ней разделяютАсфальты, булыжники, автомобили…Мы запах земли в городах позабыли.И вдруг улыбнемся – сквозь город, сквозь гнейсы,Зеленое деревце брызнет, как гейзер!..Мне снится земля без оков, без окопов,Без копоти взрывов, в мечтах телескопов,В липах, в эвкалиптах, в радугах павлиньих,В сумасшедших лифтах,В ливнях алюминиевых!Мир морей и женщин, поездов навстречу —Фырчущий, фруктовый, чудо-человечий!..Где-нибудь на Марсе выйдет гость с Земли.Выйдет, улыбнется, вынет горсть земли —Горсточку горячей,Милой, чуть горчащей,Мчащейся вдалиМатери-Земли!

1958

Из книги «40 лирических отступлений из поэмы „Треугольная груша”»

Стриптиз

В ревютанцовщица раздевается, дуря…Реву?..Или режут мне глаза прожектора?Шарф срывает, шаль срывает, мишуру,как сдирают с апельсина кожуру.А в глазах тоска такая, как у птиц.Этот танец называется «стриптиз».Страшен танец. В баре лысины и свист,как пиявки, глазки пьяниц налились.Этот рыжий, как обляпанный желтком,пневматическим исходит молотком!Тот, как клоп, —апоплексичен и страшон.Апокалипсисом воет саксофон!Проклинаю твой, Вселенная, масштаб!Марсианское сиянье на мостах,проклинаю,обожая и дивясь.Проливная пляшет женщина под джаз!..«Вы Америка?» – спрошу, как идиот.Она сядет, сигаретку разомнет.«Мальчик, – скажет, – ах, какой у вас акцент!Закажите-ка мартини и абсент».

1961

Лобная баллада

Их Величеством поразвлечьсяпрет народ от Коломн и Клязьм.«Их любовница – контрразведчицаангло-шведско-немецко-греческая…»Казнь!Царь страшон: точно кляча, тощий,почерневший, как антрацит.По лицу проносятся очи,как буксующий мотоцикл.И когда голова с топорикаподкатилась к носкам ботфорт,он берет еенад толпою,точно репу с красной ботвой!Пальцы в щеки впились, как клещи,переносицею хрустя,кровь из горла на брюки хлещет.Он целует ее в уста.Только Красная площадь ахнет,тихим стоном оглушена:«А-а-анхен!..»Отвечает ему она:«Мальчик мой, Государь великий,не судить мне твоей вины,но зачем твои руки липкиесолоны?баба я —вот и вся провинностьгосударства мои в устах,я дрожу брусничной кровиночкойна державных твоих усах,в дни строительства и пожарадо малюсенькой ли любви?ты целуешь меня, Держава,твои губы в моей крови,перегаром, борщом, горохомпахнет щедрый твой поцелуйкак ты любишь меня, Эпоха,обожаю тебя,царуй!..»Царь застыл – смурной, малахольный,царь взглянул с такой меланхолией,что присел заграничный гость,будто вбитый по шляпку гвоздь.

1961

Нью-йоркская птица

На окно ко мне садитсяв лунных вензеляхалюминиевая птица —вместо тела фюзеляжи над ее шеей гайковойкак пламени языкнад гигантской зажигалкойполыхает женский лик!(В простынь капиталистическуюЗавернувшись, спит мой друг.)кто ты? бред кибернетический?полуробот? полудух?помесь королевы блюзаи летающего блюдца?может, ты душа Америки,уставшей от забав?кто ты, юная химера,с сигареткою в зубах?но взирают, не мигая,не отерши крем ночной,очи, как на Мичигане,у однойу нее такие газовыепод глазами синячкиптица, что предсказываешь?птица, не солги!что ты знаешь, сообщаешь?что-то странное извнекак в сосуде сообщающемсяподымается во мневек атомный стонет в спальне…(Я ору. И, матерясь,Мой напарник как ошпаренныйСадится на матрас.)

1961

Антимиры

Живет у нас сосед Букашкин,в кальсонах цвета промокашки.Но, как воздушные шары,над ним горят Антимиры!И в них магический, как демон,вселенной правит, возлежитАнтибукашкин, академик,и щупает Лоллобриджид.Но грезятся Антибукашкинувиденья цвета промокашки.Да здравствуют Антимиры!Фантасты – посреди муры.Без глупых не было бы умных,оазисов – без Каракумов.Нет женщин —есть антимужчины,в лесах ревут антимашины.Есть соль земли. Есть сор земли.Но сохнет сокол без змеи.Люблю я критиков моих.На шее одного из нихблагоуханна и голасияет антиголова!…Я сплю с окошками открытыми,а где-то свищет звездопад,и небоскребы сталактитамина брюхе глобуса висят.И подо мной вниз головой,вонзившись вилкой в шар земной,беспечный, милый мотылек,живешь ты, мой антимирок!Зачем среди ночной порывстречаются антимиры?Зачем они вдвоем сидяти в телевизоры глядят?Им не понять и пары фраз.Их первый раз – последний раз!Сидят, забывши про бонтон,Ведь будут мучиться потом.И уши красные горят,как будто бабочки сидят……Знакомый лектор мне вчерасказал: «Антимиры? – Мура!..»Я сплю, ворочаюсь спросонок,наверно, прав научный хмырь.Мой кот, как радиоприемник,зеленым глазом ловит мир.

1962

«Я сослан в себя…»

Я сослан в себя, я – Михайловское,горят мои сосны, смыкаютсяв лице моем мутном как зеркалосморкаются лоси и перголыприрода в реке и во мнеи где-то еще – извнетри красные солнца горят,три рощи, как стекла, дрожат,три женщины брезжут в одной,как матрешки – одна в другой.Одна меня любит, смеется,другая в ней птицей бьется,а третья – та в уголокзабилась как уголек,она меня не проститона еще отомстит.Мне светит ее лицо,как со дна колодца – кольцо.

1961

Бьют женщину

Бьют женщину. Блестит белок.В машине темень и жара.И бьются ноги в потолок,как белые прожектора!Бьют женщину. Так бьют рабынь.Она в заплаканной красесрывает ручку, как рубильник,выбрасываясь на шоссе!И взвизгивали тормоза.К ней подбегали, тормоша.И волочили, и лупилилицом по лугу и крапиве…Подонок, как он бил подробно,стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг!Вонзался в дышащие ребработинок узкий, как утюг.О, упоенье оккупанта,изыски деревенщины…У поворота на Купавнубьют женщину.Бьют женщину. Веками бьют,бьют юность, бьет торжественнонабата свадебного гуд,бьют женщину.А от жаровен на щекахгорящие затрещины?Мещанство, быт – да еще как! —бьют женщину.Но чист ее высокий свет,отважный и божественный.Религий – нет, знамений – нет.Есть Женщина!..…Она, как озеро, лежала,стояли очи, как вода,и не ему принадлежала,как просека или звезда,и звезды по небу стучали,как дождь о черное стекло,и, скатываясь, остужалиее горячее чело.

1960

Осень в Сигулде

Свисаю с вагонной площадки,прощайте,прощай, мое лето,пора мне,на даче стучат топорами,мой дом забивают дощатый,прощайте.Леса мои сбросили кроны,пусты они и грустны,как ящик с аккордеона,а музыку – унесли,мы – люди,мы тоже порожни,уходим мы, так уж положено,из стен, матерей и из женщин,и этот порядок извечен,прощай, моя мама,у оконты станешь прозрачно, как кокон,наверно, умаялась за день,присядем,друзья и враги, бывайте,гуд бай,из меня сейчассо свистом вы выбегаете,и я ухожу из вас,о родина, попрощаемся,буду звезда, ветла,не плачу, не попрошайка,спасибо, жизнь, что была.На стрельбищахв 10 балловя пробовал выбить 100,спасибо, что ошибался,но трижды спасибо, что́в прозрачные мои лопаткивошла гениальность, какв резиновую перчаткукрасный мужской кулак.«Андрей Вознесенский» – будет,побыть бы не словом, не бульдиком,еще на щеке твоей душной —«Андрюшкой»,спасибо, что в рощах осеннихты встретилась, что-то спросилаи пса волокла за ошейник,а он упирался,спасибо,я ожил, спасибо за осень,что ты мне меня объяснила,хозяйка будила нас в восемь,а в праздники сипло басилапластинка блатного пошиба,спасибоно вот ты уходишь, уходишь,как поездотходит, уходишь…из пор моих полых уходишь,мы врозь друг из друга уходим,чем нам этот дом неугоден?ты рядом и где-то далёко,почти что у Владивостока,я знаю, что мы повторимсяв друзья и подругах, в травинках,нас этот заменит и тот —«природа боится пустот».Спасибо за сдутые кроны,на смену придут миллионы,за ваши законы – спасибо,но женщина мчится по склонам,как огненный лист за вагоном…Спасите!

1961

Монолог битника

Лежу, бухой и эпохальный.Постигаю Мичиган.Как в губке, время набухаетв моих веснушчатых щеках.В лице, лохматом, как берлога,лежат озябшие зрачки.Перебираю, как брелоки,прохожих огоньки.Ракетодромами гремя,дождями атомными рея,плевало время на меня,плюю на время!Политика? К чему валандаться?Цивилизация душна.Вхожу, как в воду с аквалангом,в тебя, зеленая душа…Мы – битники. Среди хулымы – как звереныши, волчата.Скандалы точно кандалыза нами с лязгом волочатся.Когда магнитофоны ржут,с опухшим носом скомороха,вы думали – я шут?Я – суд!Я – Страшный суд. Молись, эпоха!

1961

«Бегите – в себя, на Гаити, в костелы…»

Э. Неизвестному

Бегите – в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты —бегите!Нас темные, как батыи,машины поработили.В судах их клевреты наглые,из рюмок дуя бензин,вычисляют: кто это в Англиивел бунт против машин?Бежим!..А в ночь, поборовши робость,создателю своемукибернетический робот:«Отдай, – говорит, – жену!Имею слабость к брюнеткам, – говорит. – Люблюна тридцати оборотах. Лучше по-хорошему уступите!..»О хищные вещи века!На душу наложено вето.Мы в горы уходим и в бороды,ныряем голыми в воду,но реки мелеют, либоВ морях умирают рыбы……Душа моя, мой звереныш,меж городских кулисщенком с обрывком веревкиты носишься и скулишь!А время свистит красивонад огненным Теннесси,загадочное, как сиринс дюралевыми шасси.

1961

«Я – семья…»

Ж.-П. Сартру

Я – семьяво мне как в спектре живут семь «я»,невыносимых, как семь зверей,а самый синийсвистит в свирель!А весноймне снитсячто я – восьмой!

1962

Противостояние очей

Третий месяц ее хохот нарочит,третий месяц по ночам она кричит.А над нею, как сиянье, голося,вечерами разражаются глаза!Пол-лица ошеломленное стекловертикальными озерами зажгло.…Ты худеешь. Ты не ходишь на завод,ты их слушаешь, как лунный садовод,жизнь и боль твоя, как влага к облакам,поднимается к наполненным зрачкам.Говоришь: «Невыносима синева!И разламывает голова!Кто-то хищный и торжественно-чужойсвет зажег и поселился на постой…»Ты грустишь – хохочут очи, как маньяк.Говоришь – они к аварии манят.Вместо слез —иллюминированный взгляд.«Симулирует», – соседи говорят.Ходят люди, как глухие этажи.Над одной горят глаза, как витражи.Сотни женщин их носили до тебя,сколько муки накопили для тебя!Раз в столетие касается людейэто Противостояние Очей!..…Возле моря отрешенно и отчаяннобродит женщина, беременна очами.Я под ними не бродил,за них жизнью заплатил.

1961

Рублевское шоссе

Мимо санаторияреют мотороллеры.За рулем влюбленные —как ангелы рублевские.Фреской Благовещенья,резкой белизнойза ними блещут женщины,как крылья за спиной!Их одежда плещет,рвется от руля,вонзайтесь в мои плечи,белые крыла.Улечу ли?Кану ль?Соколом ли?Камнем?Осень. Небеса.Красные леса.

1961

Пожар в Архитектурном институте

Пожар в Архитектурном!По залам, чертежам,амнистией по тюрьмам —пожар! пожар!По сонному фасадубесстыже, озорно,гориллой краснозадойвзвивается окно!А мы уже дипломники,нам защищать пора.Трещат в шкафу под пломбамимои выговора!Ватман – как подраненный,красный листопад.Горят мои подрамники,города горят.Бутылью керосиновойвзвилось пять лет и зим…Кариночка Красильникова,ой! Горим!Прощай, архитектура!Пылайте широко,коровники в амурах,райкомы в рококо!О юность, феникс, дурочка,весь в пламени диплом!Ты машешь красной юбочкойи дразнишь язычком.Прощай, пора окраин!Жизнь – смена пепелищ.Мы все перегораем.Живешь – горишь.А завтра, в палец чиркнувши,вонзится злей пчелыиголочка от циркуляиз горсточки золы……Всё выгорело начисто.Милиции полно.Всё – кончено!Всё – начато!Айда в кино!

1957

Сирень «Москва – Bаршава»

Р. Гамзатову

11. III.61

Сирень прощается, сирень – как лыжница,сирень, как пудель, мне в щеки лижется!Сирень заревана,сирень – царевна,сирень пылает ацетиленом!Расул Гамзатов хмур, как бизон.Расул Гамзатов сказал: «Свезем».

12. III.61

Расул упарился. Расул не спит.В купе купальщицей сирень дрожит.О, как ей боязно! Под низомколеса поезда – не чернозем.Наверно, в мае цвесть «красивей»…Двойник мой, магия, сирень, сирень,сирень как гений! Из всех однана третьей скорости цветет она!Есть сто косулей —одна газель.Есть сто свистулек – одна свирель.Несовременно цвести в саду.Есть сто сиреней.Люблю одну.Ночные грозди гудят махрово,как микрофоны из мельхиора.У, дьявол-дерево! У всех мигрень.Как сто салютов, стоит сирень.

13. III.61

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2